Форма Памяти (гет)

Перелёт из Италии во Францию прошёл без происшествий. Из такси Люпен вышел, надевая вывернутый чёрной подкладкой наружу двусторонний пиджак. На носу уже расположились очки с массивной оправой. А чуть отросшие волосы он взъерошил по пути к кассам. Минимальная маскировка, но работает безотказно.

Фальшивый паспорт вопросов тоже не вызвал, и билет на ближайший рейс до Лиона был в кармане. Регистрация на рейс уже началась и Люпен направился к своему терминалу. Уже в самолёте он попытался дозвониться Джигену ещё раз. На сей раз трубку взяли.

— Чего? — сонным голосом отозвался его напарник на том конце линии.

— Утречка! — Люпен был полон энтузиазма. — Спишь?

В ответ — только смачный зевок.

— Я, собственно, сообщить, что вылетаю. Повезло попасть на прямой рейс, так что через час я буду в Лионе. А там еще пара часов на дорогу — и я у тебя.

Люпен принялся рассказывать, что цены на билеты сущий грабёж, что неплохо было бы другу его в аэропорту встретить, а то добираться от Лиона придётся поездом, а это еще куча времени. Пустая болтовня, которой он обычно прикрывал волнение.

— Отпуск кончился? — поинтересовался Джиген, поймав паузу в потоке слов.

Люпен замялся и сполз в кресле.

— Ага. Вроде того.

Посадка завершилась, но в проходе всё ещё толпились пассажиры, раскладывая по полкам свой багаж. В задних рядах образовался небольшой спор.

— Как думаешь, она долго будет злиться? — Люпен отрешённо смотрел, как невысокая девушка пыталась запихнуть свой фиолетовый рюкзачок на полку.

— Кто? — не понял Джиген. — Фуджико? С чего ей злиться?

— Я ушёл, не предупредив.

В трубке неопределённо хмыкнули:

— Она тоже много чего делает, не предупредив.

Люпен молчал, наблюдая за обладательницей фиолетового рюкзака. Какой-то мужчина наконец-то помог забросить его на полку, и девчонка заняла своё место. Джиген, посчитав, что его замечание задело приятеля, попытался сгладить момент:

— Мог бы и остаться, картина в музее ещё на два месяца будет выставлена.

— Не в этом дело, — уклончиво начал Люпен, но продолжить ему не позволили.

Копошение в салоне закончилось, и стюарды приступили к инструктажу. Исполняя требование отключить телефоны на время полёта, Люпен наскоро закончил разговор, напоследок дав указания подготовить разработки предстоящего ограбления, и убрал трубку в карман. И, едва самолёт набрал высоту, он отклонился в кресле и прикрыл глаза, продремав весь полёт.

Солнце успело перевалить за полдень, когда пригородная электричка прибыла на городской вокзал. Припекало так, что нос под очками постоянно потел, и они норовили соскользнуть. Постояв на платформе пару минут, потягиваясь и разминая спину после нескольких часов сидячего положения, Люпен прикинул, как быстрее добраться. До дома, в котором воры арендовали квартиру, можно было дойти за полчаса, если сократить путь через дворики. Перекинув пиджак на спину и придерживая его пальцем за петельку, Люпен вышел из прохладного здания вокзала и зашагал к проспекту.

— Йо, Джиген! — оповестил о своём прибытии Люпен, переступая порог.

Квартира отозвалась тишиной. Люпен зашёл в единственную комнату, сбросил пиджак на кресло и осмотрелся. На столе в зоне кухни стояла пепельница, наполовину заполненная окурками, рядом лежал смартфон. Панорамное окно открыто настежь, впуская с улицы жару. Папка с их предстоящим делом небрежно лежала на диване.

Ну и куда он ушёл?

Положив свои очки рядом с пепельницей, Люпен умылся в кухонной раковине и открыл холодильник, в надежде найти бутылочку воды. С чем ему повезло. Литровая бутылка минералки лежала на полке и словно дожидалась его. Сделав несколько глотков, Люпен подошёл к окну и облокотился на кованый балкончик. С мокрого лица стекали капли, остальную влагу на коже быстро высушило солнце.

