Пиратская песнь (джен)

Примечания:

Warning!

Есть описание человеческой жестокости!

От самой пристани Республики Пиратов разливался необычайный дух этого редкого места. Как только Тортуга прекратила своё существование в виде флибустьерской базы, истинная пиратская жизнь царила именно тут. Уже подходя к берегу на шлюпе, можно было увидеть дерущихся пьяниц, выворачивающегося наизнанку больного старика, потрёпанных продажных женщин и безногих-безруких калек — пиратов с богатым стажем. На грязных улицах бедняки поедали что-то вонючее и явно сгнившее, вызывая отвращение. Да и сама Республика, несмотря на слова Французика, что место стало облагороженным, казалась самой настоящей клоакой. Почти как нужник корабля, только размером с Санто-Доминго.

— В Республике Пиратов кабаки и бордели,

Где пираты танцуют и пьют до упаду,

На улицах витает запах пороха и крови,

А драки и поножовщины — обычное дело!

Ника в ужасе смотрела на пункт прибытия и старательно пачкала сажей из камина себе лицо, надвигая бандану пониже на глаза. Слишком уж отвратным казалось место. На фоне постоянно сплёвывающих, грубых, шрамированных или покалеченных мужиков экипаж Мести предстал невероятно чистоплотным и вежливым. Даже Чёрный Пит теперь выглядел истинным джентльменом в сравнении с обитателями этого кошмара. Увы, поделиться впечатлениями было не с кем. Речь не вернулась. По вечерам Шэй тайком от команды перебирался с Никой на корму и под прикрытием принимающего лунные ванны Пуговки всячески пытался заставить онемевший рот снова говорить.

Это очень напоминало странную гимнастику для лица и шеи. Кенуэй показывал на себе и заставлял её повторять все странные действия. Открывать рот, кривляться, разминать щёки и горло, «правильно» выдыхать и пытаться снова и снова выдавить из себя какие-нибудь звуки. Успехов не было, но отчаиваться юной донье он не позволял и украдкой по несколько раз в день гладил её по голове, чтобы поддержать. Видя её кровавые мозоли от грубой работы, не раз отстранял от дел и занимал её место, чтобы ранки успели затянуться. За дисциплиной на Мести никто не следил, и подобные самоволки никак не отмечались. Зато, попав в продолжительный штиль, для поднятия настроения подруги он понемногу начал учить её рулить кораблём.

Сходя на видавший лучшую жизнь причал Республики Пиратов, Ника нервно вцепилась в рукав мундира Кенуэя, боясь, что её вот-вот кто-то из пугающего сброда утащит и… съест.

— Помню, когда сдесь было всё сурово, — по-стариковски скрипел Пит, бодро отправляясь в родную обитель. — А сейтяс у руля Испанка Тзеки.

— Когда было? — скривился Таракан, с негодованием глядя по сторонам, пока они проходили мимо первых встречных домов. — Я тебя умоляю. Здесь убого! Это что, магазин сувениров?!

На всё, что выглядело не отвратительно и действительно привлекало внимание Ники, они смотрели, как инквизиция на еретиков. Желание сжечь всё хорошее читалась в глазах этих авантюристов.

Завершали высадку пленный англичанин, капитан Боннет и Люциус. При взгляде на них Ника утратила все правила приличия и открыто показала на троицу пальцем, привлекая внимание Кенуэя. Друг детства едва слышно хрюкнул в ладонь, надвигая свою простенькую треуголку на глаза. Да, внешность Шэя не выглядела слишком уж запоминающейся — волосы тёмные, такие же тёмные глаза, кожа смуглая от постоянного нахождения на солнце, из заметного можно запомнить лишь орлиный нос. Но осторожность превыше всего. Любой случайный свидетель, запомнивший внешность молодого Кенуэя мог доставить слишком много проблем. «Братья» старались выглядеть незаметнее песчинок на морском берегу.

Следует отдать капитану должное — он невольно помог своему экипажу стать по-настоящему невидимым. Кроме Люциуса. Боннет превзошёл самого себя, когда высадился в самом настоящем французском парадном мундире пронзительно белого цвета. Удивительно, что такое чудо сохранило свою идеальную ослепительную белизну на пиратском корабле. От ярких солнечных зайчиков, которые отбрасывали отполированные пуговицы, можно было ослепнуть. Капитан казался белоснежным павлином на помойке жизни. Но, что ещё комичнее, он заставил писаря одеться полностью под стать себе. Таким образом Республика Пиратов имела честь лицезреть целых двух белоснежных павлинов. Просто, вместо грациозного хвоста, похожего на снежинку, были два странных пирата, притягивающих все взгляды на себя.

