Незабудка (гет)

Так и шло — изо дня в день.

Они встречались в Выручай-комнате. Драко делал вид, что не замечает Грейнджер, когда она входила. Гермиона тоже не удостаивала его взглядом — проходила мимо, будто он был частью мебели, ещё одним странным изобретением комнаты.

Но однажды погружённая в свои мысли она машинально кивнула — чисто автоматическая вежливость — забыв на мгновение, кто перед ней.

И только потом осознала. Губы её сжались.

А Малфой медленно приподнял бровь, поймав ее на ошибке. И вдруг на лице появилась та самая малфоевская ухмылка.

— Доброй ночи, дорогая, — произнёс он медленно, растягивая слова. — Как трогательно, что ты меня заметила.

— Заткнись, Малфой, — бросила она устало.

— Как прикажешь, — он сделал театральный поклон.

На следующий вечер Драко поджидал её: сидел в кресле, развалившись с преувеличенной небрежностью, пальцы медленно барабанили по подлокотнику. Когда дверь скрипнула, он поднял глаза, а краешек его рта дёрнулся в предвкушении.

Гермиона вошла, мыслями погружённая в свиток пергамента.

Тогда он сделал преувеличенно медленный кивок. Голова наклонилась ровно настолько, чтобы это невозможно было игнорировать, брови приподнялись в мнимой вежливости. Чистейшая пародия на её вчерашнюю машинальную вежливость.

Она застыла между стеллажей. Пергамент хрустнул в её пальцах.

— Ты... — начало сорвалось с губ, но Гермиона сжала зубы.

В его глазах танцевал тот самый ядовитый огонёк, который она так ненавидела.

— Что, Грейнджер? — голос сладкий, как сироп. — Разве не ты завела этот... милый обычай?

Её щёки вспыхнули.

Но вместо яростной отповеди, на которую он, несомненно, рассчитывал, Гермиона внезапно... кивнула в ответ.

Точно так же.

Нарочито медленно.

Теперь это стало ритуалом.

Каждый вечер в Выручай-комнате повторялось одно и то же: Драко сидел в своем кресле, она появлялась в дверях — и начиналась их странная игра.

Сегодня он кивнул особенно театрально, добавив к этому жесту легкий наклон головы, будто перед королевой.

— Ваше Величество почти соизволили заметить простого смертного, — прозвучало в его голосе.

Она ответила кивком, достойным министра магии, принимающего делегацию.

— Милый Малфой, как трогательно, что вы все еще пытаетесь, — парировала Гермиона, проходя мимо.

— О-о, Грейнджер, аккуратнее, — он наклонился вперед, серебристые глаза сузились, но в них уже не было прежней ядовитости, — а то я начну думать, что ты действительно считаешь меня милым.

Голос его звучал по-прежнему сладко, но теперь в нем явственно читался вызов — не злобный, а... игривый.

Два месяца подряд они продолжали эту странную игру. Каждый вечер — одни и те же ритуалы: преувеличенные кивки, редкие колкие фразы, брошенные между страницами книг. Потом — погружение в чтение, в свои мысли. Ни шага дальше установленных границ. Ни слова сверх необходимого. Просто кивки. Просто фразы. Просто два человека, сидящих в одной комнате.

За это время Малфой даже успел привыкнуть к ее присутствию рядом. А в последнее время Драко все чаще ловил себя на том, что его взгляд самопроизвольно скользил в её сторону.

Раньше он видел в ней только «грязнокровку», «выскочку из Гриффиндора», «невыносимую всезнайку». Её кудри казались ему слишком взъерошенными, её уверенность — наглостью, а её преданность книгам — занудством.

Но теперь… Теперь же что-то изменилось. Может, она стала носить волосы иначе?

Он морщился и возвращался к своему фолианту, стараясь не думать об этом. Но в следующий раз всё повторялось снова.

Гермиона, казалось, не замечала его взглядов. Или делала вид, что не замечает.

А Драко злился на себя за эту слабость.

Он стал чаще обдумывать, что для него значит «грязнокровка». Это слово потеряло яд, превратилось просто в… слово. Как будто это было не оскорбление, а просто часть её — как «Грейнджер» или «подружка Поттера».

Малфой ловил себя на том, что мысленно называл её так даже без злости, почти машинально. «Грязнокровка опять зарылась в книгу... Грязнокровка сегодня надела эти дурацкие пушистые носки,» — но в этих мыслях не было прежнего презрения.

Однажды, когда она встала, чтобы достать очередной фолиант с полки, и её тень дрогнула в свете свечей, Драко вдруг подумал: «А если бы она знала, что я до сих пор так её называю? Даже про себя?»

И хоть он больше не верил в это слово, но продолжал его использовать — просто потому, что не знал, как ещё думать о ней.

* * *

Он даже не заметил, когда это стало привычкой — едва переступив порог Большого зала, его взгляд сам скользит к гриффиндорскому столу, выискивая среди них её профиль. Бессознательный рефлекс, как проверять, на месте ли волшебная палочка.

