Форма Памяти (гет)

Просите, и дано будет вам;

ищите, и найдете;

стучите, и отворят вам.

От Матфея 7:7

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

— Ну и льет же сегодня.

— Это точно. Отпуск насмарку.

В полутьме маленького бара за стойкой сидел невеселый парень и уныло пялился на голубую жидкость в стакане. С мокрых кроссовок на пол редко капала вода, а джинсы намокли и потемнели. Вряд ли только плохая погода была виновна в его хмуром взгляде. Парень навалился на полированную черную плоскость стола и вздохнул. Бармен услужливо пододвинул ему второй стакан, наполненный коктейлем, в котором переливалась ледяная сфера.

— Первый раз в Дюнкерке? — бармен поставил пустой шейкер в мойку и сполоснул руки.

— Да не, приезжаю сюда к деду, — посетитель постучал ногтем по скругленной грани стакана, — в детстве каждые каникулы тут бывал, теперь — в отпуск.

Бармен за стойкой придвинул высокий стул и уселся напротив. Из-за погоды, позднего времени и не самого лучшего туристического расположения, посетители здесь бывают не часто и за сегодня этот парень его первый клиент. На столе появилась пепельница и полупустая пачка «Dunhill».

Вспышка зажигалки, затяжка — и в руках бармена задымилась сигарета.

— Мой дед тоже из Франции, — сквозь зубы проговорил он, со щелчком закрывая зажигалку, — правда, не знаю, из какого города. Каждый раз встречал меня в новом месте, хотя и виделись мы от силы четыре-пять раз. Старый черт шифровался, не хотел светить наследством. Завещал мне задрипанную квартирку в Дюнкерке, хотя был богат как Крёз.

В потолок устремилась тонкая струя белого дыма. Парень слушал бармена, забыв о коктейле, лёд в котором вздрогнул и блеснул переливом. Подтаяв снизу, он стукнулся о край стакана и перевернулся другим боком.

На вид бармену было немногим больше сорока. Аккуратно стриженные волосы уложены косым пробором, по лбу хаотично разметалась челка, уши наполовину прикрыты прядями. На худощавом теле ладно сидела черная рубашка, смело акцентируя с красным галстуком. Мужчина был одет просто и выглядел непримечательно, как и надлежит барменам. Но, словно кровь по венам, в нём сквозил ленивый стиль. То ли в небрежном жесте, захлопывающем зажигалку, то ли в легкой насмешке, звучавшей в рассказе про его по-скупому расчетливого деда.

Стрелки на часах подходили к восьми, когда на барной стойке появилась бутылка какого-то элитного виски и соответствующие ему бокалы. Перестав предаваться воспоминаниям о своем предке, бармен принялся со знанием дела рассказывать о видах этого напитка и как его следует употреблять.

К этому времени собеседники обменялись рукопожатиями и именами, и Нолан с легким недоумением рассматривал этикетку на бутылке. Очевидно, этому человеку отошло чуть больше наследства, чем просто квартира. Иначе на коллекцию такого алкоголя, выставленного на стеллажах, пришлось бы брать кредит.

— Виски — это напиток настроения. Его пьют медленно, смакуя и наслаждаясь. При просмотре кино, любуясь на закат. Ну, или слушая дождь. — Бармен, представившийся Арсеном, легкими движениями покачивал бутылку, когда заметил, что Нолан хмыкнул: — Чего ты ржешь? Думаешь, опрокинул его в себя и готово дело? Пить его залпом — моветон, это тебе не водка.

В широкие бокалы плеснула янтарная жидкость, омывая граненые стенки и играя золотом на стекле.

— Немаловажно, как человек выглядит. Вот твой вид не слишком к месту для распития виски. Будь вместо худи однотонная рубашка — было бы куда уместнее, — поучал молодого собеседника Арсен.

Все это завораживало и гипнотизировало. Монотонный шум дождя, тихая гитара, звучавшая из динамиков, размеренный голос бармена, открывающего двери в мир алкогольного этикета.

Бармен добавил немного воды в оба бокала и один пододвинул Нолану:

— Первый глоток сделай маленьким и задержи на языке, а при втором направь виски под язык.

Они соприкоснулись бокалами и стекло отозвалось легким звоном. В ноздри проник древесный запах, а по горлу прокатилась горчинка.

Снаружи мир осветило вспышкой молнии, и мгновением спустя гром расколол монотонность дождя. Через открытое окно в помещение ворвались свежесть непогоды и тепло июльского вечера. Стихия только расходилась.

Бокалы были обновлены во второй раз и русло разговора повернуло на бессмертную тему под названием «женщины».

— …А насчет твоей подружки… Ну, дружище, я вдвое старше тебя, но все еще не понимаю, чего хотят эти женщины, — нервный смешок Арсена спрятал в голосе досаду. — Никогда не поймешь, говорят ли они правду или прячут ее за своими красивыми глазками.

— Хотелось бы чего-то более конкретного, — Нолан пожал плечами и осушил свой бокал.

— Мечтай, — усмехнулся Арсен и поднес свой напиток к губам.

Он задумчиво уставился за край бокала и отстраненно произнес:

— Бывает так, что женщина и сама не знает, чего от тебя хочет. И самое сложное, что именно её невозможно оставить в прошлом.

В небесах в очередной раз громыхнуло. Достав из-под стойки пульт, Арсен пару раз нажал на кнопку, меняя освещение стены позади себя. Остановив свой выбор на голубых разводах, имитирующих отблески на воде, он предложил третий раз наполнить бокалы, и Нолан согласился.

Под мягкий французский поп, негромко доносящийся из динамиков по периметру зала, новоиспеченные знакомые продолжали беседу.

— Значит, ты строишь роботов?

— Ага. Наш отдел занимается разработкой систем управления роботов, — парень оживился, ведь эта тема явно вызывала у него гордость. — Мы сейчас занимаемся проектом «летающий помощник». У них была проблема с координацией и мы грешили на ошибку в коде.

— А на самом деле?

— А на самом деле нам прислали партию бракованных линз, — Нолан засмеялся, прикрыв ладонью пол-лица, вспоминая рабочие моменты. — Я три недели по символам разбирал код, который был идеален.

Арсен тоже улыбнулся. Приятно наблюдать за увлеченным человеком.

— Меня взяли сразу после университета, представляешь? Даже без испытательного. Компания новая, набирали людей. — Нолан вошел в раж и даже раскраснелся от возбуждения. — Пришлось переехать в Солт-Лейк-Сити, но оно того стоило. Я даже успел поучаствовать в разработке робота-охранника, который довольно успешно сейчас продается.

Он сделал паузу и глотнул виски. Арсен подался вперед:

— Они же у вас на готовых алгоритмах работают?

— Пожарные боты — да. А вот помощников мы тестируем на машинном обучении.

Обсуждение новейших технологий заняло всю оставшуюся бутылку виски. На дне бокала Арсена оставалась пара глотков. Дождь сжалился до легкой измороси.

То ли помог алкоголь, то ли незамысловатые беседы с барменом, но уныние, с которым он зашел в бар, развеялось. Завтра заканчивается отпуск, и у юноши еще два дня, чтобы долететь до другого континента, распаковаться и в понедельник вернуться к разработке нового робота. Впрочем, теперь жизнь уже не казалась беспросветной круговертью забот и разочарований.

Вытащив кошелек из заднего кармана джинс, Нолан оставил на лакированной поверхности барной стойки несколько купюр.

— Это был отличный вечер. И довольно познавательный, — парень одернул худи и поправил сбившийся капюшон, — теперь я продвинутый пользователь, хотя до эксперта в алкоголе мне далеко.

Арсен усмехнулся и протянул руку для прощального рукопожатия.

— Спасибо за компанию. — Расслабленно сжал пальцы и облокотился на стойку, — будешь снова навещать своего деда — заходи, научу тебя пить бурбон.

Дверь распахнулась, выпуская единственного за субботний вечер посетителя, и мягко закрылась. Из колонок раздался женский голос, призывающий нырнуть в черные глубины моря. Больше всего хотелось нырнуть в кровать. Арсен потер двумя пальцами переносицу и вздохнул. Он пьян сильнее, чем хотелось.

Прикурив сигарету, бармен отправился запирать входную дверь. Далее окно, через которое дождь своим методичным падением на черепицу весь вечер ублажал слух. Мужчина хмыкнул и опустил ставню. Верил ли он сам тому, что говорил или же убедительно играл на публику? Напиток настроения, черт возьми. Остановившись у стойки и подтянув к себе пепельницу, он стряхнул истлевшую бумагу.

Затяжно ныл шрам на бедре, и Арсен машинально опустил на него ладонь. В сознании рассеянно бродили мысли одна чудней другой. Он даже не пытался схватить хотя бы одну: невидящим взглядом уставился в стену, растирая саднящую точку на ноге.

Забытая сигарета медленно дымилась, вспыхивая алым огоньком и снова угасая.

Женский голос в песне уверял, что жизнь, любовь, боль для нее одно и то же, и черная морская бездна стоит того, чтобы в нее погрузиться. Арсен моргнул и взгляд сфокусировался. Вытащив из кармана брюк пульт, он выключил музыку, обрубая бесстыдную исповедь героини песни. Следующим нажатием он лишил помещение света. Красные и желтые неоновые лампы, подсвечивающие барную стойку, погасли. Теперь поглощенный тьмой бар освещали лишь уличные фонари, с любопытством заглядывающие в окна.

Посидев несколько минут в полумраке, слушая как нарастает дробь по покатой крыше бара, Арсен сделал последнюю затяжку и раздавил остатки сигареты в пепельнице, впечатав окурок в плотный хрусталь. Россыпь искр слабо мигнула и исчезла в перегоревшей пыли бумаги и табака.

Фонарь на улице пару раз мигнул и погас, а когда загорелся вновь, то бар был уже пуст. Лишь неприметная дверца, аккуратно задекорированная раскидистой пальмой, закрылась, щелкнув напоследок замком.

* * *

Шорох волн, мерно накатывающихся на берег и переворачивающих мириады песчинок, проникал в уши, эхом отзываясь в мозгу. Изредка этот шум разрезали крики чаек, мчавшихся со стороны берега в море за добычей. Ветер приятно шевелил влажные волосы, а под ногами чавкал пропитанный морской водой песок.

Восточная часть неба начала слабо озаряться розовым светом. До восхода солнца оставался еще час. Целый час, чтобы побродить по дюнам без сопровождения сезонных туристов, лелея свое одиночество.

Держа ботинки за заднюю часть, Арсен прогуливался по берегу, позволяя прохладной воде омывать ступни. Вторая рука придерживала за петельку перекинутый через плечо черный пиджак. В его внутреннем кармане виднелось несколько конвертов, рекламные флаеры и сложенная вчетверо вчерашняя газета.

У него не было телефона, на который можно было бы позвонить. Не было электронной почты. Никаких социальных сетей, только адрес его пивнухи, с которой он эпистолярно общался с немногочисленными друзьями, проживающими в разных концах мира. Впрочем, в конвертах могли быть и счета за электричество, а не письма.

Рассматривать почту не хотелось. Не сейчас. Может быть вечером. Хотя и это вряд ли.

Особо сильная волна захлестнула ноги, намочив брюки. Лизнув щиколотки, она вернулась в водный массив, унося за собой песчинки.

Отойдя на десяток шагов вглубь пляжа, Арсен опустился на жухлую редкую траву, а потом и вовсе прилег, подложив под голову руки. Пиджак брошен рядом, изнанкой вверх: ветер шуршал выглядывающими листами газеты, словно любопытствуя новостями. На западной части небосвода еще мерцали звезды и острый полумесяц ослепительно белым серпом прорезал себе путь к горизонту.

Вчера Арсен ходил на могилу деда. Семейный склеп находился на территории особняка, переданного в пользование государству и переделанный в музей. Рассказывая американцу в баре про богатого предка, Арсен не лукавил. Его богатый старик предпочел завещать все своей стране, а не внуку, которого видел от силы раз пять. Последний — когда сам уже не вставал с постели, а мальчишка едва школу закончил. Квартира в Дюнкерке, половина бриллианта, да профессия — вот и все наследство.

Вход в склеп был заперт, но пальцы словно сами собой согнули кусок толстой проволоки, найденный в траве рядом с кованной дверью. Проволока ловко скрежетала в скважине навесного замка, пока не раздался щелчок и дужка не отскочила от корпуса. Тенью проскользнув внутрь и прикрыв за собой дверь, Арсен зашагал вдоль ряда могильных плит, запечатывающих ниши с захоронениями. Ближе к выходу располагались более поздние могилы, хотя совсем свежих не было. Очевидно, тетка пребывает в здравии.

Пробегая глазами по надписям и датам, Арсен продвигался вглубь, пока не нашел нужное захоронение, в предпоследнем ряду. На небольшой выступ он положил цветок липы, сорванный на аллее по дороге к особняку. Эти старые деревья были высажены по всей территории поместья и благоухали мягким, сладковатым ароматом, привлекая пчел. А его дед был далеко не первым поколением, заставшим это медоносное дерево.

Сильный аромат начал распространяться, обволакивая каменную затхлость и гася ее пьянящим медом. Некоторое время мужчина стоял возле надгробия, размышляя о чем-то и вдыхая сладкий воздух, а потом такой же тенью покинул склеп, защелкивая за собой старомодный замок. Той же ночью Арсену снился дед и недовольно выговаривал за невыполненное домашнее задание. От такого докучливого нравоучения он даже проснулся. Сон давно перестал баловать своей крепостью, да и настроения досыпать остаток ночи не было: собравшись, Арсен вышел в утреннюю мглу и направился в сторону побережья.