— Капитан, мне кажется, что такой наряд — это большая ошибка! — ныл Люциус, страшащийся касаться своего облачения даже руками, из-за чего все его движения стали неуклюжими.

— Это хитрый план! — отрезал Боннет, проявляя неожиданную твёрдость. — Встречают по одёжке, друг мой. По одёжке!

Жестокостью судьбы, едва Люциус встал на твёрдую землю, как перед ним возник мужик, истекающий кровью после поножовщины, и последними своими действиями превратил белоснежный французский жюстокор в месиво, которое уже никак нельзя было отстирать. Шокированный писарь успел лишь истерически кричать слово «нет» на все лады. Бесценные одежды недолго оставались прекрасными. Удивительно, но капитан во всём этом царстве грязи и нечистот оставался идеально чистеньким, продолжая носить одежду с естественной дворянской грацией.

«Получается, что встречать по одёжке можно сколько угодно, но тебя или научили носить богатые одежды, или быть тебе Люциусом», — с удивлением отметила Ника.

Пока капитан бодро вышагивал по Республике и голосом умелого торгаша предлагал на продажу «здорового, крепкого и послушного раба», команда весело разбежалась каждый в свою сторону. Последними вслед за капитаном шли Таракан, Французик и Чёрный Пит, но и они свернули в сторону, когда на горизонте показалась первая заманчивая таверна, предлагающая прямо с улицы еду, крепкие напитки и женщин. Полное обслуживание моряков дальнего плавания. Боннету не слишком везло с продажей. Заинтересовался только неприятный коренастый бородач, решивший, что англичанина сдают «в аренду», подобно проститутке. Получив отказ, он предпринял попытку снять Стида с Люциусом, а после окончательно утратил интерес к продаже.

— Не могу поверить! — возмущался капитан. — Неужели мы похожи на проституток?!

— На очень неуспешных, сэр, — уныло отозвался писарь.

В какой-то момент Ника умудрилась потеряться. Как такое произошло, даже она не могла понять. Что удивительно, обычно от Кенуэя при всём желании невозможно скрыться. Он не только обучался быть разведчиком. Мэри Кенуэй явно натаскивала сынка азам своей деятельности тайной полиции и шпионажа. Но совершенно случайно, не нарочно, буквально на секунду отвлёкшись на те самые сувениры — Ника осталась одна. Секунда — и ни одного знакомого лица. Воспитанная Аделаидой де Очоа дочь никогда не боялась оказаться потерянной. Дома матушка учила её следовать ориентирам и уверенно чувствовать себя в любой среде.

«Я знаю, где корабль. Я знаю, когда капитан планирует отбывать. Следовательно, я не потерялась. Я просто пошла своей дорогой! — решительно кивнула себе ряженая донья. — Воспользуюсь шансом без надзора Кенуэя посмотреть на самых настоящих пиратов. Может, кто знает, встречу того самого с золотым сердцем… только поговорить с ним теперь не смогу…»

Она прошла мимо потускневшего плаката, предлагающего всем охотникам за головами принести на суд Испанки Джекки некую Бонифацию за пятьдесят дублонов, и углубилась в улицы. Республика всё больше отвращала. Ничего из того, что Ника читала про обитель благородных флибустьеров, тут не проглядывало. Всё познаётся в сравнении. Как отталкивающая с первого взгляда команда Мести на фоне обитателей Республики стала куда приятнее даже внешне, так и сам шлюп превратился в шикарный и чистый корабль при виде улиц и того, что на них творилось. Даже нужник показался совсем не смердящим. В этих подворотнях воняло куда хуже.

Ника продолжала идти, хоть её нежное сердце протестовало против таких прогулок, разбиваясь всё сильнее от полученных открытий. Отец и матушка, слова которых относительно пиратства в глазах юной доньи были несправедливы, вдруг стали полностью верны в своей оценке. Она облазила Санто-Доминго вдоль и поперёк, чуть менее подробно знала ближайшие городки и поселения. Посещала в облике обычного мальчишки улочки самых забытых закоулков, но таких мерзких мест не видела.

Настолько грязного, отвратительно беспробудного пьянства, отчаянной нищеты, грязи и пороков в Эспаньоле не было. Сколько беглянка себя помнила, на острове царил порядок. Небогатые люди, конечно же, существовали, имелись калеки, сироты и женщины, оставшиеся без кормильцев, но никто из них не опускался настолько. Только сейчас это начало доходить до Ники — в Эспаньоле наведён порядок. Не только наведён, но и поддерживается силами обоих родителей. Тот самый порядок, который она принимала как нечто само собой разумеющееся.