После нескольких недель, проведённых за чертой оживлённого города, здесь теперь было слишком тесно. Плотная застройка сужала мир до ширины улицы. Дома — даже в четыре этажа — перекрывали кислород. Так всегда было или это наслоение переезда, жары и мрачного настроения? В памяти непрошено возникла белая шторка, играющая с ветром. И эти чёртовы азалии на подушке. Люпен прикрыл глаза и прижал бутылку к виску, пытаясь остудиться. Или отрезвиться.

Выпив всю воду, Люпен уже собрался уйти в комнату, как что-то мелькнуло на периферии зрения. Он перегнулся через балкон и выглянул вниз. У подъезда стоял фургон, из которого вышли семеро — в чёрных бронежилетах поверх голубых рубашек с короткими рукавами. Несколько секунд они стояли у входа и переговаривались. Потом двое скрылись в подъезде, остальные разделились и направились в обход здания. Тревожно шевельнулось внутри подозрение.

Шевельнув губами, Люпен перевёл взгляд в комнату, где на потолке едва виднелся контур люка на крышу. Пустую бутылку он бросил на диван. Подойдя к люку, Люпен надавил на панель обеими ладонями. Раздался глухой щелчок, и она опустилась вниз, освобождая выдвижную лестницу.

Он был уже на чердаке и затаскивал лестницу обратно, когда в дверь начали стучаться. И успел выбраться на крышу до того, как дверь в квартиру выбили. Люпен в полуприседе бежал по крыше, гремя каблуками по жестяным листам. Приближался край, и вот тут-то близкое расположение домов друг к другу сыграло на руку. Перемахнув с одного здания на другое, вор нацелился на соседний дом.

— Стоять! — Раздалось откуда-то слева.

Смотреть было некогда. Люпен разбежался и оттолкнулся. Раздался выстрел, и пуля просвистела в полуметре от плеча. Приземление вышло неудачным. Это здание было этажом ниже, и, не успев сгруппироваться, Люпен упал на бедро. В спину догнал ещё один окрик, но беглец уже мчался дальше. Впереди — двухэтажный дом. Если повезёт найти пожарную лестницу, через пару минут он будет твёрдо стоять на земле.

Ещё прыжок, и Люпен наугад метнулся к ближайшему краю. Не повезло. Быстро оглянулся на своего преследователя — молодой полицейский спускался по скату, держа в руке наготове пистолет. Обогнув трубу, Люпен подбежал к другой стороне. Вот она! Открытая лестница, сваренная из железных прутов.

Полицейский пересёк провал между домами в тот момент, когда Люпен спрыгнул на верхнюю площадку. На ступеньках между первым и вторым этажом снова грохнул выстрел, и пуля впилась ему в правую часть спины, под лопаткой. По инерции Люпена швырнуло на бортик, и, не удержав равновесия, он перегнулся через него и полетел вниз.

Тяжело рухнув на землю, Люпен взвыл. Удар пришёлся на правую ногу, и боль молнией прошлась по всем нервным окончаниям. Времени на то, чтобы прийти в себя и оценить тяжесть травм, не было. По лестнице торопливо спускался полицейский, откуда-то из-за угла доносились отдалённые голоса ещё нескольких. Сделав усилие и пытаясь не замечать боль, от которой темнело в глазах, Люпен поднялся, держась за стену. Однако попытка сделать хотя бы шаг провалилась сразу же. Потеряв устойчивость, Люпен повалился лицом вниз, не успел подстраховаться руками и от удара лбом об землю отключился.

* * *

Урон, нанесённый резиновой пулей, оказался незначительным. Поверхностный разрыв мягких тканей и обширная гематома — заживёт быстро. От встречи головы с асфальтом осталось сотрясение мозга средней тяжести и здоровенная шишка над левой бровью. Ещё немного тошнит, но в целом с этим тоже можно уйти. А вот приземление на ногу обернулось трещиной и гипсом. Своё медицинское заключение Люпен выклянчил у пухленькой медсестры, которая приходила с обходом и ушла с приподнятым настроением после шутливого флирта пациента.

Голень отзывалась резкой болью даже в состоянии покоя, и Люпен поморщился, устраиваясь на койке поудобнее. Брякнула цепочка наручников, пристегнутых к бортику. Одному с такой травмой не сбежать. Чёрт… Где же Джиген.

