Форма Памяти (гет)

Просите, и дано будет вам;

ищите, и найдете;

стучите, и отворят вам.

От Матфея 7:7

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

— Ну и льет же сегодня.

— Это точно. Отпуск насмарку.

В полутьме маленького бара за стойкой сидел невеселый парень и уныло пялился на голубую жидкость в стакане. С мокрых кроссовок на пол редко капала вода, а джинсы намокли и потемнели. Вряд ли только плохая погода была виновна в его хмуром взгляде. Парень навалился на полированную черную плоскость стола и вздохнул. Бармен услужливо пододвинул ему второй стакан, наполненный коктейлем, в котором переливалась ледяная сфера.

— Первый раз в Дюнкерке? — бармен поставил пустой шейкер в мойку и сполоснул руки.

— Да не, приезжаю сюда к деду, — посетитель постучал ногтем по скругленной грани стакана, — в детстве каждые каникулы тут бывал, теперь — в отпуск.

Бармен за стойкой придвинул высокий стул и уселся напротив. Из-за погоды, позднего времени и не самого лучшего туристического расположения, посетители здесь бывают не часто и за сегодня этот парень его первый клиент. На столе появилась пепельница и полупустая пачка «Dunhill».

Вспышка зажигалки, затяжка — и в руках бармена задымилась сигарета.

— Мой дед тоже из Франции, — сквозь зубы проговорил он, со щелчком закрывая зажигалку, — правда, не знаю, из какого города. Каждый раз встречал меня в новом месте, хотя и виделись мы от силы четыре-пять раз. Старый черт шифровался, не хотел светить наследством. Завещал мне задрипанную квартирку в Дюнкерке, хотя был богат как Крёз.

В потолок устремилась тонкая струя белого дыма. Парень слушал бармена, забыв о коктейле, лёд в котором вздрогнул и блеснул переливом. Подтаяв снизу, он стукнулся о край стакана и перевернулся другим боком.

На вид бармену было немногим больше сорока. Аккуратно стриженные волосы уложены косым пробором, по лбу хаотично разметалась челка, уши наполовину прикрыты прядями. На худощавом теле ладно сидела черная рубашка, смело акцентируя с красным галстуком. Мужчина был одет просто и выглядел непримечательно, как и надлежит барменам. Но, словно кровь по венам, в нём сквозил ленивый стиль. То ли в небрежном жесте, захлопывающем зажигалку, то ли в легкой насмешке, звучавшей в рассказе про его по-скупому расчетливого деда.

Стрелки на часах подходили к восьми, когда на барной стойке появилась бутылка какого-то элитного виски и соответствующие ему бокалы. Перестав предаваться воспоминаниям о своем предке, бармен принялся со знанием дела рассказывать о видах этого напитка и как его следует употреблять.

К этому времени собеседники обменялись рукопожатиями и именами, и Нолан с легким недоумением рассматривал этикетку на бутылке. Очевидно, этому человеку отошло чуть больше наследства, чем просто квартира. Иначе на коллекцию такого алкоголя, выставленного на стеллажах, пришлось бы брать кредит.

— Виски — это напиток настроения. Его пьют медленно, смакуя и наслаждаясь. При просмотре кино, любуясь на закат. Ну, или слушая дождь. — Бармен, представившийся Арсеном, легкими движениями покачивал бутылку, когда заметил, что Нолан хмыкнул: — Чего ты ржешь? Думаешь, опрокинул его в себя и готово дело? Пить его залпом — моветон, это тебе не водка.

В широкие бокалы плеснула янтарная жидкость, омывая граненые стенки и играя золотом на стекле.

— Немаловажно, как человек выглядит. Вот твой вид не слишком к месту для распития виски. Будь вместо худи однотонная рубашка — было бы куда уместнее, — поучал молодого собеседника Арсен.

Все это завораживало и гипнотизировало. Монотонный шум дождя, тихая гитара, звучавшая из динамиков, размеренный голос бармена, открывающего двери в мир алкогольного этикета.

Бармен добавил немного воды в оба бокала и один пододвинул Нолану:

— Первый глоток сделай маленьким и задержи на языке, а при втором направь виски под язык.

Они соприкоснулись бокалами и стекло отозвалось легким звоном. В ноздри проник древесный запах, а по горлу прокатилась горчинка.

Снаружи мир осветило вспышкой молнии, и мгновением спустя гром расколол монотонность дождя. Через открытое окно в помещение ворвались свежесть непогоды и тепло июльского вечера. Стихия только расходилась.

Бокалы были обновлены во второй раз и русло разговора повернуло на бессмертную тему под названием «женщины».

— …А насчет твоей подружки… Ну, дружище, я вдвое старше тебя, но все еще не понимаю, чего хотят эти женщины, — нервный смешок Арсена спрятал в голосе досаду. — Никогда не поймешь, говорят ли они правду или прячут ее за своими красивыми глазками.

— Хотелось бы чего-то более конкретного, — Нолан пожал плечами и осушил свой бокал.

— Мечтай, — усмехнулся Арсен и поднес свой напиток к губам.

Он задумчиво уставился за край бокала и отстраненно произнес:

— Бывает так, что женщина и сама не знает, чего от тебя хочет. И самое сложное, что именно её невозможно оставить в прошлом.

В небесах в очередной раз громыхнуло. Достав из-под стойки пульт, Арсен пару раз нажал на кнопку, меняя освещение стены позади себя. Остановив свой выбор на голубых разводах, имитирующих отблески на воде, он предложил третий раз наполнить бокалы, и Нолан согласился.

Под мягкий французский поп, негромко доносящийся из динамиков по периметру зала, новоиспеченные знакомые продолжали беседу.

— Значит, ты строишь роботов?

— Ага. Наш отдел занимается разработкой систем управления роботов, — парень оживился, ведь эта тема явно вызывала у него гордость. — Мы сейчас занимаемся проектом «летающий помощник». У них была проблема с координацией и мы грешили на ошибку в коде.

— А на самом деле?

— А на самом деле нам прислали партию бракованных линз, — Нолан засмеялся, прикрыв ладонью пол-лица, вспоминая рабочие моменты. — Я три недели по символам разбирал код, который был идеален.

Арсен тоже улыбнулся. Приятно наблюдать за увлеченным человеком.

— Меня взяли сразу после университета, представляешь? Даже без испытательного. Компания новая, набирали людей. — Нолан вошел в раж и даже раскраснелся от возбуждения. — Пришлось переехать в Солт-Лейк-Сити, но оно того стоило. Я даже успел поучаствовать в разработке робота-охранника, который довольно успешно сейчас продается.

Он сделал паузу и глотнул виски. Арсен подался вперед:

— Они же у вас на готовых алгоритмах работают?

— Пожарные боты — да. А вот помощников мы тестируем на машинном обучении.

Обсуждение новейших технологий заняло всю оставшуюся бутылку виски. На дне бокала Арсена оставалась пара глотков. Дождь сжалился до легкой измороси.

То ли помог алкоголь, то ли незамысловатые беседы с барменом, но уныние, с которым он зашел в бар, развеялось. Завтра заканчивается отпуск, и у юноши еще два дня, чтобы долететь до другого континента, распаковаться и в понедельник вернуться к разработке нового робота. Впрочем, теперь жизнь уже не казалась беспросветной круговертью забот и разочарований.

Вытащив кошелек из заднего кармана джинс, Нолан оставил на лакированной поверхности барной стойки несколько купюр.

— Это был отличный вечер. И довольно познавательный, — парень одернул худи и поправил сбившийся капюшон, — теперь я продвинутый пользователь, хотя до эксперта в алкоголе мне далеко.

Арсен усмехнулся и протянул руку для прощального рукопожатия.

— Спасибо за компанию. — Расслабленно сжал пальцы и облокотился на стойку, — будешь снова навещать своего деда — заходи, научу тебя пить бурбон.

Дверь распахнулась, выпуская единственного за субботний вечер посетителя, и мягко закрылась. Из колонок раздался женский голос, призывающий нырнуть в черные глубины моря. Больше всего хотелось нырнуть в кровать. Арсен потер двумя пальцами переносицу и вздохнул. Он пьян сильнее, чем хотелось.

Прикурив сигарету, бармен отправился запирать входную дверь. Далее окно, через которое дождь своим методичным падением на черепицу весь вечер ублажал слух. Мужчина хмыкнул и опустил ставню. Верил ли он сам тому, что говорил или же убедительно играл на публику? Напиток настроения, черт возьми. Остановившись у стойки и подтянув к себе пепельницу, он стряхнул истлевшую бумагу.

Затяжно ныл шрам на бедре, и Арсен машинально опустил на него ладонь. В сознании рассеянно бродили мысли одна чудней другой. Он даже не пытался схватить хотя бы одну: невидящим взглядом уставился в стену, растирая саднящую точку на ноге.

Забытая сигарета медленно дымилась, вспыхивая алым огоньком и снова угасая.

Женский голос в песне уверял, что жизнь, любовь, боль для нее одно и то же, и черная морская бездна стоит того, чтобы в нее погрузиться. Арсен моргнул и взгляд сфокусировался. Вытащив из кармана брюк пульт, он выключил музыку, обрубая бесстыдную исповедь героини песни. Следующим нажатием он лишил помещение света. Красные и желтые неоновые лампы, подсвечивающие барную стойку, погасли. Теперь поглощенный тьмой бар освещали лишь уличные фонари, с любопытством заглядывающие в окна.

Посидев несколько минут в полумраке, слушая как нарастает дробь по покатой крыше бара, Арсен сделал последнюю затяжку и раздавил остатки сигареты в пепельнице, впечатав окурок в плотный хрусталь. Россыпь искр слабо мигнула и исчезла в перегоревшей пыли бумаги и табака.

Фонарь на улице пару раз мигнул и погас, а когда загорелся вновь, то бар был уже пуст. Лишь неприметная дверца, аккуратно задекорированная раскидистой пальмой, закрылась, щелкнув напоследок замком.

* * *

Шорох волн, мерно накатывающихся на берег и переворачивающих мириады песчинок, проникал в уши, эхом отзываясь в мозгу. Изредка этот шум разрезали крики чаек, мчавшихся со стороны берега в море за добычей. Ветер приятно шевелил влажные волосы, а под ногами чавкал пропитанный морской водой песок.

Восточная часть неба начала слабо озаряться розовым светом. До восхода солнца оставался еще час. Целый час, чтобы побродить по дюнам без сопровождения сезонных туристов, лелея свое одиночество.

Держа ботинки за заднюю часть, Арсен прогуливался по берегу, позволяя прохладной воде омывать ступни. Вторая рука придерживала за петельку перекинутый через плечо черный пиджак. В его внутреннем кармане виднелось несколько конвертов, рекламные флаеры и сложенная вчетверо вчерашняя газета.

У него не было телефона, на который можно было бы позвонить. Не было электронной почты. Никаких социальных сетей, только адрес его пивнухи, с которой он эпистолярно общался с немногочисленными друзьями, проживающими в разных концах мира. Впрочем, в конвертах могли быть и счета за электричество, а не письма.

Рассматривать почту не хотелось. Не сейчас. Может быть вечером. Хотя и это вряд ли.

Особо сильная волна захлестнула ноги, намочив брюки. Лизнув щиколотки, она вернулась в водный массив, унося за собой песчинки.

Отойдя на десяток шагов вглубь пляжа, Арсен опустился на жухлую редкую траву, а потом и вовсе прилег, подложив под голову руки. Пиджак брошен рядом, изнанкой вверх: ветер шуршал выглядывающими листами газеты, словно любопытствуя новостями. На западной части небосвода еще мерцали звезды и острый полумесяц ослепительно белым серпом прорезал себе путь к горизонту.

Вчера Арсен ходил на могилу деда. Семейный склеп находился на территории особняка, переданного в пользование государству и переделанный в музей. Рассказывая американцу в баре про богатого предка, Арсен не лукавил. Его богатый старик предпочел завещать все своей стране, а не внуку, которого видел от силы раз пять. Последний — когда сам уже не вставал с постели, а мальчишка едва школу закончил. Квартира в Дюнкерке, половина бриллианта, да профессия — вот и все наследство.

Вход в склеп был заперт, но пальцы словно сами собой согнули кусок толстой проволоки, найденный в траве рядом с кованной дверью. Проволока ловко скрежетала в скважине навесного замка, пока не раздался щелчок и дужка не отскочила от корпуса. Тенью проскользнув внутрь и прикрыв за собой дверь, Арсен зашагал вдоль ряда могильных плит, запечатывающих ниши с захоронениями. Ближе к выходу располагались более поздние могилы, хотя совсем свежих не было. Очевидно, тетка пребывает в здравии.

Пробегая глазами по надписям и датам, Арсен продвигался вглубь, пока не нашел нужное захоронение, в предпоследнем ряду. На небольшой выступ он положил цветок липы, сорванный на аллее по дороге к особняку. Эти старые деревья были высажены по всей территории поместья и благоухали мягким, сладковатым ароматом, привлекая пчел. А его дед был далеко не первым поколением, заставшим это медоносное дерево.

Сильный аромат начал распространяться, обволакивая каменную затхлость и гася ее пьянящим медом. Некоторое время мужчина стоял возле надгробия, размышляя о чем-то и вдыхая сладкий воздух, а потом такой же тенью покинул склеп, защелкивая за собой старомодный замок. Той же ночью Арсену снился дед и недовольно выговаривал за невыполненное домашнее задание. От такого докучливого нравоучения он даже проснулся. Сон давно перестал баловать своей крепостью, да и настроения досыпать остаток ночи не было: собравшись, Арсен вышел в утреннюю мглу и направился в сторону побережья.

Нечто, какая-то не оформившаяся мысль терзала его разум на протяжении нескольких последних лет. Она же иногда загоняла на места прежнего триумфа в поисках ответа. Заставляла копаться в глубинах сознания, вороша прошлое. Будила посреди ночи, понуждая рефлексировать пережитые события. Могила деда была одной из точек поиска и этот визит Арсен оттягивал до последнего.

«Я не знаю, какое домашнее задание тебе задолжал, старик», — Арсен выпустил воздух через нос. Получилось сердито.

«Себе-то не ври. Сам же знаешь, что еще кое-что не нашел».

Арсен резко сел. По левую руку стоял пожилой мужчина с тростью. На нем было темно-серое ольстерское пальто, из-под шляпы-котелка виднелись седые волосы.

«Ну или точнее: кое-кого, — старик хмыкнул в бороду. — Вот и маешься, малохольный».

«Невозможно найти того, кто не хочет, чтобы его нашли», — Арсен снова улегся на песок и закрыл глаза, проявляя полное равнодушие.

Кажется, его манеры рассердили старика. Он сдвинул брови и недовольно закряхтел.

«Ты себя как ведешь, сопляк! Я тебя разве так воспитывал? Только наследие позоришь. Вставай, бездельник, возвращайся в свою распивочную и делай, что я тебе велел».

Старик ткнул его тростью в ребра. Еще раз недовольно фыркнул и побрел к берегу, загребая песок лакированными туфлями.

Арсен открыл глаза. Море воспользовалось вялым состоянием и хитро убаюкало, нашептывая песком и волнами колыбельную. А взошедшее солнце укрыло своим мягким теплом, словно невесомой простыней, не позволяя утренней прохладе прервать случайный сон.

Моргнув несколько раз разморенными глазами, Арсен сел и закурил. Пристроил локти на согнутые колени, сцепил пальцы и долго сидел, позволяя сигарете бестолково тлеть.

Истерзанный постоянными размышлениями мозг начал сдаваться и пропустил вперёд бессознательное. Разум хочет сохранить свою целостность, даже если придётся прибегнуть к такого рода действиям, почти мистическим.

Вдали показались туристы. Арсен покосился на них через плечо и затушил сигарету, чтобы затолкать то, что от неё осталось, обратно в помятую пачку. Прогулка получилась длиннее, чем он планировал, хотя теперь стал ощущать себя бодрее.

Поднявшись, Арсен тщательно отряхнул одежду и ноги от песка, обулся и пошёл в сторону города. Появилась цель, обозначенная дедом во сне, но какой-либо план отсутствовал напрочь: все старые были испробованы, а новые ещё не созрели.

Подойдя к бару и вставив ключ в скважину, Арсен заметил белый уголок, торчащий между косяком и дверью. Положив руку на это место, он повернул ключ и, едва образовался проём, сжал пальцы в кулак, пряча в нём листок бумаги: одна из множества застарелых привычек быть незаметным, не привлекать внимания.

Скрывшись в полутьме помещения и плотно прикрыв дверь, он развернул послание и, прищурившись, с трудом разобрал написанный корявым почерком и впопыхах текст: «Зайду вечером, надо поговорить. Ята»

Ята? Зенигатовский выкормыш? Арсен хмыкнул. Как ему было известно, за прошедшие пару лет Ятагарасу Горо ушёл из Интерпола и переехал в штаты, поселился в Арлингтоне, и пока не обзавелся семьёй. Официально — он аналитик в управлении по контролю за оборотом наркотиков. Не официально — закрытая розыскная контора. Арсену было любопытно, но не настолько, чтобы нарушать своё спокойствие внезапным визитом нежелательных гостей. Хотя они обычно не предупреждают. Значит, разговор личного характера.

Пока Ята работал в Интерполе и находился во Франции, он приглядывал за Арсеном, существовавшим в то время под своим полным именем. Но Арсена это забавляло: столь неловкими и очевидными были действия молодого оперативника поначалу. Впрочем, с годами навык улучшился, а спустя время необходимость наблюдения и вовсе отпала.

Что ж, планов на вечер не было. Только парочка туристов-любителей городского андеграунда забредет в его укромный бар. Так что можно и повидаться со старым знакомым. Записка была брошена в урну. Туда же отправилась вчерашняя газета и рекламки. Арсен быстро перебрал оставшуюся почту: счета, письмо из Милана и безымянная открытка.

Отложив корреспонденцию на ночь, Арсен принес из своей жилой комнаты ноутбук, подключил к сети и, пристроившись за стойкой, легко застучал пальцами по клавиатуре. Нежелание оставлять свой след в Сети не было поводом полностью отказываться от технологий.

Смягченные щелчки бесшумной клавиатуры маскировались льющейся из колонок музыкой. Рядом стояла чашка кофе, исходящая горячими витками пара, и две булочки, купленные по пути от автобусной остановки.

В пять пришла немолодая пара. Они взяли по бокалу лимончелло и попросили разбавить его минеральной водой. Арсен присматривался к ним, пока за барной стойкой натирал белоснежной салфеткой стаканы. О, эта прекрасная конспирация, позволяющая вести наблюдение за посетителями и не привлекающая особого внимания: ведь все бармены пытаются протереть стекло до прозрачности, близкой к невидимости.

Впрочем, супруги были заняты диалогом и лимончелло. Вышедшие на пенсию и позволившие себе путешествие по стране. Они выглядели уставшими, но при этом улыбались и оживленно разговаривали. Вероятно, весь день потратили на прогулки по достопримечательностям Дюнкерка, коих осталось не так много после войны.

Ближе к шести часам немолодые путешественники покинули бар. Арсен убрал их столик и взял из-под одного из стаканов чаевые. Кажется, веточка винограда, предложенная в качестве презента, их подкупила. А, может, и сам напиток, который был далеко не среднего качества.

Ята появился в девятом часу.

К этому времени Арсен уже закончил свои занятия и попивал очередную чашку свежезаваренного кофе, бездумно глядя в окно сквозь стёкла очков. Он сидел вполоборота к двери и не сразу среагировал на приоткрывшуюся так неслышно дверь. Его гость преодолел уже полпути к барной стойке, когда Арсен спрятал кофе и развернулся, готовясь приветственно улыбнуться.

Молодой и статный человек аккуратно прикрыл за собой дверь и прошел мимо столиков, перекинув на согнутую руку темно-синее худи. Какая же неуловимая вежливость мелькала по его очертаниям силуэта — от легкого уважительного поклона в качестве приветствия до аккуратно сложенной детали гардероба.

— Можно забрать девушку из деревни, но деревню из девушки не заберешь? — Саркастичный афоризм в ответ на традиционный японский поклон.

Ята улыбнулся:

— Очевидно, я японец больше, чем полагал. — Теперь он протянул ладонь и Арсен, протянувшись через стойку, пожал её. — Как поживаете, мистер Люпен?

Он стал похож на курцхаара. Такой же изящный и легкий, он весь подобрался, приготовился к рывку для захвата добычи. Ята уставился на него своими по-восточному раскосыми глазами, изучая и выискивая подозрительные детали. И при этом невероятно дружелюбно улыбался и тряс руку.

У Арсена возникли мурашки у основания черепа и неприятно холодя, опустились вниз, исчезнув на середине спины. Невинный, казалось бы, вид производил неприятное впечатление. Хуже был только Зенигата, иногда подбирающийся в своих расследованиях настолько близко, что приходилось бросать дело или менять планы.

Рукопожатие распалось, и, чтобы прогнать неприятное ощущение, Арсен пожал плечами, маскируя дискомфорт небрежным ответом:

— Среднестатистически. Держу бар, гуляю по паркам. И не называюсь своим старым именем.

— Я рад, что к инциденту с рынком невзаимозаменяемых токенов вы не имеете отношения. — Ята набросил худи на стул, а сам облокотился на стойку.

— Это когда в апреле прокатилась волна уничтоженных NFТ в общей сумме пять миллиардов долларов? — Люпен нагнулся к холодильнику и загремел бутылками.

Ята потер подбородок большим пальцем, рассматривая витрины с алкоголем.

— Да. Неприятная ситуация была. Виновных всё еще не нашли и, судя по всему, вряд ли найдут.

Люпен выпрямился, держа в каждой руке по две бутылки O'Hara's Irish Stout и улыбаясь как дьявол:

— Не имею ни малейшего отношения к этой отлично проделанной работе, — он опустил пиво на стол и провел рукой над ними, призывая ознакомиться с выбором, — зато могу угостить отличнейшей выпивкой.

Они пересели за столик. Кожаная обивка диванов заскрипела под обустраивающимися мужчинами. Круглой открывашкой, зажатой в руке, Люпен вскрыл первую пару бутылок. Крышки с глухим хлопком отделились от горлышек и пошел белый дымок, неся с собой аромат кофе и еле уловимый запах лакрицы. Сделав несколько глотков, Ята с одобрением кивнул, явно впечатленный вкусом.

— Тебя понизили и снова приставили за мной следить? — невинно поинтересовался Люпен.

Ята улыбнулся и покачал головой.

— Я давно работаю в другом месте. К сожалению, после выхода Зенигаты на пенсию, я не сработался с Интерполом. Но, думаю, вы и так об этом знали.