Любопытство вперемешку с ужасом гнало её всё дальше по улицам Республики. Смешно, такое громкое название и такой ничтожный кусочек суши. В узких подворотнях пьяницы, ничуть не смущаясь, справляли малую и большую нужду, чуть дальше уличные продажные женщины позволяли чуть более состоятельным забулдыгам сношать себя подобно животным. Последнее легло в память особенно тошнотворным пятном. Всюду чувствовалась вонь. Она, словно набор всех смертных пороков, впитывалась в поверхности и угрожала растворить в себе то краснеющую, то бледнеющую донью. От настолько откровенной демонстрации человеческой низости у Ники кружилась голова. Или это последствия контузии так и не прошли?

Всё внутри противно переворачивалось от увиденного и разбивалось на части подобно дорогим хрупким вазам. Её наивная душа или её глупое сердце? Или оба? Под ногами хрустело стекло от разбитых бутылок какого-то пойла, но Нике казалось, что она топчет осколки собственных грёз о благородных флибустьерах с золотыми сердцами. Не верить экипажу Мести не было ни единой причины. Это обитель настоящих пиратов. Как же прав был отец, когда называл их крысами! Республика Пиратов как никогда походила на царство нечистот, в которых размножается крысиные царство. Знал бы отец, насколько она теперь согласна с его суждениями относительно пиратов, расхохотался бы.

Мысли о родителях прервал отчаянный женский крик. Нет, даже не женский — девичий. Донья, недолго думая, побежала на звук. Не бросать же в беде неизвестную девушку. По улочкам пришлось знатно поплутать, прежде чем она вышла к жутковатого вида дому. Строили его наверняка в несколько приёмов и различные строители. Каждый этаж отличался от предыдущего и сильно уродовал общую конструкцию. Окна и балконы не сходились друг с другом и казались обречёнными жертвами готовящейся обвалиться перекошенной крыши. Но та всё не спешила опадать. Дом не только не хотел обрушиваться, он ещё и гордо носил аляповатый красный цвет, привлекая всеобщее внимание. Бордель. А под его крыльцом не кричала, а плакала девочка едва ли старше Ники.

Осторожность твердила развернуться и бежать к кораблю, но ряженая донья редко её слушала. Тихим шагом, словно перед ней находился лесной зверёк, которого она могла запросто спугнуть, Вероника заползла под крыльцо борделя. Плачущая девушка при виде её лишь ещё горше зарыдала. В её внешности просматривалось что-то испанское. Смугленькая, темноглазая и достаточно миловидная. Разве что слёзы очень сильно искажали её черты. Безумно хотелось сказать что-то утешающее, узнать, всё ли с ней хорошо, кто её обидел, но немой рот не пожелал вот так сразу исцеляться ради важного момента. Ника открыла было рот, но с него не сорвалось даже мышиного писка. Хороша поддержка, нечего сказать! Всё, что она могла сделать, так это поделиться лепёшками, которые утром приготовил Таракан, а она, не доев, взяла с собой. При виде предложенной еды незнакомка оживилась и, накинувшись на хлеб, сквозь слёзы начала судорожно говорить.

— Я д-д-д-думала, что всё не так стр-р-р-р-рашно, — нервно икая, начала она свою исповедь. — Здесь все так зарабатывают, чем я лучше? Отец продал меня неделю назад. А сегодня был мой п-п-п-п-первый клиент. Я д-д-д-думала, что смогу, но ис-с-с-с-спугалась. Я просила его, умоляла, но он сказал, что за девственницу заплатил двойную цену и не собирается…

Она вновь заплакала. Ника смотрела на неё во все глаза. В её возрасте в бордель?! Отец продал?! Да как так!!! Перед глазами встала картина грязной, пугающе побитой жизнью и чьими-то кулаками продажной женщины и того процесса, который вытворял с ней какой-то пьяница.