Нечто, какая-то не оформившаяся мысль терзала его разум на протяжении нескольких последних лет. Она же иногда загоняла на места прежнего триумфа в поисках ответа. Заставляла копаться в глубинах сознания, вороша прошлое. Будила посреди ночи, понуждая рефлексировать пережитые события. Могила деда была одной из точек поиска и этот визит Арсен оттягивал до последнего.

«Я не знаю, какое домашнее задание тебе задолжал, старик», — Арсен выпустил воздух через нос. Получилось сердито.

«Себе-то не ври. Сам же знаешь, что еще кое-что не нашел».

Арсен резко сел. По левую руку стоял пожилой мужчина с тростью. На нем было темно-серое ольстерское пальто, из-под шляпы-котелка виднелись седые волосы.

«Ну или точнее: кое-кого, — старик хмыкнул в бороду. — Вот и маешься, малохольный».

«Невозможно найти того, кто не хочет, чтобы его нашли», — Арсен снова улегся на песок и закрыл глаза, проявляя полное равнодушие.

Кажется, его манеры рассердили старика. Он сдвинул брови и недовольно закряхтел.

«Ты себя как ведешь, сопляк! Я тебя разве так воспитывал? Только наследие позоришь. Вставай, бездельник, возвращайся в свою распивочную и делай, что я тебе велел».

Старик ткнул его тростью в ребра. Еще раз недовольно фыркнул и побрел к берегу, загребая песок лакированными туфлями.

Арсен открыл глаза. Море воспользовалось вялым состоянием и хитро убаюкало, нашептывая песком и волнами колыбельную. А взошедшее солнце укрыло своим мягким теплом, словно невесомой простыней, не позволяя утренней прохладе прервать случайный сон.

Моргнув несколько раз разморенными глазами, Арсен сел и закурил. Пристроил локти на согнутые колени, сцепил пальцы и долго сидел, позволяя сигарете бестолково тлеть.

Истерзанный постоянными размышлениями мозг начал сдаваться и пропустил вперёд бессознательное. Разум хочет сохранить свою целостность, даже если придётся прибегнуть к такого рода действиям, почти мистическим.

Вдали показались туристы. Арсен покосился на них через плечо и затушил сигарету, чтобы затолкать то, что от неё осталось, обратно в помятую пачку. Прогулка получилась длиннее, чем он планировал, хотя теперь стал ощущать себя бодрее.

Поднявшись, Арсен тщательно отряхнул одежду и ноги от песка, обулся и пошёл в сторону города. Появилась цель, обозначенная дедом во сне, но какой-либо план отсутствовал напрочь: все старые были испробованы, а новые ещё не созрели.

Подойдя к бару и вставив ключ в скважину, Арсен заметил белый уголок, торчащий между косяком и дверью. Положив руку на это место, он повернул ключ и, едва образовался проём, сжал пальцы в кулак, пряча в нём листок бумаги: одна из множества застарелых привычек быть незаметным, не привлекать внимания.

Скрывшись в полутьме помещения и плотно прикрыв дверь, он развернул послание и, прищурившись, с трудом разобрал написанный корявым почерком и впопыхах текст: «Зайду вечером, надо поговорить. Ята»

Ята? Зенигатовский выкормыш? Арсен хмыкнул. Как ему было известно, за прошедшие пару лет Ятагарасу Горо ушёл из Интерпола и переехал в штаты, поселился в Арлингтоне, и пока не обзавелся семьёй. Официально — он аналитик в управлении по контролю за оборотом наркотиков. Не официально — закрытая розыскная контора. Арсену было любопытно, но не настолько, чтобы нарушать своё спокойствие внезапным визитом нежелательных гостей. Хотя они обычно не предупреждают. Значит, разговор личного характера.

Пока Ята работал в Интерполе и находился во Франции, он приглядывал за Арсеном, существовавшим в то время под своим полным именем. Но Арсена это забавляло: столь неловкими и очевидными были действия молодого оперативника поначалу. Впрочем, с годами навык улучшился, а спустя время необходимость наблюдения и вовсе отпала.

Что ж, планов на вечер не было. Только парочка туристов-любителей городского андеграунда забредет в его укромный бар. Так что можно и повидаться со старым знакомым. Записка была брошена в урну. Туда же отправилась вчерашняя газета и рекламки. Арсен быстро перебрал оставшуюся почту: счета, письмо из Милана и безымянная открытка.

Отложив корреспонденцию на ночь, Арсен принес из своей жилой комнаты ноутбук, подключил к сети и, пристроившись за стойкой, легко застучал пальцами по клавиатуре. Нежелание оставлять свой след в Сети не было поводом полностью отказываться от технологий.

Смягченные щелчки бесшумной клавиатуры маскировались льющейся из колонок музыкой. Рядом стояла чашка кофе, исходящая горячими витками пара, и две булочки, купленные по пути от автобусной остановки.

В пять пришла немолодая пара. Они взяли по бокалу лимончелло и попросили разбавить его минеральной водой. Арсен присматривался к ним, пока за барной стойкой натирал белоснежной салфеткой стаканы. О, эта прекрасная конспирация, позволяющая вести наблюдение за посетителями и не привлекающая особого внимания: ведь все бармены пытаются протереть стекло до прозрачности, близкой к невидимости.

Впрочем, супруги были заняты диалогом и лимончелло. Вышедшие на пенсию и позволившие себе путешествие по стране. Они выглядели уставшими, но при этом улыбались и оживленно разговаривали. Вероятно, весь день потратили на прогулки по достопримечательностям Дюнкерка, коих осталось не так много после войны.

Ближе к шести часам немолодые путешественники покинули бар. Арсен убрал их столик и взял из-под одного из стаканов чаевые. Кажется, веточка винограда, предложенная в качестве презента, их подкупила. А, может, и сам напиток, который был далеко не среднего качества.

Ята появился в девятом часу.

К этому времени Арсен уже закончил свои занятия и попивал очередную чашку свежезаваренного кофе, бездумно глядя в окно сквозь стёкла очков. Он сидел вполоборота к двери и не сразу среагировал на приоткрывшуюся так неслышно дверь. Его гость преодолел уже полпути к барной стойке, когда Арсен спрятал кофе и развернулся, готовясь приветственно улыбнуться.

Молодой и статный человек аккуратно прикрыл за собой дверь и прошел мимо столиков, перекинув на согнутую руку темно-синее худи. Какая же неуловимая вежливость мелькала по его очертаниям силуэта — от легкого уважительного поклона в качестве приветствия до аккуратно сложенной детали гардероба.

— Можно забрать девушку из деревни, но деревню из девушки не заберешь? — Саркастичный афоризм в ответ на традиционный японский поклон.

Ята улыбнулся:

— Очевидно, я японец больше, чем полагал. — Теперь он протянул ладонь и Арсен, протянувшись через стойку, пожал её. — Как поживаете, мистер Люпен?

Он стал похож на курцхаара. Такой же изящный и легкий, он весь подобрался, приготовился к рывку для захвата добычи. Ята уставился на него своими по-восточному раскосыми глазами, изучая и выискивая подозрительные детали. И при этом невероятно дружелюбно улыбался и тряс руку.

У Арсена возникли мурашки у основания черепа и неприятно холодя, опустились вниз, исчезнув на середине спины. Невинный, казалось бы, вид производил неприятное впечатление. Хуже был только Зенигата, иногда подбирающийся в своих расследованиях настолько близко, что приходилось бросать дело или менять планы.

Рукопожатие распалось, и, чтобы прогнать неприятное ощущение, Арсен пожал плечами, маскируя дискомфорт небрежным ответом:

— Среднестатистически. Держу бар, гуляю по паркам. И не называюсь своим старым именем.

— Я рад, что к инциденту с рынком невзаимозаменяемых токенов вы не имеете отношения. — Ята набросил худи на стул, а сам облокотился на стойку.

— Это когда в апреле прокатилась волна уничтоженных NFТ в общей сумме пять миллиардов долларов? — Люпен нагнулся к холодильнику и загремел бутылками.

Ята потер подбородок большим пальцем, рассматривая витрины с алкоголем.

— Да. Неприятная ситуация была. Виновных всё еще не нашли и, судя по всему, вряд ли найдут.

Люпен выпрямился, держа в каждой руке по две бутылки O'Hara's Irish Stout и улыбаясь как дьявол:

— Не имею ни малейшего отношения к этой отлично проделанной работе, — он опустил пиво на стол и провел рукой над ними, призывая ознакомиться с выбором, — зато могу угостить отличнейшей выпивкой.

Они пересели за столик. Кожаная обивка диванов заскрипела под обустраивающимися мужчинами. Круглой открывашкой, зажатой в руке, Люпен вскрыл первую пару бутылок. Крышки с глухим хлопком отделились от горлышек и пошел белый дымок, неся с собой аромат кофе и еле уловимый запах лакрицы. Сделав несколько глотков, Ята с одобрением кивнул, явно впечатленный вкусом.

— Тебя понизили и снова приставили за мной следить? — невинно поинтересовался Люпен.

Ята улыбнулся и покачал головой.

— Я давно работаю в другом месте. К сожалению, после выхода Зенигаты на пенсию, я не сработался с Интерполом. Но, думаю, вы и так об этом знали.

Выпускник академии столичной полиции попал в руководство матерого детектива благодаря своим безупречным результатам в учебе. Ятагарасу Горо — лучший студент выпуска. Назначение в Интерпол было поощрением, и вчерашний курсант из кожи вон лез, чтобы получить место. Однако, чем дольше он служил, тем больше он замечал, что жернова бюрократической машины гораздо крупнее, чем шестеренки правоохранения. Стареющего Зенигату гоняли по кабинетам, заставляя писать бесконечные рапорта, отчеты и доклады, препятствуя его задаче.

Люпен знал о растущем недовольстве Яты: молодой оперативник однажды сам поделился своими мыслями, когда вор поймал его на слежке. Кто знал, что терпение этого юнца иссякнет так скоро. Стоило ментору покинуть пост, как спустя несколько месяцев и его ученик прекратил свою карьеру.

Люпен знал, но не подколоть не мог.

— Так какая невероятная причина привела тебя настолько далеко от процветающей цивилизации? — Люпен не планировал предаваться воспоминаниям и ностальгии. Он поставил бутылку на бирдекель и поправил челку, упавшую на глаза. — Только не говори, что ради моей выпивки и задушевного разговора. Я засмущаюсь.

— Ну, пиво действительно отличное, но вы правы. — Ята тоже отставил бутылку и потянулся к своему худи. — Полагаю, вы в курсе моего нового места работы?

Люпен кивнул и расслабленно откинулся на спинку диванчика, постукивая пальцем по столу в такт музыке. Ята принялся шарить по карманам своей одежды, что-то разыскивая.

— В общих чертах. Я не вдавался в детали, но контора очень закрытая.

— Скажу так — это разыскное агентство, — Ята, наконец прекратил шуршать в карманах и вытащил на стол накопительное устройство размером не больше ногтя. — Здесь вся информация по Фуджико Минэ, которая числилась у нас наемным агентом.

Алкогольная истома, владеющая Люпеном до этого момента, вмиг растворилась. Напряженные пальцы бросили аккомпанировать синтезатору в динамиках и опали на стол, а карие глаза метнули острый взгляд в сторону Яты. Люпен выпрямился.

От разительной перемены в настроении собеседника молодому человеку стало неуютно. Он замешкался на несколько секунд, а после положил накопитель на стол и придвинул к Люпену.

— Она уже работала там. За год до моего назначения. Агентство заключило с ней контракт. Разведка, шпионаж. — Голос осип и Ята смочил горло, глотнув из бутылки. — То, в чем она была хороша. Я не знаю причину этого сотрудничества, но здесь, — он указал в сторону крошечного накопителя, — я скопировал все данные по ее работе.

Люпен протянул руку и аккуратно сжал устройство пальцами. Крошечный прямоугольник, на котором находятся если не ответы, так уж некоторые подсказки.

Повернувшись корпусом и выставив ногу из-под стола, Люпен был готов выйти и отправиться за своим ноутбуком. Ята успел схватить мужчину за рукав прежде, чем он поднялся. Люпен замер в полуприседе, опираясь одной рукой о спинку дивана и выжидательно уставился на юношу.

— Люпен, ее последнее задание… — Ята мялся, на решаясь говорить, а Люпен начинал терять терпение. — Ее скомпрометировали и решили нейтрализовать, устроив взрыв. Дом, где она жила просто разметало. Находили опаленные клочки волос, но кроме них больше ничего не обнаружили. Официально она числится пропавшей без вести, так как останков найдено не было, но, по словам экспертов, шансов выжить не было.

В правом ухе зашумело, словно в телевизоре сломался звук. Или сбились настройки и вместо каналов рябил белый шум. Опускаясь на диван, Люпен тряхнул головой, пытаясь привести слух в порядок. Вместо избавления, шум стал нарастать и в левом ухе, а вместе с этим начало расти и раздражение. Музыка из колонок словно пробивалась сквозь толщу воды, звук разносился в разные стороны, а голос Яты превратился в неопределенный гул.

Дискомфорт вызвал раздражение и Люпен снова дернул головой, как если бы в уши попала вода. Сердце, еще мгновение назад забившееся от прилива адреналина, теперь остановилось и в груди тяжело бухали остатки эйфории.