Выпускник академии столичной полиции попал в руководство матерого детектива благодаря своим безупречным результатам в учебе. Ятагарасу Горо — лучший студент выпуска. Назначение в Интерпол было поощрением, и вчерашний курсант из кожи вон лез, чтобы получить место. Однако, чем дольше он служил, тем больше он замечал, что жернова бюрократической машины гораздо крупнее, чем шестеренки правоохранения. Стареющего Зенигату гоняли по кабинетам, заставляя писать бесконечные рапорта, отчеты и доклады, препятствуя его задаче.

Люпен знал о растущем недовольстве Яты: молодой оперативник однажды сам поделился своими мыслями, когда вор поймал его на слежке. Кто знал, что терпение этого юнца иссякнет так скоро. Стоило ментору покинуть пост, как спустя несколько месяцев и его ученик прекратил свою карьеру.

Люпен знал, но не подколоть не мог.

— Так какая невероятная причина привела тебя настолько далеко от процветающей цивилизации? — Люпен не планировал предаваться воспоминаниям и ностальгии. Он поставил бутылку на бирдекель и поправил челку, упавшую на глаза. — Только не говори, что ради моей выпивки и задушевного разговора. Я засмущаюсь.

— Ну, пиво действительно отличное, но вы правы. — Ята тоже отставил бутылку и потянулся к своему худи. — Полагаю, вы в курсе моего нового места работы?

Люпен кивнул и расслабленно откинулся на спинку диванчика, постукивая пальцем по столу в такт музыке. Ята принялся шарить по карманам своей одежды, что-то разыскивая.

— В общих чертах. Я не вдавался в детали, но контора очень закрытая.

— Скажу так — это разыскное агентство, — Ята, наконец прекратил шуршать в карманах и вытащил на стол накопительное устройство размером не больше ногтя. — Здесь вся информация по Фуджико Минэ, которая числилась у нас наемным агентом.

Алкогольная истома, владеющая Люпеном до этого момента, вмиг растворилась. Напряженные пальцы бросили аккомпанировать синтезатору в динамиках и опали на стол, а карие глаза метнули острый взгляд в сторону Яты. Люпен выпрямился.

От разительной перемены в настроении собеседника молодому человеку стало неуютно. Он замешкался на несколько секунд, а после положил накопитель на стол и придвинул к Люпену.

— Она уже работала там. За год до моего назначения. Агентство заключило с ней контракт. Разведка, шпионаж. — Голос осип и Ята смочил горло, глотнув из бутылки. — То, в чем она была хороша. Я не знаю причину этого сотрудничества, но здесь, — он указал в сторону крошечного накопителя, — я скопировал все данные по ее работе.

Люпен протянул руку и аккуратно сжал устройство пальцами. Крошечный прямоугольник, на котором находятся если не ответы, так уж некоторые подсказки.

Повернувшись корпусом и выставив ногу из-под стола, Люпен был готов выйти и отправиться за своим ноутбуком. Ята успел схватить мужчину за рукав прежде, чем он поднялся. Люпен замер в полуприседе, опираясь одной рукой о спинку дивана и выжидательно уставился на юношу.

— Люпен, ее последнее задание… — Ята мялся, на решаясь говорить, а Люпен начинал терять терпение. — Ее скомпрометировали и решили нейтрализовать, устроив взрыв. Дом, где она жила просто разметало. Находили опаленные клочки волос, но кроме них больше ничего не обнаружили. Официально она числится пропавшей без вести, так как останков найдено не было, но, по словам экспертов, шансов выжить не было.

В правом ухе зашумело, словно в телевизоре сломался звук. Или сбились настройки и вместо каналов рябил белый шум. Опускаясь на диван, Люпен тряхнул головой, пытаясь привести слух в порядок. Вместо избавления, шум стал нарастать и в левом ухе, а вместе с этим начало расти и раздражение. Музыка из колонок словно пробивалась сквозь толщу воды, звук разносился в разные стороны, а голос Яты превратился в неопределенный гул.

Дискомфорт вызвал раздражение и Люпен снова дернул головой, как если бы в уши попала вода. Сердце, еще мгновение назад забившееся от прилива адреналина, теперь остановилось и в груди тяжело бухали остатки эйфории.

— Здесь вся информация? — голос охрипший, словно через гортань протащили наждачку, и слух еще не восстановился. Люпен приподнял руку, указывая взглядом на накопитель.

— Да. Личное дело, условия контракта, информация о задании, заключение экспертиз — я скопировал весь архив по Минэ.

— У тебя не будет проблем из-за этого?

— Я постарался стереть все свои следы, но, надеюсь, что никому не вздумается лезть в закрытые дела. — Ята невесело усмехнулся. — В противном случае, работать после такого я смогу только на обратной стороне закона.

Люпен хмыкнул:

— Присылай резюме, я рассмотрю.

Ята уронил голову в кивке, отчего его черные волосы спружинили и вернулись в прическу. На дальнейший разговор можно было не рассчитывать. Высказать соболезнования? Юноша исподлобья взглянул на Люпена: на его лице маской застыла сосредоточенность, зафиксировав каждый нерв и мускул, и только темные глаза с небольшими паузами метались от одного предмета к другому. Словно мозг уже работал на полную мощь, а на столе лежала невидимая схема дальнейших действий.

Соболезнования Люпену Третьему не уперлись никаким боком.

Соболезнования можно приберечь для причастных и виновных, когда Люпен Третий начнет свою работу.

Отклонив голову назад и допивая остатки пива, Ята поднялся из-за стола.

— Мне жаль, что я пришел с такой новостью. Но мне показалось, что вам нужно быть в курсе, если уж по моей вине вы столько времени просидели в изоляции.

Люпен только пожал плечами, мол, бывает. В конце концов, старик отлично натаскал своего молодого помощника. Может им гордиться.

Тот в это время выдержал паузу, потирая указательным пальцем верхнюю губу. Прошло несколько мгновений, прежде чем он сообщил другую новость. Глаза сузились в хитром прищуре.

— И еще — перед своим уходом из Интерпола я стер всю информацию о вас, которая была накоплена в их базах данных. И о ваших товарищах. Почти треть своих архивов Интерпол уже не восстановит никогда. Собственно, я и не планировал обнулять их базы полностью. Просто за этим лесом никто не будет искать три дерева.

Господи, да он хвастается.

Это событие на несколько недель заполонило весь Интернет. Новость-молния шла бегущей строкой по всем каналам, информируя о дерзком взломе. Затем каждый день хакерские атаки, кибертерроризм, поиск виновных. И никто за это не взял на себя ответственность. Неужели всё это дело рук увольняющегося сотрудника?

Люпен прикрыл глаза и снова хмыкнул:

— Пожалуй, я приму тебя на работу без собеседований.

— Звучит как комплимент.

Ята улыбнулся и накинул на плечи свое худи. Вышел в проход между столиками и одернул собравшуюся на поясе футболку.

За окном порядком стемнело. Вот-вот включатся фонари и примутся разгонять наступающий мрак.

Люпен чуть повернул голову в сторону уходящего гостя и, упираясь подбородком в плечо, буркнул:

— Как с тобой связаться?

— Купите телефон.

На стол опустился неровный и помятый кусок плотной бумаги с телефонным номером, нацарапанном плохо пишущей ручкой. Люпен взглядом проследил за обрывком, не поворачивая головы.

— Передавай привет Зенигате.

— Как-нибудь. — Ята потянул на себя дверь и шагнул навстречу свежему вечернему воздуху.

Замок мягко щелкнул и Люпен остался наедине с источником долгожданной информации. Взгляд темных глаз не сходил с черного квадратика, зажатого в пальцах. Он искал Фуджико не один год. Хватался за любую информацию, появляющуюся на горизонте. И тут появляется старый знакомый, попавший в ту же организацию, на которую работала эта женщина-загадка. Какова была вероятность такого совпадения? Одна из тысячи? И он уже исчерпал все свои девятьсот девяносто девять попыток?

Люпен заиграл пальцами, и карта памяти замелькала между ними. Здесь что-то не так. И это неуловимое ощущение занимало его сейчас больше, чем содержимое карты. Люпен знал, что мир по ту сторону авансцены куда более тесен, чем это подразумевает знаменитый афоризм. И допускал, что Фуджико и Ята могли пересечься в одном месте. Но чтобы Ята так удачно залез в архив — уже это заставляет сомневаться в факторе случайности. Люпен перестал играть с картой и, зажав в кулаке, через плечо посмотрел в сторону двери.

Это вообще Ята был?

Залпом допив свое пиво, Люпен отправился запирать бар. Его небольшое заведение не всегда работало по ночам — это время он предпочитал тратить на разработку своих девайсов или форсирование мировой сети. Ночные смены открывались ближе к выходным.

Методично обошел окна, выключил музыку. Со столика, где они с Ятой пили, забрал бутылки, бирдекели и самодельную визитку. Тщательно протер деревянную поверхность. Опуская пустые бутылки в мусорную корзину, Люпен с грустной улыбкой поймал себя на мысли, что словно оттягивает момент, когда придется открыть файл, в котором будут не самые лучшие новости. По крайней мере, Ята честно и заранее предупредил, так что не придется искать таблетки от сердца. Люпен снова хмыкнул. Зато пиво можно взять.

Прихватив две нетронутые бутылки, Люпен направился к дальней стене, в которой находилась его неприметная дверь. Уже отсюда он щелкнул выключателем, обесточивая бар. В наступившей темноте звякнули бутылки, раздался затяжной выдох и удаляющиеся шаги.

Небо за окном начало розоветь. Сначала у кромки горизонта появился розовый акварельный мазок. И с каждой минутой краска растекалась по небосклону все больше, захватывая темное пространство и высветляя его рассветом. Чем больше проходило времени, тем насыщеннее становилось небо над землей. Оно краснело и краснело пока, наконец, не появилась округлая макушка солнца.

Найдя узкий проход между плотно выстроенными домами, солнце пустило лучи в единственное окно комнаты на втором этаже. Пока слабый свет разогнал тьму по углам, но не смог победить полностью. И во мраке можно было рассмотреть спартанскую обстановку. Письменный стол, офисный стул на колесах, кровать. Классический торшер с абажуром в виде усеченного конуса, занимавший место между столом и кроватью. Широкое окно обрамляли темно-бежевые шторы. Под окном стояла кровать. У противоположной стены стоял шкаф гардероб с приоткрытой дверцей. Стены оклеены обоями в полоску: узкая зеленая, широкая песочная, узкая зеленая, широкая…

Кровать занимал лежащий на боку Люпен. Словно он сидел, прислонившись спиной к окну и, когда сон совсем его сморил, просто завалился на правую сторону. Одна нога согнута в колене, вторая — почти выпрямлена, ступня в сером носке свешивается с края кровати. Правая рука прижата между телом и матрасом — она наверняка затекла до ощущения чуждости и покалывания белым шумом. Левая рука покоилась на матрасе чуть поодаль от груди. Пальцы касались погасшего экрана небольшого планшета.

Люпен всхрапнул и перевернулся на спину, выпростав руку из-под себя и откинув ее над головой. Согнутая нога теперь опиралась на край подоконника и, дернув коленом, Люпен опрокинул стоящую там пивную бутылку. Она покачнулась и упала на одеяло, скатившись в угол. Еще две бутылки стояли рядом с кроватью на полу. На подоконнике так же стояла пепельница, забитая раздавленными окурками. Пустая пачка сигарет и зажигалка лежали рядом. Курение в кровати — нарушение всех пожарных норм. Да еще и под алкоголем.

Снова короткий всхрап и Люпен, сведя брови друг к другу, закрыл рукой глаза. Все так же, не просыпаясь из своего пьяного забытия.

-М-да-а, ну и волчий угол. Знал бы, во что ты превратишь мою квартиру, не стал бы ее тебе завещать.

На старческий трескучий голос, доносящийся со стороны двери, Люпен приоткрыл правый глаз и посмотрел в щель между рукой и лицом. Дед стоял в распахнутом настежь проеме и осматривал комнату, сомкнув руки на набалдашнике трости. На плечах повис старомодный плащ-накидка без рукавов.

Веки соприкоснулись друг с другом, отрезая рассветный мир и возвращая в приятную темноту.

— Моя квартира, что хочу, то и делаю, — сипло изрек Люпен, размыкая сухие слипшиеся губы.

— А обои мог бы и переклеить, — старик подошел к противоположной стене и поскреб ногтем по песочной полоске. — Они мне и тогда не нравились, а сейчас и подавно. Хотя, ты сейчас себя то поднять не можешь, что уж о ремонте говорить.

Старик едко хмыкнул и оставил стену в покое. Снова заводил цепкими глазами по комнате, не присматриваясь к своему непутевому внуку.

Люпен надул щеки и шумно выдохнул через рот. Он планировал спать настолько долго, как это возможно. До вечера, весь следующий день, два дня, неделю, месяц, год. Впасть в спячку на столетие, прирасти к этой кровати как ископаемое, превратиться в самое Сон.

— Дед, я тебя не звал.

— Это точно, — старик подошел к кровати, беря в руки планшет.

— Ты помер уже давно.

— Давненько, — сухим пальцем медленно поводил по экрану из стороны в сторону.

— Не хватало еще от тебя нравоучений выслушивать.

— Ну да, куда мне воспитанием заниматься, — Люпен Первый заинтересованно приподнял бровь и пару раз ткнул в пластиковую подсвеченную поверхность. — В конце концов, можно довериться сухим отчетам и потом упиться вусмерть. Так же ведь проще, да, внучок?

— Все не так было.

— Именно так все и было. — Старик бросил планшет обратно и наконец то посмотрел на внука. — На пятой странице занятный момент, посмотри его получше.

Люпен Третий открыл глаза и уставился в притолоку. Настенные часы, пристроенные над дверью, показывали четверть первого. Солнце пылало светом, щедро заливая им комнатушку. Тихо, пусто, светло.

Свесив ноги с кровати и перенеся руки над голову, Люпен затяжно потянулся, старательно растягивая мышцы после долгого и не вполне удобного сна. Кровь живее побежала по артериям, глубокий вдох расширил грудную клетку и насытил легкие кислородом. Отдохнувшее тело было готово к новому дню, но вот разум пребывал в прострации. Люпен повернул голову вправо — планшет лежал там, где ночью выпал из опьяневших рук. Содержимое накопителя, полученного от Яты, Люпен прочитал запоем, быстро, словно это был увлекательный детектив. Вот только вместо восторга, это чтиво вызвало нервозность и при попытке перечитать информацию буквы прыгали, предложения наскакивали одно на другое, абзацы изгибались волнами. Или в этом была виновата третья бутылка пива, за которой Люпен сбегал в бар, холодя ступни на каменных ступенях.

Люпен перевернулся на живот и подтянул планшет к лицу. Уставился на свое отражение в темном стекле. От мысли, что все придется перечитывать и желательно на трезвую голову, стало тошно и непреодолимо тоскливо. Он не помнил прочитанное связно и целиком, от ночного экскурса в прошлое его женщины осталось только ощущение горечи. Ему не хотелось снова погружаться в эту пропасть, но неизбежность этого была очевидна, сколько ни откладывай. Монитор осветился заставкой блокировки и Люпен провел пальцем графический пароль. Лучше сейчас, потому что завтра не наступит никогда.

Имя: Фуджико

Фамилия: Минэ

Место рождения: Япония

Происхождение: японо-американка

Дата рождения: 7 июня

Возраст: 34

Язык: полиглот

Род деятельности: шпионаж, организованная преступность

При двукратном перечитывании этого краткого досье у Люпена нервно задергалась мышца на щеке. Рост, вес, отпечатки пальцев, группа крови, ДНК, размер ноги — здесь столько личной информации, что стало не по себе. Даже Интерпол не владел такой полнотой сведений, как эта секретная контора. Боже мой, Фуджико, во что ты ввязалась и для чего.

Дойдя до графы «особые приметы», Люпен не без удовольствия отметил, что шрам за левым ухом указан не был. Здесь был даже образец почерка: черной ручкой исписано две страницы на всех языках, которыми владела Фуджико. А короткое видео с её фотографиями с разных ракурсов, он пересмотрел несколько раз. Рассматривая лицо, красивый прямой нос, прикрытые верхними веками карие глаза.

Медицинское заключение с полным обследованием, да таким, словно каждый орган под микроскопом рассматривали. Удаленный в тринадцать лет аппендицит и в двадцать один перенесенная пневмония. Легкая форма клаустрофобии. На нижней челюсти удалены оба третьих моляра, один в восемнадцать, второй в период обследования.

Читая эти данные, подробные и личные, Люпен чувствовал дискомфортное смятение. Это было как-то неправильно, так досконально узнавать о женщине, появляющейся в его жизни из ниоткуда и исчезающей в рассветном тумане. Они знали друг о друге достаточно мало. Да и не требовали никогда излишней откровенности. Как от партнера он ожидал от нее усердия, как от любовницы — страсти. Он был уверен, что Фуджико, несмотря на свою ветреность и склонность к подставам, не оставит его подыхать с дыркой в боку. И этого хватало.

Люпен моргнул и пальцем сдвинул текст, перемещаясь к следующему пункту. «Оперативное задание». Проникнуть в компанию «Вефиль», действующую на базе института компьютерной инженерии и выкрасть вторую часть кода приложения для обеспечения безопасности и контрразведки. Дело приобрело дурной запах. Будь это типичная корпоративная возня — и десятая доля не стоила бы интереса. Так, счета совета директоров обнулить. Но это была политика, что усугубляло обстоятельства.

Дед любил повторять, что политика — это продолжение войны другими средствами. Сам он к старости стал тем еще пацифистом и своим внебрачным сыном — отцом Люпена — иногда был крайне недоволен. Потому как у Люпена Второго было некое пристрастие заняться этим грязным, но непыльным делом из тени. Зато внуком гордился: младший отпрыск на пути к добыче мог ненароком и развалить какой-нибудь диктаторский строй мелкого пошиба.

Вернувшись к документу, Люпен вскользь просмотрел информацию о Вефиле. Компания занимается разработкой разнообразных технологических продуктов: от дронов до чипов. Код от загадочной программы был разделен на две части. И первую половину пару месяцев назад удалось скопировать внедренному агенту. Местонахождение второй половины не было установлено. И тут на сцене появляется Фуджико. Взломать человеческое сердце было гораздо проще, нежели сервер сверхсекретной компании. Удалось найти одного из разработчиков и оставался лишь вопрос времени, когда убедительная красотка разговорит свою жертву. Если бы не внезапная расконспирация.

Происшествию была посвящена оставшаяся часть файла. Спецслужба, разумеется, открестилась от причастности, предоставив расследование местным органам внутренних дел. Так что весь отчет, пугающе-подробный, был составлен полицией. Мощное взрывчатое вещество сложило ее дом как игрушечную поделку. Маленький радиус сказался на эффективности — концентрированный взрыв уничтожил только одно строение, оставив после себя обломки дома, детали мебели, обрывки тканей. Да человеческая тень на куске устоявшей стены.

Большая часть обломков обуглилась, но возгорания не было. Соседи отделались лишь выбитыми стеклами и испорченным вечером. Судмедэксперты находили под обломками пряди волос и кусочки кожи. В полицейском отчете они значились неустановленными, но курсивом был дописан результат независимой экспертизы спецслужбы: проведенные анализы подтвердили принадлежность биологических фрагментов и были признаны фрагментами тела Фуджико.

Чувствуя, как у него холодеет затылок, Люпен перечитал заключение еще раз. Вслух, словно пытаясь донести до разума смысл каждого слова.

— … при отсутствии тела, признать Фуджико Минэ пропавшей без вести. Задание считать проваленным.

Руки, держащие планшет, затряслись, а выдох смешался со стоном и рвано вышел из легких.

Темно-карие глаза снова забегали по словам, перескакивая со строчки на строчку все ниже и ниже. Записи с камер наблюдения были стерты до и после происшествия. Неизвестно, кто приходил к ней домой, как вышел — два часа просто исчезли и унесли с собой возможные ответы. Вживленный в предплечье датчик слежения перестал подавать сигналы в 21:36, тогда же, когда и произошел взрыв. Каких-либо сведений об организаторе нет. Люпен нажал на дисплей пальцем и двинул им вверх, но текст не обновился. Сухая констатация о неизвестности причастных заканчивала этот отчет. Бесцельно он продолжал водить пальцем по светящейся поверхности планшета, невидящим взглядом уставившись сквозь буквы.

Взявшись за изучение материала, Люпен твердо решил поработать над информацией. Но это было час назад. Теперь же завязавшийся в горле узел мешал дыханию, словно воздух отяжелел, а гортань сузилась, напряглась. Как и все тело. Вдохи давались с трудом, выдохи получались рваными и судорожными. Люпен медленно отложил планшет и сел, свесив ноги с кровати. Сделал глубокий вдох через нос и на несколько секунд задержал дыхание. Медленно выдохнул. Закрыл глаза и снова втянул в себя воздух. Крылья носа разошлись, втягивая спертый, застоявшийся за ночь воздух. Одна секунда. Две, три, четыре — медленный выдох.

Надо выйти на улицу. Пройтись, дохнуть свежего кислорода, проветрить голову, разогнать кровь по телу. Хоть что-то сделать, потому что здесь он задыхается. Люпен открыл глаза и сунул ногу в левую кеду, стоявшую прямо перед кроватью. Правая валялась на боку чуть далее.

По каменной лестнице он практически сбежал, оскальзываясь на ступенях. Так же быстро дошел до входной двери, повернул замок и вышел на улицу. Дверь позади щелкнула замком. Широко шагая, Люпен направился в сторону дороги. Ноги зачастили, шаги становились все чаще, пока не превратились в бег. Он бежал, огибая попутных прохожих — встречные отклонялись с его пути сами. Бежал мимо пекарни, где брал хлеб и другую выпечку. Мимо остановки в сторону центра страны. Пересек двухполосную дорогу, уложенную столетней брусчаткой. Проскочил перед носом у желтого фольксвагена, взвизгнувшего тормозами и обругавшим раздраженным гудком.

Люпен бежал, пока впереди не показалась береговая линия и волны пролива Па-де-Кале. Притормозив в нескольких метрах от воды, он сбросил кеды, сдернул рубашку и задергал ремень на джинсах. Оставив одежду бесформенной кучей на песке, Люпен рванул по мелководью, уходя на глубину, пока не скрылся под холодными водами.

План дальнейших действий был собран в голове Люпена раньше, чем он вышел из воды. Горячность ушла в мышцы, кровь пошла по венам, разогревая конечности. Волны смыли отчаяние. Разум прояснился. Мысли, четкие и ясные, словно напечатанные на машинке, проносились бегущей строкой. Найти перепрошитую технику, ноутбук, два телефона. Навестить свой склад с гаджетами в Гивельде. Портативный принтер для изготовления масок и синтезатор голоса всегда могут пригодится. Несколько флешек с шифраторами. Моноколь дополненной реальности тоже стоит забрать.

