Мой будущий (гет)

Дафна сладко спала, и Гарри укрыл ее пушистым пледом, а затем опустился рядом с кроватью, куда левитировал ее, заснувшую прямо на ковре ранее.

Он сам не спал вторые сутки, отчего чувствовал себя разбитым и обессиленным, но понимал, что заснуть сейчас не сможет; а потому просто сидел в тишине, курил, смотрел то на догорающие в камине поленья, то на Дафну, так забавно ворочающуюся во сне. Даже позволил себе поиграть с ее волосами, накручивая белокурые локоны на пальцы.

До сих пор не верилось; действительно Дафна Гринграсс. В его постели. Невпопад даже возникла мысль проверить ее на применение Оборотного.

Поток воспоминаний же тем временем переносил его в далекое прошлое, в один из самых памятных (если не считать 2 мая 1998-го) дней его жизни. 1991-ый, первое сентября. Он, нелюбимый родственниками сирота, наконец вырвался из своего личного ада в новый, абсолютно прекрасный мир. Гарри было страшно: а вдруг придется возвращаться? Вдруг Шляпа сейчас скажет, что он не подходит ни одному из факультетов, а следовательно, должен уехать назад к магглам?

Пребывая в тревожном состоянии, он не следил за другими первогодками; и прослушал имя той девочки, которую вызвали на распределение до него. И если бы не странный голос — непонятно чей и взявшийся словно из ниоткуда — вообще не обратил бы на нее внимание.

«Твоя будущая жена». Гарри вздрогнул.

— Рон, кто она? — кивком головы указал на уже спускающуюся к слизеринскому столу блондинку.

— Да вроде Гринграсс, — отмахнулся Уизли.

— А как зовут?

— А я знаю? — а потом чуть раздраженно довабил, — змея.

Хагрид говорил, что на Слизерине учились только темные волшебники... («Ох, если бы я тогда не принимал все сказанное мне на веру!» — сокрушался Поттер много лет спустя, но сделанного не воротишь.) А потому Гарри промолчал, не сказав ни Рону, ни Гермионе (когда она присоединилась к их тандему) о тех странных словах. Да и сам отчаянно пытался отмахнуться и забыть; подумаешь, просто переволновался перед распределением.

Но имя той девочки все-таки выяснил. Ее звали Дафна. Как нимфу из мифов. (Не то что бы Гарри очень любил греческую мифологию, но заниматься в чулане под лестницей было решительно нечем, а Петуния «милостиво» разрешала ему брать книги из личной библиотеки.)

С тех пор Поттер обзавелся маленькой личной традицией: всякий раз, как профессора выводили на доске табель успеваемости, сначала он смотрел на первую строчку, чтобы порадоваться за Гермиону, а далее пробегался взглядом вниз, чтобы найти Дафну Гринграсс, которая почти всегда попадала в первую семерку (и везде, кроме, пожалуй, ЗОТИ, оказывалась хотя бы на одну позицию выше, чем он). Рон негодовал — «опять змеи в начале рейтинга!» — а Гарри тайком радовался.

Потому что Дафна — не змея. Может, нимфа. Может, Озерная Дева (легенду о которой рассказывал профессор Бинс, и это был единственный урок, который Гарри не проспал). Может, даже его будущая жена, хотя эту версию Поттер отметал нещадно.

Ведь, по правде, даже подойти бы к ней не рискнул. Подсознание неумолимо твердило ему, что такие красивые и популярные девочки, как Дафна, не для него; может, для Малфоя (будь он неладен!), или для какого-нибудь красавчика из Шармбатона. Может, даже для Седрика Диггори, который, в отличие от самого Гарри, умел нравится хогвартсцам, вследствие чего получал гораздо больше поддержки.

Чжоу Чанг была более доступной, но и она предпочла Седрика. А Гарри как-то застыл в коридоре, увидев вдруг Дафну Гринграсс, одиноко стоящую у окна (что удивительно, без вездесущей Дэвис, которая, казалось, всегда следовала за ней по пятам). Наверное, он бы даже решился перебороть страх, подойти и пригласить ее на бал; но его опередил не пойми откуда появившийся Маркус Флинт. По тому, как беззастенчиво тот лапал Дафну, а после смачно и слюняво целовал, Поттер понял, что опоздал, и Гринграсс уже несвободна.