— Здесь вся информация? — голос охрипший, словно через гортань протащили наждачку, и слух еще не восстановился. Люпен приподнял руку, указывая взглядом на накопитель.

— Да. Личное дело, условия контракта, информация о задании, заключение экспертиз — я скопировал весь архив по Минэ.

— У тебя не будет проблем из-за этого?

— Я постарался стереть все свои следы, но, надеюсь, что никому не вздумается лезть в закрытые дела. — Ята невесело усмехнулся. — В противном случае, работать после такого я смогу только на обратной стороне закона.

Люпен хмыкнул:

— Присылай резюме, я рассмотрю.

Ята уронил голову в кивке, отчего его черные волосы спружинили и вернулись в прическу. На дальнейший разговор можно было не рассчитывать. Высказать соболезнования? Юноша исподлобья взглянул на Люпена: на его лице маской застыла сосредоточенность, зафиксировав каждый нерв и мускул, и только темные глаза с небольшими паузами метались от одного предмета к другому. Словно мозг уже работал на полную мощь, а на столе лежала невидимая схема дальнейших действий.

Соболезнования Люпену Третьему не уперлись никаким боком.

Соболезнования можно приберечь для причастных и виновных, когда Люпен Третий начнет свою работу.

Отклонив голову назад и допивая остатки пива, Ята поднялся из-за стола.

— Мне жаль, что я пришел с такой новостью. Но мне показалось, что вам нужно быть в курсе, если уж по моей вине вы столько времени просидели в изоляции.

Люпен только пожал плечами, мол, бывает. В конце концов, старик отлично натаскал своего молодого помощника. Может им гордиться.

Тот в это время выдержал паузу, потирая указательным пальцем верхнюю губу. Прошло несколько мгновений, прежде чем он сообщил другую новость. Глаза сузились в хитром прищуре.

— И еще — перед своим уходом из Интерпола я стер всю информацию о вас, которая была накоплена в их базах данных. И о ваших товарищах. Почти треть своих архивов Интерпол уже не восстановит никогда. Собственно, я и не планировал обнулять их базы полностью. Просто за этим лесом никто не будет искать три дерева.

Господи, да он хвастается.

Это событие на несколько недель заполонило весь Интернет. Новость-молния шла бегущей строкой по всем каналам, информируя о дерзком взломе. Затем каждый день хакерские атаки, кибертерроризм, поиск виновных. И никто за это не взял на себя ответственность. Неужели всё это дело рук увольняющегося сотрудника?

Люпен прикрыл глаза и снова хмыкнул:

— Пожалуй, я приму тебя на работу без собеседований.

— Звучит как комплимент.

Ята улыбнулся и накинул на плечи свое худи. Вышел в проход между столиками и одернул собравшуюся на поясе футболку.

За окном порядком стемнело. Вот-вот включатся фонари и примутся разгонять наступающий мрак.

Люпен чуть повернул голову в сторону уходящего гостя и, упираясь подбородком в плечо, буркнул:

— Как с тобой связаться?

— Купите телефон.

На стол опустился неровный и помятый кусок плотной бумаги с телефонным номером, нацарапанном плохо пишущей ручкой. Люпен взглядом проследил за обрывком, не поворачивая головы.

— Передавай привет Зенигате.

— Как-нибудь. — Ята потянул на себя дверь и шагнул навстречу свежему вечернему воздуху.

Замок мягко щелкнул и Люпен остался наедине с источником долгожданной информации. Взгляд темных глаз не сходил с черного квадратика, зажатого в пальцах. Он искал Фуджико не один год. Хватался за любую информацию, появляющуюся на горизонте. И тут появляется старый знакомый, попавший в ту же организацию, на которую работала эта женщина-загадка. Какова была вероятность такого совпадения? Одна из тысячи? И он уже исчерпал все свои девятьсот девяносто девять попыток?

Люпен заиграл пальцами, и карта памяти замелькала между ними. Здесь что-то не так. И это неуловимое ощущение занимало его сейчас больше, чем содержимое карты. Люпен знал, что мир по ту сторону авансцены куда более тесен, чем это подразумевает знаменитый афоризм. И допускал, что Фуджико и Ята могли пересечься в одном месте. Но чтобы Ята так удачно залез в архив — уже это заставляет сомневаться в факторе случайности. Люпен перестал играть с картой и, зажав в кулаке, через плечо посмотрел в сторону двери.

Это вообще Ята был?

Залпом допив свое пиво, Люпен отправился запирать бар. Его небольшое заведение не всегда работало по ночам — это время он предпочитал тратить на разработку своих девайсов или форсирование мировой сети. Ночные смены открывались ближе к выходным.

Методично обошел окна, выключил музыку. Со столика, где они с Ятой пили, забрал бутылки, бирдекели и самодельную визитку. Тщательно протер деревянную поверхность. Опуская пустые бутылки в мусорную корзину, Люпен с грустной улыбкой поймал себя на мысли, что словно оттягивает момент, когда придется открыть файл, в котором будут не самые лучшие новости. По крайней мере, Ята честно и заранее предупредил, так что не придется искать таблетки от сердца. Люпен снова хмыкнул. Зато пиво можно взять.

Прихватив две нетронутые бутылки, Люпен направился к дальней стене, в которой находилась его неприметная дверь. Уже отсюда он щелкнул выключателем, обесточивая бар. В наступившей темноте звякнули бутылки, раздался затяжной выдох и удаляющиеся шаги.

Небо за окном начало розоветь. Сначала у кромки горизонта появился розовый акварельный мазок. И с каждой минутой краска растекалась по небосклону все больше, захватывая темное пространство и высветляя его рассветом. Чем больше проходило времени, тем насыщеннее становилось небо над землей. Оно краснело и краснело пока, наконец, не появилась округлая макушка солнца.

Найдя узкий проход между плотно выстроенными домами, солнце пустило лучи в единственное окно комнаты на втором этаже. Пока слабый свет разогнал тьму по углам, но не смог победить полностью. И во мраке можно было рассмотреть спартанскую обстановку. Письменный стол, офисный стул на колесах, кровать. Классический торшер с абажуром в виде усеченного конуса, занимавший место между столом и кроватью. Широкое окно обрамляли темно-бежевые шторы. Под окном стояла кровать. У противоположной стены стоял шкаф гардероб с приоткрытой дверцей. Стены оклеены обоями в полоску: узкая зеленая, широкая песочная, узкая зеленая, широкая…

Кровать занимал лежащий на боку Люпен. Словно он сидел, прислонившись спиной к окну и, когда сон совсем его сморил, просто завалился на правую сторону. Одна нога согнута в колене, вторая — почти выпрямлена, ступня в сером носке свешивается с края кровати. Правая рука прижата между телом и матрасом — она наверняка затекла до ощущения чуждости и покалывания белым шумом. Левая рука покоилась на матрасе чуть поодаль от груди. Пальцы касались погасшего экрана небольшого планшета.

Люпен всхрапнул и перевернулся на спину, выпростав руку из-под себя и откинув ее над головой. Согнутая нога теперь опиралась на край подоконника и, дернув коленом, Люпен опрокинул стоящую там пивную бутылку. Она покачнулась и упала на одеяло, скатившись в угол. Еще две бутылки стояли рядом с кроватью на полу. На подоконнике так же стояла пепельница, забитая раздавленными окурками. Пустая пачка сигарет и зажигалка лежали рядом. Курение в кровати — нарушение всех пожарных норм. Да еще и под алкоголем.

Снова короткий всхрап и Люпен, сведя брови друг к другу, закрыл рукой глаза. Все так же, не просыпаясь из своего пьяного забытия.

-М-да-а, ну и волчий угол. Знал бы, во что ты превратишь мою квартиру, не стал бы ее тебе завещать.

На старческий трескучий голос, доносящийся со стороны двери, Люпен приоткрыл правый глаз и посмотрел в щель между рукой и лицом. Дед стоял в распахнутом настежь проеме и осматривал комнату, сомкнув руки на набалдашнике трости. На плечах повис старомодный плащ-накидка без рукавов.

Веки соприкоснулись друг с другом, отрезая рассветный мир и возвращая в приятную темноту.

— Моя квартира, что хочу, то и делаю, — сипло изрек Люпен, размыкая сухие слипшиеся губы.

— А обои мог бы и переклеить, — старик подошел к противоположной стене и поскреб ногтем по песочной полоске. — Они мне и тогда не нравились, а сейчас и подавно. Хотя, ты сейчас себя то поднять не можешь, что уж о ремонте говорить.

Старик едко хмыкнул и оставил стену в покое. Снова заводил цепкими глазами по комнате, не присматриваясь к своему непутевому внуку.

Люпен надул щеки и шумно выдохнул через рот. Он планировал спать настолько долго, как это возможно. До вечера, весь следующий день, два дня, неделю, месяц, год. Впасть в спячку на столетие, прирасти к этой кровати как ископаемое, превратиться в самое Сон.

— Дед, я тебя не звал.

— Это точно, — старик подошел к кровати, беря в руки планшет.

— Ты помер уже давно.

— Давненько, — сухим пальцем медленно поводил по экрану из стороны в сторону.

— Не хватало еще от тебя нравоучений выслушивать.

— Ну да, куда мне воспитанием заниматься, — Люпен Первый заинтересованно приподнял бровь и пару раз ткнул в пластиковую подсвеченную поверхность. — В конце концов, можно довериться сухим отчетам и потом упиться вусмерть. Так же ведь проще, да, внучок?

— Все не так было.

— Именно так все и было. — Старик бросил планшет обратно и наконец то посмотрел на внука. — На пятой странице занятный момент, посмотри его получше.

Люпен Третий открыл глаза и уставился в притолоку. Настенные часы, пристроенные над дверью, показывали четверть первого. Солнце пылало светом, щедро заливая им комнатушку. Тихо, пусто, светло.

Свесив ноги с кровати и перенеся руки над голову, Люпен затяжно потянулся, старательно растягивая мышцы после долгого и не вполне удобного сна. Кровь живее побежала по артериям, глубокий вдох расширил грудную клетку и насытил легкие кислородом. Отдохнувшее тело было готово к новому дню, но вот разум пребывал в прострации. Люпен повернул голову вправо — планшет лежал там, где ночью выпал из опьяневших рук. Содержимое накопителя, полученного от Яты, Люпен прочитал запоем, быстро, словно это был увлекательный детектив. Вот только вместо восторга, это чтиво вызвало нервозность и при попытке перечитать информацию буквы прыгали, предложения наскакивали одно на другое, абзацы изгибались волнами. Или в этом была виновата третья бутылка пива, за которой Люпен сбегал в бар, холодя ступни на каменных ступенях.

Люпен перевернулся на живот и подтянул планшет к лицу. Уставился на свое отражение в темном стекле. От мысли, что все придется перечитывать и желательно на трезвую голову, стало тошно и непреодолимо тоскливо. Он не помнил прочитанное связно и целиком, от ночного экскурса в прошлое его женщины осталось только ощущение горечи. Ему не хотелось снова погружаться в эту пропасть, но неизбежность этого была очевидна, сколько ни откладывай. Монитор осветился заставкой блокировки и Люпен провел пальцем графический пароль. Лучше сейчас, потому что завтра не наступит никогда.

Имя: Фуджико

Фамилия: Минэ

Место рождения: Япония

Происхождение: японо-американка

Дата рождения: 7 июня

Возраст: 34

Язык: полиглот

Род деятельности: шпионаж, организованная преступность

При двукратном перечитывании этого краткого досье у Люпена нервно задергалась мышца на щеке. Рост, вес, отпечатки пальцев, группа крови, ДНК, размер ноги — здесь столько личной информации, что стало не по себе. Даже Интерпол не владел такой полнотой сведений, как эта секретная контора. Боже мой, Фуджико, во что ты ввязалась и для чего.

Дойдя до графы «особые приметы», Люпен не без удовольствия отметил, что шрам за левым ухом указан не был. Здесь был даже образец почерка: черной ручкой исписано две страницы на всех языках, которыми владела Фуджико. А короткое видео с её фотографиями с разных ракурсов, он пересмотрел несколько раз. Рассматривая лицо, красивый прямой нос, прикрытые верхними веками карие глаза.

Медицинское заключение с полным обследованием, да таким, словно каждый орган под микроскопом рассматривали. Удаленный в тринадцать лет аппендицит и в двадцать один перенесенная пневмония. Легкая форма клаустрофобии. На нижней челюсти удалены оба третьих моляра, один в восемнадцать, второй в период обследования.

Читая эти данные, подробные и личные, Люпен чувствовал дискомфортное смятение. Это было как-то неправильно, так досконально узнавать о женщине, появляющейся в его жизни из ниоткуда и исчезающей в рассветном тумане. Они знали друг о друге достаточно мало. Да и не требовали никогда излишней откровенности. Как от партнера он ожидал от нее усердия, как от любовницы — страсти. Он был уверен, что Фуджико, несмотря на свою ветреность и склонность к подставам, не оставит его подыхать с дыркой в боку. И этого хватало.

Люпен моргнул и пальцем сдвинул текст, перемещаясь к следующему пункту. «Оперативное задание». Проникнуть в компанию «Вефиль», действующую на базе института компьютерной инженерии и выкрасть вторую часть кода приложения для обеспечения безопасности и контрразведки. Дело приобрело дурной запах. Будь это типичная корпоративная возня — и десятая доля не стоила бы интереса. Так, счета совета директоров обнулить. Но это была политика, что усугубляло обстоятельства.