«Пират, — мысленно поправила себя Ника, — здесь все пираты. Это то самое, что они делают…»

Романы, разумеется, не упускали моментов с соитием, но описания выходили настолько неправдоподобно возвышенными, что при всём желании девушка не могла понять, что именно происходило между главными героинями и их избранниками. Слишком уж странные метафоры. Пещеры наслаждений, нефритовые жезлы и другие предметы взаимодействовали друг с другом, пока Ника пыталась понять, нет ли в этом месте каких-то проблем с переводом или авторской трактовкой. Происходящее в подворотне совсем не походило на что-то возвышенное и личное, напротив, это было нечто до того отвратительное, что от воспоминаний Нике становилось физически гадко. Внутри будто ледяные змеи сворачивались в клубок. Но история плачущей девушки подняла отвращение на новую высоту:

— Он… Он просто сорвал с меня одежду, бросил на к-к-к-кровать животом и… — только сейчас до Ники дошло, что девушка, сидящая под лестницей, совсем неодета. Только надорванное неглиже и покрывало на плечах. Слёзы набирали силу, незнакомке очень уж нужно было выговориться. — Мне никогда в жизни не было так больно. Мне до сих пор больно там! Я будто душой сбежала, а моё тело всё ещё в комнате, а он продолжает… На простынях осталась кровь и три монеты на подушке за услуги. Моя жизнь теперь будет именно такой, да?!

Последний вопрос явно уже относился к Нике. Незнакомка потребовала ответа у первого встречного мальчишки. Видимо, более надежных советчиков в её жизни не было. Ряженая донья осторожно коснулась плеча девушки, пожала плечами и покачала головой.

— Чего ты молчишь?! — разозлилась девушка. — Чего ты вообще сюда припёрся? Очень мне нужно было эта… это.

Не выдержав, она выскочила из-под крыльца и моментально попала на глаза какой-то престарелой женщине, от вида которой сжалась в комочек. Нике оставалось только догадываться, кем та являлась, но наверняка при власти. Быть может, главная в борделе? Владелица?

— Ах ты пигалица! Подзаборная шлюха, — плюнула она на девочку и отвесила ей тяжёлую оплеуху. — Клиент ушёл недовольным. Такой удар по репутации! Живо в комнату. Сегодня работаешь бесплатно. Тебя уже дожидаются два клиента. Им хочется вдвоём одну…

— Нет-нет-нет! — завизжала та. — Пожалуйста, мадам Жоззи, не надо. Прошу, только не так. Я не могу. Мне больно!

— Всем больно. Потом привыкнешь, будешь получать не только деньги, но и удовольствие. Или хочешь на улицу с голоду подыхать? На твоё место десяток найдётся мелких соплюшек. Что головой крутишь? То-то же! Пошла! — отмахнулась от неё мадам, но под конец «смилостивилась»: — Хрен с тобой, двоих отдам Марии, она опытная. Тебе зелёного юнгу, он девственник, к тому же пьяный в дрова. За пять минут управишься.

Спустя два подзатыльника они скрылись в борделе. Ника с круглыми от увиденного глазами выползла из-под лестницы. В голове начала выстраиваться страшная картина, как эта девочка, сегодня ещё плачущая по поруганному телу, однажды станет той опустившейся продажной женщиной из подворотни. Как там она говорила, здесь все зарабатывают в борделе? Вот такая она, жизнь среди пиратов?

«Я хочу домой. Хочу домой. Домой!» — мысленно повторяла она, понурив голову.

Стараясь ничего не касаться, она поплелась в сторону корабля. Прогулка по Республике неприятно затянулась. На второй раз демонстрация человеческой низости ранила меньше. Больше не было такого шока, от которого душа будто грязными пятнами покрывалась. Лишь тяжёлая скорбь, что такое существует и она это видела. Ника не шелохнулась, когда обнаружила на своём пути мёртвого человека с перерезанным горлом. Это Республика Пиратов. Они именно такие, а не как в этих дурацких романах! Внутри ничто не всколыхнулось, когда она перешагивала через тело, чтобы идти дальше.

* * *

Шэй нашёл её застывшей около тела ещё одной девочки с несчастной судьбой. Возможно, она тоже кричала, но Ника её не услышала. Никто не услышал. Кроме тех, кто совершил с ней самое страшное. Темнокожая, как Олуванде, в обрывках одежды, лежащая на дороге в отвратительно красной луже. Сначала Ника окинула её мимолётным взглядом, но стоило бросить ещё один, как тело прошибло холодным потом.

Синяки. Страшные лилово-красные кровоподтёки, уходящие в трупно-чёрный цвет. Ими были покрыты бёдра бедняжки. Бёдра раскинутых в разные стороны ног. Ещё синяки на руках и несколько на лице, разбитая губа и раскрытые глаза, неподвижно смотрящие в небо. И больше никаких ран. Её не задушили, не зарезали и не застрелили. Судя по вмятинам на земле, вокруг девушки стояло несколько грузных персон. Несколько грузных персон творили с ней самое страшное, пока она не умерла. В боли, отчаянии и криках.