Погоня по крышам закончилась госпиталем. Уже третий час Люпен отлёживал бока, прикидывая шансы на побег и размышляя, за что его взяли на этот раз. Заодно и охрану приставили. Он покосился на дверь. Та была открыта, а в коридоре, прямо напротив, расположился жандарм. Он сидел на стуле и наблюдал за палатой, сложив на груди огромные ручищи. Перехватив взгляд своего надсмотрщика, Люпен изобразил широкую и кривоватую улыбку и снова уставился на гипс.

Впрочем, долго раздумывать о вариантах побега не пришлось. Спустя четверть часа наконец пришёл первый гость. Темнокожий мужчина, немногим моложе его. Высокий и подтянутый. Официальный костюм, который ослабленный галстук делает менее официальным, распахнутый пиджак. В одной руке он держал серую папку.

— Матис Кофи, инспектор Интерпола, — представился он, закрывая за собой дверь.

Люпен приподнялся на локтях, вытянул шею и попытался заглянуть за его спину. Кофи удивлённо приподнял бровь и оглянулся.

— Что-то не так?

— Да, вы где-то потеряли инспектора Зенигату.

— Впервые слышу.

Люпен откинулся на подушку и хмыкнул:

— Вы знаете, кто я?

Поставив стул ближе к койке, Кофи сел и неспешно закинул ногу на ногу.

— Арсен Люпен Третий. С вашим досье я ознакомился. — Он открыл папку и зашелестел бумагами. — Преступник, объявленный в розыск в половине стран Европы.

— Вор, — спокойно поправил его Люпен.

— Простите?

— Я предпочитаю конкретику. Моя специализация — организованный грабёж.

Кофи внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, говорит ли он серьёзно или издевается. Люпен и бровью не повёл, сохраняя на лице полную невозмутимость. Разве только уголки губ еле уловимо приподнялись вверх.

— И всё-таки хотелось бы узнать, за что на меня нацепили эти чудные браслетики, — сказал он и потряс рукой с наручниками.

— Разумеется, — Кофи вернулся к записям. — Вы задержаны по подозрению в убийстве гражданина США, совершенного на территории Норвегии 19 мая…

— Убийстве? — Люпен рассмеялся и тут же поморщился: тошнота стала ощутимее. — Пф-ф, вы меня с кем-то перепутали. Если вы внимательно читали моё досье, то убийства — не мой профиль. Да и в Норвегии не был уже сто лет.

Заметив неодобрительный взгляд чёрных глаз, Люпен махнул рукой:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Вместе со своим сообщником Джигеном Дайске вы проникли в квартиру некоего Майкла Картера и застрелили его из пистолета Глок-18. — Кофи потёр лоб, не отрываясь от текста. — Факт хищения отсутствует. Предполагается наличие личного мотива, в частности — убийство из ревности.

На этой фразе брови на лице Люпена резко поползли вверх.

— Установлено, что убитый находился в романтических отношениях с Фуджико Минэ, — продолжал зачитывать инспектор. — В день убийства на камерах видеонаблюдения из парадной и лифта зафиксированы вы и ваш сообщник. Также вас опознал консьерж.

Кофи закончил зачитывать материалы дела и посмотрел на Люпена. Тот сидел с приоткрытым ртом, сбитый с толку. Инспектор ожидал ответа, но пауза затягивалась. Он кашлянул, привлекая к себе внимание, и Люпен поднял взгляд.

— Вам есть что сказать?

Люпен прищурился.

— Есть. Я оскорблён. Такое бездарное исполнение — просто плевок на мою репутацию. Не вздумайте передавать это прессе, меня засмеёт весь преступный мир.

Издав глубокий вздох, Кофи потёр пальцами переносицу. Он уже начал терять терпение с этим шутником.

— Месье Люпен, мне нужны комментарии по существу, потому что улик против вас вполне достаточно, чтобы передать дело в суд.

Скрежеща наручниками — громче, чем это возможно — Люпен подтянулся и сел, выпрямляя спину. Повернулся корпусом влево-вправо, разминая затёкший позвоночник.

— Вы не могли бы это снять? — Он приподнял руку и дёрнул цепочкой. — Жутко неудобно. Я тут всё уже отлежал.