Люпен размашисто шел с пляжа под взгляды двух девушек. Одна из них смотрела на него с интересом, разглядывая плечи, подтянутые руки, крепкую спину. Ее подруга явно недоумевала, как можно плавать в этой холодной воде. Погруженный в свои мысли, Люпен не обратил внимание на любопытных туристок. Лишь встряхнул футболку, сбрасывая приставший песок и натянул ее на еще не успевшее обсохнуть тело. Все, что его занимало в этот самый момент — это взять ли свой Фиат или поберечь его.

Раздобыть электронику было делом несложным. Ради нее пришлось ехать на юг Франции, потратить два дня на дорогу туда и обратно и отвалить круглую сумму. Не откладывая в долгий ящик, следом Люпен посетил и свое хранилище. Обычный гараж, у входа которого стоял желтый Фиат, прикрытый брезентом так, что едва виднелись колеса. У противоположной выезду стены расставлены шкафы с рабочим столом между ними.

Люпен открыл все шкафы, рассматривая и то и дело вынимая какой-нибудь присмотренный девайс. Кажется, вид своих и украденных изобретений пробудили спящие нейроны в мозгу, и они начали передавать друг другу импульсы удовольствия, пробуждая приятные воспоминания прошлых побед.

Откинув брезент и вызволив из темноты желтые бока Фиата, Люпен не смог сдержать довольной улыбки. Открыл дверь, сел на водительское сидение и сжал пальцами рулевое колесо, прикрывая глаза. Оплетка, которой он как-то перекрутил обод руля, приятно бугрилась под ладонями. В салоне стоял плотный запах пыли и куда более слабый — сигаретного дыма, который не вытравишь уже ничем. Люпен взглянул в зеркало заднего вида и руками зачесал волосы назад. Приподнял одну бровь и растянул рот в ухмылке, оскалив зубы.

Ай, да к черту, какое новое дело и без верного тарахтящего друга. Выудив ключи из-под сидения, Люпен вставил их в замок зажигания и крутанул. Фиат бодро отозвался работающим двигателем. Осталось только покидать свое барахло в кабину, сунуть запаску и канистру с топливом в багажник и можно отправляться домой. Закупиться полуфабрикатами на какое-то время и погрузиться в работу, нырнуть с головой в сетевое пространство с поисками информации о «Вефиле». О неизвестной конторе, на которую работала Фуджико. Найти хоть какой-нибудь след, за который можно зацепиться.

В зелени, окружавшей проселочную дорогу, маленькая желтая машинка выглядела очень органично. Бежала по грунту, скрываясь за прореженной лесополосой с одной стороны и высокой травой поля с другой. Люпен впервые за долгое время ощущал себя на своем месте. Сидя в кожаном кресле, сжимая одной рукой руль, а другую свесив в открытое окно.

— Ох, да ладно! — Разочарованно протянула девушка. — Ехать через всю страну только чтобы увидеть, что бар не работает.

Двое стояли перед деревянной, отделанной под старину дверью, и смотрели на неприлично выделяющуюся современностью табличку «ЗАКРЫТО».

— Мда, удивительно не повезло, — в тоне ее спутника явно читался сентонжский диалект, выдавая в нем жителя юго-западного побережья Франции. — Пойдем поищем другое место?

Парочка пошла прочь от закрытого бара.

— Обидно-то как, просто жесть! — Громко и расстроенно сетовала девушка, перекидывая светлые волосы на спину, — местный бармен такие офигенные коктейли крутил.

— Да брось, Мишель, просто в тот раз ты была в завязке и после перерыва тебе даже компот изысканным напитком показался бы.

За свою шутку парень получил шлепок ладонью по плечу и рассмеялся.

Разойдясь на тротуаре с мужчиной, молодые люди направились в город вдоль узкой булыжной мостовой.

Мужчина же, поправив на лице затемнённые очки-вайфареры, свернул в узкий проулок. Каким-то чудом тут припарковали желтый Фиат, водитель которого, очевидно, вылез через люк авто, потому как двери открыть было невозможно из-за тесноты. С трудом протиснувшись между машиной и каменной стеной дома, мужчина подошел к двери. Дернув за большое кованное кольцо, служившее ручкой, услышал тихое лязганье, но дверь не поддалась. Тогда мужчина вытащил из заднего кармана джинсов несколько небольших металлических прутиков и вставил их в скважину. Долго возился, прежде чем штифты со щелчком встали в пазы. Дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель устремился полуденный свет солнца, разгоняя подвальный мрак. Изнутри в ответ дохну́ло влажностью и запахом сырого камня.

Утомленный долгой вынужденной прогулкой в зенит солнца, мужчина поторопился войти в здание и скрыться в манящей прохладе. Тяжелая деревянная дверь оставила назойливое пекло снаружи, обозначив свое решение щелкнувшим замком.

Солнечные очки были отправлены в нагрудный карман и некоторое время взломщик стоял, привыкая глазами к темноте и прислушиваясь. Помещение, в которое он проник, приобретало очертания кладовой. Полка на стене, заставленная алюминиевыми банками непонятного происхождения, в углу древний громоздкий пылесос, тут же скособочилась швабра.

Было тихо. Зрение уже перестроилось на местное освещение, и незваный гость направился в бар, стараясь идти как можно тише. Войдя в просторный зал, мужчина направился вдоль стены, намереваясь пройти ряд столиков, чтобы выйти к барной стойке. Под ногами хрустнуло. Нагнувшись, мужчина разглядел осколки разбитой бутылки и еле уловимый орехово-табачный аромат Амонтильядо — этого сложного хереса для искушенных.

Поддев носком туфли то, что осталось от горлышка, мужчина пнул осколок в сторону стены. Он со звоном врезался в нее и остался лежать рядом. Ответом на этот шум стала неожиданная реакция, заставившая гостя вздрогнуть и напрячься. Со стороны стойки раздался шорох, а потом недовольный возглас:

— Я же сказал — оставь меня в покое! — Обладатель гневного осипшего голоса поднялся с пола и над полированным столом возвысилась растрепанная голова. — А? Джиген?

Опираясь рукой на стойку, Люпен приподнялся и уставился в сторону взломщика. Встретились взгляды: Люпена — удивленный и Джигена — недоумевающий.

— Здрасьте. А ты думал, кто? — Джиген хмыкнул и направился к приятелю.

Люпен наконец поднялся на ноги и пальцами причесал волосы, приглаживая всклокоченные вихры:

— Дед мой.

Повернувшись к другу спиной, Люпен поволок в свою комнату наверху связку проводков, оставив того без объяснений и не заметив настороженный взгляд.

— Я на самом-то деле хотел уже сам тебе звонить. Появилось новое дело, — возбужденной хрипотцой рассказывал он, не оборачиваясь.

По каменным ступенькам бряцала штепсельная вилка. Джиген шел позади Люпена, но практически не слушал, о чем он рассказывает. Его занимала мысль, что Люпен какой-то странный. То есть — страннее, чем обычно. Слишком показушно беспечный и в то же время отстраненный. А едва они вошли в комнату, где в отличии от сумрачного бара царил дневной свет, стало заметно, что Люпен выглядел еще и болезненным. Впалые глаза с темными кругами под ними, потемневшая кожа лица. Щетина не первой свежести и порядком отросшие волосы. Да, сразу видно, что в свое новое дело великий вор окунулся с головой. Бывший великий вор.

Стоя возле двери Джиген, смотрел как Люпен, усевшись на кровати, принялся распутывать провода. Дело шло медленно, потому что руки неровно подрагивали, а взгляд то и дело расфокусировался. Кажется, он был на грани обморока.

— Когда ты последний раз спал? — Поинтересовался Джиген.

От звука голоса Люпен вздрогнул и, моргнув, перевел туманные глаза на друга.

— А? — несколько секунд он молчал, вспоминая. — Вчера. Пару часов.

Джиген опустил веки и медленно вдохнул. Подобные приступы трудоголизма у Люпена случались, но крайне редко. Обычно после долгого отдыха, когда безделье и гедонизм становились совсем невыносимыми. Сначала он жаловался, потом возмущался, потом радостно сообщал, что нашел новое дело и закапывался в разработку плана до такой степени, что забывал есть, спать, да и в принципе обо всем на свете.

Пару раз Джиген упускал такую повальную занятость и обнаруживал Люпена в подобном состоянии. Так что, со всем этим лучший друг лучшего вора уже был знаком. Кроме чуши про деда — бред был чем-то новеньким.

— Ел когда?

— А? — Снова встрепенулся Люпен, успевший отключиться от реальности.

Он надолго затих, как-то иначе смотря на стоящего в двери Джигена. А потом медленно и тихо проговорил:

— Какой сегодня день?

— Что? — Такой вопрос прозвучал совсем неожиданно и Джигена все это начало откровенно пугать. — Суббота. Двадцать первое августа.

Бросив провода на пол, Люпен уперся локтями в колени, накрыл ладонями лицо и глухо протяжно замычал. Словно хотел выпустить весь воздух из легких. А после, в таком же мрачном молчании, повалился на бок и с головой накрылся одеялом. И это было лучшим развитием ситуации, потому что Джигену проще было вырубить Люпена, нежели упрашивать его сопротивляющегося отдохнуть. А так осталось всего лишь задернуть плотные шторы, затемняя комнату, насколько это возможно и прикрыть дверь снаружи.

Дайске Джиген никогда не оставлял своего напарника и приятеля. Не из-за благодарности или чувства долга за то, что Люпен в те непростые времена сделал все, чтобы судебный процесс не потянул стрелка как соучастника. А по той простой причине, что он был его другом. Невзирая на все свои заявления вслух, в голове Джиген всегда держал эту мысль. Уж слишком много дорог они прошли вдвоем и выкурили не одну сигарету, сидя в очередной покореженной машине после завершенного дела.

По мере свободного времени, каждые три-четыре месяца Джиген приезжал в богом забытый Дюнкерк, чтобы на пару с Люпеном опустошить барные запасы, рассказать о событиях, в которых был очевидцем и послушать как он ведет подрывную деятельность в рядах Интерпола. Слушая, как Люпен в красках рассказывает о том, как метались оперативники, получив противоречивую информацию по делу международного вора — их общего знакомого — Джиген смеялся до колик в боку. Почему международная полиция вообще согласилась на сотрудничество — он понять не мог. То ли ни одна страна не стала брать на себя ответственность за вора без гражданства, то ли времена стали такие. Так что, взаимодействие Люпена с Интерполом было крайне забавным.

В холодильнике кроме пачки замороженных когда-то котлет, бутылки молока и лапши, уже заваренной, ничего не нашлось. Зато на одной из полок барной стойки Джиген увидел газовую плитку на одну конфорку. Тут же лежало два баллона к ней. Это было уже полдела. Осталось только дойти до магазина и набрать продуктов, потому что последний прием пищи у Джигена был двенадцать часов назад. Ключ от парадной двери беспечно оставлен хозяином бара в скважине. Выходить в выжженый жарой воздух не хотелось, но сейчас уже командовал голод, и Джиген повернув резной под старину ключ, вышел в радостные объятия зноя.

Была глубокая ночь, когда Люпен проснулся. Очнулся, открыл глаза и продолжил лежать, привыкая к мраку комнаты и прислушиваясь к себе. И отмечая, что тело было расслабленно-отдохнувшим, а голова — предельно ясна.

Люпен прикрыл веки, наслаждаясь четкостью мыслей.

Несколько недель были наполнены бесконечной работой и поиском, превратившись в круговерть мутных образов, сливающихся в размазанную картинку. Словно катаешься на карусели, которая раскручивает своих пассажиров на большой скорости. Иногда из толпы проявляется лицо, видимое отчетливо и ясно, но при следующем круге исчезающее в разноцветной полосе. Словно художник, почти закончивший картину, берет тряпку и с размахом проводит ею от одного края холста к другому. Словно фотография, испорченная дрогнувшей рукой фотографа.

Дни слились с ночами, голова была забита огромным количеством информации, но едва ли хотя бы треть была полезной. И в конечном итоге мозг начал подводить.

Люпен сидел за барной стойкой, обхватив голову ладонями и уставившись в монитор ноутбука. Он ждал ответа на свой запрос от человека, который разгуливал по просторам сети, словно по своему заднему двору.

У противоположной стены кашлянули. Не меняя положения, Люпен перевел туда взгляд. За самым дальним столиком сидел старик. Вытянутые руки держат трость, стоящую перед ним. На лице поблескивает монокль. Цилиндр чуть сдвинут на лоб.

— Долго ты еще будешь сюда ходить, дед? — Люпен опустил одну руку на стол. Он уже начал уставать от визитов призрака.

— Пока ты отсюда не выйдешь внучок, — в тон ему ответил старик, — Ты здесь засиделся.

— Да неужели. А я-то думал, мне нравится мешать коктейли любителям выпить.

Сарказм старику не понравился, и он сердито сверкнул глазами. Впрочем, Люпен давно не был мальчишкой, чтобы его пугала строгость деда. Ко всему прочему являющемуся тенью воображения.

— Конечно, пялиться в свой экран гораздо проще. — Старик снял цилиндр и пристроил его на диванчике рядом с собой. — Будучи в твоем возрасте я совершал свои лучшие дела. Я разгадал секрет шкатулки алмазного короля. Я выкрал ожерелье королевы, пока ты смог найти только фрагмент из него. Я раскрывал такие загадки, о которых ты можешь лишь мечтать.

Злость зажглась где-то в глубине легких крошечным огоньком. Люпен продолжил смотреть на старика, а тот пустился в воспоминания своих достижений.

— Я был не просто вором. Я вершил историю, творил правосудие, — Люпен Первый обвиняюще вскинул трость в сторону внука. — А ты? Сидишь…

— А я сижу в городе на краю Европы, разливаю Маргариту туристам и переживаю кризис среднего возраста. — Люпен Третий перебил своего именитого предка и выпрямился. Взгляд стал дерзким, со всполохами злости. — Действительно, что же пошло не так!

В просторном помещении повисла тишина. Застоялый воздух загустел от напряжения, которое скоро начнет трещать электричеством. Дед полез за пазуху и вытащил трубку. Одновременно и внук вытянул пачку сигарет из кармана. Разом чиркнула спичка, щелкнула зажигалка и вытянулись струйки дыма, табаком разбавляя атмосферу.

— Я впервые в жизни не могу взяться за дело, потому что информации попросту нет. Куда бы я не ткнулся — пустота. — Докуривать сигарету Люпен не стал, раздавил ее в пепельнице и отвернулся к витринам, на которых ровными рядами были расставлены бутылки.- Если я не могу отыскать начало, что мне еще делать?

— То, в чем ты лучший. Красть.

Потухший было злой огонек разошелся и за мгновение охватил всю грудь. Чертов старик, он вообще не понимает, он ничего не понимает. Поддавшись ярости, Люпен схватил бутылку, резко развернулся и с остервенелым лицом запустил ее в сторону призрака. Бутылка влетела в стену и оглушительно раскололась на куски, оросив каменную кладку спиртным.

— Чего ради мне красть?! Её нет!

Раздраженный восклик разнесся по залу и потух в тишине. Осколки, смешавшись с алкоголем, брызгами разлетелись по полу. Херес стекал по стене, оставляя длинные темные потёки.

Место, где сидел старик, пустовало. Люпен снова был один. Дерганное дыхание успокаивалось. Злость, качавшая адреналин по венам, ушла и в теле появилась неприятная усталость. Обведя столики взглядом, проверяя отсутствие любого явления, Люпен опустился на пол, спрятавшись за стойкой.

Встречу с дедом он помнил хорошо. А дальше память начинала мутнеть. Вроде, потом искал провода для частотной заглушки. Потом заснул и приснился Джиген. Люпен вздохнул — вспомнил, что давно не видел своего старого друга и вроде как даже соскучился. Надо бы позвонить, рассказать обо всём, раз телефон все равно приобрел.

Мысли разогнали остатки неги, а потягивание до хруста сбросило еще и дремотную вялость. Во рту стоял кисловатый привкус, а пустота в желудке подсказывала, что это от голода. Пытаясь вспомнить, когда в последний раз ел, Люпен поднялся с кровати и голыми ногами зашлепал вниз. На ходу он набирал номер Джигена, который помнил наизусть и который тот не менял годами. Нажал на вызов и приложил к уху: гудок, еще один. Настойчиво не сбрасывая звонок, Люпен вышел из своей тайной двери в просторный зал и услышал приглушенную трель телефона.

Звук шел со стороны чуть приоткрытой двери. Люпен насторожился, потому что был уверен, что дверь запер и оставил ключ в скважине. Неслышно он подобрался к двери и приоткрыл ее пошире. На предательский скрип обернулся Джиген — он сидел у стены рядом со входом, курил и смотрел на безлюдную ночную улочку. Сизый дымок, плавно изгибаясь уходил вверх.

— Ты чего трубку не берешь? — Беззлобно предъявил ему Люпен, потрясая телефоном, на котором наконец сбросил звонок.

— А я-то думаю, что за идиот звонит в три часа ночи, — поддержал его игру Джиген.

Где-то вдалеке, за нестройным рядом домов небо озарилось белой вспышкой. Мгновение спустя глухо загремел гром. Августовская ночь парила предгрозовой духотой, но раньше рассвета дождя можно было не ждать.

Обойдя сидящего чуть поодаль от двери друга, Люпен опустился на траву рядом с ним и вытянул ноги. Выдохнул через рот, шумно, словно все действия отнимали слишком много сил. И негромко попросил сигарету. Джиген протянул зажигалку и пачку «Pall Mall», в которой болталась последняя сигарета. И на вопросительный взгляд Люпена он лишь махнул рукой: «забирай».

Зажав губами фильтр сигареты, Люпен большим пальцем крутанул кремневое колесико зажигалки. Подпалил бумагу и сделал пару затяжек, пока конец не покраснел. Затянулся еще раз, но уже крепко и с наслаждением.

— Рад, что ты приехал, — в темное небо снова взвился дым и медленно растаял в плотном от жары воздухе.

— Угу, — отозвался Джиген, не размыкая рта. Он сидел, согнув ноги и облокотившись локтями в колени. В черных небесах снова изогнулась молния, подгоняемая продолжительным рокотом. — Что с тобой?

Люпен чуть повернул голову в сторону друга, скосил на него глаза и ответил вопросом на вопрос:

— А что?

— Заполошный ты какой-то. Ты вообще понял, что я утром приехал, а не только что?

— Не, — легко отозвался Люпен, отворачиваясь и прижимаясь затылком к каменной стене, — я думал, что это сон.

Джиген недовольно цокнул языком сквозь сжатые зубы. Не всегда в болтовне Люпена он отличал честность от шутки. Так, давным-давно пришлось выдумать для себя новую характеристику для определения. Так что, чаще всего это была шутливая правда. Что, собственно, раздражало не меньше.

— Да и выглядишь ты хреново.

— Могу представить, — негромко рассмеялся Люпен. — Зато ты отлично. Постригся, стиль в одежде сменил. Ой, что это — бороду тоже подравнял?

Веселье одного прямо пропорционально развивало недовольство другого.

— Заканчивай, а. — Джиген пальцами — указательным и большим — потер глаза, уже устав от обыкновенного люпенова притворства, настолько неуместного именно сейчас, — че случилось?

Нарочитая беспечность растворилась легко, как если бы это был сигаретный дым посреди дождя или нежный аромат женских духов в разгар жары. Теперь Люпен сидел мрачный, осунувшийся. Подавленный. Руки свободно лежали на бедрах, а сам он гонял в зубах изрядно помятую сигарету, которая едва прогорела до половины и теперь вяло тлела. И просто смотрел в конец улицы, немного склонив набок голову, отчего несколько прядей волос выпали на лицо.

Вокруг ближайшего фонаря роились мотыльки, осаждая стеклянные окошки и пытаясь достать до яркой и манящей лампочки. Затянувшееся молчание прерывал только гром, два раза подряд ударивший где-то уже не так далеко. Джиген не торопил друга, позволяя ему собраться с мыслями или духом. Да и в принципе был не прочь застать на улице освежающий дождь и взять перерыв от удушающе затянувшейся жары. Его сигарета уже погасла и понадобилось еще два взрыва горячего воздуха в небесах, прежде чем Люпен снова заговорил. Хрипло, медленно, словно тщательно подбирая слова.

— Человеку знакома разница между тем, что он ищет и что находит. Во всяком случае, нам с тобой точно. Что поиск сокровища, что человека — желаемое всегда отличается от действительности. — Люпен двумя пальцами придержал сигарету, сделал затяжку и убрал сигарету ото рта. — А я всегда умел искать. Каждый раз, когда мы разбегались, особых сложностей выцепить тебя из городской жизни или Гоэмона в его молчаливых скитаниях не возникало.

Люпен сделал паузу, чтобы приложить сигарету к губам и вдохнуть в легкие табака.

— Всегда нужно было быть в курсе. Кто, где, что. Чтобы при случае быстро всех собрать. Да и в целом, ощущение, что держишь ситуацию в руках. А потом Интерпол раскрутил процесс вокруг меня и мои навыки со временем как будто начали притупляться. Ищешь человека, ищешь, и каждая новая попытка не только не приносит информацию, но и зарывает все глубже в яму неизвестности.

По соседней улице проехала машина. В проемы между домами был виден только мелькающий свет фар, да слышен гул мотора, эхом отскакивающий от каменной кладки стен.

— В один момент я просто прекратил поиски. То ли устал, то ли отчаялся — чёрт знает. Просто занимался своими делами. Развлекался в Интерполе, практиковал кражи по сети. Занятная вещь, особенно сейчас. Не знаю, как тебе, но мне лучшим напоминанием о быстро меняющихся временах служат новые системы безопасности. — Люпен сделал третью затяжку и невесело хмыкнул, — чувствую себя ходячим анахронизмом в современном обществе. Даже начинаю понимать Гоэмона.

Великий вор лукавил. Разумеется, он не отрицал использование быстроразвивающихся технологий, но зачастую просто не испытывал в них необходимости. Считал их расходниками и по минованию необходимости с легкостью избавлялся. Нельзя не брать в расчет и его изобретения, которые, в большинстве случаев, опережали свое время.

— И вот однажды, без приглашения и предупреждения, появляется Ята. Этот пацан, ходивший за Зенигатой и набиравшийся у него премудростей. И приносит не просто информацию, а целую хронику событий. Подробную, точную, ценную. Ну что за сокровище этот малый. Вот только вместо руки помощи это оказывается пинком с обрыва. В конце дела вместо адреса заключение. — Люпен затянулся в четвертый раз, выкуривая сигарету до самого фильтра. Затушил о пустую пачку и в нее же бросил окурок. И на память процитировал то самое заключение, — «при отсутствии тела, признать Фуджико Минэ пропавшей без вести».

— Твою мать, — почти прошептал Джиген, потирая рукой шею, будто она затекла.