Дед любил повторять, что политика — это продолжение войны другими средствами. Сам он к старости стал тем еще пацифистом и своим внебрачным сыном — отцом Люпена — иногда был крайне недоволен. Потому как у Люпена Второго было некое пристрастие заняться этим грязным, но непыльным делом из тени. Зато внуком гордился: младший отпрыск на пути к добыче мог ненароком и развалить какой-нибудь диктаторский строй мелкого пошиба.

Вернувшись к документу, Люпен вскользь просмотрел информацию о Вефиле. Компания занимается разработкой разнообразных технологических продуктов: от дронов до чипов. Код от загадочной программы был разделен на две части. И первую половину пару месяцев назад удалось скопировать внедренному агенту. Местонахождение второй половины не было установлено. И тут на сцене появляется Фуджико. Взломать человеческое сердце было гораздо проще, нежели сервер сверхсекретной компании. Удалось найти одного из разработчиков и оставался лишь вопрос времени, когда убедительная красотка разговорит свою жертву. Если бы не внезапная расконспирация.

Происшествию была посвящена оставшаяся часть файла. Спецслужба, разумеется, открестилась от причастности, предоставив расследование местным органам внутренних дел. Так что весь отчет, пугающе-подробный, был составлен полицией. Мощное взрывчатое вещество сложило ее дом как игрушечную поделку. Маленький радиус сказался на эффективности — концентрированный взрыв уничтожил только одно строение, оставив после себя обломки дома, детали мебели, обрывки тканей. Да человеческая тень на куске устоявшей стены.

Большая часть обломков обуглилась, но возгорания не было. Соседи отделались лишь выбитыми стеклами и испорченным вечером. Судмедэксперты находили под обломками пряди волос и кусочки кожи. В полицейском отчете они значились неустановленными, но курсивом был дописан результат независимой экспертизы спецслужбы: проведенные анализы подтвердили принадлежность биологических фрагментов и были признаны фрагментами тела Фуджико.

Чувствуя, как у него холодеет затылок, Люпен перечитал заключение еще раз. Вслух, словно пытаясь донести до разума смысл каждого слова.

— … при отсутствии тела, признать Фуджико Минэ пропавшей без вести. Задание считать проваленным.

Руки, держащие планшет, затряслись, а выдох смешался со стоном и рвано вышел из легких.

Темно-карие глаза снова забегали по словам, перескакивая со строчки на строчку все ниже и ниже. Записи с камер наблюдения были стерты до и после происшествия. Неизвестно, кто приходил к ней домой, как вышел — два часа просто исчезли и унесли с собой возможные ответы. Вживленный в предплечье датчик слежения перестал подавать сигналы в 21:36, тогда же, когда и произошел взрыв. Каких-либо сведений об организаторе нет. Люпен нажал на дисплей пальцем и двинул им вверх, но текст не обновился. Сухая констатация о неизвестности причастных заканчивала этот отчет. Бесцельно он продолжал водить пальцем по светящейся поверхности планшета, невидящим взглядом уставившись сквозь буквы.

Взявшись за изучение материала, Люпен твердо решил поработать над информацией. Но это было час назад. Теперь же завязавшийся в горле узел мешал дыханию, словно воздух отяжелел, а гортань сузилась, напряглась. Как и все тело. Вдохи давались с трудом, выдохи получались рваными и судорожными. Люпен медленно отложил планшет и сел, свесив ноги с кровати. Сделал глубокий вдох через нос и на несколько секунд задержал дыхание. Медленно выдохнул. Закрыл глаза и снова втянул в себя воздух. Крылья носа разошлись, втягивая спертый, застоявшийся за ночь воздух. Одна секунда. Две, три, четыре — медленный выдох.

Надо выйти на улицу. Пройтись, дохнуть свежего кислорода, проветрить голову, разогнать кровь по телу. Хоть что-то сделать, потому что здесь он задыхается. Люпен открыл глаза и сунул ногу в левую кеду, стоявшую прямо перед кроватью. Правая валялась на боку чуть далее.

По каменной лестнице он практически сбежал, оскальзываясь на ступенях. Так же быстро дошел до входной двери, повернул замок и вышел на улицу. Дверь позади щелкнула замком. Широко шагая, Люпен направился в сторону дороги. Ноги зачастили, шаги становились все чаще, пока не превратились в бег. Он бежал, огибая попутных прохожих — встречные отклонялись с его пути сами. Бежал мимо пекарни, где брал хлеб и другую выпечку. Мимо остановки в сторону центра страны. Пересек двухполосную дорогу, уложенную столетней брусчаткой. Проскочил перед носом у желтого фольксвагена, взвизгнувшего тормозами и обругавшим раздраженным гудком.

Люпен бежал, пока впереди не показалась береговая линия и волны пролива Па-де-Кале. Притормозив в нескольких метрах от воды, он сбросил кеды, сдернул рубашку и задергал ремень на джинсах. Оставив одежду бесформенной кучей на песке, Люпен рванул по мелководью, уходя на глубину, пока не скрылся под холодными водами.

План дальнейших действий был собран в голове Люпена раньше, чем он вышел из воды. Горячность ушла в мышцы, кровь пошла по венам, разогревая конечности. Волны смыли отчаяние. Разум прояснился. Мысли, четкие и ясные, словно напечатанные на машинке, проносились бегущей строкой. Найти перепрошитую технику, ноутбук, два телефона. Навестить свой склад с гаджетами в Гивельде. Портативный принтер для изготовления масок и синтезатор голоса всегда могут пригодится. Несколько флешек с шифраторами. Моноколь дополненной реальности тоже стоит забрать.

Люпен размашисто шел с пляжа под взгляды двух девушек. Одна из них смотрела на него с интересом, разглядывая плечи, подтянутые руки, крепкую спину. Ее подруга явно недоумевала, как можно плавать в этой холодной воде. Погруженный в свои мысли, Люпен не обратил внимание на любопытных туристок. Лишь встряхнул футболку, сбрасывая приставший песок и натянул ее на еще не успевшее обсохнуть тело. Все, что его занимало в этот самый момент — это взять ли свой Фиат или поберечь его.

Раздобыть электронику было делом несложным. Ради нее пришлось ехать на юг Франции, потратить два дня на дорогу туда и обратно и отвалить круглую сумму. Не откладывая в долгий ящик, следом Люпен посетил и свое хранилище. Обычный гараж, у входа которого стоял желтый Фиат, прикрытый брезентом так, что едва виднелись колеса. У противоположной выезду стены расставлены шкафы с рабочим столом между ними.

Люпен открыл все шкафы, рассматривая и то и дело вынимая какой-нибудь присмотренный девайс. Кажется, вид своих и украденных изобретений пробудили спящие нейроны в мозгу, и они начали передавать друг другу импульсы удовольствия, пробуждая приятные воспоминания прошлых побед.

Откинув брезент и вызволив из темноты желтые бока Фиата, Люпен не смог сдержать довольной улыбки. Открыл дверь, сел на водительское сидение и сжал пальцами рулевое колесо, прикрывая глаза. Оплетка, которой он как-то перекрутил обод руля, приятно бугрилась под ладонями. В салоне стоял плотный запах пыли и куда более слабый — сигаретного дыма, который не вытравишь уже ничем. Люпен взглянул в зеркало заднего вида и руками зачесал волосы назад. Приподнял одну бровь и растянул рот в ухмылке, оскалив зубы.

Ай, да к черту, какое новое дело и без верного тарахтящего друга. Выудив ключи из-под сидения, Люпен вставил их в замок зажигания и крутанул. Фиат бодро отозвался работающим двигателем. Осталось только покидать свое барахло в кабину, сунуть запаску и канистру с топливом в багажник и можно отправляться домой. Закупиться полуфабрикатами на какое-то время и погрузиться в работу, нырнуть с головой в сетевое пространство с поисками информации о «Вефиле». О неизвестной конторе, на которую работала Фуджико. Найти хоть какой-нибудь след, за который можно зацепиться.

В зелени, окружавшей проселочную дорогу, маленькая желтая машинка выглядела очень органично. Бежала по грунту, скрываясь за прореженной лесополосой с одной стороны и высокой травой поля с другой. Люпен впервые за долгое время ощущал себя на своем месте. Сидя в кожаном кресле, сжимая одной рукой руль, а другую свесив в открытое окно.

— Ох, да ладно! — Разочарованно протянула девушка. — Ехать через всю страну только чтобы увидеть, что бар не работает.

Двое стояли перед деревянной, отделанной под старину дверью, и смотрели на неприлично выделяющуюся современностью табличку «ЗАКРЫТО».

— Мда, удивительно не повезло, — в тоне ее спутника явно читался сентонжский диалект, выдавая в нем жителя юго-западного побережья Франции. — Пойдем поищем другое место?

Парочка пошла прочь от закрытого бара.

— Обидно-то как, просто жесть! — Громко и расстроенно сетовала девушка, перекидывая светлые волосы на спину, — местный бармен такие офигенные коктейли крутил.

— Да брось, Мишель, просто в тот раз ты была в завязке и после перерыва тебе даже компот изысканным напитком показался бы.

За свою шутку парень получил шлепок ладонью по плечу и рассмеялся.

Разойдясь на тротуаре с мужчиной, молодые люди направились в город вдоль узкой булыжной мостовой.

Мужчина же, поправив на лице затемнённые очки-вайфареры, свернул в узкий проулок. Каким-то чудом тут припарковали желтый Фиат, водитель которого, очевидно, вылез через люк авто, потому как двери открыть было невозможно из-за тесноты. С трудом протиснувшись между машиной и каменной стеной дома, мужчина подошел к двери. Дернув за большое кованное кольцо, служившее ручкой, услышал тихое лязганье, но дверь не поддалась. Тогда мужчина вытащил из заднего кармана джинсов несколько небольших металлических прутиков и вставил их в скважину. Долго возился, прежде чем штифты со щелчком встали в пазы. Дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель устремился полуденный свет солнца, разгоняя подвальный мрак. Изнутри в ответ дохну́ло влажностью и запахом сырого камня.

Утомленный долгой вынужденной прогулкой в зенит солнца, мужчина поторопился войти в здание и скрыться в манящей прохладе. Тяжелая деревянная дверь оставила назойливое пекло снаружи, обозначив свое решение щелкнувшим замком.

Солнечные очки были отправлены в нагрудный карман и некоторое время взломщик стоял, привыкая глазами к темноте и прислушиваясь. Помещение, в которое он проник, приобретало очертания кладовой. Полка на стене, заставленная алюминиевыми банками непонятного происхождения, в углу древний громоздкий пылесос, тут же скособочилась швабра.

Было тихо. Зрение уже перестроилось на местное освещение, и незваный гость направился в бар, стараясь идти как можно тише. Войдя в просторный зал, мужчина направился вдоль стены, намереваясь пройти ряд столиков, чтобы выйти к барной стойке. Под ногами хрустнуло. Нагнувшись, мужчина разглядел осколки разбитой бутылки и еле уловимый орехово-табачный аромат Амонтильядо — этого сложного хереса для искушенных.

Поддев носком туфли то, что осталось от горлышка, мужчина пнул осколок в сторону стены. Он со звоном врезался в нее и остался лежать рядом. Ответом на этот шум стала неожиданная реакция, заставившая гостя вздрогнуть и напрячься. Со стороны стойки раздался шорох, а потом недовольный возглас:

— Я же сказал — оставь меня в покое! — Обладатель гневного осипшего голоса поднялся с пола и над полированным столом возвысилась растрепанная голова. — А? Джиген?

Опираясь рукой на стойку, Люпен приподнялся и уставился в сторону взломщика. Встретились взгляды: Люпена — удивленный и Джигена — недоумевающий.

— Здрасьте. А ты думал, кто? — Джиген хмыкнул и направился к приятелю.

Люпен наконец поднялся на ноги и пальцами причесал волосы, приглаживая всклокоченные вихры:

— Дед мой.

Повернувшись к другу спиной, Люпен поволок в свою комнату наверху связку проводков, оставив того без объяснений и не заметив настороженный взгляд.

— Я на самом-то деле хотел уже сам тебе звонить. Появилось новое дело, — возбужденной хрипотцой рассказывал он, не оборачиваясь.

По каменным ступенькам бряцала штепсельная вилка. Джиген шел позади Люпена, но практически не слушал, о чем он рассказывает. Его занимала мысль, что Люпен какой-то странный. То есть — страннее, чем обычно. Слишком показушно беспечный и в то же время отстраненный. А едва они вошли в комнату, где в отличии от сумрачного бара царил дневной свет, стало заметно, что Люпен выглядел еще и болезненным. Впалые глаза с темными кругами под ними, потемневшая кожа лица. Щетина не первой свежести и порядком отросшие волосы. Да, сразу видно, что в свое новое дело великий вор окунулся с головой. Бывший великий вор.

Стоя возле двери Джиген, смотрел как Люпен, усевшись на кровати, принялся распутывать провода. Дело шло медленно, потому что руки неровно подрагивали, а взгляд то и дело расфокусировался. Кажется, он был на грани обморока.

— Когда ты последний раз спал? — Поинтересовался Джиген.

От звука голоса Люпен вздрогнул и, моргнув, перевел туманные глаза на друга.

— А? — несколько секунд он молчал, вспоминая. — Вчера. Пару часов.