Это было ожидаемо; но почему-то немного больно.

Потом, после смерти Седрика, снова была Чжоу. Она обладала симпатичной внешностью, не строила из себя недотрогу и, что главное, умела хранить секреты. О том, что первый раз Гарри Поттера прошел далеко не так гладко и красиво, как ему бы самому того хотелось, никто от нее так и не узнал. Расставались они спокойно, почти по-дружески. А затем Поттер на личном опыте убедился в правдивости поговорки «свято место пусто не бывает» и сам не заметил как нырнул из одних отношений в другие. С Джинни Уизли.

Гарри честно пытался стереть из памяти ту маленькую бледную девчушку из Тайной комнаты; пытался убедить себя, что Джинни уже выросла, что теперь это не малышка, прятавшаяся, когда он гостил в Норе, а созревшая и привлекательная девушка. Пытался, невольно поддавшись ее напору, взглянуть на сестренку Рона другими глазами...

Но так и не смог. Джинни обижалась, когда он отказался спать с ней, пока той не исполнится семнадцать. Ревновала, искала несуществующих «соперниц». Гарри запомнил, как однажды Ромильда Вейн в слезах убежала в Больничное крыло из-за внезапно выступивших на лице бородавок; доказательств у него не было, но он успел заметить злорадный взгляд Джинни, а потому до сих пор был уверен, что без ее участия не обошлось.

После победы стало еще сложнее. Поттер чувствовал, что его роман касается теперь не только их с Джинни, но и взаимоотношений со всей семьей Уизли. И прервать его — значит разрушить наиболее социально значимые для себя связи.

Рон был счастлив. «Я встречаюсь с Гермионой, ты с Джинни, мы ведь сможем потом стать одной семьей. Разве не здорово, Гарри?» По идее, Поттер должен был разделить его радость; если бы не одно но — он не любил Джинни как женщину.

Как сестру, подругу, соратницу — да. Гарри без сомнения отдал бы за нее жизнь, закрыл собою от смертельного заклятия, но всякий раз, стоило ему представить ее женой и матерью своих детей, на душе начинали скрестись кошки. Что-то подсознательное, неподвластное логике и разуму, упорно твердило, что это неправильно. Так не должно быть. Поттер пытался гнать от себя эти непрошенные мысли, но раз за разом проигрывал.

Джинни, наверное, тоже это чувствовала. Предпринимала все новые и новые попытки привязать его к себе, словно боясь, что ее герой в любой момент может исчезнуть. Ее навязчивость начинала раздражать. Его раздражение пугало и злило ее еще сильнее.

Скандалы на Гриммо, 12 стали нормой. Чтобы отвлечься, Гарри уходил с головой в работу (и иногда в алкоголь), Джинни же сбегала то в Нору, то в квиддич, то еще куда-то. Однажды, вернувшись после ссоры, приведшей к расставанию почти на месяц, Джинни призналась, что за это время переспала с Дином Томасом. Просила прощения, и Гарри простил, задав всего один вопрос: с кем ты хочешь остаться — со мной или с Дином?

«Он просто друг, а ты для меня особенный», — клятвенно уверяла его Уизли. А потом стремилась всеми силами доказать это, таская Поттера на различные мероприятия, от светских приемов до алкогольных тусовок. Гарри уже потерял им счет; и затруднялся ответить на вопрос, он ли идет куда-то с Джинни, или Джинни — с ним.

На одной из них вдруг раздался звонкий заливистый смех, всколыхнувший в его душе давно забытое воспоминание. Дафна Гринграсс. Как она вообще сюда попала? Позже Поттер узнал, что пришла она с Эрни Макмилланом, и что-то темное, неприглядное зашевелилось внутри. Зависть. И злость на самого себя. Он даже не попытался, уверенный, что такая девочка не для него... А Эрни попробовал; и вытянул счастливый билет.

С тех пор Поттер, пользуясь тем, что все еще состоял в отношениях с Джинни, периодически и якобы невзначай узнавал у нее подробности макмиллановского романа. Разумеется, спрашивал не только об Эрни и Дафне, чтобы не вызвать подозрений, но и о других орденовцах и боевых товарищах. Уизли не заметила подвоха, а потому с упоением смаковала все последние сплетни, в частности о том, насколько у Эрни на личном фронте все печально.