— Ага, — согласился Люпен и замолк, смотря на рой насекомых, клубившийся вокруг фонаря.

Неожиданно его свет погас, и мотыльки, словно испугавшись темноты, бросились к соседнему. Кроме одного. Отважный одиночка продолжал кружить вокруг темных стекол, ощущая слабое тепло, еще исходящее от лампы.

— Самое дерьмовое, что кроме названия компании, которую должна была обокрасть Фуджико, и которую невозможно найти в сети, у меня больше ничего нет. Кто нанял ее, в какую страну направили, город, адреса — нет никаких данных. Я потратил два месяца, чтобы найти хоть что-нибудь, но каждый раз заходил в тупик. — Люпен подтянул ноги к телу и правым локтем уперся в колено. Ладонью накрыл глаза и нервно рассмеялся: — Кажется, пока я занимался поисками, я потерял себя.

Приближалось время рассвета, который не суждено было сегодня застать. Грозовая туча, надвигающаяся с востока, постепенно перекрывала все небо, закрывая тьмой и угрожая вспышками и грохотом всем, кто не успеет укрыться под крышей. Первая волна прохладного ветра растрепала длинные ветви ивы. Зашуршали листвой беспокойные осины. Посвежел воздух, мучивший весь день привкусом иссохшей почвы и разогретого асфальта. Потом разом все стихло, словно буря передумала.

Сидящих на траве мужчин не беспокоила погода. Джиген, свесив руки с колен, крутил в пальцах ключ от входа в бар. Увесистый, такой же старинный, как и здание, которое он отпирает, приятно лежал в ладони и почему-то вызывал воспоминания о револьвере. Люпен сидел рядом, чуть подавшись туловищем вперед и упираясь подбородком в сложенные на коленях руки. С мрачно-задумчивыми лицами, каждый думал о своем. Единогласным было молчаливое желание закурить.

— Надо съездить в одно место, Люпен. — осторожно заговорил Джиген и поднялся на ноги, обозначая необходимость исполнить эту затею немедленно.

— М? Куда? — Подняв голову, Люпен устало взглянул на возвышающегося друга, но объяснений не дождался.

Вместо ответа Джиген встал перед ним и протянул руку. Дождался, пока Люпен вложит свою ладонь в предложенное рукопожатие и рывком поднял его на ноги.

— Пошли. Надо собрать вещи.

— Не вернемся сюда?

— Скорее всего, нет.

В рюкзак, найденный в глубине платяного шкафа, аккуратно складывалась техника. Электроника, оборудование, какие-то запчасти, провода, портативная горелка, отвертки, набор отмычек, паяльник и канифоль и еще куча разного нужного барахла, потому что никогда не знаешь наверняка, что может пригодиться. Ноутбук и планшет были бережно вложены в отдельный карман, пришитый к спинке. С тугим жужжанием молния скрыла содержимое и рюкзак перекочевал к двери.

Собирая одежду и личные вещи в спортивную сумку, Люпен размышлял о непривычной твердости Джигена в своем решении. Он редко когда брал планы в свои руки, доверяя их многозадачному мозгу Люпена, но в этот раз у него были четкие намерения. Видимо, захотел поспособствовать в смене обстановки, раз тут никакие обязательства больше не держат. Внезапно Люпен замер и уставился на зубную щетку. Или Джиген располагал какими-то сведениями. Но тогда он сразу бы сказал, потому как любителем растягивать драму никогда не был. Люпен моргнул, откладывая мысли в сторону. Щетку он завернул в полотенце и сунул в отдельный карман вместе с пластиковой мыльницей. Одежды было мало, осталось место даже под плед. Счета и кипу открыток он положил поверх всего прочего и резко, с визгом, дернул молнию.

Тщательно подчистив комнату, уничтожая все следы своего проживания, Люпен задернул шторы и, подхватив свой незамысловатый скарб, вышел из комнаты. Через открытую дверь было видно, как он спускается вниз, топая прорезиненной подошвой поношенных кед.

На первом этаже распоряжался Джиген. Сам он приехал с небольшой дорожной сумкой из черной кожи. Газовую плитку и купленную утром еду отнес в машину, предварительно выехав из проулка, и теперь сметал осколки разбитой бутылки. На столе, рядом с которым Люпен уничтожил херес, лежала открытка. Взглянув на живописный старый город где-то в пустыне, Джиген перевернул другой стороной. Строки отправителя были не заполнены, но в поле для послания было написано «Привет из города песков!» Несколько секунд он вглядывался в три слов, составленных в приветствие. Потом оторвал взгляд и убрал открытку в нагрудный карман.

Общие сборы заняли не больше сорока минут. Все личные вещи были собраны, мусор скинут в бак в конце проулка. Обойдя все комнаты еще раз, Люпен обесточил дом, перекрыл водоснабжение и запер изнутри основную дверь. Прошел через кладовую и вышел через черный ход — тем же путем, каким ранее проник его неожиданный гость. Покинув свое пристанище, он запер заднюю дверь и спрятал ключ внизу стены, заложив его камнем. Возможно — до новых времен, возможно — никогда.

Подергав, проверяя, дверь, Люпен направился к стоящему на дороге Фиату. Дожидавшийся около водительской двери Джиген успел распечатать новую пачку сигарет и теперь с удовольствием курил. Кивком указал Люпену на пассажирское место и сел за руль. Поворот ключа зажигания и мотор заурчал — бодро и с нетерпением. Мужчины переглянулись. Люпен улыбнулся, Джиген довольно прищурился, выжал сцепление и включил первую передачу. Ручник опущен, правая нога аккуратно вдавила газ и Фиат, резво побежал навстречу грозе.

Навигатор в потертом смартфоне Джигена показывал проложенный путь. Подсвеченная линия изгибалась и уходила вниз, на юг Франции. Взглянув на время в дороге, Люпен в шутку вознегодовал, что за восемь часов отсидит себе всю задницу. За время, проведенное на одном месте, он успел отвыкнуть от долгих поездок на авто, передвигаясь по городу пешком, а между городами — на скоростных поездах.

Гроза, набравшаяся сил и потерявшая терпение, обрушилась на ранних путников при съезде на федеральную трассу. Ливень плотной завесой накрыл мир, ухудшая видимость дороги до нескольких метров и оглушительно молотя крупными каплями по крыше маленькой машинки. Словно природа хотела заставить их вернуться домой, спрятаться под крышу и переждать непогоду. Однако дождь не смог стать препятствием в новых поисках восстановившегося дуэта. Поэтому Фиат только сбросил скорость и перестроился на крайнюю правую полосу, прижавшись к оградительному заграждению, где кусты и деревья сменили строгие мостовые и аккуратные дома.

Люпен смотрел в заливаемое дождем окно и неторопливо жевал сэндвич с ветчиной, предварительно вытряхнув из него всю рукколу в пакет. Волосы, чтобы не мешались, перехватил в хвост шнурком, вытащенным из капюшона худи.

— Ты чего так зарос? — поинтересовался Джиген, глядя в боковое зеркало: позади тащилась фура с дерзким намерением обойти желтую машинку.

— Да я не знаю. Не до прически как-то было, — Люпен облизал пальцы от соуса и заглянул в пакет с сендвичами, — они что, все с травой?

— Внизу с мясом и овощами.

Бумажная упаковка громко зашуршала, пока Люпен пытался добраться до желаемого.

Джиген снова потянулся за сигаретами. Щелчком выбив одну из пачки, он перехватил ее зубами и не глядя потянулся за прикуривателем. В приоткрытое окно тут же потянулся дым, исчезая в льющейся с неба воде.

— И давно ты начал общаться со своим дедом?

— Это я тебе так сказал? — Сухой кусок плохо пошел и Люпен развернулся к заднему сиденью в поисках воды.

— Кто ж еще. И было это жутковато, честно говоря. — Защелкал поворотник и Джиген направился к съезду. — Я уж решил, что ты от безделья начал сходить с ума.

— Да не псих я, — выбрав бутылку содовой с подкрашенной красным красителем водой, Люпен сделал пару глотков, прочищая горло. Закрутил пробку и оставил бутылку на полу, зажав кедами, чтобы та не укатилась. — Это такое видение в пограничном состоянии. Вроде и не спишь нормально, но и в отключке. И получается такое подобие сна, при котором мозг бодрствует и что-то прокручивает.

— Вот оно как.

Через четверть часа ливень унялся до моросящего дождя. Обзор стал лучше и Джиген надавил на педаль газа, увеличивая скорость. По крыше умиротворяюще дробили небольшие капли дождя, за окном проносился монотонный пейзаж, состоящий из мелькающих деревьев и — реже — придорожных построек. Иногда вдали появлялись очертания поселений, один раз попалось полузаброшенное кладбище.

Сытый и разморенный поездкой Люпен сдался настойчивому сну. Откинув спинку кресла, он накрылся своим бомбером и довольно быстро задремал. Джиген же негромко включил радио, на первой волне успев застать прогноз погоды. Диктор рассказал о том, что циклон накрыл весь северо-восток Франции и дождь не прекратится еще четыре часа. Остаток дня будет облачным с переменными осадками, но завтра установится хорошая погода и продлится до конца недели. Наконец в эфире поставили музыку. Под жизнеутверждающую лирику о том, если ты знаешь, что оставил позади и не для кого больше отступать, то оставайся верен самому себе, Фиат стремительно удалялся, оставляя позади очередной город, в котором жил Люпен Третий.

Щетки на лобовом стекле тщетно боролись со стихией, расчищая обзор, который снова скрывался за мутной пеленой водных разводов. На въезде в Лиль дождь вроде затих, но стоило выехать за пределы округа, как он набрал прежнюю силу. В приоткрытое окно задувало влажной прохладой и иногда на лицо Джигена попадали капли. Из динамиков тепло расплывался гитарный мотив, быстрым перебором струн создавая притягательную мелодию. Пальцы сами отстукивали по рулю ритм.

Спустя два часа поездки они миновали Сен-Кантен. Еще через час — Реймс. Навигатор проложил путь, минуя центры городов, поэтому вместо архитектуры и достопримечательностей за окном проносились привычные леса и поля. Люпен все это время мирно спал на своем кресле, не возражая против внезапно переключенной волны на французский шансон. Только изредка менял положения с одного затекшего бока на другой. Сейчас он лежал, поджав к себе левую ногу и накрывшись своей курткой до самого носа. На ровном, спокойном лице разошлась задумчивая морщинка между бровями, которая утром попалась Джигену на глаза.

Крупные поселки чередовались деревнями. Придорожные поля, распаханные ровными квадратами, сменяли друг друга разными цветами. Дороги становились то совершенно пустыми, то незаметно движение машин уплотнялось. Сколько бы Джиген не путешествовал по разным странам, по сути, они мало чем друг от друга отличались. Те же самые дороги, те же самые поля. И то же небо над головой.

На подъезде к Дижону дождь наконец-то прекратился. Облака постепенно расчистили небо и освобожденное солнце начало щедро пригревать вымокший мир. Люпен поначалу пытался закрыться от теплых лучей курткой, а потом зевнул и сел, выпрямляя спинку кресла. Сонными глазами долго смотрел в окно, ожидая пока остатки сна растворятся в ярком дне. Встречный ветер трепал выбившиеся из хвоста пряди волос.

— От такой музыки только сидеть и плакать, — Люпен зевнул и вытянул руки вперед, потягиваясь.

— Ну, так не стесняйся. — Джиген вырулил вправо и, остановившись на обочине, вышел из машины.

Проводив друга взглядом до ближайших кустов, Люпен повернулся к магнитоле. Из вариантов было только радио, которое он и принялся переключать в поисках чего-то более весёлого. Реле с пощелкиванием меняло частоты, смазывая трансляции треском и помехами. Впрочем, к возвращению Джигена из динамиков разносилась ритмичная танцевальная песня в духе хитов восьмидесятых годов. То, что обычно нравилось Люпену. Он даже сидел, покачивая головой в такт и подпевал припеву.

С пробуждением друга приключение пошло уже с другим настроением. Бодрый и энергичный Люпен рассказывал разные истории, расспрашивал Джигена о новостях из мест, где тот побывал. Несколько раз предавались воспоминаниям «а как оно было лет десять назад». И порой за их разговорами не было слышно музыку.

— … ты просто плохо отдаешь себе отчет, насколько серьезно развитие киберпространства, Джиген. — Полный энтузиазма Люпен рассказывал другу про информационные технологии с таким жаром, что начал размахивать руками. — Помнишь года три назад затопило Роттердам? Это ведь кибер-террористы взломали системы, открыв шлюзы. Весь город просто смыло. Более ста тысяч человек погибло.

— Да понимаю я, — сквозь зубы, в которых была зажата сигарета, отозвался тот, — просто неужели эта дрянь совсем контролю не поддается?

— Поддается конечно. Но на каждый шаг со стороны служб безопасности хакеры делают свой ход. Действие и противодействие, сам знаешь. — Люпен пожал плечами. — Ты был в Роттердаме?

— После затопления? Был.

— И что там?

— Ничего. Вода одна, здания кое-какие над ней возвышаются. — Джиген перестроился в ряд на эстакаду. — Сейчас из-за климата таких городов много.

— Ну да.

Вдали показался горный хребет. Это значит, что они уже миновали центральную часть Франции и проезжают земли юга. По радио заиграла песня и Люпен сделал погромче. В открытые окна с двух сторон заиграл проигрыш, громко, не совершенно не беспокоясь о том, чтобы потревожить проезжающих мимо людей или птиц в деревьях вдоль дороги. Старой и давно знакомой песне Люпен подпевал, похлопывая ладонями по коленкам. Она ему нравилась и когда попадалась на слух, сдержаться он мог. Веселая музыка действовала ободряюще и иной раз Джиген переставал задумчиво пялиться на дорогу и присоединялся к какой-нибудь особенно динамичной песне. Тогда тишину они нарушали уже вдвоем.

— Из Вермонта съехал? — поинтересовался Люпен во время не особо интересной песни.

— Давно. Еще во время кризиса в Мохаве. Был в соседнем штате, когда они начали конфликт.

Про вооруженный конфликт в пустыне Мохаве Люпен знал только то, что автоматизированную военную технику направили на военных. И итогом столкновения стал ядерный взрыв. Говорили, что это рванули боеприпасы, но Люпен в это не верил.

— Видел взрыв? — оживился он.

— Нет. Я сразу улетел в Вермонт, а оттуда в Японию.

Расстояние на навигаторе сокращалось, подводя Фиат к тоннелю в горе. На въезде в него в радио начал пропадать сигнал, а потом и вовсе начал надсадно шипеть радиошум, раздражающе, как бормашинка стоматолога. Выключив радио, Люпен насвистывал знакомую только ему мелодию и смотрел вперед, развалившись в кресле. Из-за ремонта встречной полосы тот поток пустили по их направлению, и машины шли довольно близко друг за другом.

— Люпен? — позвал Джиген и поморщился от предательски нерешительно прозвучавшего голоса.

— М-м? — он перестал свистеть и повернулся к другу.

Сдавать назад было поздно.

— Слушай. Что ты будешь делать с… — пауза, чтобы подобрать слова, — с историей Фуджико?

— В смысле? — Люпен будто бы рассердился, — Продолжать искать, разумеется. Тела-то не нашли.

— Ты же сам понимаешь, что если бы она была жива, то рано или поздно засветилась на камерах. В транспорте, магазинах, на дорогах — их везде полно.

— Тогда куда мы едем? — Резко оборвал его Люпен, не отводя взгляд, ставший острым.

Джиген прикусил язык.

Он сам не знал, чего хотел донести до Люпена. С одной стороны — тела действительно не нашли и доказать факт смерти нельзя. Но с другой — её нет уже очень давно. При любом своем отсутствии Фуджико всегда где-то появлялась. То в криминальной сводке из-за очередного мошенничества, то в журнале сплетен из-за романа с очередным богачом. И так или иначе — даже при своём характере перелетной птицы она иногда появлялась на горизонте по зову ли Люпена, потому ли, что сама соскучилась.

— Джиген. — Прерывая затянувшуюся паузу, Люпен говорил тихо, но твердо. — Мне всё равно. Я найду её, живую или мертвую. Я не могу жить с этой неопределенностью, не зная вообще ничего.

Мелькающие лампы тоннеля окрашивали все в оранжевый цвет. Бетонные оранжевые стены нагоняли тоску. Иногда в стенах попадались эвакуационные или служебные двери.

— Фуджико нет и я как-то… потерян. Она же не просто женщина на моем пути. Она одна из причин, почему я занимался кражами. Работая с ней заодно или конкурируя. А сейчас мне этим и заниматься не хочется. Без неё не получается. Словно муза оставила художника. — Люпен издал досадный смешок и отвернулся к стене. В голосе появилась еле уловимая злость. — Не смерть меня гнетёт. А неизвестность. Надо будет мир разобрать, чтобы узнать всю историю, так разберу. Сам знаешь.

— Знаю, — коротко ответил Джиген, смотря на приближающийся выезд из тоннеля.

Едва искусственное освещение сменилось на яркое солнце, Люпен снова включил радио, но былой легкости уже не было. Он выставил локоть в окно и мрачно наблюдал за проносящимся пейзажем. Джиген тоже молчал, держа руль одной рукой и думая о своем. Больше они эту тему не поднимали и признания не самого открытого человека в мире так и остались в темном перегоне под горой.

Другая сторона встретила их массивными скалами с отвесными боками, словно огромный великан топором с размаху стесал их часть. И гористая местность сопровождала Фиат с его пассажирами на протяжении всей оставшейся дороги до конечной точки назначения. Покатые горы чередовались с острыми пиками, выкладывая путь двух путешественников до самого въезда в Шамони, небольшого туристического городка, уютно устроившегося в объятиях двух горных хребтов. Хорошая погода и чистое небо создавали чудный вид на зеленые склоны.

Джиген следуя направлению по навигатору, миновал приветственную вывеску с названием города и тремя треугольниками, по всей видимости обозначавшими горные вершины. Это был первый город, в который они въехали на своем пути и Люпен рассматривал небольшие симпатичные дома, отстроенные вдоль дороги. До конца маршрута оставалось сто метров. Джиген повернул руль вправо, в сторону парковки и занял там ближайшее к выезду место. Вытащенный ключ зажигания одновременно заглушил мотор и ставшую неуместной музыку.

С замешательством Люпен смотрел на ворота кладбища, расположившегося у подножия горы и не заметил, как его друг вышел из машины — только хлопок закрывшейся двери оповестил об этом.

— Пойдем, — позвал Джиген и направился в сторону кованных ворот.

Поторопившись воспользоваться призывом, Люпен покинул авто и размашистым шагом догнал его. Прямо напротив входа расположилась туевая аллея, в конце которой стоял каменный католический крест. Выбрав правый поворот, Джиген уверенно шел вперед мимо ровных рядов надгробий. Идущий следом Люпен бегло считывал имена и эпитафии. Многие могилы были отданы молодым альпинистам, которых подвело снаряжение, загубила погода или не выдержал организм.

Чем глубже они заходили, тем явственнее Люпен начал ощущать, как у него тянет под ребрами, вязко и холодно. И не мог понять разобраться в своих ощущениях, отделить кладбищенскую атмосферу безысходности от появившегося предчувствия. Попавшаяся на пути статуя молодой женщины у креста, смотрящей на горы со сложенными в молитве руками, вызвала зябкую судорогу. Люпен передернул плечами и поспешил ее пройти.

Так они дошли до дальней части кладбища, где в тени елей стояла стена, отстроенная под колумбарий. Джиген медленно пошел вдоль нее, читая имена на разномастных табличках, пока, наконец, не остановился. Дождавшись, пока Люпен подойдет поближе, Джиген указал на одну из них. В третьем ярусе, чуть ниже уровня глаз к стене была прикручена табличка из светлого камня с выбитыми золотистыми буквами. Имя и эпитафия.

Фуджико Минэ. Непокоренная вершина.

Среди августовской жары Люпен вдруг почувствовал холод.

Сердце пропустило удар. Потом сделало два лишних. Потом мир сделал кувырок.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

— Пригласишь меня на танец, Люпен?

Поднесённый бокал белого вина замер около рта, и до носа достиг лёгкий аромат крыжовника, смешавшегося со смородиной. Лишив своего внимания небольшой оркестр, расположившийся у дальней стены обеденного зала, Люпен повернул голову к Фуджико. Она сидела напротив за их маленьким столиком и упиралась подбородком в сложенные замочком пальцы. Чуть пухлые губы, окрашенные её любимой розовой помадой, изогнулись в едва уловимой улыбке — той самой, которая скрывала шутку за правдой, а правду маскировала лукавством. В полуприкрытых глазах блестели дрожащие отсветы свечей и растворялись в лёгкой алкогольной дымке, оставленной после бокала Совиньон блан.

У них было свидание.

В Италии, где они пересеклись почти случайно. «Почти» — потому что Фуджико проводила здесь отпуск, а Люпен планировал пересечь границу с Францией. Она отправила ему сообщение, а он не преминул скорректировать свой маршрут через городок, ставший местом их встречи. Так, уже как несколько дней отдых стал совместным. Прогулки на паруснике по озеру сменяли вылазки в лесные подножия гор, дни безделья и неги в гостиничном номере — ночные променады по пляжу.

Сейчас пара сидела на балконе ресторана, с которого открывался широкий обзор на озеро. В тёмной воде, исходящей мелкой рябью, мерцала убывающая луна. По самому балкону развешены круглые фонарики, сцепленные проводом. В центре столика в высоком округлом подсвечнике ровно горела свеча.

В открытое вечернее небо понеслись первые ноты романса. Перекинув завитой локон на спину, Фуджико выставила колени из-за стола, ожидая ответа со стороны Люпена. И он не заставил себя долго ждать. Отставив своё недопитое вино, Люпен поднялся и подошёл к своей спутнице. Дождался, когда в его протянутую ладонь ляжет её — аккуратная и узкая — и сжал пальцы.

Балкон, куда Фуджико сама повела Люпена, был свободен. Гости ресторана предпочитали оставаться в зале, избегая остывающего воздуха и вместе с тем лишая себя чудесного вида на искрящееся озеро.

— Ты совсем ничего не рассказала о своей поездке в Норвегию.

Люпен прижал правую руку к спине Фуджико, чуть повыше талии, и своими пальцами теперь ощущал складку ткани на её лёгком коктейльном платье. Они не стали дожидаться, пока солист запоёт первую строчку и сделали первый шаг своего танца.

— Не о чем рассказывать, — Фуджико коротко пожала плечами и улыбнулась. — Это была деловая поездка.

Where do I begin to tell the story

— Ух, этим холодом обжечься можно, — обиженно приподняв брови, Люпен сделал шаг в сторону, увлекая за собой женщину. — Это, между прочим, одна из красивейших стран.

Of how great a love can be

— Ты так про каждую страну говоришь, — воздев глаза к небу, Фуджико скользнула следом. — И про каждую женщину.