Джиген опустил веки и медленно вдохнул. Подобные приступы трудоголизма у Люпена случались, но крайне редко. Обычно после долгого отдыха, когда безделье и гедонизм становились совсем невыносимыми. Сначала он жаловался, потом возмущался, потом радостно сообщал, что нашел новое дело и закапывался в разработку плана до такой степени, что забывал есть, спать, да и в принципе обо всем на свете.

Пару раз Джиген упускал такую повальную занятость и обнаруживал Люпена в подобном состоянии. Так что, со всем этим лучший друг лучшего вора уже был знаком. Кроме чуши про деда — бред был чем-то новеньким.

— Ел когда?

— А? — Снова встрепенулся Люпен, успевший отключиться от реальности.

Он надолго затих, как-то иначе смотря на стоящего в двери Джигена. А потом медленно и тихо проговорил:

— Какой сегодня день?

— Что? — Такой вопрос прозвучал совсем неожиданно и Джигена все это начало откровенно пугать. — Суббота. Двадцать первое августа.

Бросив провода на пол, Люпен уперся локтями в колени, накрыл ладонями лицо и глухо протяжно замычал. Словно хотел выпустить весь воздух из легких. А после, в таком же мрачном молчании, повалился на бок и с головой накрылся одеялом. И это было лучшим развитием ситуации, потому что Джигену проще было вырубить Люпена, нежели упрашивать его сопротивляющегося отдохнуть. А так осталось всего лишь задернуть плотные шторы, затемняя комнату, насколько это возможно и прикрыть дверь снаружи.

Дайске Джиген никогда не оставлял своего напарника и приятеля. Не из-за благодарности или чувства долга за то, что Люпен в те непростые времена сделал все, чтобы судебный процесс не потянул стрелка как соучастника. А по той простой причине, что он был его другом. Невзирая на все свои заявления вслух, в голове Джиген всегда держал эту мысль. Уж слишком много дорог они прошли вдвоем и выкурили не одну сигарету, сидя в очередной покореженной машине после завершенного дела.

По мере свободного времени, каждые три-четыре месяца Джиген приезжал в богом забытый Дюнкерк, чтобы на пару с Люпеном опустошить барные запасы, рассказать о событиях, в которых был очевидцем и послушать как он ведет подрывную деятельность в рядах Интерпола. Слушая, как Люпен в красках рассказывает о том, как метались оперативники, получив противоречивую информацию по делу международного вора — их общего знакомого — Джиген смеялся до колик в боку. Почему международная полиция вообще согласилась на сотрудничество — он понять не мог. То ли ни одна страна не стала брать на себя ответственность за вора без гражданства, то ли времена стали такие. Так что, взаимодействие Люпена с Интерполом было крайне забавным.

В холодильнике кроме пачки замороженных когда-то котлет, бутылки молока и лапши, уже заваренной, ничего не нашлось. Зато на одной из полок барной стойки Джиген увидел газовую плитку на одну конфорку. Тут же лежало два баллона к ней. Это было уже полдела. Осталось только дойти до магазина и набрать продуктов, потому что последний прием пищи у Джигена был двенадцать часов назад. Ключ от парадной двери беспечно оставлен хозяином бара в скважине. Выходить в выжженый жарой воздух не хотелось, но сейчас уже командовал голод, и Джиген повернув резной под старину ключ, вышел в радостные объятия зноя.

Была глубокая ночь, когда Люпен проснулся. Очнулся, открыл глаза и продолжил лежать, привыкая к мраку комнаты и прислушиваясь к себе. И отмечая, что тело было расслабленно-отдохнувшим, а голова — предельно ясна.

Люпен прикрыл веки, наслаждаясь четкостью мыслей.

Несколько недель были наполнены бесконечной работой и поиском, превратившись в круговерть мутных образов, сливающихся в размазанную картинку. Словно катаешься на карусели, которая раскручивает своих пассажиров на большой скорости. Иногда из толпы проявляется лицо, видимое отчетливо и ясно, но при следующем круге исчезающее в разноцветной полосе. Словно художник, почти закончивший картину, берет тряпку и с размахом проводит ею от одного края холста к другому. Словно фотография, испорченная дрогнувшей рукой фотографа.

Дни слились с ночами, голова была забита огромным количеством информации, но едва ли хотя бы треть была полезной. И в конечном итоге мозг начал подводить.

Люпен сидел за барной стойкой, обхватив голову ладонями и уставившись в монитор ноутбука. Он ждал ответа на свой запрос от человека, который разгуливал по просторам сети, словно по своему заднему двору.

У противоположной стены кашлянули. Не меняя положения, Люпен перевел туда взгляд. За самым дальним столиком сидел старик. Вытянутые руки держат трость, стоящую перед ним. На лице поблескивает монокль. Цилиндр чуть сдвинут на лоб.

— Долго ты еще будешь сюда ходить, дед? — Люпен опустил одну руку на стол. Он уже начал уставать от визитов призрака.

— Пока ты отсюда не выйдешь внучок, — в тон ему ответил старик, — Ты здесь засиделся.

— Да неужели. А я-то думал, мне нравится мешать коктейли любителям выпить.

Сарказм старику не понравился, и он сердито сверкнул глазами. Впрочем, Люпен давно не был мальчишкой, чтобы его пугала строгость деда. Ко всему прочему являющемуся тенью воображения.

— Конечно, пялиться в свой экран гораздо проще. — Старик снял цилиндр и пристроил его на диванчике рядом с собой. — Будучи в твоем возрасте я совершал свои лучшие дела. Я разгадал секрет шкатулки алмазного короля. Я выкрал ожерелье королевы, пока ты смог найти только фрагмент из него. Я раскрывал такие загадки, о которых ты можешь лишь мечтать.

Злость зажглась где-то в глубине легких крошечным огоньком. Люпен продолжил смотреть на старика, а тот пустился в воспоминания своих достижений.

— Я был не просто вором. Я вершил историю, творил правосудие, — Люпен Первый обвиняюще вскинул трость в сторону внука. — А ты? Сидишь…

— А я сижу в городе на краю Европы, разливаю Маргариту туристам и переживаю кризис среднего возраста. — Люпен Третий перебил своего именитого предка и выпрямился. Взгляд стал дерзким, со всполохами злости. — Действительно, что же пошло не так!

В просторном помещении повисла тишина. Застоялый воздух загустел от напряжения, которое скоро начнет трещать электричеством. Дед полез за пазуху и вытащил трубку. Одновременно и внук вытянул пачку сигарет из кармана. Разом чиркнула спичка, щелкнула зажигалка и вытянулись струйки дыма, табаком разбавляя атмосферу.

— Я впервые в жизни не могу взяться за дело, потому что информации попросту нет. Куда бы я не ткнулся — пустота. — Докуривать сигарету Люпен не стал, раздавил ее в пепельнице и отвернулся к витринам, на которых ровными рядами были расставлены бутылки.- Если я не могу отыскать начало, что мне еще делать?

— То, в чем ты лучший. Красть.

Потухший было злой огонек разошелся и за мгновение охватил всю грудь. Чертов старик, он вообще не понимает, он ничего не понимает. Поддавшись ярости, Люпен схватил бутылку, резко развернулся и с остервенелым лицом запустил ее в сторону призрака. Бутылка влетела в стену и оглушительно раскололась на куски, оросив каменную кладку спиртным.

— Чего ради мне красть?! Её нет!

Раздраженный восклик разнесся по залу и потух в тишине. Осколки, смешавшись с алкоголем, брызгами разлетелись по полу. Херес стекал по стене, оставляя длинные темные потёки.

Место, где сидел старик, пустовало. Люпен снова был один. Дерганное дыхание успокаивалось. Злость, качавшая адреналин по венам, ушла и в теле появилась неприятная усталость. Обведя столики взглядом, проверяя отсутствие любого явления, Люпен опустился на пол, спрятавшись за стойкой.

Встречу с дедом он помнил хорошо. А дальше память начинала мутнеть. Вроде, потом искал провода для частотной заглушки. Потом заснул и приснился Джиген. Люпен вздохнул — вспомнил, что давно не видел своего старого друга и вроде как даже соскучился. Надо бы позвонить, рассказать обо всём, раз телефон все равно приобрел.

Мысли разогнали остатки неги, а потягивание до хруста сбросило еще и дремотную вялость. Во рту стоял кисловатый привкус, а пустота в желудке подсказывала, что это от голода. Пытаясь вспомнить, когда в последний раз ел, Люпен поднялся с кровати и голыми ногами зашлепал вниз. На ходу он набирал номер Джигена, который помнил наизусть и который тот не менял годами. Нажал на вызов и приложил к уху: гудок, еще один. Настойчиво не сбрасывая звонок, Люпен вышел из своей тайной двери в просторный зал и услышал приглушенную трель телефона.

Звук шел со стороны чуть приоткрытой двери. Люпен насторожился, потому что был уверен, что дверь запер и оставил ключ в скважине. Неслышно он подобрался к двери и приоткрыл ее пошире. На предательский скрип обернулся Джиген — он сидел у стены рядом со входом, курил и смотрел на безлюдную ночную улочку. Сизый дымок, плавно изгибаясь уходил вверх.

— Ты чего трубку не берешь? — Беззлобно предъявил ему Люпен, потрясая телефоном, на котором наконец сбросил звонок.

— А я-то думаю, что за идиот звонит в три часа ночи, — поддержал его игру Джиген.

Где-то вдалеке, за нестройным рядом домов небо озарилось белой вспышкой. Мгновение спустя глухо загремел гром. Августовская ночь парила предгрозовой духотой, но раньше рассвета дождя можно было не ждать.

Обойдя сидящего чуть поодаль от двери друга, Люпен опустился на траву рядом с ним и вытянул ноги. Выдохнул через рот, шумно, словно все действия отнимали слишком много сил. И негромко попросил сигарету. Джиген протянул зажигалку и пачку «Pall Mall», в которой болталась последняя сигарета. И на вопросительный взгляд Люпена он лишь махнул рукой: «забирай».

Зажав губами фильтр сигареты, Люпен большим пальцем крутанул кремневое колесико зажигалки. Подпалил бумагу и сделал пару затяжек, пока конец не покраснел. Затянулся еще раз, но уже крепко и с наслаждением.

— Рад, что ты приехал, — в темное небо снова взвился дым и медленно растаял в плотном от жары воздухе.

— Угу, — отозвался Джиген, не размыкая рта. Он сидел, согнув ноги и облокотившись локтями в колени. В черных небесах снова изогнулась молния, подгоняемая продолжительным рокотом. — Что с тобой?

Люпен чуть повернул голову в сторону друга, скосил на него глаза и ответил вопросом на вопрос:

— А что?

— Заполошный ты какой-то. Ты вообще понял, что я утром приехал, а не только что?

— Не, — легко отозвался Люпен, отворачиваясь и прижимаясь затылком к каменной стене, — я думал, что это сон.

Джиген недовольно цокнул языком сквозь сжатые зубы. Не всегда в болтовне Люпена он отличал честность от шутки. Так, давным-давно пришлось выдумать для себя новую характеристику для определения. Так что, чаще всего это была шутливая правда. Что, собственно, раздражало не меньше.

— Да и выглядишь ты хреново.

— Могу представить, — негромко рассмеялся Люпен. — Зато ты отлично. Постригся, стиль в одежде сменил. Ой, что это — бороду тоже подравнял?

Веселье одного прямо пропорционально развивало недовольство другого.

— Заканчивай, а. — Джиген пальцами — указательным и большим — потер глаза, уже устав от обыкновенного люпенова притворства, настолько неуместного именно сейчас, — че случилось?

Нарочитая беспечность растворилась легко, как если бы это был сигаретный дым посреди дождя или нежный аромат женских духов в разгар жары. Теперь Люпен сидел мрачный, осунувшийся. Подавленный. Руки свободно лежали на бедрах, а сам он гонял в зубах изрядно помятую сигарету, которая едва прогорела до половины и теперь вяло тлела. И просто смотрел в конец улицы, немного склонив набок голову, отчего несколько прядей волос выпали на лицо.

Вокруг ближайшего фонаря роились мотыльки, осаждая стеклянные окошки и пытаясь достать до яркой и манящей лампочки. Затянувшееся молчание прерывал только гром, два раза подряд ударивший где-то уже не так далеко. Джиген не торопил друга, позволяя ему собраться с мыслями или духом. Да и в принципе был не прочь застать на улице освежающий дождь и взять перерыв от удушающе затянувшейся жары. Его сигарета уже погасла и понадобилось еще два взрыва горячего воздуха в небесах, прежде чем Люпен снова заговорил. Хрипло, медленно, словно тщательно подбирая слова.

— Человеку знакома разница между тем, что он ищет и что находит. Во всяком случае, нам с тобой точно. Что поиск сокровища, что человека — желаемое всегда отличается от действительности. — Люпен двумя пальцами придержал сигарету, сделал затяжку и убрал сигарету ото рта. — А я всегда умел искать. Каждый раз, когда мы разбегались, особых сложностей выцепить тебя из городской жизни или Гоэмона в его молчаливых скитаниях не возникало.

Люпен сделал паузу, чтобы приложить сигарету к губам и вдохнуть в легкие табака.

— Всегда нужно было быть в курсе. Кто, где, что. Чтобы при случае быстро всех собрать. Да и в целом, ощущение, что держишь ситуацию в руках. А потом Интерпол раскрутил процесс вокруг меня и мои навыки со временем как будто начали притупляться. Ищешь человека, ищешь, и каждая новая попытка не только не приносит информацию, но и зарывает все глубже в яму неизвестности.