— Сам виноват, — безапелляционно заканчивала Джинни свой рассказ. — Какие дракклы его покусали, что он додумался с этой Гринграсс связаться?..

— Насколько я помню, ее семья даже не была Пожирателями, — подметил Гарри.

— И что с того?! Разве без этого не ясно, что она змея, никогда одной из нас не была и не будет?

Поттер промолчал. Не возразил, не сказал, что Дафна — не змея, и что Джинни не первая девушка, от кого он слышит злые слова в адрес Гринграсс; и, если говорить начистоту, считает, что дело в зависти.

Уизли уснула, положив голову ему на руку, как на подушку, а Гарри посетила вдруг внезапная мысль — ему захотелось, чтобы вот так же рядом с ним засыпала Дафна.

«Нет, это абсурд, — твердил Поттер сам себе. — Дафну Гринграсс я даже толком не знаю. А здесь Джинни, с детства знакомая, прошедшая со мною и огонь, и воду, и медные трубы».

Но, как выяснилось, о Джинни он знал тоже далеко не все. «Просто друг» Дин Томас никуда не делся; Уизли активно переписывалась с ним, делясь своими обидами на Гарри, советовалась, плакалась в жилетку, периодически встречалась и пила с ним на пару, и иногда по пьяни между ними случался «чисто дружеский» секс.

Когда Поттер случайно узнал об этом, то на эмоциях совершил то, что сам потом посчитает одним из наиболее низких поступков в собственной жизни. Поклонниц после победы у него было много, и некоторые из них проявляли слишком активный интерес. В частности, нацелившаяся на него еще со школы Ромильда Вейн. Гарри случайно столкнулся с ней в Косом переулке, а менее чем через час уже лежал в ее постели. Ромильда смотрела на него взглядом довольной хищницы, наконец заполучившей желанное; Поттер же чувствовал себя донельзя мерзко. Поднялся, молча оделся и, дождавшись, когда Вейн отвернется, запустил Обливиэйт ей в спину, тем самым навсегда стерев постыдный эпизод из ее памяти — жаль, что не из своей. И сразу же аппарировал прочь.

С Джинни он расстался. Старшие Уизли, как и следовало ожидать, даже несмотря на факт измены заняли ее сторону. Взаимоотношения Гарри с семьей, в хогвартские годы почти заменившей ему собственную, не сошли на нет полностью, но заметно охладились.

После, устав от голодных взглядов волшебниц, направленных в его сторону, Поттер попытался построить отношения с соседкой-магглой, для которой он не был ни героем, ни Избранным, а просто Гарри, обычным двадцатилетним парнем.

Дороти — так звали девушку — тоже жила на Гриммо и периодически пересекалась с ним в местном продуктовом магазине. Она была бесхитростной, доброжелательной и положительной; но, увы, слишком любопытной.

Вопросы о том, где он прописан, где получал образование, в какой части служит (Гарри пришлось соврать ей, что он полицейский), а также почему иногда она находит в его вещах странные предметы, звучали все чаще и требовательнее. А однажды, когда он остался у нее на ночь и, к несчастью, забыл принять зелье, обеспечивающее сон без сновидений, утром и вовсе услышал от нее:

— Гарри, а кто такой Волдеморт? Ты кричал его имя во сне и умолял не убивать какого-то Фреда...

Дороти заслуживала честных, доверительных отношений, которые он, увы, не мог ей предложить. Расставание произошло по ее инициативе, и Гарри ее не винил.

Окончательно убедившись, что не сможет спрятаться от реальности в отношениях с магглами, он «сбежал» туда, где ему было относительно комфортно — в работу. Ночные дежурства, дополнительные смены, самые опасные участки и задания... В газетах писали, что Гарри Поттер рвется к повышению и мечтает через год-другой возглавить Аврорат; на самом же деле это просто помогало отвлечься от одиночества.

Джинни писала ему, хотела вернуться, клялась, что с Томасом рассталась окончательно. Но Гарри устал; в первую очередь устал врать самому себе, что у них с Уизли может что-то получиться.