В чёрных глазах собеседника промелькнуло недоверие.

— Я читал ваши профайлы, месье Люпен.

Вор закатил глаза. Ох, боже, как же тяжело с этими слишком ответственными новичками.

Перегнувшись через бортик кровати, Люпен приблизился к инспектору и потыкал пальцем в бумаги, сцепленные скрепкой.

— Если бы вы хорошо их читали, то, может быть, и додумались, что я со своими возможностями провернул бы убийство как можно чище. — Люпен вернулся в исходное положение, и мгновение спустя раздался щелчок отстёгиваемых наручников. — А с этим я бы и сам разобрался, просто надеялся сэкономить нам время.

Поражённый Кофи уставился на скрепку, потом на свои документы, потом на Люпена.

— Но как?

— Я же Люпен Третий, а не дилетант какой-нибудь, — скрепка исчезла в пальцах Люпена, а сам он наконец устроился поудобнее. — Теперь по делу, если хотите. Не находите ли, что всё это сделано слишком топорно? Засветиться на камерах, да при полном параде. Я не идиот, чтобы исполнять эту затею под своим лицом.

— Мне приходили такие мысли, — неуверенно кивнул Кофи.

— Кроме того, у меня алиби. На момент убийства я был в Японии вместе с Джигеном. Можете спросить у вашего коллеги Зенигаты — он как раз висел у нас на хвосте по всей стране.

— Мы это проверим, — инспектор сделал запись на своих бумагах и что-то несколько раз подчеркнул. — Значит, вы считаете, что вас подставили?

— Очевидно, — пожал плечами вор.

На некоторое время в палате воцарилась тишина, прерываемая только шорохом ручки по бумаге. Что конспектировал этот инспектор, Люпена не особо интересовало. В том, что обвинение в убийстве снимут, он не сомневался. В конце концов, у него есть идеальный свидетель. Про себя Люпен даже порадовался, что в тот раз Зенигата преследовал их как тень.

Только вот у Интерпола полно других причин удерживать его под стражей. И сидеть, дожидаясь разбирательств по всем делам, желания нет.

Ногу опять прострелило болью, и Люпен поморщился.

Нужно искать пути отхода, но одному не справиться в таком состоянии.

— А что с Джигеном? — поинтересовался он, укладываясь на подушки.

— Он тоже под арестом, — ответил Кофи, не отвлекаясь от письма.

Это плохо. Можно попробовать найти Гоэмона — ему вполне по силам разыграть из себя санитара и вывезти Люпена за территорию госпиталя. А ещё есть Фуджико…

По коридору раздался торопливый стук женских каблуков, отвлекая от планирования побега.

Кофи закрыл папку, поднялся и направился к двери.

— Ваше алиби мы проверим, — он взялся за ручку и обернулся. — Но я бы рекомендовал нанять адвоката.

Люпен лениво отмахнулся:

— Сначала опросите Зенигату.

— Хорошо, — кивнул Кофи и с сомнением оглядел задержанного. — По поводу наручников.

В ответ Люпен поднял правую ладонь и показал зажатую в пальцах скрепку. Одно движение — и её уже нет.

— Пожалуй, можем сделать исключение.

— Как мило с вашей стороны! Особенно учитывая это, — Люпен приподнял руки и ладонями указал на гипс. — Заходите ещё, инспектор, я буду здесь.

Новый знакомый покинул палату, оставив арестанта в куда большем смятении, чем десятью минутами назад. Жандарм-охранник никуда не делся — сидел в той же позе и бесстрастно наблюдал за помещением. Из другого конца коридора доносился гомон более оживлённой части госпиталя. Оставшись в тишине, Люпен вздохнул и прикрыл глаза, погружаясь во мрак. В голове была полная неразбериха. К тому же его продолжало мутить.

Вся эта история, начавшаяся по приезде во Францию, неожиданно неприятно подкосила расслабленное долгим отдыхом сознание. Его собственный арест волновал мало — и не из таких передряг приходилось выбираться. Обвинение тоже не задевало. Но он как-то совсем не ожидал узнать о причастности Фуджико. Особенно после отпуска, проведённого вместе.

Аккуратно коснувшись лба, Люпен досадливо поморщился — под пальцами пульсировала шишка. С каждым ударом она словно загоняла растерянность всё глубже и глубже в мозг.