По соседней улице проехала машина. В проемы между домами был виден только мелькающий свет фар, да слышен гул мотора, эхом отскакивающий от каменной кладки стен.

— В один момент я просто прекратил поиски. То ли устал, то ли отчаялся — чёрт знает. Просто занимался своими делами. Развлекался в Интерполе, практиковал кражи по сети. Занятная вещь, особенно сейчас. Не знаю, как тебе, но мне лучшим напоминанием о быстро меняющихся временах служат новые системы безопасности. — Люпен сделал третью затяжку и невесело хмыкнул, — чувствую себя ходячим анахронизмом в современном обществе. Даже начинаю понимать Гоэмона.

Великий вор лукавил. Разумеется, он не отрицал использование быстроразвивающихся технологий, но зачастую просто не испытывал в них необходимости. Считал их расходниками и по минованию необходимости с легкостью избавлялся. Нельзя не брать в расчет и его изобретения, которые, в большинстве случаев, опережали свое время.

— И вот однажды, без приглашения и предупреждения, появляется Ята. Этот пацан, ходивший за Зенигатой и набиравшийся у него премудростей. И приносит не просто информацию, а целую хронику событий. Подробную, точную, ценную. Ну что за сокровище этот малый. Вот только вместо руки помощи это оказывается пинком с обрыва. В конце дела вместо адреса заключение. — Люпен затянулся в четвертый раз, выкуривая сигарету до самого фильтра. Затушил о пустую пачку и в нее же бросил окурок. И на память процитировал то самое заключение, — «при отсутствии тела, признать Фуджико Минэ пропавшей без вести».

— Твою мать, — почти прошептал Джиген, потирая рукой шею, будто она затекла.

— Ага, — согласился Люпен и замолк, смотря на рой насекомых, клубившийся вокруг фонаря.

Неожиданно его свет погас, и мотыльки, словно испугавшись темноты, бросились к соседнему. Кроме одного. Отважный одиночка продолжал кружить вокруг темных стекол, ощущая слабое тепло, еще исходящее от лампы.

— Самое дерьмовое, что кроме названия компании, которую должна была обокрасть Фуджико, и которую невозможно найти в сети, у меня больше ничего нет. Кто нанял ее, в какую страну направили, город, адреса — нет никаких данных. Я потратил два месяца, чтобы найти хоть что-нибудь, но каждый раз заходил в тупик. — Люпен подтянул ноги к телу и правым локтем уперся в колено. Ладонью накрыл глаза и нервно рассмеялся: — Кажется, пока я занимался поисками, я потерял себя.

Приближалось время рассвета, который не суждено было сегодня застать. Грозовая туча, надвигающаяся с востока, постепенно перекрывала все небо, закрывая тьмой и угрожая вспышками и грохотом всем, кто не успеет укрыться под крышей. Первая волна прохладного ветра растрепала длинные ветви ивы. Зашуршали листвой беспокойные осины. Посвежел воздух, мучивший весь день привкусом иссохшей почвы и разогретого асфальта. Потом разом все стихло, словно буря передумала.

Сидящих на траве мужчин не беспокоила погода. Джиген, свесив руки с колен, крутил в пальцах ключ от входа в бар. Увесистый, такой же старинный, как и здание, которое он отпирает, приятно лежал в ладони и почему-то вызывал воспоминания о револьвере. Люпен сидел рядом, чуть подавшись туловищем вперед и упираясь подбородком в сложенные на коленях руки. С мрачно-задумчивыми лицами, каждый думал о своем. Единогласным было молчаливое желание закурить.

— Надо съездить в одно место, Люпен. — осторожно заговорил Джиген и поднялся на ноги, обозначая необходимость исполнить эту затею немедленно.

— М? Куда? — Подняв голову, Люпен устало взглянул на возвышающегося друга, но объяснений не дождался.

Вместо ответа Джиген встал перед ним и протянул руку. Дождался, пока Люпен вложит свою ладонь в предложенное рукопожатие и рывком поднял его на ноги.

— Пошли. Надо собрать вещи.

— Не вернемся сюда?

— Скорее всего, нет.

В рюкзак, найденный в глубине платяного шкафа, аккуратно складывалась техника. Электроника, оборудование, какие-то запчасти, провода, портативная горелка, отвертки, набор отмычек, паяльник и канифоль и еще куча разного нужного барахла, потому что никогда не знаешь наверняка, что может пригодиться. Ноутбук и планшет были бережно вложены в отдельный карман, пришитый к спинке. С тугим жужжанием молния скрыла содержимое и рюкзак перекочевал к двери.

Собирая одежду и личные вещи в спортивную сумку, Люпен размышлял о непривычной твердости Джигена в своем решении. Он редко когда брал планы в свои руки, доверяя их многозадачному мозгу Люпена, но в этот раз у него были четкие намерения. Видимо, захотел поспособствовать в смене обстановки, раз тут никакие обязательства больше не держат. Внезапно Люпен замер и уставился на зубную щетку. Или Джиген располагал какими-то сведениями. Но тогда он сразу бы сказал, потому как любителем растягивать драму никогда не был. Люпен моргнул, откладывая мысли в сторону. Щетку он завернул в полотенце и сунул в отдельный карман вместе с пластиковой мыльницей. Одежды было мало, осталось место даже под плед. Счета и кипу открыток он положил поверх всего прочего и резко, с визгом, дернул молнию.

Тщательно подчистив комнату, уничтожая все следы своего проживания, Люпен задернул шторы и, подхватив свой незамысловатый скарб, вышел из комнаты. Через открытую дверь было видно, как он спускается вниз, топая прорезиненной подошвой поношенных кед.

На первом этаже распоряжался Джиген. Сам он приехал с небольшой дорожной сумкой из черной кожи. Газовую плитку и купленную утром еду отнес в машину, предварительно выехав из проулка, и теперь сметал осколки разбитой бутылки. На столе, рядом с которым Люпен уничтожил херес, лежала открытка. Взглянув на живописный старый город где-то в пустыне, Джиген перевернул другой стороной. Строки отправителя были не заполнены, но в поле для послания было написано «Привет из города песков!» Несколько секунд он вглядывался в три слов, составленных в приветствие. Потом оторвал взгляд и убрал открытку в нагрудный карман.

Общие сборы заняли не больше сорока минут. Все личные вещи были собраны, мусор скинут в бак в конце проулка. Обойдя все комнаты еще раз, Люпен обесточил дом, перекрыл водоснабжение и запер изнутри основную дверь. Прошел через кладовую и вышел через черный ход — тем же путем, каким ранее проник его неожиданный гость. Покинув свое пристанище, он запер заднюю дверь и спрятал ключ внизу стены, заложив его камнем. Возможно — до новых времен, возможно — никогда.

Подергав, проверяя, дверь, Люпен направился к стоящему на дороге Фиату. Дожидавшийся около водительской двери Джиген успел распечатать новую пачку сигарет и теперь с удовольствием курил. Кивком указал Люпену на пассажирское место и сел за руль. Поворот ключа зажигания и мотор заурчал — бодро и с нетерпением. Мужчины переглянулись. Люпен улыбнулся, Джиген довольно прищурился, выжал сцепление и включил первую передачу. Ручник опущен, правая нога аккуратно вдавила газ и Фиат, резво побежал навстречу грозе.

Навигатор в потертом смартфоне Джигена показывал проложенный путь. Подсвеченная линия изгибалась и уходила вниз, на юг Франции. Взглянув на время в дороге, Люпен в шутку вознегодовал, что за восемь часов отсидит себе всю задницу. За время, проведенное на одном месте, он успел отвыкнуть от долгих поездок на авто, передвигаясь по городу пешком, а между городами — на скоростных поездах.

Гроза, набравшаяся сил и потерявшая терпение, обрушилась на ранних путников при съезде на федеральную трассу. Ливень плотной завесой накрыл мир, ухудшая видимость дороги до нескольких метров и оглушительно молотя крупными каплями по крыше маленькой машинки. Словно природа хотела заставить их вернуться домой, спрятаться под крышу и переждать непогоду. Однако дождь не смог стать препятствием в новых поисках восстановившегося дуэта. Поэтому Фиат только сбросил скорость и перестроился на крайнюю правую полосу, прижавшись к оградительному заграждению, где кусты и деревья сменили строгие мостовые и аккуратные дома.

Люпен смотрел в заливаемое дождем окно и неторопливо жевал сэндвич с ветчиной, предварительно вытряхнув из него всю рукколу в пакет. Волосы, чтобы не мешались, перехватил в хвост шнурком, вытащенным из капюшона худи.

— Ты чего так зарос? — поинтересовался Джиген, глядя в боковое зеркало: позади тащилась фура с дерзким намерением обойти желтую машинку.

— Да я не знаю. Не до прически как-то было, — Люпен облизал пальцы от соуса и заглянул в пакет с сендвичами, — они что, все с травой?

— Внизу с мясом и овощами.

Бумажная упаковка громко зашуршала, пока Люпен пытался добраться до желаемого.

Джиген снова потянулся за сигаретами. Щелчком выбив одну из пачки, он перехватил ее зубами и не глядя потянулся за прикуривателем. В приоткрытое окно тут же потянулся дым, исчезая в льющейся с неба воде.

— И давно ты начал общаться со своим дедом?

— Это я тебе так сказал? — Сухой кусок плохо пошел и Люпен развернулся к заднему сиденью в поисках воды.

— Кто ж еще. И было это жутковато, честно говоря. — Защелкал поворотник и Джиген направился к съезду. — Я уж решил, что ты от безделья начал сходить с ума.

— Да не псих я, — выбрав бутылку содовой с подкрашенной красным красителем водой, Люпен сделал пару глотков, прочищая горло. Закрутил пробку и оставил бутылку на полу, зажав кедами, чтобы та не укатилась. — Это такое видение в пограничном состоянии. Вроде и не спишь нормально, но и в отключке. И получается такое подобие сна, при котором мозг бодрствует и что-то прокручивает.

— Вот оно как.

Через четверть часа ливень унялся до моросящего дождя. Обзор стал лучше и Джиген надавил на педаль газа, увеличивая скорость. По крыше умиротворяюще дробили небольшие капли дождя, за окном проносился монотонный пейзаж, состоящий из мелькающих деревьев и — реже — придорожных построек. Иногда вдали появлялись очертания поселений, один раз попалось полузаброшенное кладбище.

Сытый и разморенный поездкой Люпен сдался настойчивому сну. Откинув спинку кресла, он накрылся своим бомбером и довольно быстро задремал. Джиген же негромко включил радио, на первой волне успев застать прогноз погоды. Диктор рассказал о том, что циклон накрыл весь северо-восток Франции и дождь не прекратится еще четыре часа. Остаток дня будет облачным с переменными осадками, но завтра установится хорошая погода и продлится до конца недели. Наконец в эфире поставили музыку. Под жизнеутверждающую лирику о том, если ты знаешь, что оставил позади и не для кого больше отступать, то оставайся верен самому себе, Фиат стремительно удалялся, оставляя позади очередной город, в котором жил Люпен Третий.

Щетки на лобовом стекле тщетно боролись со стихией, расчищая обзор, который снова скрывался за мутной пеленой водных разводов. На въезде в Лиль дождь вроде затих, но стоило выехать за пределы округа, как он набрал прежнюю силу. В приоткрытое окно задувало влажной прохладой и иногда на лицо Джигена попадали капли. Из динамиков тепло расплывался гитарный мотив, быстрым перебором струн создавая притягательную мелодию. Пальцы сами отстукивали по рулю ритм.

Спустя два часа поездки они миновали Сен-Кантен. Еще через час — Реймс. Навигатор проложил путь, минуя центры городов, поэтому вместо архитектуры и достопримечательностей за окном проносились привычные леса и поля. Люпен все это время мирно спал на своем кресле, не возражая против внезапно переключенной волны на французский шансон. Только изредка менял положения с одного затекшего бока на другой. Сейчас он лежал, поджав к себе левую ногу и накрывшись своей курткой до самого носа. На ровном, спокойном лице разошлась задумчивая морщинка между бровями, которая утром попалась Джигену на глаза.

Крупные поселки чередовались деревнями. Придорожные поля, распаханные ровными квадратами, сменяли друг друга разными цветами. Дороги становились то совершенно пустыми, то незаметно движение машин уплотнялось. Сколько бы Джиген не путешествовал по разным странам, по сути, они мало чем друг от друга отличались. Те же самые дороги, те же самые поля. И то же небо над головой.

На подъезде к Дижону дождь наконец-то прекратился. Облака постепенно расчистили небо и освобожденное солнце начало щедро пригревать вымокший мир. Люпен поначалу пытался закрыться от теплых лучей курткой, а потом зевнул и сел, выпрямляя спинку кресла. Сонными глазами долго смотрел в окно, ожидая пока остатки сна растворятся в ярком дне. Встречный ветер трепал выбившиеся из хвоста пряди волос.

— От такой музыки только сидеть и плакать, — Люпен зевнул и вытянул руки вперед, потягиваясь.

— Ну, так не стесняйся. — Джиген вырулил вправо и, остановившись на обочине, вышел из машины.

Проводив друга взглядом до ближайших кустов, Люпен повернулся к магнитоле. Из вариантов было только радио, которое он и принялся переключать в поисках чего-то более весёлого. Реле с пощелкиванием меняло частоты, смазывая трансляции треском и помехами. Впрочем, к возвращению Джигена из динамиков разносилась ритмичная танцевальная песня в духе хитов восьмидесятых годов. То, что обычно нравилось Люпену. Он даже сидел, покачивая головой в такт и подпевал припеву.