Люпен склонил голову, и лёгкая улыбка тронула его губы:

— Что поделать, если и места на земле и женщины имеют так много общих черт.

The sweet love story that is older than the sea

Ещё один поворот переместил пару ближе к балюстраде, дальше от обеденного зала. Музыка и не думала становиться глуше, певец только сильнее расходился. А воздух стал чуть холоднее, вдали от помещения, нагретого общим дыханием людей и наполненного тёплым светом ламп.

The simple truth about the love she brings to me

Люпен только набрал воздуха, чтобы пристать с очередным вопросом, как Фуджико заговорила первая:

— Если выехать далеко за город, попадёшь в горы. Такие же, как и здесь, в Италии. Те же горы, тот же воздух, то же небо. — Взгляд её был устремлён за спину Люпена, туда, где в опустившемся мраке протянулись Альпы. — Разница только в климате. Там холоднее.

Её потемневшие в темноте карие глаза прищурились, когда она снова посмотрела на Люпена.

Where do I start

— Вот тебе и вся красота: холмы, зелень и холод.

Люпен мечтательно зажмурился, несколько секунд ведя танец с закрытыми глазами:

— Красота!

— Тебе и в Арктике красота будет! — Фуджико игриво толкнула его бедром.

Открыв глаза, Люпен пристально посмотрел на женщину, слегка приподняв одну бровь:

— Не исключено. Тут уж главное — с кем.

Ответом на его флирт была озорная улыбка.

With her first hello

— Догадываюсь, что это очень крупное дело, раз ради него ты решила потерпеть такое негостеприимное местечко.

Вор предпринял еще попытку выведать цель поездки, но она не увенчалась успехом.

— О, да. Очень крупное, — равнодушно ответила Фуджико и отклонилась назад, доверяясь сильной руке своего партнёра.

Запрокинув голову, она посмотрела на перевернувшийся вверх ногами мир. В ушах зашумела кровь, заглушая музыку, мозг начал теряться в пространстве, и секунды как будто замедлились. Вздохнув, Фуджико закрыла глаза и уже собралась подняться, как почувствовала на шее лёгкий, почти нерешительный поцелуй. И только потом Люпен одним движением вернул её в обычное положение.

Она не торопилась открывать глаза. Как и продолжать танец. Левая рука расслабленно лежала на предплечье Люпена, правая была зажата в его тёплой ладони.

— Устала? — вкрадчивым голосом поинтересовался он, наклоняясь ближе к ней.

Молчаливое покачивание головы в отрицание.

— Ну, тогда держись крепче, Фуджико-милашка!

Перехватив левой рукой талию, Люпен приподнял её над землёй и закружил по балкону, подстраивая свой шаг под плавную мелодию. Охнув от неожиданности, Фуджико сильнее сжала его плечо и распахнула глаза. Свет круглых фонариков размазывался в жёлтые ленты дребезжащего света, бегущими по кругу вслед за волосами.

Ноги коснулись мраморного пола, когда мелодия взвилась в аллегретто — только для того, чтобы быстрым вальсом дотанцевать последний куплет песни. Рыжие волосы Фуджико мелькали на тёмном небе языками пламени. Бирюзовая юбка платья качалась при каждом повороте, опадая при паузах.

Музыканты закончили композицию, и танцующая пара остановилась. Запыхавшиеся, они смотрели друг на друга, не разнимая рук, пока в воздухе звучало эхо финальных нот.

Гитара выпустила со струн несколько аккордов новой песни. Когда их руки, наконец, освободились, Фуджико подошла к Люпену вплотную и прикоснулась лбом к его щеке. Её ладони опустились на спину мужчины, и пальцы слабо сжали рубашку, сминая тёмно-синюю ткань в складки.

На несколько секунд Люпен замер в смятении. Впрочем, его замешательство быстро растаяло под теплотой тела Фуджико, и он ответил на объятие, накрывая её своими руками.

— Ты такая незнакомая сегодня.

Прячась от расспросов, Фуджико склонила голову ему на плечо.

— Это всё вино.

Люпен улыбнулся. Погладил её по спине.

— Ну, пусть так, — пропустил сквозь пальцы её волосы, наблюдая, как они ссыпаются золотистыми паутинками. — Поедем домой?

— Не хочу.

— Тогда…- Люпен продолжил играть с её локонами, размышляя, чем можно развлечь грядущую ночь. — Поехали кататься вокруг озера, найдём пляж и будем купаться ночью нагишом!

Фуджико подняла голову и нарочито недовольно взглянула на весёлое лицо Люпена. Он улыбался, хитро щуря глаза — как обычно, когда выдавал глупую шутку.

— Ты несносен, — Фуджико легонько щёлкнула его по вздёрнутому носу.

— Я знаю! — Улыбка стала шире. — Так, купаться будешь?

Женщина снисходительно вздохнула и улыбнулась в ответ.

— Ни-за-что.

Рассчитавшись за ужин, парочка быстро покинула ресторан, а до парковки они добрались чуть ли не бегом. Люпен был лёгок на разные легкомысленные и жизнерадостные авантюры и подчас без труда заражал окружающих своим проказливым настроением. Поэтому, разрезая на взятом в аренду кабриолете ночной прохладный воздух, Люпен и Фуджико смеялись и вопили, словно два юных студента, влюблённых в момент, жизнь и друг в друга.

Яркая луна, вышедшая на свою высокую точку чёрного полотна небес, заливала ночь серебряным светом. Пособница воров, бродяг и романтиков, она освещала только путь и помогала найти дорогу, оставляя все тайны во мраке. Вот и целующуюся парочку на берегу озера эта бледная богиня прикрыла серой вуалью, спрятав их под сенью плакучих ив.

Прислонившись спиной к бугристым бороздкам коры, Люпен обнимал льнувшую к нему всем телом Фуджико. Разгорячённая, опьянённая адреналином после ночного ралли и алкоголем, растворившимся в крови, она прижималась к его губам долгими поцелуями. То запускала пальцы в короткие волосы, взлохмачивая их. То обвивала шею и сжимала кулаки, собирая в складки ткань рубашки.

Долгая разлука, раскидавшая их по противоположным частям материка, словно обострила чувства, которые они привыкли прятать где-то на задворках души. Прикрытая шутливыми ухаживаниями с одной стороны и кокетливой недоступностью с другой, страсть тихо дремала, лишь иногда выглядывая из-за своей ширмы. Сейчас она вышла из своего укромного уголка и правила бал, толкая Фуджико, замёрзшую в одиночестве в гостях северной страны, в тёплые, прогретые Средиземным морем, объятия Люпена. И Фуджико с готовностью нежилась в крепких руках и подставляла кожу под горячее дыхание.

Едва наклоняя голову назад, чтобы открыть шею, Фуджико передала инициативу Люпену, и он с готовностью её принял. Одна рука обхватывает её тело, пальцы второй исчезают в рыжих локонах. Первый поцелуй оставлен на виске. Второй — на скуле. Спускаясь ниже, он касается губами щеки, уголка губ, подбородка, шеи. И замирает на острой ключице, едва прикрытой смятым воротничком платья.

Затянувшийся поцелуй прервал излишне громкий выдох, предательски сорвавшийся с губ Фуджико. Словно очнувшись, Люпен разомкнул объятия только ради того, чтобы заключить их снова. Обхватив Фуджико, будто желая согреть от идущей со стороны озера прохлады, он замер, поглаживая её по волосам.

Над озером навис предрассветный туман. Зыбкой дымкой, словно облако легло на натянутую водяную плёнку. Осторожно он подкрадывался к нависшим над берегом деревьям и трогал своими прозрачными руками ветви и листву. Из молочной пелены бесшумно выплыла пара уток и, оставляя после себя расходящуюся рябь, направились в ближайшие заросли рогоза.

— Красивое здесь место. — Люпен заговорил тихо и голос его тонул в молочной дымке, оставляя подхриповатое послевкусие. Пальцы продолжали перебирать локоны Фуджико. — Если придёт день, когда я украду всё, что только можно украсть, и не останется больше ничего, что меня заинтересует, то я вернусь сюда и построю дом в лесу, вон там, на том берегу.

Оставив в покое рыжие волосы, Люпен чуть приподнял руку и указал на ту сторону озера, где в тумане ещё просматривался тёмный горный склон. Повернув голову по направлению, указанному Люпеном, Фуджико увидела лишь непроходимую лесную чащу. Желание осесть вдали от людей её не впечатлило, и она посмотрела в лицо Люпену, пытаясь понять, не шутит ли он. Вид у него был отрешённый, а взгляд почерневших в ночи глаз направлен на далёкий, исчезающий в тумане берег.

— Выберу место на опушке с видом на горы. Чтобы вот так же, ранним утром, когда на горах лежит туман, сесть на ступеньки, выкурить сигарету и выпить кофе.

Фуджико пальцами провела по коротким чёрным волосам, возвращая себе внимание Люпена:

— И как, много сокровищ осталось похитить?

Оставив белёсому мареву поглощать озеро, Люпен закрыл глаза и рассмеялся — так же тихо, как и говорил.

— Ох, милая, некоторые сокровища невозможно украсть.

— Есть какие-то замки, которые не по зубам даже величайшему вору в мире? — Фуджико приподняла одну бровь, изображая разочарование.

Люпен в ответ состроил скорбную мину и сокрушенно покивал.

— Увы! Замки крепки, и охрана не спит. — Затем открыл глаза и хитро улыбнулся: — Впрочем, нет предела совершенству, не так ли? Когда-нибудь я справлюсь и с этими замками.

Сняв со своей шеи её руку, Люпен прижался губами к прохладной ладошке, заканчивая этот разговор, полный пустых грёз. До рассвета оставалось несколько часов. Всего ничего — и солнце бесцеремонно сорвёт покрывало ночи, отрезвит лучами и пригрозит раскрыть все секреты. Глупо тратить время на разговоры о том, чему не суждено случиться.

* * *

Такси задерживалось.

В предрассветный, стылый после ночного дождя воздух поднялась ленточка дыма. По телу волнами проходила мелкая дрожь, которая обычно появляется из-за резкой смены обстановки. Когда разогретый со сна выбираешься из тёплой постели на сырую и холодную улицу.

Люпен затянулся, заполняя лёгкие горячим табаком в надежде хоть как-то разогнать зябкость. Прикусив сигарету, он внахлёст запахнул пиджак и сложил на груди руки. Тряска постепенно унялась.

Прислонившись к каменной кладке, упирающейся в косяк калитки, Люпен спустил с губ ещё одну белую струйку. Она плавно подплыла к кустам азалии и, обвив алые бутоны, растворилась. Окурок второй по счёту сигареты полетел в уличную пепельницу, а машины всё нет. Для круглосуточного такси оно не сильно торопилось. Что ж, можно понять.

Их с Фуджико прогулка закончилась глубоко за полночь. Они поздно пришли в номер, мокрые от застигшего их дождя. Потом душ, потом долго сушились. Шептались, лёжа в постели и перемежая разговоры поцелуями. И даже когда Фуджико уже крепко спала, пристроившись под боком Люпена, он сам ещё долго лежал и слушал мерное постукивание капель по черепице.

Чем длиннее становился их отпуск, тем чаще Люпену в голову начинали лезть назойливые мысли. Бесформенная тревога тормошила посреди ночи, оставляла без сна, толчком будила на рассвете. Он просыпался и лежал, прислушиваясь к размеренному дыханию своей женщины. Во сне Фуджико подбиралась к нему, клала голову на плечо, иногда в довесок перекидывала руку ему на грудь. Позволяла себе спать столь безмятежно для человека, которому всегда надо быть настороже. А он, поглаживая её плечо, пытался оформить тревожный рой предчувствий в понятные очертания, пока не признался самому себе в страхе.

Страхе ощутить ту самую пустоту, тяжёлую и тянущую бесконечно вниз. Сопровождаемую розовым запахом, доносящимся от аккуратных алых букв на белоснежной подушке. Прошло время, что-то уже стёрлось из памяти. Но те ощущения беспомощности и одиночества остались и сейчас саднили, словно потревоженная рана.

Этот страх и вынудил Люпена малодушно сбежать ранним утром. Сбежать первым, опередив Фуджико в её привычном манёвре. Который каждый раз больно бьет по привязанности, успевающей сформироваться за время их близости.

Оставив на своей подушке азалию вместо прощания, Люпен бесшумно скрылся за дверью, завершив их совместный отдых принятым в одиночку молчаливым решением. И теперь мёрз, подпирая собой ворота и дожидаясь такси до аэропорта.

Люпен затяжно зевнул и передёрнул плечами, пытаясь сбросить озноб. Этой ночью заснуть не удалось, да и не получилось бы, наверное.

В конце улицы показалось жёлтое авто.

Прежде чем сесть в такси, Люпен задержался и поднял глаза, тут же найдя окно их номера. Створка была открыта, в квадратном проёме плавно колыхалась лёгкая шторка, то надуваясь и дрожа, то безвольно опадая. На мгновение он позволил себе представить Фуджико. Вот она подходит к окну, приподнимает штору и зевает. Волосы непослушно торчат после сна, на футболке мятые складки, а глаза сонно прикрыты. В груди кольнуло сожаление — захотелось вернуться в тёплую кровать, проспать до полудня в объятиях любимой женщины и…

Дверь хлопнула, отсекая фантазию от реальности. Мотор утробно заурчал и шины зашуршали по брусчатке, выводя такси в сторону шоссе.

Возникшую тишину прерывал только шум путешествия. Мягкий рокот двигателя дополнял плеск луж, не успевших высохнуть, да шёпот воздуха, который рассекал корпус машины. Общее молчание было нарушено только однажды, когда при выезде из города водитель поинтересовался, может ли он включить радио. В ответ Люпен только кивнул и повернулся к окну. В конце концов, музыка — это отличный способ не оставаться наедине со своими мыслями.

Такси бодро бежало по пустынной дороге, удалясь слишком быстро. Или так только казалось и проносящийся пейзаж был всего лишь обманом зрения.

Под звуки старинной английской баллады начали таять утренние сумерки. Солнце своими первыми лучами прорезало себе горизонт, окрашивая его в красный. Кромка гор подсветилась золотом. Небо охватила палитра от серо-синих оттенков до оранжево-розовых. Ночные облака, ещё не успевшие рассеяться, запылали по краям.

Из кармана пиджака, аккуратно перекинутого через колено, Люпен вытащил телефон. Большим пальцем начал прожимать кнопки, набирая номер по памяти. С большой вероятностью Джиген ещё спал, и зачем звонить ему в такую рань, Люпен объяснить не мог. Сообщить, что наконец-то едет и они могут продолжить работать над отложенным делом. Или просто занять себя разговором. Он нажал на вызов, поднёс телефон к уху и честно выслушал долгие гудки. Потом автоматизированный голос сообщил, что абонент не отвечает, и звонок сбросился.

Поджав губу, Люпен убрал телефон в карман брюк и опустил руку на пиджак, принявшись теребить плоскую зелёную пуговицу. Мягкий ход машины укачивал, и глаза, лишённые ночного сна, начали смыкаться. Прислонившись лбом к стеклу, какое-то время Люпен ещё пытался следить за проносящимся ландшафтом. Дождь освежил зелень кустовых зарослей, смыв придорожную пыль, и теперь она выглядела ярко и сочно. То и дело в восходящих лучах поблёскивали капли дождя, осевшие на листьях. Моргнув ещё пару раз, Люпен сдался под теплом поднявшегося солнца и задремал. По стеклу скользнула то ли капля росы, то ли частичка не успевшего высохнуть дождя. Сорвалась и растаяла в солнце.

Перелёт из Италии во Францию прошёл без происшествий. Из такси Люпен вышел, надевая вывернутый чёрной подкладкой наружу двусторонний пиджак. На носу уже расположились очки с массивной оправой. А чуть отросшие волосы он взъерошил по пути к кассам. Минимальная маскировка, но работает безотказно.

Фальшивый паспорт вопросов тоже не вызвал, и билет на ближайший рейс до Лиона был в кармане. Регистрация на рейс уже началась и Люпен направился к своему терминалу. Уже в самолёте он попытался дозвониться Джигену ещё раз. На сей раз трубку взяли.

— Чего? — сонным голосом отозвался его напарник на том конце линии.

— Утречка! — Люпен был полон энтузиазма. — Спишь?

В ответ — только смачный зевок.

— Я, собственно, сообщить, что вылетаю. Повезло попасть на прямой рейс, так что через час я буду в Лионе. А там еще пара часов на дорогу — и я у тебя.

Люпен принялся рассказывать, что цены на билеты сущий грабёж, что неплохо было бы другу его в аэропорту встретить, а то добираться от Лиона придётся поездом, а это еще куча времени. Пустая болтовня, которой он обычно прикрывал волнение.

— Отпуск кончился? — поинтересовался Джиген, поймав паузу в потоке слов.

Люпен замялся и сполз в кресле.

— Ага. Вроде того.

Посадка завершилась, но в проходе всё ещё толпились пассажиры, раскладывая по полкам свой багаж. В задних рядах образовался небольшой спор.

— Как думаешь, она долго будет злиться? — Люпен отрешённо смотрел, как невысокая девушка пыталась запихнуть свой фиолетовый рюкзачок на полку.

— Кто? — не понял Джиген. — Фуджико? С чего ей злиться?

— Я ушёл, не предупредив.

В трубке неопределённо хмыкнули:

— Она тоже много чего делает, не предупредив.

Люпен молчал, наблюдая за обладательницей фиолетового рюкзака. Какой-то мужчина наконец-то помог забросить его на полку, и девчонка заняла своё место. Джиген, посчитав, что его замечание задело приятеля, попытался сгладить момент:

— Мог бы и остаться, картина в музее ещё на два месяца будет выставлена.

— Не в этом дело, — уклончиво начал Люпен, но продолжить ему не позволили.

Копошение в салоне закончилось, и стюарды приступили к инструктажу. Исполняя требование отключить телефоны на время полёта, Люпен наскоро закончил разговор, напоследок дав указания подготовить разработки предстоящего ограбления, и убрал трубку в карман. И, едва самолёт набрал высоту, он отклонился в кресле и прикрыл глаза, продремав весь полёт.

Солнце успело перевалить за полдень, когда пригородная электричка прибыла на городской вокзал. Припекало так, что нос под очками постоянно потел, и они норовили соскользнуть. Постояв на платформе пару минут, потягиваясь и разминая спину после нескольких часов сидячего положения, Люпен прикинул, как быстрее добраться. До дома, в котором воры арендовали квартиру, можно было дойти за полчаса, если сократить путь через дворики. Перекинув пиджак на спину и придерживая его пальцем за петельку, Люпен вышел из прохладного здания вокзала и зашагал к проспекту.

— Йо, Джиген! — оповестил о своём прибытии Люпен, переступая порог.

Квартира отозвалась тишиной. Люпен зашёл в единственную комнату, сбросил пиджак на кресло и осмотрелся. На столе в зоне кухни стояла пепельница, наполовину заполненная окурками, рядом лежал смартфон. Панорамное окно открыто настежь, впуская с улицы жару. Папка с их предстоящим делом небрежно лежала на диване.

Ну и куда он ушёл?

Положив свои очки рядом с пепельницей, Люпен умылся в кухонной раковине и открыл холодильник, в надежде найти бутылочку воды. С чем ему повезло. Литровая бутылка минералки лежала на полке и словно дожидалась его. Сделав несколько глотков, Люпен подошёл к окну и облокотился на кованый балкончик. С мокрого лица стекали капли, остальную влагу на коже быстро высушило солнце.

После нескольких недель, проведённых за чертой оживлённого города, здесь теперь было слишком тесно. Плотная застройка сужала мир до ширины улицы. Дома — даже в четыре этажа — перекрывали кислород. Так всегда было или это наслоение переезда, жары и мрачного настроения? В памяти непрошено возникла белая шторка, играющая с ветром. И эти чёртовы азалии на подушке. Люпен прикрыл глаза и прижал бутылку к виску, пытаясь остудиться. Или отрезвиться.

Выпив всю воду, Люпен уже собрался уйти в комнату, как что-то мелькнуло на периферии зрения. Он перегнулся через балкон и выглянул вниз. У подъезда стоял фургон, из которого вышли семеро — в чёрных бронежилетах поверх голубых рубашек с короткими рукавами. Несколько секунд они стояли у входа и переговаривались. Потом двое скрылись в подъезде, остальные разделились и направились в обход здания. Тревожно шевельнулось внутри подозрение.

Шевельнув губами, Люпен перевёл взгляд в комнату, где на потолке едва виднелся контур люка на крышу. Пустую бутылку он бросил на диван. Подойдя к люку, Люпен надавил на панель обеими ладонями. Раздался глухой щелчок, и она опустилась вниз, освобождая выдвижную лестницу.

Он был уже на чердаке и затаскивал лестницу обратно, когда в дверь начали стучаться. И успел выбраться на крышу до того, как дверь в квартиру выбили. Люпен в полуприседе бежал по крыше, гремя каблуками по жестяным листам. Приближался край, и вот тут-то близкое расположение домов друг к другу сыграло на руку. Перемахнув с одного здания на другое, вор нацелился на соседний дом.

— Стоять! — Раздалось откуда-то слева.

Смотреть было некогда. Люпен разбежался и оттолкнулся. Раздался выстрел, и пуля просвистела в полуметре от плеча. Приземление вышло неудачным. Это здание было этажом ниже, и, не успев сгруппироваться, Люпен упал на бедро. В спину догнал ещё один окрик, но беглец уже мчался дальше. Впереди — двухэтажный дом. Если повезёт найти пожарную лестницу, через пару минут он будет твёрдо стоять на земле.

Ещё прыжок, и Люпен наугад метнулся к ближайшему краю. Не повезло. Быстро оглянулся на своего преследователя — молодой полицейский спускался по скату, держа в руке наготове пистолет. Обогнув трубу, Люпен подбежал к другой стороне. Вот она! Открытая лестница, сваренная из железных прутов.

Полицейский пересёк провал между домами в тот момент, когда Люпен спрыгнул на верхнюю площадку. На ступеньках между первым и вторым этажом снова грохнул выстрел, и пуля впилась ему в правую часть спины, под лопаткой. По инерции Люпена швырнуло на бортик, и, не удержав равновесия, он перегнулся через него и полетел вниз.

Тяжело рухнув на землю, Люпен взвыл. Удар пришёлся на правую ногу, и боль молнией прошлась по всем нервным окончаниям. Времени на то, чтобы прийти в себя и оценить тяжесть травм, не было. По лестнице торопливо спускался полицейский, откуда-то из-за угла доносились отдалённые голоса ещё нескольких. Сделав усилие и пытаясь не замечать боль, от которой темнело в глазах, Люпен поднялся, держась за стену. Однако попытка сделать хотя бы шаг провалилась сразу же. Потеряв устойчивость, Люпен повалился лицом вниз, не успел подстраховаться руками и от удара лбом об землю отключился.