— Ник… как только ты умудряешься убегать! — рявкнул на неё подоспевший Кенуэй, но заметил мёртвую девушку и осёкся. — Так, пошли отсюда. Нечего смотреть на это… эту…

Он не удивился и не ужаснулся, он выглядел привычным к подобной картине. Из равновесия его выбила не мёртвая девушка, не причина её смерти, а то, что изнеженная донья увидела эту сторону жизни. Ника не сопротивлялась. После всех впечатлений она чувствовала себя одновременно переполненной этим гадким местом и опустошённой.

Она всё же не выдержала, когда они оказались где-то у каменистого берега слева от пристани. Неудобный пустырь, в котором не нашлось места для мёртвых тех, погубленных жизней и прочей скверны. Ника сделала неосторожный шаг и провалилась в воду по колено, вспугнув местную лягушку. Та обиженно квакнула и скрылась в камыше. Обыкновенная маленькая зелёная лягушечка. Отчего-то именно эта невинная простота вызвала неконтролируемый поток слёз.

Дома Вероника никогда не плакала. Даже когда мама и папа с братьями надолго пропали, оставив её одну. Тогда ей не исполнилось четырёх лет. Подходящее время для слёз, но девочка под опекой Хуана и Хорхе оставалась предельно спокойной. Плач не вернёт родителей, значит, нужно спокойно ждать, когда они вернутся. Но именно сейчас слёзы казались чем-то жизненно необходимым. Всё, чем её переполнила Республика Пиратов, требовало выхода. Хотелось кричать от безысходности, от несправедливости и от ужасов всего увиденного. Как люди могут так жить? Как кто-то может облагораживать этот уклад глупыми романами про волшебную и прекрасную жизнь пиратов? Почему?

Голос так и не вернулся. Плакала она беззвучно. Шэй понимающе держал её в объятиях. Как и после острова Краба, он гладил её по голове и согревал затылок своим дыханием. Что-то говорил. Что-то утешающее, но слов она не запомнила. Наверное, они были приятными, жаль, что не помогали. Как никогда, ей требовалось говорить, выплеснуть свои переживания и мысли, но именно в этот важный момент она оставалась немой. Он не видел то, что видела она, не слышал…

— Она была рабыней, темнокожей, так ещё и женщиной. Здесь такое в порядке вещей. За подобное только в Эспаньоле наказывают по всей строгости, благодаря Аделаиде… Ты всё это видишь впервые потому, что наши родители построили вокруг нас царство порядка и закона без убийц, насильников, умирающих от голода детей, разброда и шатания, — негромко ответил он на один из её неозвученных вопросов.

«И все видели это. Все ценили этот дар. Мои братья и Мария с Шэем были готовы сменить однажды родителей, чтобы сохранить царство порядка. Все это понимали, кроме тебя, богатенькая дочка, влюблённая в пиратов!» — с горечью мысленно закончила она за него.

Слёзы помогли успокоиться. На время опереться о друга, как о надёжную стену, что защитит ото всех невзгод, и немного позволить себе быть напуганной девочкой, порезавшейся об острые грани разбитых грёз. Мир благородных флибустьеров померк, став уродливым до той меры, когда хотелось сжечь дотла этот остров. Вытащить тех, кого ещё можно спасти, и оставить остальных. Чтобы эта тошнотворная чернота не заражала хорошие места.

«Отец был бы очень рад таким мыслям, — вдруг подумалось ей. — Наконец-то глупая дочь начала думать, как взрослый человек!»

Слёзы закончились. На их место навалилась усталость. Хотелось поскорее покинуть это место. Увы, единственным кораблём с экипажем, которые внушали хоть какое-то доверие, была Месть. Осталось только составить план, как-нибудь убедить Стида остановиться в Порт-Ройал для пополнения запасов и сойти в относительно спокойном месте. Если повезёт, то родители так ничего и не узнают, хотя теперь с немотой придётся держать ответ.

— Идём, тебе сейчас не помешает выпить, — повёл её куда-то Кенуэй. — Однажды ты бы всё равно столкнулась с этой правдой, просто… Прости, что не уследил. Этот способ слишком уж…

В ближайшем кабаке, куда они попали, не прекращался умеренный кутёж. Судя по выбитой надписи у дверей, владелицей места являлась некая Испанка Джеки. На фоне всей Республики это место можно было назвать даже элитным. Плевки летели в плевательницы, пьянство выглядело почти безобидным и никто не дрался. Неудивительно, что именно тут они увидели капитана с Люциусом и пленником, а за одним из столиков — Олуванде с Джимом и какой-то суровой темнокожей женщиной.