С пробуждением друга приключение пошло уже с другим настроением. Бодрый и энергичный Люпен рассказывал разные истории, расспрашивал Джигена о новостях из мест, где тот побывал. Несколько раз предавались воспоминаниям «а как оно было лет десять назад». И порой за их разговорами не было слышно музыку.

— … ты просто плохо отдаешь себе отчет, насколько серьезно развитие киберпространства, Джиген. — Полный энтузиазма Люпен рассказывал другу про информационные технологии с таким жаром, что начал размахивать руками. — Помнишь года три назад затопило Роттердам? Это ведь кибер-террористы взломали системы, открыв шлюзы. Весь город просто смыло. Более ста тысяч человек погибло.

— Да понимаю я, — сквозь зубы, в которых была зажата сигарета, отозвался тот, — просто неужели эта дрянь совсем контролю не поддается?

— Поддается конечно. Но на каждый шаг со стороны служб безопасности хакеры делают свой ход. Действие и противодействие, сам знаешь. — Люпен пожал плечами. — Ты был в Роттердаме?

— После затопления? Был.

— И что там?

— Ничего. Вода одна, здания кое-какие над ней возвышаются. — Джиген перестроился в ряд на эстакаду. — Сейчас из-за климата таких городов много.

— Ну да.

Вдали показался горный хребет. Это значит, что они уже миновали центральную часть Франции и проезжают земли юга. По радио заиграла песня и Люпен сделал погромче. В открытые окна с двух сторон заиграл проигрыш, громко, не совершенно не беспокоясь о том, чтобы потревожить проезжающих мимо людей или птиц в деревьях вдоль дороги. Старой и давно знакомой песне Люпен подпевал, похлопывая ладонями по коленкам. Она ему нравилась и когда попадалась на слух, сдержаться он мог. Веселая музыка действовала ободряюще и иной раз Джиген переставал задумчиво пялиться на дорогу и присоединялся к какой-нибудь особенно динамичной песне. Тогда тишину они нарушали уже вдвоем.

— Из Вермонта съехал? — поинтересовался Люпен во время не особо интересной песни.

— Давно. Еще во время кризиса в Мохаве. Был в соседнем штате, когда они начали конфликт.

Про вооруженный конфликт в пустыне Мохаве Люпен знал только то, что автоматизированную военную технику направили на военных. И итогом столкновения стал ядерный взрыв. Говорили, что это рванули боеприпасы, но Люпен в это не верил.

— Видел взрыв? — оживился он.

— Нет. Я сразу улетел в Вермонт, а оттуда в Японию.

Расстояние на навигаторе сокращалось, подводя Фиат к тоннелю в горе. На въезде в него в радио начал пропадать сигнал, а потом и вовсе начал надсадно шипеть радиошум, раздражающе, как бормашинка стоматолога. Выключив радио, Люпен насвистывал знакомую только ему мелодию и смотрел вперед, развалившись в кресле. Из-за ремонта встречной полосы тот поток пустили по их направлению, и машины шли довольно близко друг за другом.

— Люпен? — позвал Джиген и поморщился от предательски нерешительно прозвучавшего голоса.

— М-м? — он перестал свистеть и повернулся к другу.

Сдавать назад было поздно.

— Слушай. Что ты будешь делать с… — пауза, чтобы подобрать слова, — с историей Фуджико?

— В смысле? — Люпен будто бы рассердился, — Продолжать искать, разумеется. Тела-то не нашли.

— Ты же сам понимаешь, что если бы она была жива, то рано или поздно засветилась на камерах. В транспорте, магазинах, на дорогах — их везде полно.

— Тогда куда мы едем? — Резко оборвал его Люпен, не отводя взгляд, ставший острым.

Джиген прикусил язык.

Он сам не знал, чего хотел донести до Люпена. С одной стороны — тела действительно не нашли и доказать факт смерти нельзя. Но с другой — её нет уже очень давно. При любом своем отсутствии Фуджико всегда где-то появлялась. То в криминальной сводке из-за очередного мошенничества, то в журнале сплетен из-за романа с очередным богачом. И так или иначе — даже при своём характере перелетной птицы она иногда появлялась на горизонте по зову ли Люпена, потому ли, что сама соскучилась.

— Джиген. — Прерывая затянувшуюся паузу, Люпен говорил тихо, но твердо. — Мне всё равно. Я найду её, живую или мертвую. Я не могу жить с этой неопределенностью, не зная вообще ничего.

Мелькающие лампы тоннеля окрашивали все в оранжевый цвет. Бетонные оранжевые стены нагоняли тоску. Иногда в стенах попадались эвакуационные или служебные двери.

— Фуджико нет и я как-то… потерян. Она же не просто женщина на моем пути. Она одна из причин, почему я занимался кражами. Работая с ней заодно или конкурируя. А сейчас мне этим и заниматься не хочется. Без неё не получается. Словно муза оставила художника. — Люпен издал досадный смешок и отвернулся к стене. В голосе появилась еле уловимая злость. — Не смерть меня гнетёт. А неизвестность. Надо будет мир разобрать, чтобы узнать всю историю, так разберу. Сам знаешь.

— Знаю, — коротко ответил Джиген, смотря на приближающийся выезд из тоннеля.

Едва искусственное освещение сменилось на яркое солнце, Люпен снова включил радио, но былой легкости уже не было. Он выставил локоть в окно и мрачно наблюдал за проносящимся пейзажем. Джиген тоже молчал, держа руль одной рукой и думая о своем. Больше они эту тему не поднимали и признания не самого открытого человека в мире так и остались в темном перегоне под горой.

Другая сторона встретила их массивными скалами с отвесными боками, словно огромный великан топором с размаху стесал их часть. И гористая местность сопровождала Фиат с его пассажирами на протяжении всей оставшейся дороги до конечной точки назначения. Покатые горы чередовались с острыми пиками, выкладывая путь двух путешественников до самого въезда в Шамони, небольшого туристического городка, уютно устроившегося в объятиях двух горных хребтов. Хорошая погода и чистое небо создавали чудный вид на зеленые склоны.

Джиген следуя направлению по навигатору, миновал приветственную вывеску с названием города и тремя треугольниками, по всей видимости обозначавшими горные вершины. Это был первый город, в который они въехали на своем пути и Люпен рассматривал небольшие симпатичные дома, отстроенные вдоль дороги. До конца маршрута оставалось сто метров. Джиген повернул руль вправо, в сторону парковки и занял там ближайшее к выезду место. Вытащенный ключ зажигания одновременно заглушил мотор и ставшую неуместной музыку.

С замешательством Люпен смотрел на ворота кладбища, расположившегося у подножия горы и не заметил, как его друг вышел из машины — только хлопок закрывшейся двери оповестил об этом.

— Пойдем, — позвал Джиген и направился в сторону кованных ворот.

Поторопившись воспользоваться призывом, Люпен покинул авто и размашистым шагом догнал его. Прямо напротив входа расположилась туевая аллея, в конце которой стоял каменный католический крест. Выбрав правый поворот, Джиген уверенно шел вперед мимо ровных рядов надгробий. Идущий следом Люпен бегло считывал имена и эпитафии. Многие могилы были отданы молодым альпинистам, которых подвело снаряжение, загубила погода или не выдержал организм.

Чем глубже они заходили, тем явственнее Люпен начал ощущать, как у него тянет под ребрами, вязко и холодно. И не мог понять разобраться в своих ощущениях, отделить кладбищенскую атмосферу безысходности от появившегося предчувствия. Попавшаяся на пути статуя молодой женщины у креста, смотрящей на горы со сложенными в молитве руками, вызвала зябкую судорогу. Люпен передернул плечами и поспешил ее пройти.

Так они дошли до дальней части кладбища, где в тени елей стояла стена, отстроенная под колумбарий. Джиген медленно пошел вдоль нее, читая имена на разномастных табличках, пока, наконец, не остановился. Дождавшись, пока Люпен подойдет поближе, Джиген указал на одну из них. В третьем ярусе, чуть ниже уровня глаз к стене была прикручена табличка из светлого камня с выбитыми золотистыми буквами. Имя и эпитафия.

Фуджико Минэ. Непокоренная вершина.

Среди августовской жары Люпен вдруг почувствовал холод.

Сердце пропустило удар. Потом сделало два лишних. Потом мир сделал кувырок.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

— Пригласишь меня на танец, Люпен?

Поднесённый бокал белого вина замер около рта, и до носа достиг лёгкий аромат крыжовника, смешавшегося со смородиной. Лишив своего внимания небольшой оркестр, расположившийся у дальней стены обеденного зала, Люпен повернул голову к Фуджико. Она сидела напротив за их маленьким столиком и упиралась подбородком в сложенные замочком пальцы. Чуть пухлые губы, окрашенные её любимой розовой помадой, изогнулись в едва уловимой улыбке — той самой, которая скрывала шутку за правдой, а правду маскировала лукавством. В полуприкрытых глазах блестели дрожащие отсветы свечей и растворялись в лёгкой алкогольной дымке, оставленной после бокала Совиньон блан.

У них было свидание.

В Италии, где они пересеклись почти случайно. «Почти» — потому что Фуджико проводила здесь отпуск, а Люпен планировал пересечь границу с Францией. Она отправила ему сообщение, а он не преминул скорректировать свой маршрут через городок, ставший местом их встречи. Так, уже как несколько дней отдых стал совместным. Прогулки на паруснике по озеру сменяли вылазки в лесные подножия гор, дни безделья и неги в гостиничном номере — ночные променады по пляжу.

Сейчас пара сидела на балконе ресторана, с которого открывался широкий обзор на озеро. В тёмной воде, исходящей мелкой рябью, мерцала убывающая луна. По самому балкону развешены круглые фонарики, сцепленные проводом. В центре столика в высоком округлом подсвечнике ровно горела свеча.

В открытое вечернее небо понеслись первые ноты романса. Перекинув завитой локон на спину, Фуджико выставила колени из-за стола, ожидая ответа со стороны Люпена. И он не заставил себя долго ждать. Отставив своё недопитое вино, Люпен поднялся и подошёл к своей спутнице. Дождался, когда в его протянутую ладонь ляжет её — аккуратная и узкая — и сжал пальцы.

Балкон, куда Фуджико сама повела Люпена, был свободен. Гости ресторана предпочитали оставаться в зале, избегая остывающего воздуха и вместе с тем лишая себя чудесного вида на искрящееся озеро.

— Ты совсем ничего не рассказала о своей поездке в Норвегию.

Люпен прижал правую руку к спине Фуджико, чуть повыше талии, и своими пальцами теперь ощущал складку ткани на её лёгком коктейльном платье. Они не стали дожидаться, пока солист запоёт первую строчку и сделали первый шаг своего танца.

— Не о чем рассказывать, — Фуджико коротко пожала плечами и улыбнулась. — Это была деловая поездка.

Where do I begin to tell the story

— Ух, этим холодом обжечься можно, — обиженно приподняв брови, Люпен сделал шаг в сторону, увлекая за собой женщину. — Это, между прочим, одна из красивейших стран.

Of how great a love can be

— Ты так про каждую страну говоришь, — воздев глаза к небу, Фуджико скользнула следом. — И про каждую женщину.

Люпен склонил голову, и лёгкая улыбка тронула его губы:

— Что поделать, если и места на земле и женщины имеют так много общих черт.

The sweet love story that is older than the sea

Ещё один поворот переместил пару ближе к балюстраде, дальше от обеденного зала. Музыка и не думала становиться глуше, певец только сильнее расходился. А воздух стал чуть холоднее, вдали от помещения, нагретого общим дыханием людей и наполненного тёплым светом ламп.

The simple truth about the love she brings to me

Люпен только набрал воздуха, чтобы пристать с очередным вопросом, как Фуджико заговорила первая:

— Если выехать далеко за город, попадёшь в горы. Такие же, как и здесь, в Италии. Те же горы, тот же воздух, то же небо. — Взгляд её был устремлён за спину Люпена, туда, где в опустившемся мраке протянулись Альпы. — Разница только в климате. Там холоднее.

Её потемневшие в темноте карие глаза прищурились, когда она снова посмотрела на Люпена.

Where do I start

— Вот тебе и вся красота: холмы, зелень и холод.

Люпен мечтательно зажмурился, несколько секунд ведя танец с закрытыми глазами:

— Красота!

— Тебе и в Арктике красота будет! — Фуджико игриво толкнула его бедром.

Открыв глаза, Люпен пристально посмотрел на женщину, слегка приподняв одну бровь:

— Не исключено. Тут уж главное — с кем.

Ответом на его флирт была озорная улыбка.

With her first hello

— Догадываюсь, что это очень крупное дело, раз ради него ты решила потерпеть такое негостеприимное местечко.

Вор предпринял еще попытку выведать цель поездки, но она не увенчалась успехом.

— О, да. Очень крупное, — равнодушно ответила Фуджико и отклонилась назад, доверяясь сильной руке своего партнёра.

Запрокинув голову, она посмотрела на перевернувшийся вверх ногами мир. В ушах зашумела кровь, заглушая музыку, мозг начал теряться в пространстве, и секунды как будто замедлились. Вздохнув, Фуджико закрыла глаза и уже собралась подняться, как почувствовала на шее лёгкий, почти нерешительный поцелуй. И только потом Люпен одним движением вернул её в обычное положение.