* * *

Урон, нанесённый резиновой пулей, оказался незначительным. Поверхностный разрыв мягких тканей и обширная гематома — заживёт быстро. От встречи головы с асфальтом осталось сотрясение мозга средней тяжести и здоровенная шишка над левой бровью. Ещё немного тошнит, но в целом с этим тоже можно уйти. А вот приземление на ногу обернулось трещиной и гипсом. Своё медицинское заключение Люпен выклянчил у пухленькой медсестры, которая приходила с обходом и ушла с приподнятым настроением после шутливого флирта пациента.

Голень отзывалась резкой болью даже в состоянии покоя, и Люпен поморщился, устраиваясь на койке поудобнее. Брякнула цепочка наручников, пристегнутых к бортику. Одному с такой травмой не сбежать. Чёрт… Где же Джиген.

Погоня по крышам закончилась госпиталем. Уже третий час Люпен отлёживал бока, прикидывая шансы на побег и размышляя, за что его взяли на этот раз. Заодно и охрану приставили. Он покосился на дверь. Та была открыта, а в коридоре, прямо напротив, расположился жандарм. Он сидел на стуле и наблюдал за палатой, сложив на груди огромные ручищи. Перехватив взгляд своего надсмотрщика, Люпен изобразил широкую и кривоватую улыбку и снова уставился на гипс.

Впрочем, долго раздумывать о вариантах побега не пришлось. Спустя четверть часа наконец пришёл первый гость. Темнокожий мужчина, немногим моложе его. Высокий и подтянутый. Официальный костюм, который ослабленный галстук делает менее официальным, распахнутый пиджак. В одной руке он держал серую папку.

— Матис Кофи, инспектор Интерпола, — представился он, закрывая за собой дверь.

Люпен приподнялся на локтях, вытянул шею и попытался заглянуть за его спину. Кофи удивлённо приподнял бровь и оглянулся.

— Что-то не так?

— Да, вы где-то потеряли инспектора Зенигату.

— Впервые слышу.

Люпен откинулся на подушку и хмыкнул:

— Вы знаете, кто я?

Поставив стул ближе к койке, Кофи сел и неспешно закинул ногу на ногу.

— Арсен Люпен Третий. С вашим досье я ознакомился. — Он открыл папку и зашелестел бумагами. — Преступник, объявленный в розыск в половине стран Европы.

— Вор, — спокойно поправил его Люпен.

— Простите?

— Я предпочитаю конкретику. Моя специализация — организованный грабёж.

Кофи внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, говорит ли он серьёзно или издевается. Люпен и бровью не повёл, сохраняя на лице полную невозмутимость. Разве только уголки губ еле уловимо приподнялись вверх.

— И всё-таки хотелось бы узнать, за что на меня нацепили эти чудные браслетики, — сказал он и потряс рукой с наручниками.

— Разумеется, — Кофи вернулся к записям. — Вы задержаны по подозрению в убийстве гражданина США, совершенного на территории Норвегии 19 мая…

— Убийстве? — Люпен рассмеялся и тут же поморщился: тошнота стала ощутимее. — Пф-ф, вы меня с кем-то перепутали. Если вы внимательно читали моё досье, то убийства — не мой профиль. Да и в Норвегии не был уже сто лет.

Заметив неодобрительный взгляд чёрных глаз, Люпен махнул рукой:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Вместе со своим сообщником Джигеном Дайске вы проникли в квартиру некоего Майкла Картера и застрелили его из пистолета Глок-18. — Кофи потёр лоб, не отрываясь от текста. — Факт хищения отсутствует. Предполагается наличие личного мотива, в частности — убийство из ревности.

На этой фразе брови на лице Люпена резко поползли вверх.

— Установлено, что убитый находился в романтических отношениях с Фуджико Минэ, — продолжал зачитывать инспектор. — В день убийства на камерах видеонаблюдения из парадной и лифта зафиксированы вы и ваш сообщник. Также вас опознал консьерж.

Кофи закончил зачитывать материалы дела и посмотрел на Люпена. Тот сидел с приоткрытым ртом, сбитый с толку. Инспектор ожидал ответа, но пауза затягивалась. Он кашлянул, привлекая к себе внимание, и Люпен поднял взгляд.

— Вам есть что сказать?

Люпен прищурился.

— Есть. Я оскорблён. Такое бездарное исполнение — просто плевок на мою репутацию. Не вздумайте передавать это прессе, меня засмеёт весь преступный мир.

Издав глубокий вздох, Кофи потёр пальцами переносицу. Он уже начал терять терпение с этим шутником.

— Месье Люпен, мне нужны комментарии по существу, потому что улик против вас вполне достаточно, чтобы передать дело в суд.

Скрежеща наручниками — громче, чем это возможно — Люпен подтянулся и сел, выпрямляя спину. Повернулся корпусом влево-вправо, разминая затёкший позвоночник.

— Вы не могли бы это снять? — Он приподнял руку и дёрнул цепочкой. — Жутко неудобно. Я тут всё уже отлежал.

В чёрных глазах собеседника промелькнуло недоверие.

— Я читал ваши профайлы, месье Люпен.

Вор закатил глаза. Ох, боже, как же тяжело с этими слишком ответственными новичками.

Перегнувшись через бортик кровати, Люпен приблизился к инспектору и потыкал пальцем в бумаги, сцепленные скрепкой.

— Если бы вы хорошо их читали, то, может быть, и додумались, что я со своими возможностями провернул бы убийство как можно чище. — Люпен вернулся в исходное положение, и мгновение спустя раздался щелчок отстёгиваемых наручников. — А с этим я бы и сам разобрался, просто надеялся сэкономить нам время.

Поражённый Кофи уставился на скрепку, потом на свои документы, потом на Люпена.

— Но как?

— Я же Люпен Третий, а не дилетант какой-нибудь, — скрепка исчезла в пальцах Люпена, а сам он наконец устроился поудобнее. — Теперь по делу, если хотите. Не находите ли, что всё это сделано слишком топорно? Засветиться на камерах, да при полном параде. Я не идиот, чтобы исполнять эту затею под своим лицом.

— Мне приходили такие мысли, — неуверенно кивнул Кофи.

— Кроме того, у меня алиби. На момент убийства я был в Японии вместе с Джигеном. Можете спросить у вашего коллеги Зенигаты — он как раз висел у нас на хвосте по всей стране.

— Мы это проверим, — инспектор сделал запись на своих бумагах и что-то несколько раз подчеркнул. — Значит, вы считаете, что вас подставили?

— Очевидно, — пожал плечами вор.

На некоторое время в палате воцарилась тишина, прерываемая только шорохом ручки по бумаге. Что конспектировал этот инспектор, Люпена не особо интересовало. В том, что обвинение в убийстве снимут, он не сомневался. В конце концов, у него есть идеальный свидетель. Про себя Люпен даже порадовался, что в тот раз Зенигата преследовал их как тень.

Только вот у Интерпола полно других причин удерживать его под стражей. И сидеть, дожидаясь разбирательств по всем делам, желания нет.

Ногу опять прострелило болью, и Люпен поморщился.

Нужно искать пути отхода, но одному не справиться в таком состоянии.

— А что с Джигеном? — поинтересовался он, укладываясь на подушки.

— Он тоже под арестом, — ответил Кофи, не отвлекаясь от письма.

Это плохо. Можно попробовать найти Гоэмона — ему вполне по силам разыграть из себя санитара и вывезти Люпена за территорию госпиталя. А ещё есть Фуджико…

По коридору раздался торопливый стук женских каблуков, отвлекая от планирования побега.

Кофи закрыл папку, поднялся и направился к двери.

— Ваше алиби мы проверим, — он взялся за ручку и обернулся. — Но я бы рекомендовал нанять адвоката.

Люпен лениво отмахнулся:

— Сначала опросите Зенигату.

— Хорошо, — кивнул Кофи и с сомнением оглядел задержанного. — По поводу наручников.

В ответ Люпен поднял правую ладонь и показал зажатую в пальцах скрепку. Одно движение — и её уже нет.

— Пожалуй, можем сделать исключение.

— Как мило с вашей стороны! Особенно учитывая это, — Люпен приподнял руки и ладонями указал на гипс. — Заходите ещё, инспектор, я буду здесь.

Новый знакомый покинул палату, оставив арестанта в куда большем смятении, чем десятью минутами назад. Жандарм-охранник никуда не делся — сидел в той же позе и бесстрастно наблюдал за помещением. Из другого конца коридора доносился гомон более оживлённой части госпиталя. Оставшись в тишине, Люпен вздохнул и прикрыл глаза, погружаясь во мрак. В голове была полная неразбериха. К тому же его продолжало мутить.

Вся эта история, начавшаяся по приезде во Францию, неожиданно неприятно подкосила расслабленное долгим отдыхом сознание. Его собственный арест волновал мало — и не из таких передряг приходилось выбираться. Обвинение тоже не задевало. Но он как-то совсем не ожидал узнать о причастности Фуджико. Особенно после отпуска, проведённого вместе.

Аккуратно коснувшись лба, Люпен досадливо поморщился — под пальцами пульсировала шишка. С каждым ударом она словно загоняла растерянность всё глубже и глубже в мозг.

Мысли увязали в сознании, как в песке, и в то же время их было невозможно поймать. Они мелькали друг за другом, но стоило попытаться сосредоточиться хоть на одной — и она таяла. Это злило.

Кто такой Майкл Картер? Ведь Фуджико не заводит романы с кем попало.

Натянутая кожа гематомы над бровью пылала, словно раскалённое железо. Засевшая в затылке боль то прокатывалась волнами по всему черепу, то затихала. Может, это всё ещё обморок, и последние несколько часов — просто тщетные попытки разума пробудиться из бредовых сновидений?

Но нет. Он не спал. Белые больничные стены были слишком яркими, а звуки из коридора уже начинали раздражать. Холодные пальцы приятно остужали лоб, и Люпен не торопился отнимать ладонь. Хотелось найти хоть какой-нибудь смысл в этой истории, но любые попытки спотыкались о непонятную смятенность.

Убийство из ревности? Бред какой-то. Если бы он всерьёз заводился по таким поводам — уже давно был бы серийным.

Нет, дело было не в нём. А в жертве. Кому-то нужно было, чтобы этот Майкл Картер исчез. И если рядом была Фуджико, то можно было даже не сомневаться — с этого дела она имела свой интерес. Но зачем она впутала Люпена? И когда вообще успела это провернуть, если полгода сидела в Норвегии?..

Люпен открыл глаза и с яростью уставился перед собой.

Не может быть.

Она же на все вопросы о своих делах в Норвегии отвечала с неохотой. Так много времени потратила на ту работу, а кроме холодного равнодушия из неё ничего не получилось вытянуть.

Вот чем Фуджико занималась на севере. Крутила интрижку с американцем, которого в процессе убили. И свалила это на Люпена и Джигена, обставив преступление под мотив ревности.

Мысли цепочкой вывели на заключение, признание которого всадило иголку куда-то в середину груди. Отрицай, не отрицай, но все дороги ведут в Рим.

Не может же быть, чтобы сначала Фуджико так подставила его, а потом, как ни в чём не бывало, почти целый месяц нежилась в общей постели. Ей, конечно, цинизма не занимать, но неужели настолько? А он, вместо того чтобы принять и смириться с очередным предательством, пытается оправдать эту женщину. И сохранить их отпуск не запятнанным её вероломством. Сберечь в памяти ту Фуджико, способную на честные чувства и открытые эмоции. Нежную, тёплую, весёлую, совсем не похожую на себя.

Глаза расширились.

Незнакомую.

Вот же он идиот. Слепой, влюбленный идиот.

Люпен рывком сел — и тут же пожалел об этом. Боль придавила череп многотонной плитой. В глазах потемнело, а в ушах оглушающе зашумела кровь. Согнувшись, Люпен обхватил ладонями виски и уставился в складки одеяла.

Не заметил очевидного. Или попросту не захотел замечать. Что на вопросы о её делах Фуджико уводила разговор в сторону или отмалчивалась. Что, когда он собирался уехать, она парой фраз и долгим поцелуем оставляла его рядом. Увлекала в тёплые объятия, в которых принятое решение стыдливо таяло. Что Фуджико не отпускала его, но не из желания быть вместе, а из расчёта.

Голова раскалывалась в агонии, ставшей невыносимой. Люпен закрыл глаза, и почувствовал, как снова летит с пожарной лестницы.

Ни одно появление Фуджико в каком бы то ни было деле не было случайностью. Никогда. В девяноста девяти процентах это чётко выверенный план, несущий ей выгоду. С иным исходом Люпену сталкиваться не доводилось. Глупо надеяться, что в этот раз сыграет оставшийся ничтожный процент. Так что, получается, что он снова ошибся в ней.

Джиген будет орать до пены изо рта.

Оглушённый собственной болью, Люпен не заметил, как вошла медсестра. Под её мягкими, но настойчивыми руками он снова улёгся на койку. Едва затылок коснулся прохладной подушки, как гнев схлынул, уступив место тяжёлой усталости. Такой, что даже поднять веки оказалось непосильной задачей. Захотелось спать, и, невнятно попросив медсестру закрыть дверь, Люпен отключился.

Время тянулось бесконечно долго. Казалось, прошло не меньше недели пребывания в больнице, но, если Люпен смог правильно подсчитать, — на исходе был только третий день. Не теряться во времени помогали приёмы пищи, ради которых его стабильно будили четыре раза в день.

Трое суток, проведенных в компании медицинского персонала и сменяющих друг друга жандармов, изматывали неизвестностью. Кофи больше не появлялся. Медсёстры, кроме его диагнозов, ничего не знали, а молчаливые охранники старательно изображали мраморные статуи. Правда, удалось выяснить, что охрана сменяется каждые восемь часов, но толку от этой информации не было никакого. Люпен чувствовал себя вялым и сонливым, и первые пару дней, едва заканчивая с едой, засыпал почти мгновенно. «Замешивают снотворное, чтобы не сбежал» — однажды усмехнулся он про себя, хотя знал, что это всего лишь восстановительная реакция организма.

Впрочем, ближе к вечеру объявился другой посетитель.

Сон после обеда никак не шёл, да и чувствовал Люпен себя в разы лучше. Мир перед глазами наконец-то перестало штормить, головная боль — утихла и редко появлялась в моменты активности, исчезая так же быстро. Лёжа с закрытыми глазами, он отпустил сознание бродить в белёсом тумане дремоты.

Дверь палаты скрипнула и порывисто распахнулась, возвращая Люпена в реальность. В образовавшемся проёме, занимая всё его пространство, стоял Зенигата. Ухмылялся и даже шляпы не снял.

Ну да, кому, если не ему, издавать столько радостного шума своим появлением.

— Что-то ты припозднился, Зенигата, — Люпен зевнул и подтянулся на руках, занимая сидячее положение. — Я тут уже который день, а ты не торопишься.

Инспектор хмыкнул и прошёл внутрь. Ухмылка стёрлась с его лица, когда он занял стул рядом с койкой и кинул взгляд из-под шляпы на своего вечного оппонента.

— А чего торопиться-то. Куда ты денешься в таком виде. — Шляпа, наконец, покинула коротко стриженую голову и осела на колене. Мужчина потёр ладонью шею и бросил короткий взгляд на вора. — Выглядишь так себе, между делом.

— Ну да, переломанные конечности мало кому придают шарма, — согласился Люпен.

Вытащив из кармана брюк платок, Зенигата протёр блестящее от пота лицо. Погода не сдаёт позиций, продолжая щедро делиться солнцем и иссушающей жарой. Не сводя взгляда с Люпена, японец коснулся тканью лба.

— Друзья когда-нибудь предупреждали о том, что твоя зазноба тебя до тюрьмы доведёт? — Неожиданно поинтересовался Зенигата, слишком усердно растирая кожу.

Люпен рассмеялся:

— Они давно смирились с неизбежным.

— Ты безнадёжен, — выдохнул инспектор, убирая платок в карман брюк. — Хотя я славно посмеялся, читая твоё новое дело. Убийство из ревности? Серьёзно, Люпен?

Лицо Зенигаты оставалось непроницаемым, но он совершенно точно насмехался. На что Люпен сложил пальцы левой руки в пистолет и бахнул ими в собеседника.

— Лучше скажи мне, что ты об этом думаешь, — Люпен вернул руку на простыни, и опустил плечи — заживающий разрыв на правой лопатке требовательно заныл.

Зенигата сгорбился, упираясь руками в колени. Несколько секунд он молчал, взвешивая, что можно рассказать.

— Это слишком очевидная попытка тебя подставить. Не без помощи Фуджико Минэ. Но убитый, Майкл Картер, — мужчина запнулся и повертел в руках шляпу, — по установленной информации он был инженером по техобслуживанию сборочных станков, в Норвегии находился в командировке. У него не было ровным счётом ничего, что могло заинтересовать твою подружку, но тем не менее, она почему-то с ним связалась.

Зенигата надолго замолчал, о чём-то задумавшись. Новые сведения дали пищу для размышлений и Люпену. Пока вырисовывалось три варианта предшествующих событий. Первый: кому-то надо было нейтрализовать Люпена, и он воспользовался навыками Фуджико и первой попавшейся жертвой. Второй: Майкл Картер не тот, за кого себя выдаёт, и перешёл дорогу важной шишке. Третий: Фуджико закрутила интрижку с каким-нибудь богачом, развела на деньги и бросила, связавшись с трудягой-инженером. Богач приревновал и устранил соперника, свалив всё на Люпена. Этот вариант вызывал отчётливое отторжение, потому что пришлось бы признать чужие романы Фуджико. Потому что получается, что в их отпуск она искала бы утешение, а не его общества.

Люпен мрачно усмехнулся. Кажется, действительно ревность.

Заметив его реакцию, Зенигата потребовал поделиться идеями. И Люпен выложил свои предположения, пренебрежительно махнув рукой в конце монолога, мол, всего лишь догадки. Но инспектор достал из внутреннего кармана пиджака небольшую записную книжку и сделал несколько быстрых записей.

В палату заглянула медсестра и напомнила об окончании времени для визитов. Зенигата кивнул и захлопнул коричневую обложку, скрывая мысли от посторонних взглядов.

— С трудом верю в то, что говорю, но ты невиновен. — Упираясь ладонями в колени, Зенигата поднялся и одёрнул пиджак. — Твоего приятеля отпустили пару часов назад. А вот ты… На тебя оформлено девять ордеров в одной только Франции.

— Всего девять? Маловато как-то. Я даже разочарован. — Люпен улыбнулся и запрокинул голову на подушке, упираясь взглядом в потолок.

— Не переживай. Европа в очереди стоит, чтобы с тобой поговорить. — В два широких шага Зенигата преодолел расстояние до выхода.

Уже стоя в дверях, он задержался, обернулся и сказал чуть тише, будто эта мысль больше предназначалась ему самому:

— Единственное, что меня бесит — что не я тебя арестовал. Но… переживу.

Люпен приподнял голову, широко улыбнулся и лениво помахал ему на прощание, не сказав ничего в ответ. Зенигата закатил глаза, водрузил шляпу обратно на голову и вышел из палаты.

Величайший в мире вор снова остался один, продолжая решать задачку с обновлёнными условиями. И решение напрашивалось само собой. Пришло время воспользоваться козырем.

Машина подпрыгнула на выступающем камне брусчатки. Бзынь — цепочка наручников, повисших на запястьях пассажира, легко звякнула. Бух — глухо отозвалась загипсованная нога, ударившись об пол.

Чёрный седан без специальных опознавательных знаков направлялся по маршруту из госпиталя в подразделение Интерпола. Позади, соблюдая точную дистанцию и не отставая ни на метр, шло такое же авто. Странно, что они ещё вертолёт не привлекли, усмехнулся Люпен, глядя в окно. Нога сломана, ни с кем из напарников связаться не удалось, и, тем не менее, они боятся его побега. Ладно, в этот раз им повезло чуть больше. Пусть пока порадуются. Уголки губ вора приподнялись вверх.

Авто притормозило у шлагбаума. Водитель взглянул в зеркало заднего вида на улыбающегося Люпена и перебрал вспотевшими пальцами по рулю. Бух. Бзынь. Ещё один слишком большой камень.

Едва кортеж заехал на территорию учреждения, у Люпена развязался язык. Он радостно отметил, что приятно допрашиваться в таком красивом здании. Историческая часть города и всё такое. Правда, потом недовольно гудел из салона, пытаясь выбраться оттуда.

— Знаете, как-то не очень удобно в наручниках и гипсе из машины вылезать, — кряхтел он, подпрыгивая на сиденье в сторону выхода. — Вы либо браслетики снимите, либо на руках меня несите.

Двое лейтенантов, стоявших рядом и дожидающихся, пока Люпен поставит ноги на асфальт, подхватили его под локти и почти на весу сопроводили в здание. Тот восхитился:

— Чёрт, парни, мне аж приятно, что вы так буквально восприняли мою просьбу! — Гипс чиркнул о плитку фойе, но вора это не смутило. — Вот это я понимаю — тёплый приём! Если вы чашечку кофе мне принесёте, я вообще растаю!

Конвоиры не обращали внимания на отвлекающий трёп. Просторный холл приёмного помещения сменился узким коридором. Иногда Люпену удавалось опереться на здоровую ногу и сделать подобие шага.

— О, кстати говоря, это мой девятый арест в стране, — Люпен повернулся к лейтенанту слева и интригующе прищурился, — ни за что не угадаешь, за что меня арестовали в первый раз.

— Вряд ли, — прокряхтел парень и перехватил сползающий локоть арестанта.

— За воровство! — Люпен расхохотался.

Идущий справа полицейский сдавленно фыркнул и тут же опустил голову, скрывая улыбку, вызванную этой дурацкой шуткой.

Дверь кабинета скрипнула и всё ещё посмеивающегося Люпена усадили на стул. По другую сторону стола сидел уже знакомый ему Кофи. Перед ним лежала пухлая коричневая папка и несколько белых листов аккуратной стопкой — сверху ручка. Чуть левее стоял лысеющий мужчина в строгом костюме с затянутым галстуком и электронным планшетом в руках. Конвой покинул комнату, и закрывшаяся дверь отрезала все звуки.

— Учитывая обстоятельства, я думал, что поводов к веселью будет крайне мало, — вместо приветствия произнёс Кофи, складывая в замок руки на столе.

— Наверное, — согласился Люпен.

Он одёрнул прилипшую от пота к бокам футболку и откинулся на спинку стула. Лысый сотрудник Интерпола презрительно поднял бровь, оценив внешний вид Люпена. Его пиджак с рубашкой порвались при падении с лестницы. А брюки нельзя было надеть из-за гипса. Поэтому перед выпиской Люпен попросил одну из медсестёр купить ему другую одежду и теперь сидел в футболке на два размера больше и просторных спортивных штанах, с правой стороны закатанной до колена. Сейчас он был похож на местную шпану, задержанную за кражу кошельков на площади, нежели чем на вора мирового масштаба.