Мысли увязали в сознании, как в песке, и в то же время их было невозможно поймать. Они мелькали друг за другом, но стоило попытаться сосредоточиться хоть на одной — и она таяла. Это злило.

Кто такой Майкл Картер? Ведь Фуджико не заводит романы с кем попало.

Натянутая кожа гематомы над бровью пылала, словно раскалённое железо. Засевшая в затылке боль то прокатывалась волнами по всему черепу, то затихала. Может, это всё ещё обморок, и последние несколько часов — просто тщетные попытки разума пробудиться из бредовых сновидений?

Но нет. Он не спал. Белые больничные стены были слишком яркими, а звуки из коридора уже начинали раздражать. Холодные пальцы приятно остужали лоб, и Люпен не торопился отнимать ладонь. Хотелось найти хоть какой-нибудь смысл в этой истории, но любые попытки спотыкались о непонятную смятенность.

Убийство из ревности? Бред какой-то. Если бы он всерьёз заводился по таким поводам — уже давно был бы серийным.

Нет, дело было не в нём. А в жертве. Кому-то нужно было, чтобы этот Майкл Картер исчез. И если рядом была Фуджико, то можно было даже не сомневаться — с этого дела она имела свой интерес. Но зачем она впутала Люпена? И когда вообще успела это провернуть, если полгода сидела в Норвегии?..

Люпен открыл глаза и с яростью уставился перед собой.

Не может быть.

Она же на все вопросы о своих делах в Норвегии отвечала с неохотой. Так много времени потратила на ту работу, а кроме холодного равнодушия из неё ничего не получилось вытянуть.

Вот чем Фуджико занималась на севере. Крутила интрижку с американцем, которого в процессе убили. И свалила это на Люпена и Джигена, обставив преступление под мотив ревности.

Мысли цепочкой вывели на заключение, признание которого всадило иголку куда-то в середину груди. Отрицай, не отрицай, но все дороги ведут в Рим.

Не может же быть, чтобы сначала Фуджико так подставила его, а потом, как ни в чём не бывало, почти целый месяц нежилась в общей постели. Ей, конечно, цинизма не занимать, но неужели настолько? А он, вместо того чтобы принять и смириться с очередным предательством, пытается оправдать эту женщину. И сохранить их отпуск не запятнанным её вероломством. Сберечь в памяти ту Фуджико, способную на честные чувства и открытые эмоции. Нежную, тёплую, весёлую, совсем не похожую на себя.

Глаза расширились.

Незнакомую.

Вот же он идиот. Слепой, влюбленный идиот.

Люпен рывком сел — и тут же пожалел об этом. Боль придавила череп многотонной плитой. В глазах потемнело, а в ушах оглушающе зашумела кровь. Согнувшись, Люпен обхватил ладонями виски и уставился в складки одеяла.

Не заметил очевидного. Или попросту не захотел замечать. Что на вопросы о её делах Фуджико уводила разговор в сторону или отмалчивалась. Что, когда он собирался уехать, она парой фраз и долгим поцелуем оставляла его рядом. Увлекала в тёплые объятия, в которых принятое решение стыдливо таяло. Что Фуджико не отпускала его, но не из желания быть вместе, а из расчёта.

Голова раскалывалась в агонии, ставшей невыносимой. Люпен закрыл глаза, и почувствовал, как снова летит с пожарной лестницы.

Ни одно появление Фуджико в каком бы то ни было деле не было случайностью. Никогда. В девяноста девяти процентах это чётко выверенный план, несущий ей выгоду. С иным исходом Люпену сталкиваться не доводилось. Глупо надеяться, что в этот раз сыграет оставшийся ничтожный процент. Так что, получается, что он снова ошибся в ней.

Джиген будет орать до пены изо рта.

Оглушённый собственной болью, Люпен не заметил, как вошла медсестра. Под её мягкими, но настойчивыми руками он снова улёгся на койку. Едва затылок коснулся прохладной подушки, как гнев схлынул, уступив место тяжёлой усталости. Такой, что даже поднять веки оказалось непосильной задачей. Захотелось спать, и, невнятно попросив медсестру закрыть дверь, Люпен отключился.