Она не торопилась открывать глаза. Как и продолжать танец. Левая рука расслабленно лежала на предплечье Люпена, правая была зажата в его тёплой ладони.

— Устала? — вкрадчивым голосом поинтересовался он, наклоняясь ближе к ней.

Молчаливое покачивание головы в отрицание.

— Ну, тогда держись крепче, Фуджико-милашка!

Перехватив левой рукой талию, Люпен приподнял её над землёй и закружил по балкону, подстраивая свой шаг под плавную мелодию. Охнув от неожиданности, Фуджико сильнее сжала его плечо и распахнула глаза. Свет круглых фонариков размазывался в жёлтые ленты дребезжащего света, бегущими по кругу вслед за волосами.

Ноги коснулись мраморного пола, когда мелодия взвилась в аллегретто — только для того, чтобы быстрым вальсом дотанцевать последний куплет песни. Рыжие волосы Фуджико мелькали на тёмном небе языками пламени. Бирюзовая юбка платья качалась при каждом повороте, опадая при паузах.

Музыканты закончили композицию, и танцующая пара остановилась. Запыхавшиеся, они смотрели друг на друга, не разнимая рук, пока в воздухе звучало эхо финальных нот.

Гитара выпустила со струн несколько аккордов новой песни. Когда их руки, наконец, освободились, Фуджико подошла к Люпену вплотную и прикоснулась лбом к его щеке. Её ладони опустились на спину мужчины, и пальцы слабо сжали рубашку, сминая тёмно-синюю ткань в складки.

На несколько секунд Люпен замер в смятении. Впрочем, его замешательство быстро растаяло под теплотой тела Фуджико, и он ответил на объятие, накрывая её своими руками.

— Ты такая незнакомая сегодня.

Прячась от расспросов, Фуджико склонила голову ему на плечо.

— Это всё вино.

Люпен улыбнулся. Погладил её по спине.

— Ну, пусть так, — пропустил сквозь пальцы её волосы, наблюдая, как они ссыпаются золотистыми паутинками. — Поедем домой?

— Не хочу.

— Тогда…- Люпен продолжил играть с её локонами, размышляя, чем можно развлечь грядущую ночь. — Поехали кататься вокруг озера, найдём пляж и будем купаться ночью нагишом!

Фуджико подняла голову и нарочито недовольно взглянула на весёлое лицо Люпена. Он улыбался, хитро щуря глаза — как обычно, когда выдавал глупую шутку.

— Ты несносен, — Фуджико легонько щёлкнула его по вздёрнутому носу.

— Я знаю! — Улыбка стала шире. — Так, купаться будешь?

Женщина снисходительно вздохнула и улыбнулась в ответ.

— Ни-за-что.

Рассчитавшись за ужин, парочка быстро покинула ресторан, а до парковки они добрались чуть ли не бегом. Люпен был лёгок на разные легкомысленные и жизнерадостные авантюры и подчас без труда заражал окружающих своим проказливым настроением. Поэтому, разрезая на взятом в аренду кабриолете ночной прохладный воздух, Люпен и Фуджико смеялись и вопили, словно два юных студента, влюблённых в момент, жизнь и друг в друга.

Яркая луна, вышедшая на свою высокую точку чёрного полотна небес, заливала ночь серебряным светом. Пособница воров, бродяг и романтиков, она освещала только путь и помогала найти дорогу, оставляя все тайны во мраке. Вот и целующуюся парочку на берегу озера эта бледная богиня прикрыла серой вуалью, спрятав их под сенью плакучих ив.

Прислонившись спиной к бугристым бороздкам коры, Люпен обнимал льнувшую к нему всем телом Фуджико. Разгорячённая, опьянённая адреналином после ночного ралли и алкоголем, растворившимся в крови, она прижималась к его губам долгими поцелуями. То запускала пальцы в короткие волосы, взлохмачивая их. То обвивала шею и сжимала кулаки, собирая в складки ткань рубашки.

Долгая разлука, раскидавшая их по противоположным частям материка, словно обострила чувства, которые они привыкли прятать где-то на задворках души. Прикрытая шутливыми ухаживаниями с одной стороны и кокетливой недоступностью с другой, страсть тихо дремала, лишь иногда выглядывая из-за своей ширмы. Сейчас она вышла из своего укромного уголка и правила бал, толкая Фуджико, замёрзшую в одиночестве в гостях северной страны, в тёплые, прогретые Средиземным морем, объятия Люпена. И Фуджико с готовностью нежилась в крепких руках и подставляла кожу под горячее дыхание.

Едва наклоняя голову назад, чтобы открыть шею, Фуджико передала инициативу Люпену, и он с готовностью её принял. Одна рука обхватывает её тело, пальцы второй исчезают в рыжих локонах. Первый поцелуй оставлен на виске. Второй — на скуле. Спускаясь ниже, он касается губами щеки, уголка губ, подбородка, шеи. И замирает на острой ключице, едва прикрытой смятым воротничком платья.

Затянувшийся поцелуй прервал излишне громкий выдох, предательски сорвавшийся с губ Фуджико. Словно очнувшись, Люпен разомкнул объятия только ради того, чтобы заключить их снова. Обхватив Фуджико, будто желая согреть от идущей со стороны озера прохлады, он замер, поглаживая её по волосам.

Над озером навис предрассветный туман. Зыбкой дымкой, словно облако легло на натянутую водяную плёнку. Осторожно он подкрадывался к нависшим над берегом деревьям и трогал своими прозрачными руками ветви и листву. Из молочной пелены бесшумно выплыла пара уток и, оставляя после себя расходящуюся рябь, направились в ближайшие заросли рогоза.

— Красивое здесь место. — Люпен заговорил тихо и голос его тонул в молочной дымке, оставляя подхриповатое послевкусие. Пальцы продолжали перебирать локоны Фуджико. — Если придёт день, когда я украду всё, что только можно украсть, и не останется больше ничего, что меня заинтересует, то я вернусь сюда и построю дом в лесу, вон там, на том берегу.

Оставив в покое рыжие волосы, Люпен чуть приподнял руку и указал на ту сторону озера, где в тумане ещё просматривался тёмный горный склон. Повернув голову по направлению, указанному Люпеном, Фуджико увидела лишь непроходимую лесную чащу. Желание осесть вдали от людей её не впечатлило, и она посмотрела в лицо Люпену, пытаясь понять, не шутит ли он. Вид у него был отрешённый, а взгляд почерневших в ночи глаз направлен на далёкий, исчезающий в тумане берег.

— Выберу место на опушке с видом на горы. Чтобы вот так же, ранним утром, когда на горах лежит туман, сесть на ступеньки, выкурить сигарету и выпить кофе.

Фуджико пальцами провела по коротким чёрным волосам, возвращая себе внимание Люпена:

— И как, много сокровищ осталось похитить?

Оставив белёсому мареву поглощать озеро, Люпен закрыл глаза и рассмеялся — так же тихо, как и говорил.

— Ох, милая, некоторые сокровища невозможно украсть.

— Есть какие-то замки, которые не по зубам даже величайшему вору в мире? — Фуджико приподняла одну бровь, изображая разочарование.

Люпен в ответ состроил скорбную мину и сокрушенно покивал.

— Увы! Замки крепки, и охрана не спит. — Затем открыл глаза и хитро улыбнулся: — Впрочем, нет предела совершенству, не так ли? Когда-нибудь я справлюсь и с этими замками.

Сняв со своей шеи её руку, Люпен прижался губами к прохладной ладошке, заканчивая этот разговор, полный пустых грёз. До рассвета оставалось несколько часов. Всего ничего — и солнце бесцеремонно сорвёт покрывало ночи, отрезвит лучами и пригрозит раскрыть все секреты. Глупо тратить время на разговоры о том, чему не суждено случиться.

* * *

Такси задерживалось.

В предрассветный, стылый после ночного дождя воздух поднялась ленточка дыма. По телу волнами проходила мелкая дрожь, которая обычно появляется из-за резкой смены обстановки. Когда разогретый со сна выбираешься из тёплой постели на сырую и холодную улицу.

Люпен затянулся, заполняя лёгкие горячим табаком в надежде хоть как-то разогнать зябкость. Прикусив сигарету, он внахлёст запахнул пиджак и сложил на груди руки. Тряска постепенно унялась.

Прислонившись к каменной кладке, упирающейся в косяк калитки, Люпен спустил с губ ещё одну белую струйку. Она плавно подплыла к кустам азалии и, обвив алые бутоны, растворилась. Окурок второй по счёту сигареты полетел в уличную пепельницу, а машины всё нет. Для круглосуточного такси оно не сильно торопилось. Что ж, можно понять.

Их с Фуджико прогулка закончилась глубоко за полночь. Они поздно пришли в номер, мокрые от застигшего их дождя. Потом душ, потом долго сушились. Шептались, лёжа в постели и перемежая разговоры поцелуями. И даже когда Фуджико уже крепко спала, пристроившись под боком Люпена, он сам ещё долго лежал и слушал мерное постукивание капель по черепице.

Чем длиннее становился их отпуск, тем чаще Люпену в голову начинали лезть назойливые мысли. Бесформенная тревога тормошила посреди ночи, оставляла без сна, толчком будила на рассвете. Он просыпался и лежал, прислушиваясь к размеренному дыханию своей женщины. Во сне Фуджико подбиралась к нему, клала голову на плечо, иногда в довесок перекидывала руку ему на грудь. Позволяла себе спать столь безмятежно для человека, которому всегда надо быть настороже. А он, поглаживая её плечо, пытался оформить тревожный рой предчувствий в понятные очертания, пока не признался самому себе в страхе.

Страхе ощутить ту самую пустоту, тяжёлую и тянущую бесконечно вниз. Сопровождаемую розовым запахом, доносящимся от аккуратных алых букв на белоснежной подушке. Прошло время, что-то уже стёрлось из памяти. Но те ощущения беспомощности и одиночества остались и сейчас саднили, словно потревоженная рана.

Этот страх и вынудил Люпена малодушно сбежать ранним утром. Сбежать первым, опередив Фуджико в её привычном манёвре. Который каждый раз больно бьет по привязанности, успевающей сформироваться за время их близости.

Оставив на своей подушке азалию вместо прощания, Люпен бесшумно скрылся за дверью, завершив их совместный отдых принятым в одиночку молчаливым решением. И теперь мёрз, подпирая собой ворота и дожидаясь такси до аэропорта.

Люпен затяжно зевнул и передёрнул плечами, пытаясь сбросить озноб. Этой ночью заснуть не удалось, да и не получилось бы, наверное.

В конце улицы показалось жёлтое авто.

Прежде чем сесть в такси, Люпен задержался и поднял глаза, тут же найдя окно их номера. Створка была открыта, в квадратном проёме плавно колыхалась лёгкая шторка, то надуваясь и дрожа, то безвольно опадая. На мгновение он позволил себе представить Фуджико. Вот она подходит к окну, приподнимает штору и зевает. Волосы непослушно торчат после сна, на футболке мятые складки, а глаза сонно прикрыты. В груди кольнуло сожаление — захотелось вернуться в тёплую кровать, проспать до полудня в объятиях любимой женщины и…

Дверь хлопнула, отсекая фантазию от реальности. Мотор утробно заурчал и шины зашуршали по брусчатке, выводя такси в сторону шоссе.

Возникшую тишину прерывал только шум путешествия. Мягкий рокот двигателя дополнял плеск луж, не успевших высохнуть, да шёпот воздуха, который рассекал корпус машины. Общее молчание было нарушено только однажды, когда при выезде из города водитель поинтересовался, может ли он включить радио. В ответ Люпен только кивнул и повернулся к окну. В конце концов, музыка — это отличный способ не оставаться наедине со своими мыслями.

Такси бодро бежало по пустынной дороге, удалясь слишком быстро. Или так только казалось и проносящийся пейзаж был всего лишь обманом зрения.

Под звуки старинной английской баллады начали таять утренние сумерки. Солнце своими первыми лучами прорезало себе горизонт, окрашивая его в красный. Кромка гор подсветилась золотом. Небо охватила палитра от серо-синих оттенков до оранжево-розовых. Ночные облака, ещё не успевшие рассеяться, запылали по краям.

Из кармана пиджака, аккуратно перекинутого через колено, Люпен вытащил телефон. Большим пальцем начал прожимать кнопки, набирая номер по памяти. С большой вероятностью Джиген ещё спал, и зачем звонить ему в такую рань, Люпен объяснить не мог. Сообщить, что наконец-то едет и они могут продолжить работать над отложенным делом. Или просто занять себя разговором. Он нажал на вызов, поднёс телефон к уху и честно выслушал долгие гудки. Потом автоматизированный голос сообщил, что абонент не отвечает, и звонок сбросился.

Поджав губу, Люпен убрал телефон в карман брюк и опустил руку на пиджак, принявшись теребить плоскую зелёную пуговицу. Мягкий ход машины укачивал, и глаза, лишённые ночного сна, начали смыкаться. Прислонившись лбом к стеклу, какое-то время Люпен ещё пытался следить за проносящимся ландшафтом. Дождь освежил зелень кустовых зарослей, смыв придорожную пыль, и теперь она выглядела ярко и сочно. То и дело в восходящих лучах поблёскивали капли дождя, осевшие на листьях. Моргнув ещё пару раз, Люпен сдался под теплом поднявшегося солнца и задремал. По стеклу скользнула то ли капля росы, то ли частичка не успевшего высохнуть дождя. Сорвалась и растаяла в солнце.