А в Лондоне дожди (джен)

И льётся дождь сквозь яркие лучи света фонаря на крыше ТАРДИС. И блещет отражение её в безкрайних лужах тратуара. И снова она открыла свою дверь для него в пространство, лишённое норм всемирного понимания.

— Ты же Алек Харди, верно? — спросил тип в серых кедах, облакотившись об закрытую дверь будки. — Извини...

— Почему ты похож на меня? Там, в той комнате, ты сказал, что ты моя копия?

— Я правда так сказал? — задумался Доктор, уставив свой взгляд куда-то в пустоту.

Алек, не отвечая на столь странный вопрос, молча двинулся в сторону вокзала, чтобы сесть на первый поезд и к утру уже быть в Бродчерче, давать интервью прессе. Не успел тот обойти будку стороной, как сразу его остановил Доктор:

— Оу, постой! Я... Я не специально. Я смогу всё объяснить! — уверял он.

— Тогда, объясни, почему я за последние три часа увидел трёх людей с моим лицом?

— Трёх? Можешь сразу вычеркнуть из своего списка меня, ведь я не совсем человек.

— "Не совсем человек"? Это ещё что значит?

— Ну, знаешь, я не с Земли...

Алек снова направился покупать билеты в купе поезда.

— Сейчас не 2013 год!

А эта фраза остановила Алека Харди по-настоящему. Он встал, как вкопанный. С его шотландских бровей стекали капли дождя, заливая его веки ледяной водой, а кости челюсти застыли в фазе начала слова.

"Как я мог так ослепнуть?" — пронеслась со скоростью чёртовой дюжины миль в час мысль в голове Алека. А то и было правдой, ведь улицы были полны людьми, движущихся в едином потоке чёрных силуэтов. Их гудроновые колоши разносили воду луж по грязной брущатке. Мимо которой проезжали такие же грязные топорные формы автомобилей, принося за собой новые волны и окатывая ими дам в ярких мешкообразных одёжах с лакированными лохмами на голове, местных модников с телефонами-кирпичами возле уха и жалких бездомных псов, прибившихся к стенке автобусной остановки.

— Сейчас 26 мая 1993 года. Я могу всё исправить и вернуть тебя в своё время, если, конечно, ты не желаешь остаться.

* * *

За деревянными дверями столь странной будки открылось ни чуть не правдоподобное пространство, неведомое старому взору человека: абсолютно белое куполообразное помещение освещалось сотнями круглыми светильниками, утыкаными по всем стенам и частично по потолку, в пространстве комнаты пересекались друг с другом будто невесомые пандусы, а посреди купола от пола до потолка стояла ещё более монументальная и такая же светлая стеклянная колонна, которая, как и старая, была окружена консолью, совсем новой и такой же белой, как всё остальное в помещении. Всё выглядело нереальным, иным и странным, но отголоски прошлого, которое было три часа назад, остались, как, к примеру, эта копоть на стекле колонны, видимо, от недавнего возгорания или пролитый чай на полу.

— Ты видел ещё двоих, верно? — задал вопрос Доктор, переключая тумблеры на панели.

— Да. Один тоже не был похож на человека.

— Правда? — насторожился пилот.

— Да, его звали Кроули, его выдали ярко-жёлтые глаза.

— Кроули? — задумался тот. — Вероятно, это был Демон. Они меняют облик, как им вздумается.

— Демон? И мне это говорит инопланетянин с синей будкой. Вероятно, это просто мой бредовый сон.

— Я даже знаю пару американцев из Канзаса, которые специализируются именно на Демонах, призраках и Ангелов от части, — прижавшись ладонями к железу, Доктор с улыбкой посмотрел на потолок и произнёс. — Оу, если бы сны были такими красочными, то нам не пришлось бы просыпаться вовсе. Говоришь, что там ещё был третий? — спросил из-за плеча.

— Этого звали Бартемиус.

— Из "Гарри Поттера" который?

— Ты же его видел. Он растворился в чёрном дыму.

— Я видел трёх карманников, которые обчищали тебя. Один был в чёрном, который, по всей видимости, стоял на шухере, — Доктор поворачивается к Алеку лицом и замирает от увиденного.

Бледное, сырое лицо Алека Харди рассекла красная черта на половины, проходя по правой части лба, окрасив уголок брови в алый, очертив нос с краю и пропитав край губы вкусом солёной брусники.

— Оу, видимо, ты сильно ударился головой об асфальт...

Всё в глазах его теряло смылса и света. Померкли сие очи блудливого сына с южных краёв клочка земли старого мира. И звенело слово в слухе онемевшем. Слово столь сильно ласкающее душу, заставлющее позабыть все грехи чужого человека. И этим словом было "извини".