Он снова был свободным и завидным холостяком, на которого поглядывали многие молодые девицы; но пообещал себе, что впредь не ляжет бездумно и поспешно в чью-то кровать, чтобы потом не пришлось от стыда применять заклятие. Поиск новых отношений вовсе поставил на паузу. В конце-концов, если станет совсем одиноко, он всегда может позвонить Гермионе (да, Поттер все же приобрел мобильный телефон и ни разу об этом не пожалел), наведаться к Невиллу и Луне (проживающим в особняке Лонгботтомов и готовящимся к свадьбе) или навестить двух крестников — Тедди и недавно родившуюся Викторию («Раз моя доченька родилась в день Победы, крестным должен стать Гарри», — логика Флер была нерушимой).

А если не чувствовал в себе сил и желания общаться, то просто шел в какой-нибудь магический бар, чтобы пропустить пару стаканчиков Огденского (первую порцию ему, как победителю, частенько наливали за счет заведения, и Поттер не отказывался). В «Грифон» прошлым вечером он наведался для той же самой цели. Однако, едва он издали увидел мужчину, агрессивно ведущего себя по отношению к женщине, его аврорский инстинкт сработал быстрее, чем разум. Гарри вступился, и лишь после осознал, что перед ним Дафна Гринграсс.

Мечты о ней он уже отпустил; не искал, не пытался выяснить домашний адрес или место работы. Дафна так и осталась для него некой нимфой из книг, что он брал у тети Петунии — красивой, притягательной, но бесконечно далекой. И вдруг одна встреча изменила все. Его обещание не бросаться в отношения спонтанно рухнуло как карточный домик. Но отчего-то Гарри не было стыдно или тяжело. Желания стереть эти мгновения из ее или же своей памяти не возникло ни разу — более того, он жаждал, чтобы Дафна помнила каждое его прикосновение, каждое слово, каждый жест и взгляд.

Поттер смотрел на спящую Дафну и понимал, что она вызывает в нем тот отклик, какого ни разу не вызывала Джинни. Что-то глубинно близкое, родное, правильное. Гарри скептично относился к прорицаниям (хотя именно этот дар у Трелони стал причиной его личной трагедии), и не воспринял те странные слова — или все же пророчество — всерьез. Не верил ни в предназначенных друг для друга, ни в «созданные на небесах» пары. В какой-то момент вообще чуть было не разочаровался в моногамных отношениях.

Почему же сейчас было по-другому? Почему, глядя на Гринграсс, почти что незнакомку, он чувствовал себя настолько расслабленно? И даже не терзался мыслями о том, что у нее может быть такой же «просто друг», как у Джинни; что заинтересовать ее мог его статус национального героя, и что, в конце концов, Дафна просто могла в любой момент исчезнуть?..

Гринграсс, сонно щурясь, приоткрыла глаза.

— Гарри? Ты все еще не спишь?

— Много мыслей в голове, — вздохнул Поттер.

— Завтра их обдумаешь, ложись.

Дафна сладко потянулась, призывая его к себе. Глотнув зелья (чтобы, Мерлин упаси, не разбудить ее посреди ночи своими кошмарами) и наскоро стянув футболку, Гарри нырнул под плед, и она, такая теплая, с нежной, словно бархат, кожей, прильнула к нему, положив голову ему на руку — прям как Джинни когда-то.

Неужели та странная фантазия наконец сбылась? — думал Гарри, засыпая.

* * *

Утром, проснувшись в одиночестве, он на секунду подумал, что Дафна Гринграсс ему приснилась.

Но нет. Она обнаружилась в гостиной, одетая в его домашний халат (где только нашла?), восседала в кресле, медленными глотками пила утренний кофе и листала свежий «Пророк».

— Доброе утро, Даф. О, смотрю, ты уже поладила с Кричером.

В старинном особняке Блэков, ставшем теперь поттеровским, не было ни растворимого кофе, ни кофемашины. Кричер варил напиток в турке для Гарри лично, и отчего-то Поттер был счастлив, что старый эльф без лишних уговоров сделал то же самое и для Дафны.