Достаточно было только войти, чтобы взгляд приковался к этой женщине. Про неё можно было однозначно сказать, что она пользуется авторитетом, правом сильного и немалыми финансами. Пусть в самых шикарных белоснежных дворянских одеждах щеголял Боннет, а в заляпанных каким-то розовым пойлом рядом стоял Люциус, эта дама носила однозначно дорогие одежды, шитые для неё. Красный бархат, многослойное жабо, шёлковая рубашка с кружевами на рукавах. Мощная, словно амазонка, пугающая, как людоед, и явно знаменитая, поскольку вокруг неё все ходили осторожно и с уважительными кивками.

«Да уж, некоторые просто не созданы для дорогих одежд», — с сочувствием смотрела Ника на писаря, камзол и рубашка которого были безнадёжно испорчены.

Кенуэй провёл её мимо что-то обсуждающего с потенциальным покупателем капитана, мимо стола с напряжённым Олуванде и спокойно воркующей с немым Джимом женщиной, прямо к барной стойке.

— О, вернулся, Красавчик Кенни. Не понравились другие заведения? — хмыкнул бармен, намекая, что за сегодня эта встреча у них не первая.

— Не хворай, Джеральд, — отмахнулся Шэй, — брата искал. Налей нам чего-нибудь расслабляющего. И без человечины. Носы нам не по вкусу.

«Носы?» — удивилась Ника и с любопытством начала смотреть по сторонам, благо глаза наконец привыкли к полутьме, освещаемой несколькими свечами тут и там.

Огромная бадья с отрезанными носами покоилась в десяти шагах от них. Настоящие отрубленные носы! И, что ещё более удивительно, жидкость в бадье являлась каким-то напитком. Вот уж чего точно не могли выдумать людоеды с первого посещённого острова. Мало того, здесь на полном серьёзе подавали кровь, жижу из банки с кишками и даже мозгами.

— Приятель, — привлёк её внимание бармен, — желаешь чего-то конкретного?

Донья растерянно перевела взгляд на «брата», затем посмотрела снова на Джеральда и пожала плечами.

— Неразговорчивый пацанчик, да?

— Немой, — уточнил Кенуэй голосом, не предполагающим к продолжению беседы.

— Одни немые, — фыркнул бармен и выдал в обмен на несколько монет бутыль и две видавшие лучшие времена кружки. — Поговорить не с кем!

Они прошли мимо лучшего стола, за которым сидела троица с нервным Олуванде и, как и все, почтительно поздоровались кивком с сидящей там женщиной. Вблизи оказалось, что одна из её рук деревянная, но выполнена настолько умело, что частично заменяла настоящую. Искусственные пальцы весьма ловко держали сигарету, а сама женщина казалась самым страшным хищником в этом кабаке.

Свободный столик хоть и не сразу, но нашёлся. Дешёвое крепкое пойло наполнило кружку из непонятного материала, напоминающего что-то металлическое. От запаха Ника скривилась, но Шэй не собирался дожидаться, когда донья, едва цедившая дорогое вино под присмотром родителей, будет готова, и бесцеремонно прижал кружку к её губам.

— Пей, — приказал он и добавил чуть мягче: — Полегчает.

Ника попыталась проглотить гадкое жгучее нечто. Горло так пекло, что она едва не закашлялась, растерянно глядя на ещё одну листовку награды за поимку некоей Бонифации Хименез. Всего пятьдесят дублонов.

«Больше на бумагу потратились, чем на вознаграждение, — пролетела мысль, отвлекающая от неприятного горячего ощущения в животе. Она будто проглотила огонь. — Интересно, эта Бонифация родственница нашему Джиму или просто одинаковые фамилии?»

Тем временем восторженный Боннет пробовал сок из банки с носами и внешне казался очарованным Республикой Пиратов. Ника невесело хмыкнула. С каким-то садистским удовольствием она теперь ожидала, когда его наивная картина мира разрушится. Интересно, как он себя поведёт в такой ситуации? Следующая кружка обжигающего пойла пошла куда лучше предыдущей. Снова невыносимо пекло горло, но всё увиденное на улицах постепенно начало отпускать. Настолько постепенно, что Ника смогла как следует прочувствовать, насколько железная хватка оказалась у её переживаний.