— Что ж, месье Люпен, — начал Кофи, беря белые листы в руки и бегло их просматривая. — По делу об убийстве Майкла Картера с вас сняты все обвинения ввиду подтверждённого алиби. Однако, в базе Интерпола числится двадцать три дела, заведённые на вас в восьми разных странах. Согласно правилам, мы обязаны уведомить их, что вы находитесь под нашей юрисдикцией.

Люпен лениво крутил металлическое кольцо наручника на запястье. Вид у него был отстранённый и даже скучающий. Он только что не зевал. Поэтому в ответ на услышанную информацию, вор лишь пожал плечами.

— Мы пока не сменили ваш статус в международном розыске, — Кофи постучал ручкой об стол, словно привлекая внимание своего собеседника. — Потому как намерены предложить вам сотрудничество.

Вот оно. Люпен закрыл глаза и запрокинул голову. Губы разошлись в торжествующей улыбке. Даже делать ничего не пришлось. Выбранную им карту разыграли без его участия. И означать это могло лишь одно — его перестали считать преступником и перевели в потенциальные информаторы. Стаж, опыт и знакомства сделали из вора ходячий архив с терабайтами данных на преступный мир. И наконец-то власти поняли, что его головой можно воспользоваться с выгодой для них. Хотят приручить волка.

Так и быть, он не будет их так сразу разочаровывать.

— Интересно, — протянул Люпен, возвращая голову в привычное положение и переводя взгляд на Кофи. — Хотите, чтобы я стал вашим консультантом по вопросам краж и мошенничеств?

Темнокожее лицо инспектора оставалось беспристрастным.

— Источником информации.

— Ну да, так сразу стало понятнее, — усмехнулся Люпен. — А значок мне дадут?

Лысый недовольно закатил глаза и переступил с ноги на ногу. Кофи терпеливо ждал, когда вор закончит глумиться и озвучит своё решение.

— Какие условия? — Люпен сел ровнее и выразил чуть больший интерес, чем мгновением раньше.

— В обмен на сотрудничество, которое будет состоять в предоставлении сведений, мы предлагаем освобождение под подписку о невыезде. Передвижение по территории страны — условно свободное.

— Что значит «условно свободное»? — Люпен приподнял бровь.

— Под надзором наших сотрудников, — Кофи бросил короткий взгляд на наручные часы.

— Ясно. Домашний арест в рамках целой страны. Почти как отпуск. — В кабинете становилось душно и Люпен отвернулся к окну. — Я хочу, чтобы вы закрыли все мои уголовные дела во Франции.

Это заявление вызвало негодование у коллеги Кофи. Он яростно начал нашёптывать на ухо инспектору, пока тот его не прервал коротким кивком.

— Я сообщу руководству. Ещё что-нибудь?

Люпен отвернулся от окна и, чуть задержавшись взглядом на лысом, уставился на Кофи.

— Нет. Это всё.

Тот кивнул и жестом пригласил лысеющего мужчину, оказавшимся юристом, для подписания сделки. Пока Люпен читал договор на планшете, в кабинет зашёл лейтенант, снял наручники и остался ждать рядом с дверью. Показушно потирая запястья, вор посмотрел на юриста и улыбнулся. Теперь скованные руки не мешали оставить подпись специальным пером в электронном документе. Люпен лёгким росчерком провёл по экрану и отодвинул от себя планшет. Мужчина раздражённым шагом покинул помещение, унося заверенную сделку.

Кофи ослабил галстук и позволил себе сесть свободнее. Чёрная лента на шее перестала зажимать его, дав возможность немного расслабиться. Инспектор кивнул лейтенанту и, прежде чем Люпен успел среагировать, тот подошёл, рывком задрал штанину на левой ноге и застегнул на щиколотке вора электронный браслет.

— Серьёзно? — Взвился Люпен. — Гипс для вас недостаточный аргумент?

Очередную шутку Кофи снова пропустил мимо ушей, только губы поджал. Впору уже восхититься его хладнокровию.

— На основании Уголовного кодекса Франции, а также действующих норм о сотрудничестве с подозреваемыми, задержанный Арсен Люпен временно освобождается под обязательство явки и сотрудничества со следствием.

— Третий, — буркнул Люпен, выслушивая постановление.

Речь чёткая, без единой запинки, словно заученная. Или многократно повторяемая?

— Вы обязаны оставаться в пределах государственных границ Французской Республики, — продолжил Кофи, сделав короткий вздох, — а также сообщать о смене места проживания в префектуре города. Для связи вам будет выдан защищённый смартфон. При попытке побега наше соглашение аннулируется. Если у вас нет вопросов, то можете идти.

— Всё четко, как в аптеке. — Люпен через стол протянул руку, и Кофи с сомнением её пожал. — Что ж, будем на связи, шеф.

Опираясь на стул и перенося тяжесть на здоровую ногу, Люпен повернулся ко всё ещё стоящему возле двери лейтенанту:

— Приятель, не проводишь меня?

Покинув здание, молодой полицейский поинтересовался, чем ещё может помочь, предложил вызвать такси, но Люпен попросил довести его только до выхода с территории. Потом благодарственно похлопал по плечу и отпустил нести свою службу дальше.

Стоя на улице под палящим солнцем и опираясь на кованую ограду, Люпен набирал на новеньком смартфоне заученный номер. Джиген взял трубку после второго гудка.

— Да? — Резкое, порывистое приветствие в трубке, словно этого звонка долго ждали.

— Заберёшь меня? — Люпен присел на каменную кладку забора и взглянул на противоположную сторону. — Улица Эсперанс, дом четыре.

— Погоди, — небольшая пауза и глухое постукивание. — Буду минут через двадцать.

Сбросив вызов, Люпен прислонился затылком к чугунному завитку. Сидеть на узком выступе было неудобно, да и камень ощутимо нагрелся, что комфорта не добавляло. В помещении было душно, а под открытым небом солнце палило обжигающими лучами. Нагретым воздухом было трудно дышать.

Улица звенела пустотой, несмотря на открытое кафе в конце линии и жилой многоквартирный дом в соседнем переулке. Ни местных, ни туристов — все предпочитали прятаться под крышей, желательно с хорошим кондиционером. Внутренним ребром ладони Люпен вытер выступивший пот над верхней губой. В последние годы климатические кризисы происходили чаще, глобальная температура повысилась — и сейчас в это верилось, как никогда.

Пекло. Люпен посмотрел по сторонам, надеясь найти поблизости хоть какой-нибудь тенёк. По правую руку, в десяти метрах от него, расположилась раскидистая старая ива. Толстый ствол остался за забором управления Интерпола, а одна из веток выгнулась над тротуаром, свесив свои тонкие прутики на проход. Как же заманчиво выглядели эти зелёные косички, достающие почти до самой земли и предлагающие спрятаться от зноя. И услужливо прикрыть непрезентабельный вид. Глупо было отказываться от такого предложения, и Люпен, держась за решётку забора, неспеша побрёл в ту сторону.

Ветви раздвинулись, впуская неожиданного гостя, и снова сомкнулись, едва он уселся на выступ забора. Густая крона спрятала от полуденного солнца, спасая от неминуемого теплового удара. Люпен выдохнул и прикрыл глаза. Теперь можно неспеша подвести итоги. Внезапная передряга закончилась освобождением, временно условным: нога срастётся через пару недель, а браслет он снимет сегодня же вечером. Наивные служаки в этом Интерполе, если думали, что снизошли ему амнистию принуждением на них работать. Он злорадно улыбнулся — вот узнает об этом Зенигата… Ох, даже жалко, что нельзя при этом поприсутствовать.

В обретённой свободе был горьковатый привкус: Фуджико. Лицо потемнело. То ли от сдвинутой слабым дуновением ветра ветви, то ли от мыслей. Люпен открыл глаза и посмотрел вверх, где небо голубыми просветами виднелось среди густой поросли. Он же всегда спускал её подставы. Чаще с юмором, иногда с последующим наказанием. Реже — сердился, но быстро отходил. Почему же сейчас это так зацепило? Настолько, что предстоящий разговор — а он считал, что необходимо с ней об этом поговорить — лёг тяжёлым грузом. Люпен поморщился, словно у него заболел живот. Впервые захотелось, чтобы проблему решил кто-то другой.

Под размышления о том, с какой стороны подойти к беседе с Фуджико, Люпена незаметно разморило. Дремота медовой вязкостью захватила бы его полностью, если бы не резкий хлопок. Вор разомкнул глаза и тут же прищурился снова: прямо перед ним стоял Фиат и слепил своим ярко-жёлтым боком. Мгновением спустя Люпен смог рассмотреть и Джигена, огибающего авто спереди. Его голубая рубашка навыпуск раздувалась от слишком решительной походки, а закатанные рукава обнажили загоревшие руки.

Без лишних слов Джиген помог своему незадачливому другу забраться на пассажирское переднее кресло и резко стартанул в сторону развилки. Машинка опасно вильнула и скрылась за правым поворотом.

Отодвинув кресло до упора назад, Люпен блаженно обмяк.

— Что с ногой? — лаконично поинтересовался Джиген.

— Трещина. Упал с пожарной лестницы, — склонив голову к открытому окну, Люпен подставил лицо встречному потоку воздуха. — У них были весьма серьёзные намерения касательно моего ареста. Спасибо, что пули были резиновые.

— Ты по крышам уходил?

— Да. — Люпен поскрёб шею и принялся рыться в пепельнице, выискивая приличный окурок. — А тебя как взяли?

Джиген как будто смутился.

— В подъезде. В день твоего приезда решил в магазин сходить, по возвращении внутри и подкараулили. — Руль направил машину в левый разъезд. — Выпустили через три дня после того, как старик подтвердил моё алиби.

— Тоже на Зенигату сослался? — сквозь зубы хехекнул Люпен, чиркая спичкой и затягиваясь.

— Ну должен же он хотя бы раз сыграть нам на руку.

Перед съездом на городскую трассу Джиген замолк и Люпен, воспользовавшись тем, что его друг занят дорогой, пытливо на него посмотрел. Вроде спокоен, даже расслаблен. Вот только Люпен слишком хорошо знал своего напарника, чтобы понять: сейчас спокойствие — напускное. Ведь главная тема ещё никем не затрагивалась, и гром вот-вот грянет.

Они проехали, наверное, километр, прежде чем Джиген сдался. Резко выдохнул и даже крепче сжал руль, будто пытаясь удержать в себе самообладание.

— Слушай, что за хрень нам пытались повесить? Кто такой Майкл Картер? Какое, к чертям, убийство на почве ревности? Ты развлекался с этой… женщиной целый месяц, хоть что-то было известно?

В хриповатом голосе читалось удивлённое возмущение.

Люпен помрачнел.

— Нет. Ничего. — Он выдохнул дым в окно. — А насчёт всего остального… Есть у меня пара догадок, займёмся ими, как гипс снимут.

Скорбная реакция друга несколько притупила негодование, распалённое очередным предательством бессовестной Фуджико. Джиген сосредоточился на дороге. Он столько раз внушал себе, что давно бы пора привыкнуть и к ней, и к её вечным подставам, но каждый раз — как в первый. Впрочем, хотя бы получилось бросить уговаривать этого одержимого не связываться с ней. Уговаривай — не уговаривай, а итог каждый раз один.

«Одержимый» выкуривал вторую сигарету, смотрел в окно и пальцами расковыривал растрепавшийся бинт под коленом. Вид у него был довольно хмурый, и тему Фуджико Джиген решил не продолжать. Он остановился перед светофором и навалился корпусом на руль, дожидаясь зелёного сигнала на съезд.

— Ну и как тебе повезло выкрутиться? — поинтересовался Джиген, пристраиваясь щекой на руку.

Заталкивая выкуренную до фильтра сигарету в пепельницу, Люпен усмехнулся.

— Забавная штука — политика. — Облокотившись локтем на дверную рамку, в которой скрывалось стекло, он потирал бровь. — Все думают, что я бегаю по миру, ворую драгоценности и прячусь от полиции. А на деле я — важная фигура на доске шпионских игр.

Кожа над бровью покраснела, и Люпен отнял руку. Повернулся к Джигену с плутоватой улыбкой. Тот приподнял бровь, отвлекаясь от светофора.

— Тебя завербовали что ли?

— Что ли! — Люпен взмахнул руками, а потом задрал штанину на левой ноге. — Ещё и красивую штучку подогнали, только глянь! Чтоб меня, да на такую привязь — позорище на всю жизнь. Дед, небось, в гробу перевернулся!

Он уже собрался разыграть целый спектакль, но Джиген вовремя прервал:

— То есть пришёл и сказал: «давайте я вам помогу, а вы меня отпустите»?

Театральный потенциал остался неиспользованным и, сдувшись, Люпен заложил руки за голову.

— Ну, таков был мой план. Только, по-моему, мы с тобой слишком хорошо о них думаем. Я и рта не успел открыть — они сами чуть ли не на колени. Видать, совсем там у них худо.

Круглое табло наконец озарилось зелёным, и Фиат съехал с трассы на двухполосную дорогу. Машина мягко шуршала колёсам по свежему асфальту, пробегая знакомый район.

Джиген хмыкнул.

— У них вечно худо, — буркнул он, переключая передачу и снижая скорость в спальном районе. — Всё, что у них работало — это Зенигата. Устроит он им за то, что тебя отпустили.

Имя инспектора снова заставило Люпена пожалеть о невозможности быть очевидцем возмездия. Старик и так недоволен, что его отодвинули, а уж после таких новостей и вовсе порушит Интерпол до фундамента.

С досадой цокнув языком, Люпен всё-таки пересказал напарнику сегодняшнюю встречу. С особым вдохновением — про условия сотрудничества.

— То есть, — уточнил Джиген, — они нацепили на тебя трекер, велели сидеть во Франции и надеются, что ты будешь слушаться?

— Ага, — ухмыльнулся Люпен.

— А если решишь махнуть за границу — опять объявят в розыск?

Приятель весело подтвердил и это. Джиген изобразил на лице разочарование:

— Да уж. Угрожали рыбу утопить.

Поддавшись лёгкому настроению, Люпен громко расхохотался, спугнув прохожего на пешеходном переходе. Тот смутился и постарался побыстрее убраться с поля зрения весельчака в жёлтом авто, смех которого эхом заполнил безлюдную улицу.

Впрочем, при подъезде к дому задор несколько поугас. Джиген заботливо припарковался аккурат напротив входа, но Люпен всё равно озабоченно посмотрел вверх: со своей ногой он будет подниматься на четвёртый этаж добрые полчаса.

Мотор заглох.

— Ладно, пошли, затащим тебя по лестнице, — Джиген надавил на ручку, открывая дверь.

Люпен со вздохом открыл свою.

— Я вот думаю: может найти новое жильё? Без лестниц, на которых я могу свернуть себе шею. — Он перекинул руку на шею подошедшему Джигену. — Или сломать вторую ногу. Потому что потом носить меня на ручках придётся тебе.

Подхватив друга за пояс, Джиген повёл его к подъезду. В ответ на шутку из разряда «дурацких» слишком старательно сделал вид, что не услышал.

— Переезд — отличная идея. Ещё и костыль тебе подарю по такому случаю.

— Не хочешь меня на ручках носить? — Люпен повернулся и обиженно сморщил нос.

— Нет.

Мужчины скрылись внутри дома, а тяжёлая дверь хлопком заглушила их разговор. Фиат, мигая аварийкой, остался на обочине, дожидаясь, когда вернётся водитель и перегонит его на парковку.

* * *

На рассвете загруженная багажом по самую крышу жёлтая машинка бодро въехала в Дюнкерк. Пустой, едва тронутый первыми лучами восхода, город выглядел мрачновато, а насыщенно-синее небо, которое обычно бывает осенью, только добавляло меланхолии.

Лавируя по тёмным, ещё не успевшим проснуться улочкам, «Фиат» степенно пробирался через лабиринт всё ближе к побережью. Там, в ряде аккуратных домиков, спряталось небольшое двухэтажное здание, сложенное из крупного камня и крытое черепицей песочного цвета. Одна из немногих уцелевших довоенных построек, из которой последний её владелец обустроил бар. Нынешний владелец, если точнее — арендатор, был ещё в десяти минутах езды.

— Ну и дыра, — протянул Джиген, обращаясь больше к самому себе.

Симпатичные дома и чистые улицы точно не подходили под данную Джигеном характеристику. Хотя добираться по извилистому маршруту с непривычки было неудобно. Ничего, потом освоится.

Мигающая точка на навигаторе становилась всё ближе. Позади остался переезд через всю страну, на который два путешественника потратили чуть менее суток. Почему Люпен выбрал местечко на самом западе Франции, Джиген не знал. Свои решения его неугомонный друг оставил при себе, самостоятельно нашёл новое жильё и просто назвал адрес. Возражения, если бы они были, разбились бы о непримиримое упрямство Люпена. То самое, которое в исключительных моментах (по имени Фуджико) граничило с помешательством.

Виновник переезда безмятежно смотрел в окно. Сверившись с навигатором, Джиген задумался.

Вернувшись в опечатанную полицией квартиру на два дня раньше Люпена, он пытался обмозговать произошедшее. Арест, обвинение, освобождение — всё случилось так стремительно, что практически оглушило. Единственное, за что зацепился разум — причастность Фуджико и какое-то подспудное ощущение, что эта история её рук дело.

Брошенный на кресло пиджак Люпена молчаливо свидетельствовал о том, что хозяина тоже задержали. Надо было вытаскивать его, только как? Разве что звать Гоэмона и штурмом брать местное управление.

Пока Джиген приводил себя в порядок после трёхдневного заключения, в комнате раздалась бодрая музыка. В кармане люпенова пиджака надрывался телефон. На экране высвечивалось «Фуджико», и Джиген устало вздохнул, ладонью зачёсывая мокрые волосы назад. Эта проблема в женском воплощении. Отвечать он не собирался, и скоро звонок сбросился. Во-первых, он злился на неё. Во-вторых, пусть Люпен со своей любовью сам разбирается.

Обновившиеся уведомления мигнули информацией о двух пропущенных звонках от этого абонента.

Вот только разбираться Люпен не стал. Отдав ему телефон, Джиген счёл нужным сообщить о попытках Фуджико связаться. А в ответ получил что-то совсем неожиданное: Люпен равнодушно потыкал пальцем в телефон, а потом отключил его и сунул в недра рюкзака. Ни в тот день, ни на следующий, ни потом он не захотел пообщаться со своей пассией. И это уже было странно. Неужели Люпен что-то узнал, пока был под стражей?

Из размышлений Джигена выдернул приятный женский голосок: навигатор оповестил путешественников об окончании маршрута. «Фиат» заехал на подъездную дорожку и заглох, возвращая тишине её права на рассвет. Покинув салон, Джиген осмотрелся, отмечая, что здесь всё-таки довольно неплохо. В основном жилой район с аккуратными лужайками и безупречно-белым низким штакетником.

Стоящий перед ними дом явно выделялся на фоне своих более молодых соседей, старательно подражающих его стилю. Вход «под классику» с массивной дубовой дверью, пара небольших окон, закрытых косой решёткой. Внушительный и солидный, как старый граф. А розовые лучи рассвета только добавляли ему очарования, оттеняя крупную каменную кладку.

Идиллию разрушал только его напарник, с чертыханьем выбирающийся из тесной машинки и стукаясь гипсом о все поверхности.

— Пошли к задней двери, там под каким-то камнем ключ лежит, — прокряхтел Люпен, пытаясь вытянуть свой костыль из наваленной кучи сумок на заднем сидении.

Костыль не поддавался и, потеряв терпение, Люпен с силой дёрнул его на себя. Неожиданно послушно тот легко выскользнул, и Люпен, не удержавшись на одной ноге, опасно качнулся назад. Выручила его же ловкость — он шустро подставил верхнюю перекладину подмышку и загрохотал следом за напарником.

— Где искать-то? — недовольно бурчал Джиген, ползая на корточках вдоль стены и проверяя камни на устойчивость.

— Не знаю, он сказал, возле двери. Вот этот попробуй, — предложил Люпен, постучав загипсованной ступнёй по округлому булыжнику у самой земли.

Один из камней туго закачался в кладке. Подцепив его пальцами, Джиген вскрыл тайник — небольшую нишу с лежащим в ней кованным ключом. Казалось, такой древности место в антикварном магазине, но ключ, пусть и с трудом, повернулся в скважине. Тяжёлая дверь приоткрылась, наружу скользнул затхлый воздух.

Робкий свет только взошедшего солнца не мог справиться с тёмным помещением и Джиген достал зажигалку. Спустя несколько шагов раздался шум.

— Ты живой? — поинтересовался во мрак Люпен, не решаясь туда соваться.

— Да, — отозвался Джиген, снова что-то бухнуло, а потом зажёгся свет. — Что за дурость так далеко ставить выключатель.

Мутная лампочка слабо озарила сваленные в кучу и преграждающие проход швабры, метёлки и какой-то хлам.

— М-да-а, — оценивающе протянул Люпен. — С таким же успехом тут и я бы прошёл.

Оставив друга наводить порядок, Люпен вынул ключ и захромал в сторону запертого парадного входа. Разросшийся дикий виноград обнял всю стену и начал наползать на дверь, намереваясь и её спрятать за своими лозами.

Замок щёлкнул, и дверь поддалась внутрь, впуская нового жильца. Пахло пылью, сыростью и чем-то ещё, цветочно-горьким. Пальцы на стене нашли выключатель, и по периметру зажглись лампы, обнаруживая всё, что прятала темнота.

— Чтоб меня, — присвистнул Джиген. — Да это прямо-таки сокровищница.

Просторное помещение было заставлено круглыми столиками со стоящими на них вверх ножками стульями. Вдоль окон выставлены четыре небольших дивана с высокими деревянными спинками — пары стояли друг напротив друга, разделяемые прямоугольными крепкими столами. У дальней стены — барная стойка с рядом высоких стульев перед ней. А за ней — многоярусные полки с множеством разномастных бутылок.

— Ты, конечно, говорил, что старый хозяин обустроил тут бар, но такого богатства я точно не ожидал, — Джиген взял первую попавшуюся бутылку и пальцами стёр пыль с этикетки. — Этой бутылке рома почти семьдесят лет.

— Дай гляну, — подошедший Люпен перехватил прохладное стекло.

Они с азартом принялись перебирать бутылки на полках. Сплошь красные вина, портвейн или коллекционный коньяк. Реже попадались текила или джин, пара бутылок просроченного ликёра и с десяток — белого вина, срок годности которого подходил к концу.