— Твой домовик на удивление сговорчив, — подмигнула ему Гринграсс. — И да, живи, Поттер — к счастью, ни одной жалобы от магглов на внезапно исчезающих с набережной людей не поступило.

— Мне действительно полегчало, — усмехнулся Гарри, хоть по его тону было понятно, что даже если бы их кто-то и заметил, он ничуть не беспокоился бы о последствиях.

(По правде, больше чем все магглы мира, его сейчас занимал вопрос о том, что именно окажется на Дафне, если сдернуть с нее халат — нижнее белье или вообще ничего.)

— А вот вездесущая Скитер не дремлет, — Гринграсс театрально нахмурилась и, чуть исказив голос, прочла, — «Гарри Поттера видели на улицах Лондона в компании неизвестной женщины». Хм, вот уж не думала, что меня так сложно опознать.

— Скорее всего, нагнетает атмосферу перед очередной «сенсацией».

— О Салазар, Гарри, я работаю в этой индустрии. Мне ли не знать? — Дафна закатила глаза. — Впрочем, а давай испортим ей триумф? Представь, как старушка будет рвать и метать, если мы заявим о себе раньше, чем она в «Пророке».

— И что ты предлагаешь? — Поттер невольно напрягся.

— Ты ведь все еще должен мне концерт, помнишь? — она заговорщицки сощурила глаза.

— И от слов своих не отказываюсь, — подтвердил Гарри.

Гринграсс перелистнула газету на последнюю страницу, где была опубликована афиша.

— Завтра они выступают в Ливерпуле. Настроишь порт-ключ?

— Там наверняка будут колдокамеры, — задумчиво пробормотал Поттер, оценивая ее план. — Хочешь ворваться на мероприятие с апломбом, чтобы заявить о нас? А не боишься...

— Чего мне бояться? — усмехнувшись, перебила его Дафна. — Что твои поклонницы меня заколдуют?

— Вообще-то я говорил о перетягивании внимания с артистов на нас.

— «Мандрагоры» один раз это переживут, — безапелляционно заявила та. — А что касается твоих поклонниц... Тебе придется дать клятву расколдовать меня и компенсировать моральный ущерб.

Гарри смотрел на свою теперь-уже-девушку с плохо скрываемым восторгом. Дерзкая, притягательная, уверенная в себе. Другие — тихие, скромные и зажатые — никогда его и не привлекали.

— Компенсировать?

— Поцелуями, Поттер.

— Ну вот что ты наделала? — промурлыкал Гарри. — Теперь же я буду хотеть, чтобы тебя быстрее заколдовали.

Дафна лениво допила последний глоток кофе, левитировала кружку на журнальный столик и уставилась на него призывным, лукавым и самодовольным взглядом победительницы; словно это не она согласилась быть его подругой, а он безоговорочно ей покорился.

— Ты можешь начать прямо сейчас. Так сказать, авансом.

Поттера не нужно было просить дважды. Подлетев к ней и запустив пальцы в ее волосы, он поцеловал. Дафна пахла его шампунем и его сигаретами (видимо, стянула из его пачки, пока он спал, но Гарри даже не рассердился). Она дразнила, то отстраняясь, то снова углубляясь в поцелуй. Рисовала пальцами завитки на его шее и ключицах. Гарри все же удовлетворил свое любопытство, «нырнув» рукой под халат; белья на ней не было.

Моя, непрерывно кричало подсознание. Она моя, такая податливая, нежная, жгучая, желанная. Моя будущая жена. Гарри подумал вдруг, что сделал бы ей предложение хоть сейчас.

* * *

Два дня пролетели как в тумане. Сколь бы Дафна ни храбрилась, а заявить магмиру о своих отношениях с Гарри Поттером все равно было страшно. Она отлично помнила, как все издания, от «Пророка» до желтой прессы, обмусоливали Джиневру Уизли и их роман. Теперь ее ждет та же участь?

Интересно, что обо мне напишут? — думала Гринграсс. Что новая подруга Избранного — слизеринка, змея? Ее могут ошибочно окрестить даже пожирательницей, несмотря на формально-нейтральный статус ее семьи. Ладно, хмыкнула Дафна. Нет смысла тянуть. Двум смертям не бывать... И тут же нервно рассмеялась. Ага. Скажите это Гарри Поттеру, дважды выжившему после Авады.