Дальше пить стало ещё проще. Гадко, но просто. Шэй где-то раздобыл что пожевать. Ника предпочла не спрашивать, что именно она ест и из кого оно сделано. Просто жевала что-то напоминающее лепёхи. Тем временем капитан уже не так бодро пил сок из носов. Бармен в красках описал ему процесс получения главного ингредиента. И пока тот кривлялся, донья ловила себя на спокойном принятии кабака, в котором дебоширов лишают носов. Лишь мысленно отметила это как вескую причину спокойствия и тишины в этом питейном заведении.

— Там несколько моих друзей, — кивнул капитану внезапно появившийся Лёгкая Рука.

При виде этого пирата и двоих его спутников бармен заметно стушевался и старался держать язык за зубами.

— Снова ты?! — поразился Боннет, в то время как Джеральд с поклоном наливал Руке чего-то по виду хорошего:

— Мистер Лёгкая Рука, добро пожаловать. Давно не заглядывали.

Последний тёплым приёмом не впечатлился и даже позволил себе сплюнуть на пол. Как ни странно, страшной расплаты не последовало.

— Да, ненавижу этот гадючник, — после демонстрации всего своего презрения бармену и женщине, сидящей с Олуванде и Джимом, он повернулся к Стиду: — Но по какой-то необъяснимой причине мой капитан хочет поговорить с тобой, Боннет.

Голос у него казался на редкость неприятным. Словно в его горле сидела жаба и пыталась выбраться наружу, но ей не хватало сил. Ника попробовала рассмеяться, но звук вышел странным, почти болезненным, и отбил всё желание даже пытаться хохотать. Зато безумно захотелось рассказать этому Руке, какой он старый и неприятный. Она даже было встала, но вспомнила, что немая, и удручённо села обратно.

— Да, — радостно отметил Стид. — Джентльмен-пират нарасхват. Встаньте в очередь. Мне безумно жаль тебе это говорить, Нога…

— Рука, — на пределе терпения поправил его тот, вызвав ещё одну какую-то смешную идею у Ники, но после ещё половины кружки горячительного девушка икнула и забыла, о чём думала.

— Да мне плевать, — нахально и храбро выступил капитан. — Но мы в данный момент очень заняты перепродажей нашего последнего пленника. Того, которого тебе не удалось похитить.

От такой дерзости на Боннета с уважением начали смотреть все посетители кабака, а с наибольшим почтением воззрился бармен, приоткрыв рот от удивления. Один из пьяниц даже обошёл Люциуса, хотя точно собирался окатить какой-нибудь грязюкой, судя по руке, которую он ото всех прятал.

— Так я скажу капитану, что ты отказываешься, да? — с пугающе смешным оскалом напирал Лёгкая Рука на Боннета.

— Или… скажи ему, что у него отвратительный вкус на лакеев. Пусть катится в ад сосать яйца! — от последнего высказывания Ника не выдержала и всё же хрюкнула от смеха в ладонь, но из-за неспособности выдавить из себя хоть какой-нибудь звук, внешне казалось, что она просто закашлялась своим напитком.

Сам же Лёгкая Рука будто и не расстроился ничуть такому грубому обращению. Он больше не настаивал на встрече с капитаном, а послание Стида с радостью пообещал передать дословно. Пока Боннет в глазах обывателей заведения начал выглядеть как могучий, хоть и щеголеватый капитан, пьющая с Олуванде и Джимом женщина развеселилась. Несколько тостов сделали её громкой и весьма любопытной. Она несколько раз помянула своего любимого двадцатого мужа, кем-то вероломно убитого, поделилась со всеми присутствующими о наличии у неё алтаря в честь покойничка и под конец своих разглагольствований оказалась хозяйкой кабака и весьма знаменитой женщиной в Республике Пиратов — той самой Испанкой Джеки.

Продажа английского офицера шла с переменным успехом. Среди местных нашлись желающие купить англичанина, однако как только начались торги, следом завязалась драка. Как назло, Джеки удалилась к своему алтарю и никак не останавливала хаос, который только-только начался. Ника смотрела на дерущихся с широкой улыбкой. Отчего-то они стали казаться безумно смешными. Кенуэй, окинув её взглядом, взял донью под руку и повёл на выход, приговаривая, что самое время отправляться спать.

Увы, сразу дойти до выхода они не успели. В разгоревшейся драке пострадала стеклянная банка с носами. Один из драчунов сбил её на пол и та ожидаемо разбилась. На звон своей трофейной банки всё же явилась Джеки, приставив лезвие ножа к носу Стида.

«Хе-хе, смешно будет с безносым капитаном…» — подумала было Ника, но вынуждено поплелась вслед на Шэем на выход.