Её смех. Он узнаёт его сразу — слишком громкий, слишком искренний. Всегда в ответ на какие-то глупые шутки Уизли. Раньше это бесило. Теперь... теперь он ловит себя на том, что прислушивается. Даже если шутка действительно идиотская.

Особенно если шутка идиотская.

На лекциях по Заклинаниям она, как всегда, первой тянет руку. Флитвик даже не смотрит в сторону остальных — конечно, снова Грейнджер.

Драко больше не закатывает глаза. Не перебрасывается язвительными замечаниями. Он...

Он слушает.

Теперь Малфой замечает другое. Как её пальцы слегка дрожат от нетерпения. Как спина выпрямляется, будто она пытается стать выше, значительнее.

А по субботам в Трёх мётлах…

Он делает вид, что внимательно изучает этикетку сливочного пива, пока Забини и Панси что-то говорят ему. Но на самом деле его взгляд упорно скользит через зал туда, где собрались шумные гриффиндорцы.

И каждый раз, когда мимо проходит Маклагген и отпускает Грейнджер очередной глупый комплимент, его пальцы судорожно сжимают бокал. А этот болван Уизли даже не реагирует!

«Неужели они больше не вместе?»

* * *

Комната была непривычно тихой без её присутствия. Драко сидел, откинувшись в кресле, пальцы нервно барабанили по рукояти палочки. Книга лежала раскрытой на коленях, но он не прочел ни строчки — взгляд раз за разом возвращался к дверям.

Она никогда не опаздывала. Никогда.

Он взглянул на часы в очередной раз — прошло уже двадцать минут. Может, что-то случилось? Может, её поймал Филч? Или, что хуже, Поттер с Уизли?

Губы сами собой искривились в усмешке.

«Наверняка рыжий идиот устроил очередной спектакль, и она бросилась его утешать,» — мысль пронеслась в голове, оставляя после себя горький привкус.

Дверь наконец скрипнула.

Гермиона вошла, слегка запыхавшаяся, волосы растрепаны, как будто она бежала.

Он сказал это резко, почти выплеснув накопившееся раздражение:

— Что, с Уизли обжималась? Потому и опоздала?

Она застыла на месте. Её карие глаза вспыхнули, словно в них бросили горсть сухого порошка.

— Ты вообще дышишь, Грейнджер? Или Уизли так хорошо целуется, что у тебя мозг отключился?

— О, прости, Малфой, я и не думала, что мои поцелуи так заботят тебя, может скажешь ещё, что ревнуешь? — парировала она в шутку, нарочито медленно проходя мимо.

— Ревную? — Драко вскочил с кресла, серебристые глаза сверкнули холодным огнём. Почему-то он принял её слова всерьез. — Ты переоцениваешь свою значимость, Грейнджер.

Он почувствовал, как кровь прилила к лицу — не от злости, а от чего-то другого, чего он не хотел признавать.

— Переоцениваю? — Гермиона склонила голову набок, и в её глазах мелькнуло что-то... знающее. — Тогда почему ты так часто кидаешь на меня свой взгляд?

Малфой замер. Она заметила. Заметила то, в чем он сам боялся признаться.

— Какое богатое у тебя воображение, — прорычал он, но голос звучал неестественно. — Может, это ты слишком много внимания мне уделяешь, раз разглядываешь меня?

Губы Гермионы дрогнули. Она не ожидала такого поворота.

— Я... я просто наблюдательна, — чуть смутилась, но быстро взяла себя в руки. — Ты не единственный, кто умеет подмечать детали.

Драко сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Пространство между ними сжалось до опасной дистанции.

— А я вот заметил,— его голос стал тише, опаснее, — что ты всегда намеренно громко смеёшься в большом зале над тупыми шутками рыжего Уизела. Даже когда они откровенно тупые.

Гермиона открыла рот, затем резко закрыла. Он наблюдал. Всё это время. Не только здесь.

— Это... — она запнулась, — просто вежливость.

— Вежливость? — Малфой фыркнул.

Гермиона отшатнулась.

— Неважно. Я здесь, чтобы читать.

— Конечно, — он отступил, но ухмылка не сошла с его лица. — Как скажешь, Грейнджер.

Два месяца они копили это в себе — взгляды, украдкой брошенные через страницы, случайные встречи в коридорах, когда оба делали вид, что не замечают друг друга. Два месяца напряжения, которое висело между ними, как заряженный грозой воздух.

И теперь оно прорвалось.

Гермиона стояла, слегка дрожа, но не от страха — от адреналина, от того, что наконец сказала то, что давно крутилось у неё в голове.

Драко же чувствовал странное облегчение, смешанное с раздражением.

— Мы... — она начала, но голос предательски сорвался.

— Мы ничего, — резко оборвал он, но в его тоне уже не было прежней злости. Была усталость и опустошение. — Ты пришла читать. Так читай.

— Знаешь, что? Может, в следующий раз я вообще не приду. Избавлю тебя от своего... раздражающего присутствия.

Сердце Драко странно дрогнуло, но он лишь презрительно скривил рот.

— Обещаешь?

Гермиона закусила губу. И опустилась в кресло, демонстративно открыв книгу.