— Я умер и попал в рай, — задумчиво пробормотал Джиген, держа «Courvoisier» почти с благоговением. — Как думаешь, нынешний хозяин сильно расстроится, если мы пару бутылочек облагородим?

Люпен рассмеялся.

— Лишь бы выпить. — Аккуратно поставив красное вино обратно на полку, он облокотился на стойку. — Я думаю, он даже не в курсе, что за наследство ему досталось. В противном случае тут были бы пустые стены.

Мужчины обменялись долгим выразительным взглядом. Прищурившись, Люпен почёсывал подбородок, Джиген подавил улыбку.

— Бокалы должны быть под стойкой! — выпалил Люпен и легонько ткнул пальцем другу в плечо.

Нежный звон тонкого стекла смешался с шуршанием вскрываемой пломбы. В затхлость заброшенного бара туманом излился мёд и апельсин.

— В целом, достойная компенсация нашему неудавшемуся делу с картиной, — изрёк Люпен, рассматривая оставшийся глоток на дне.

— Согласен.

Отмеченное новоселье плавно перешло в обустройство дома к состоянию, пригодному для проживания. Первым делом Джиген вымыл единственную комнату на втором этаже. Каменные ступени крайне не порадовали Люпена, но уж лучше второй этаж, чем четвёртый. Сумки из машины перекочевали в платяной шкаф и свободные углы. Вопрос с единственной кроватью решила найденная в кладовой раскладушка. В и так небольшой спальне стало ещё теснее.

В активной уборке временно одноногий Люпен участия не принимал. Чтобы хоть чем-то себя занять, он почистил барные полки, протёр запылившиеся бутылки и рассортировал их по видам и годам. Ради интереса проверяя коллекцию в сети. Видимо, предыдущий владелец знал толк в элитном алкоголе, потому что попадались довольно редкие напитки, аукционные цены которых доходили до шести цифр.

Закончив с полками, Люпен переключился на барную стойку. Полупустая, за исключением ряда бокалов в боковой нише. Возиться со стеклом Люпен не стал и уже собрался уходить, как на одной полке заприметил книгу. Чёрная обложка почти сливалась с тёмными полками. Увесистое издание оказалось энциклопедией по алкоголю и оказалось отличным чтивом на ближайшие дни.

Мельком заглянувший в находку Джиген окрестил её алкобиблией. Как в яблочко со ста метров. Насыщенное содержание книги весьма оправдывало это меткое попадание. От одного только описания ароматов и вкусов бросало в лёгкое опьянение. Что уж говорить о красочных фотографиях, сопровождающих статьи.

Заняв диванчик у окна, Люпен продолжил знакомиться с миром вин и коктейлей. Сломанную ногу он закинул на сиденье, а спиной прижался к подоконнику. Затылок пригревало солнце. На столе дымилась жаром чашка кофе, услужливо поставленная Джигеном — сам он только что вышел за сигаретами, газетами и просто пройтись. До снятия гипса осталось подождать совсем немного, но Люпен от скуки уже начал завидовать другу и его возможности совершить пешую прогулку. Безделье приводило с собой хандру, и они в дуэте уничтожали в зародыше любое желание заняться делом. Не было настроения даже поработать над отслеживающим браслетом — он до сих пор болтался на левой лодыжке. За свой переезд Люпен никому не отчитался и, собственно, не собирался. Его местонахождение — это проблемы Интерпола. Но и их, видимо, всё устраивало.

Растопив зависть горячим глотком кофе, он перевернул страницу и углубился в раздел ликёров. Тоники, ставшие десертом. Да уж, от такого лекарства вряд ли откажешься.

Пригретый тёплыми лучами и разморенный монотонным чтением, Люпен провалился в глубокую дремоту. То ли на мгновение, то ли на полчаса — подобные неурочные перерывы оставляют произвольные провалы во времени, после которых сразу и не сориентируешься. Книга в ослабевших руках припала на колено и норовила сползти на пол, обязательно разбудив шумом. Опередил её скрип открываемой двери.

Люпен очнулся резко, дёрнув рукой и только потом открыв глаза. Он сонно щурился, но вместо ожидаемой плечистой фигуры Джигена яркий свет очертил женский силуэт. Медью блеснули на солнце рыжие волосы, и Люпен почувствовал, как холодеет спина. И с каждым шагом гостьи к столику его плечи напрягались всё сильнее. Он не готов.

— Фуджико, милашка! Как ты быстро нас нашла. — Люпен оставил книгу на колене и положил руку на спинку дивана. — Мы ещё чемоданы не успели распаковать, а ты уже на пороге.

Свой же голос с весёлыми интонациями, сквозящими фальшью, вызвал отторжение. На мгновение показалось, что Фуджико раскусила притворство, потому что в её глазах сполохом мелькнуло волнение. Её взгляд скользнул вниз — по ноге, закатанной в гипс по самое колено, и краткая заминка исчезла.

— И тебе привет, Люпен, — отозвалась Фуджико таким же игривым голосом, поправляя выпавший локон за ухо.

Остановившись возле стола, она упёрлась пальцами в бедро, затянутое в облегающие джинсы. Белый укороченный бомбер поверх простой футболки — и даже в таком непритязательном образе Фуджико оставалась воплощением соблазна. Люпен понял, что слишком любуется, по её розовым блестящим губам, изогнувшимся в улыбке. Он безмятежно опустил плечи, игнорируя наливающуюся за рёбрами тяжесть.

— Присаживайся. — Люпен мягко указал напротив себя. — Чай, кофе? Может быть, алкоголь?

Фуджико присела на кожаное сиденье, не спеша закинув ногу на ногу. Почти с интересом обвела глазами интерьер.

— Решил подработать барменом?

— Почему бы и нет? — Вопросом на вопрос ответил Люпен. — Вором я был, убийцей тоже. Можно и что-то новенькое попробовать. Вот, изучаю матчасть.

Люпен продемонстрировал толстенную книгу и отложил её на стол рядом с недопитым кофе. Фуджико едва ли проявила интерес к алкобиблии. Она упёрлась локтями на стол, сложила пальцы в замок и сладко протянула:

— Что же, выходит, теперь я работаю без конкурентов?

— Когда бы тебя конкуренты смущали, солнышко! — Люпен прикрыл один глаз и улыбнулся. — Выходит, я даю тебе фору на все сокровища мира. И на твоё бриллиантовое сердечко тоже.

Он взял чашку за края и аккуратно покачал, поднимая осевшую на донышке гущу. Машинально поднёс к губам и сделал глоток. Остывающий кофе горчил.

— Обладать им — богатство. Но тепла от него не дождёшься.

Чашка со стуком вернулась на стол. На мгновение Люпену показалось, что сейчас что-то произойдёт. Что Фуджико вскочит и накричит. Или отвесит ему звонкую пощёчину. Но её дрогнувшие пальцы всё ещё переплетены, а вместо крика на выдохе получился короткий смешок.

— Ты всегда знал, как выбрать украшение, — она устроилась щекой на сложенные пальцы и искоса посмотрела на Люпена.

Лёгкая улыбка замерла на её губах, но в ореховых глазах не было ни капельки веселья. Вспыхнул слабый отблеск чего-то чужого, будто бы забытого и потух.

Люпен отвернулся, обхватив пальцами холодную керамику. Ещё один глоток кофе оставил горькое послевкусие. Перекидываться кокетливыми намёками надоело, хотелось разобраться с фигурками на доске и закончить эту встречу хоть каким-то итогом.

— Кто такой Майкл Картер? — Из голоса начисто выветрилась вся игривость, уступив место мягкому, но цепкому интересу.

Если смена тона разговора и удивила Фуджико, то вида она не подала. Медленно отвернулась к окну и, наконец, разжала пальцы. Одной рукой она подпёрла подбородок, другая безвольно легла на стол.

— Просто парень.

— И зачем кому-то убивать простого парня?

— Кто знает.

Отставив пустую чашку, Люпен задумчиво двинул её пальцем.

— Ты не будешь ничего объяснять, верно?

Фуджико молчала, продолжая смотреть на улицу, будто там происходило что-то важное. Застывшую тишину заполняло слабое постукивание её ногтя по дереву. Люпен терпеливо ждал, рассматривая тонкие женские пальцы, персиковый лак, широкое филигранное кольцо с зелёным камнем.

— Люпен, я не оправдываться пришла.

Он посмотрел в чёрное месиво на дне чашки и усмехнулся:

— Ну ещё бы. Когда это ты оправдывалась. — Ирония получилась немного колкой. — Меня больше интересует, почему в истории с твоим участием оказались замешаны мы с Джигеном.

— То есть, если я оказалась рядом, и вы при этом вляпались в проблемы, то виновата обязательно я? — Взяв насмешливую ноту, Фуджико бросила смотреть в окно и повернулась к вору. — А если мы просто встречались с этим Картером?

Поддерживая руками под коленом, Люпен опустил ногу на пол. Гипс глухо ударился о камень.

— Тогда, — откинувшись на спинку, Люпен в упор посмотрел на Фуджико, — всё это звучит ещё хуже.

Значит, всё-таки ревность.

Замешательство мелькнуло в её глазах прежде, чем она отвела их.

— Ты же его убила, да?

Не собираясь останавливаться, Люпен продолжил копать, спрашивая уже в лоб. Но в ответ получил только многозначительную улыбку.

— А зачем впутала нас?

— Кто-то же должен взять ответственность. — Фуджико коснулась наманикюренными пальцами виска, словно досадуя на необходимость разжёвывать очевидное. — К тому же, вас не так просто посадить под замок.

— Вот как. — Люпен слегка откинул голову и странно посмотрел сверху вниз. — Провернула свои дела, свалила на меня всю вину и завершила всё нашим отпуском? Да, я бы вылез из этой истории. Но если бы ты хоть немного намекнула, последствий было бы куда меньше. Не кажется тебе, что это слишком, дорогая?

— Каких последствий? — попыталась усмехнуться Фуджико, но вышло как-то неловко.

Её усмешка и попытка свести на «нет» все события последних недель вызвали у Люпена ступор. Он свёл брови на переносице, словно получил ненужное откровение.

— Каких? — После паузы голос похолодел на пару тонов. — Знаешь, Фуджико, иногда ты играешь так, будто на доске только ты. Может, пришёл момент наконец оглянуться?

— Согласен, — совсем рядом раздался голос Джигена.

Он вошёл неслышно, сумев обмануть скрипучую дверь. Или эти двое были так увлечены своим односторонним разговором, что не замечали ничего вокруг. И, видимо, тактика самоустранения в этот раз была отложена в сторону, раз Джиген вмешался, едва переступив порог. И только подкинул лишнюю искру в накалившуюся атмосферу.

— О, смотри-ка, а вот и пострадавшая сторона номер два, — язвительно бросила Фуджико, едва повернув голову на хриплый голос.

Надежда закончить встречу наедине с Люпеном хрустнула и развалилась. Маска равнодушия держалась из последних сил, в образовавшуюся расселину которой просвечивал жёсткий и чуть испуганный взгляд. Кошка, загнанная в угол, готова биться до последнего. Пока не предоставится возможность сбежать.

Быстро осмотрев Фуджико и чуть дольше задержавшись чёрными глазами на Люпене, Джиген молча прошёл к барной стойке и бросил на стол газету. Вытащил из кармана брюк запечатанную пачку сигарет и вскрыл. Тяжёлая, тягучая пауза прерывалась лишь шелестом пластиковой упаковки и щелчком зажигалки.

— Можешь хоть сейчас не лезть не в своё дело? — Голос Фуджико напрягся как натянутая струна и дрогнул под конец фразы.

Джиген выдохнул густой дым с первой затяжки и подошёл ближе, встав позади Люпена.

— Вообще-то, это и моё дело.

— Да, в роли сиделки, — резко, как бритвой полоснула.

На скулах Люпена заходили желваки.

— Ну, знаешь… — процедил Джиген и надвинул шляпу на глаза, скрывая раздражение. — Не без твоей причастности.

Диалог зашёл в тупик взаимных обвинений. И если бы конечной целью была ссора, то она достигнута. Но цели у всех были другие, и никто ничего не добился.

Фуджико оттолкнулась ладонями от стола и поднялась. Отводя глаза от смотрящего на неё в упор Люпена, поправила куртку и смахнула невидимые пылинки с рукавов.

— Похоже, к конструктивной беседе вы не готовы. Обсудим в другой раз, если это ещё будет актуально. А пока я пойду. Хорошего дня.

Рассыпавшиеся через плечо волосы оставили слабый розовый запах. Фуджико вышла из-за стола и направилась к выходу, так и не взглянув ни на кого. Дверь скрипнула, выпустила гостью и с глухим ударом закрылась.

Люпен выдохнул. Тяжело, выпуская весь воздух из лёгких, ожидая что налитая тяжесть внутри рассосётся. Но тщетно. В ухе засвистело, и он дёрнул головой в попытке избавиться от раздражающей помехи.

Разговор действительно ничего не дал. Разворошенные злость и досада пополнились отупляющей пустотой, возникшей с уходом Фуджико. Всё кипело, замешиваясь в ядерную отраву, и начало жечь. Время шло.

— Чёрт... — сквозь зубы выжал Люпен и, цепляясь руками за стол и спинку дивана, подхватил костыль и поспешил к выходу. — Фуджико!

Неловко спотыкаясь, он добрался до двери и с силой дёрнул её на себя.

— Фуджико!

Громкий оклик догнал её, выходящую на тротуар. Она обернулась. Люпен торопливо шёл по брусчатке, помогая оскальзывающимся на камнях костылём. Взъерошенный, по-домашнему нелепый в футболке с дурацким принтом и спортивных штанах, даже не пытающихся скрыть загипсованную ногу. Сердитый, расстроенный. И жалкий.

Фуджико отвернулась и сморгнула резь в глазах. Нельзя так глупо давать трещину.

— Фуджико, — голос Люпена стал тише, с налётом усталости. — Прошу…

И осёкся, потому что сам не знал, зачем выскочил ей вслед.

Прошу что? Расскажи хоть что-то? Объясни, зачем? Признай вину? Прости, что сорвался? Не уходи?

Одно импульсивное решение вызвало бурление вопросов на место возникшей пустоты. И Люпен остановился на половине дороги, в смятении наблюдая, как возвращается Фуджико.

— Я…

— Давай поговорим потом. — Перебила она, смотря на глупый рисунок на футболке. — Нужно переждать, когда всё уляжется.

— Хорошо, — неожиданно быстро согласился он.

Пауза.

— Я уеду на время. Надо доделать одно дело.

— Не расскажешь. — Скорее констатация, нежели вопрос.

— В другой раз.

Фуджико протянула руку, предлагая рукопожатие. И Люпен ответил на него.

— Пришлю тебе открытку, — попыталась пошутить она.

Он только сильнее сжал её пальцы и промолчал. Фуджико решилась поднять глаза, но на его лице было всё то же выжидающее выражение.

— До встречи, — ладони разжались, и Фуджико, пряча блеснувшие глаза, быстро ушла.

Люпен не стал дожидаться, пока её силуэт исчезнет на разветвлённой домами улице. Он развернулся и пошёл обратно. В спину, смешанное с шелестом листвы, донеслось еле слышное «мне жаль». Если за городским шумом и ветром с залива желаемое не было выдано за действительное.

* * *

Осень в этом году началась рано. Ещё не успел закончиться август, а Борей, прихватив прохладу Северного моря, поспешил занять всё пространство Дюнкерка. Жара, иссушающая половину Европы несколько месяцев подряд, сменилась дождями. И люди с радостным облегчением кутались в куртки, доставали зонты и прогуливались по паркам под моросящим дождём.

Для Люпена, трусцой пересекающего парк, испортившаяся погода не была поводом прерывать тренировки. Едва его избавили от ненавистного гипса, как он на следующий же день прошёл полкилометра. Несмотря на частые остановки для отдыха, чтобы растереть ватную ногу, домой Люпен практически вполз. Остаток дня провалялся на барном диване, набираясь сил для поднятия на второй этаж. Кажется, лестницы он будет ненавидеть до скончания веков.

Холодные капли оседали на коротких волосах. Некоторые срывались, падая на лицо. Ещё один круг — и можно возвращаться в бар.

Джиген, сложив полномочия няньки, утренним рейсом вылетел в Штаты, «по одному делу». Люпен знал, какое у него там дело: с карими глазками и чёрными кудряшками. Напрашиваться в компанию он не стал, и возражать — тоже. В конце концов, верный напарник тоже заслужил отпуск. К тому же, пора было снова заняться работой.

Первым делом Люпен избавился от браслета отслеживания. Два дня он провёл с паяльником, выводя аккуратный байпас. Ошибка — и сигнал ушёл бы прямиком на приёмный пункт. Платой за свободу стал ожог от соскользнувшего жала паяльника, но дело сделано. Новая цепь была замкнута, а пайка замаскирована так, что её не отличишь от заводской. И всё равно, покидая дом, Люпен носил браслет с собой. Он знал, что только электроникой дело не ограничится, и бродил по городу, пробуя выявить слежку. Так, однажды мужчина в костюме с центральной улицы вышел на пляж, слишком старательно пытаясь не упустить вора.

Из Франции Люпен уезжать не спешил. Почему-то ему стало любопытно, каким образом Интерпол решит им воспользоваться. И уж совершенно точно он хотел устроить им небольшую диверсию. Или две.

Связываться со свеже-завербованным преступником никто не торопился. Чтобы хоть чем-то себя развлечь в момент затишья, Люпен решил открыть бар. Обновил динамики, прокинул подсветку по полкам с бутылками и повесил снаружи облупившуюся вывеску, найденную в кладовой. Возвращению бара порадовались местные старожилы — многие дружили с прежним хозяином и были рады вернуться в облюбованное место. Только за стойкой пиво разливал какой-то юнец.

Во вкус новой профессии Люпен вошёл быстро. Было в этом своё очарование — и в натирке бокалов до хрустального блеска, и рассказов о послевкусии разных сортов коньяка. Пригодилась «алкобиблия», прочитанная им от корки до корки. И вместе с тем Люпен не забывал об основном деле. Нужно было узнать, кто такой Майкл Картер и почему его убили. Тщательно прощупывалась каждая ниточка, каждое событие рассматривалось под микроскопом, и не находилось ничего необычного. А единственный очевидец, судя по данным маячка, сейчас был в штате Вирджиния. Неизвестно, по каким делам Фуджико отправилась в США, ведь с момента прощания они не общались. Но чип, встроенный в тюбик с помадой, передавал координаты, телефон мигал оповещением, и Люпен взламывал камеры видеонаблюдения в том районе, провожая взглядом знакомый силуэт. Он сам подарил помаду с маячком, выбрав любимый цвет Фуджико, чтобы она не избавилась от неё побыстрее. И, судя по тому, что эта помада за несколько лет так и не закончилась, пользовались ею достаточно редко.

Размеренные будни однажды прервал неожиданный гость. В сочельник, когда посетители начали разбредаться по домам, в бар зашёл Зенигата. Стряхивая с плеч растаявшие снежинки, он занял стул перед стойкой и сухо бросил:

— Пива.

— Ты последний человек, которого я ожидал тут увидеть, — Люпен усмехнулся, наливая «Asahi», и кинул косой взгляд на своего личного полицейского.

Зенигата зыркнул в ответ и забрал кружку. Ополовинил её, кинул в рот крекеры, пододвинутые Люпеном, и с хлопком положил на стол конверт.

— Принёс подарочек. Но если продолжишь болтать — передумаю.

Он пододвинул пакет ближе и снова хрустнул крекерами. Люпен вскрыл его и заглянул внутрь: внушительная пачка снятых копий по делу об убийстве Картера.

— О-о-о! Да ты прямо Санта-Клаус, старик! — он спрятал драгоценную информацию под стол. — С чего такая щедрость?

Перед тем, как ответить, Зенигата допил пиво. Довольно зажмурился.

— В честь моей пенсии.

— А?

С открытым ртом Люпен, кажется, примёрз к месту. Не верящими глазами он смотрел на своего вечного оппонента, пока тот не пощёлкал пальцами перед его носом. Люпен молча достал ещё пару бутылок. Корончатая крышка с пшиком отошла от горлышка, и пивная кружка снова наполнилась. Зенигата постучал пальцами по лакированному дереву, мрачно смотря перед собой.

— Столько лет гоняться за тобой, чтобы потом узнать, что они сами предложили тебе сотрудничество.

Люпен хмыкнул, склонил голову набок.

— Выходит, твои принципы проиграли системе?

Бывший полицейский молча пожал плечами. Ответ и так был ясен. Люпен выложил на стол пачку сигарет и пепельницу, и закурил.

Около часа они сидели вдвоём в опустевшем баре, заполняя пепельницу и опустошая бутылки. Зенигата говорил о своих планах поехать в Японию, повидаться с дочерью, и следить за Люпеном, потому что «выкинешь что-нибудь — а я всегда начеку». Уходил он уже в опустившуюся темноту, браня интерпольских бюрократов.

Следующее значимое событие произошло на исходе зимы. Сигнал маячка Фуджико оборвался в Хорватии, на окраине Загреба. Деревня, где всё пропало, не была подключена к камерам, и в близлежащих городах Фуджико тоже не появлялась. Сбитый с толку Люпен подключил Ами к поискам, но девушка не только не нашла следов, но и оглушила другой новостью: вся информация о Фуджико Минэ была удалена. Ни фотографий, ни упоминаний — как будто её и не существовало.

Бросив чат с Ами, Люпен открыл последнюю запись с камеры, на которой засветилась Фуджико. Это было три дня назад, в центре Загреба. Она остановилась около пешеходного перехода и долго ждала, когда переключится светофор. По спине холодной змейкой пробежал страх: теперь это место зияло пустотой. Но этого просто не может быть.

Все последующие месяцы слились в бессвязный клубок злости и апатии. Попытки найти хоть косвенную зацепку таяли в своей бессмысленности. Люпен то уходил в новую задачу с головой, отправляя Джигена проверить тот или иной город. То с отчаянием бросал всё и старательно изображал обычного человека, рассказывая про винные бокалы симпатичной посетительнице. То мешал карты Интерполу, подкидывая им ложные сведения.

И если бы Люпен выбрал что-то одно и перестал кидаться из крайности в крайность, то, возможно, смог бы собраться с мыслями. Но внезапно собственное сознание принялось заигрывать с ним снами, в котором дед недовольно поучал жизни. Переменная игра в бармена и информатора задвинули собой другую роль. И постепенно в голове поселилось сомнение — а вор ли он, Люпен Третий, теперь?

Возможно, рано или поздно, Люпен принял бы новые условия. Но однажды, спустя почти два года, он возвращался с утреней прогулки. В кармане перекинутого на спину пиджака болтались почта, счета, рекламные буклеты, и к ним добавилась записка от Яты. И всё вернулось к началу. С новыми новостями, данными, и полным отрицанием.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.