Позади Боннету удалось каким-то чудом выкрутиться из беды. Вроде как на это повлиял его разговор с Лёгкой Рукой, заставивший Джеки стушеваться. В беседе мелькнуло легендарное имя — Чёрная Борода, но как оно было связано с конфликтом, осталось для Ники загадкой. Или только так показалось. Потолок с полом начали неприятно вертеться. Твёрдая земля под ногами раскачивалась, угрожая сбросить с себя опьяневшую Веронику. Безумно хотелось рассказать Шэю о трёх китах и большой черепахе и подискутировать, не был ли этот миф придуман пьяными людьми после хорошей пирушки, но звук не торопился выходить из её рта. Вместо этого оттуда вырвалось всё съеденное.

* * *

«Как-то неприятно вышло…» — рассеянно думала Ника, пока земля сама двигалась под её взглядом, а вокруг доносилось нескладное пение Французика, будто издевательство:

— И я буду жить этой жизнью пирата,

Свободный духом и бесстрашный сердцем.

Я буду жить этой жизнью, пока могу,

В этой Республике Пиратов, где я всегда дома!

Корабль становился всё ближе. У трапа их поджидал мистер Пуговка. При виде висящей на плече Кенуэя Ники он отступил в сторону, пропуская их на корабль. Болтаясь вниз головой на плече друга детства, Ника вдруг подумала, что Пуговка ей очень даже нравится. Не как романтический образ, но человек он хо-ро-ший. Но постоянные попытки ему это сказать ограничились едва слышным «Пу», которое она едва выдавила из себя.

— Пора спать, Белка, — услышала она, прежде чем оказалась в вертящейся темноте.

Темнота оказалась неприятной. Несколько раз её тошнило. Кто-то помогал ей добраться до фальшборта и придерживал, пока она, перегнувшись, вытряхивала из себя всё лишнее. Этот же кто-то давал ей пить пресную воду и сопровождал обратно в темноту с тёплым гамаком. Всё слишком вертелось, чтобы она понимала происходящее. Голоса Люциуса, Джима и Таракана подразумевали, что они куда-то собираются. Кок по случаю даже предложил Нике что-то вкусненькое. В полусне она так и не поняла, что это было, но ей понравилось.

Сначала было очень тихо. Месть неподвижно стояла на месте и почти не раскачивалась, потом приятно скользила по волнам и убаюкивала. Но стоило немного спасть жаре, как началось что-то неприятное, громкое и назойливое. Кто-то уволок донью в холодное и неровное место, противно пахнущее порохом, и приказал не высовываться и молчать.

«Очень смешно!» — подумала она сквозь сон.

И всё же, когда грохот стал невыносимым, она подорвалась. Покачиваясь из стороны в сторону от странного ощущения, Ника неспешно поднималась на палубу из ядрёного зала, в котором проснулась. Рассеянные мысли напоминали ей, что ранки на руках затянулись, а палуба сама себя не отдраит. Раньше она никогда не пила много и последствия распития того крепкого пойла едва могла вспомнить. Ничего, кроме стыда за постоянную тошноту. Но к первым лучам рассвета голова работала вполне хорошо. Тело никак не могло определиться, плохо ему или хорошо, а пока оно решало, ряженая донья поправила бандану, проверила свой внешний вид и поднялась на палубу.

Неожиданно никто не спал. Весь экипаж что-то громко повторял и, кажется, народу на корабле стало больше. Или так только утром кажется? Лёгкая Рука что-то громко выговаривал мистеру Пуговке, его два спутника стращали Шведа и Таракана, а мужчина с густой тёмной бородой, которого Ника никак не могла вспомнить по имени, что-то говорил всей команде. Но донья не прислушивалась к его словам. Её внимание целиком и полностью привлёк лежащий у ног бородача капитан. Бледный и какой-то неживой.

Возможно, причиной тому был пеньковый галстук, туго затянутый вокруг его шеи, хорошо хоть срубленный, но, быть может, всему виной была открытая рана в животе, безобразно испачкавшая красным дорогие одежды капитана.

«Белый точно не для пиратов!» — хмыкнула про себя Ника и, вспоминая уроки матушки, решительно направилась осматривать своего пациента.

Бородача, чтобы не мешал, она чуть оттеснила в сторону под всеобщий шокированный крик. Кажется, ей даже что-то пытался крикнуть Кенуэй, но обученная медицине девушка жестами показывала бородачу, что ей требуется, чтобы спасти жизнь Боннету. Когда одних жестов не хватало, она рисовала простые рисунки на листах бумаги.

— Во… — сумела она выдавить из себя, показывая Таракану картинку кипящей воды.