Тот не заставил себя долго ждать, появившись с хлопком аппарации.

«От твоего самца воняет табаком и каким-то едким зельем, — тут же прокомментировал Короткошерстный. — Мне не нравится».

«Салазаровы штаны, “самца”?! Другого слова ты не нашел?»

«Знаю слово “супруг”, но оно не про вас».

Пока не про нас, подумала Гринграсс. Почему-то она уже не сомневалась, что их семейная жизнь — лишь вопрос времени.

— Ты очень красивая, Даф, — восхищенно прошептал Поттер, разглядывая ее провокационный блестящий топ и кожаную мини. — Ну что, готова блистать?

Дафна гордо встряхнула головой, чуть разметав по плечам идеально уложенные локоны.

— Разумеется.

«Кому ты врешь, ведьма! Дрожишь же, как книззл на снегу».

(Короткошерстному тут же достался уничижительный взгляд. Никакой поддержки от него, один негатив. Может, зря я кормлю его только лучшими продуктами?)

— Замечтательный настрой, — кивнул Гарри. — Но для начала должен спросить: ты мне доверяешь?

— Для тех, кто встречается всего четыре дня, задавать такие вопросы не рановато ли? — чуть съязвила, чтобы скрыть смущение, а затем спросила прямо. — Что задумал?

— А ты не догадалась?

Поттер кивком головы указал на компактный чехол для метлы за спиной.

Летать Дафна не любила. Хоть и умела — пусть кривовато и не быстро — но предпочитала твердо стоять на земле. Однако Гарри обожал полеты, следовательно, ей все равно пришлось бы рано или поздно привыкать к его увлечению и как-то с ним сосуществовать.

— Я клянусь, что удержу тебя в любом случае. Ты согласна?

Это звучало почти как предложение. Согласна ли ты разделить со мной одну метлу, одну семью и одну жизнь.

«Ну размечталась... Поцелуйтесь еще!»

Впервые за долгое время она была согласна со своим вредным питомцем.

«И не смей ничего ронять в мое отсутствие!» — мысленно наказала она Ульриху, не отрываясь от губ Гарри.

«Подумаешь... Вы и без меня неплохо с этим справляетесь», — усмехнулся кот, намекая на прошлую ночь, когда, увлекшись друг другом, они умудрились столкнуть с подоконника горшок (с им же основательно покусанным) растением. «Ты, в конце концов, волшебница. Если что-то и уроню, починишь потом с помощью Репаро».

* * *

Музыка была громкой, атмосфера — пьянящей, руки Гарри — сильными, а сама Дафна — легкой; а потому всякий раз, как Поттер под вспышки колдокамер выдавал очередную мертвую петлю, ее визг тонул в общем гуле. Пару раз Гринграсс хотелось отвесить ему подзатыльников — по одному за каждый крутой вираж, но инстинкт самосохранения заставлял накрепко в него вцепиться руками и ногтями и не ослаблять хватку. Параллельно мысленно ругая судьбу-злодейку, за то что предназначила ей в будущие дракклова любителя полетов.

— Еще раз так сделаешь, и...

Новый вираж.

— Сделал. Что-то не так, Даф?

— Поттер, я убью тебя!

— В третий раз? Это будет мой юбилейный, — смеялся Гарри. — Жду.

Мало-помалу Дафна расслаблялась. Привыкала к ощущению полета и его крепким рукам на своей талии. К шумящей внизу толпе, к вспышкам камер, к адреналину, к драйву, к Гарри. Все вопросы, недосказанности, все бывшие — как мужчины, так и подруги — остались вдруг где-то там, за спиной. Или внизу.

Прижимаясь спиной к своему бойфренду, Гринграсс слушала знакомые с детства песни про Бомбардо, взорвавшее сердце (это про нее), русалку, полюбившую грифона (кажется, снова про них) и ковер-самолет (что вызвало румянец на щеках у обоих). Кажется, в каждой песне сегодня Дафна узнавала себя; и сочла это хорошим предзнаменованием.

Возможно, однажды она даже сможет в них поверить... И рассказать Гарри ту самую историю о «будущем». Интересно, как он отреагирует? Наверное, удивится. Или просто не поверит.