Пробуждение (джен)

Университетский кампус оказался огромным. Современные здания из стекла и бетона, широкие газоны, по которым сновали стайки студентов с рюкзаками и ноутбуками. Для Гарри это был совершенно чужой, инопланетный мир, куда более странный и пугающий, чем Запретный лес или логово гигантских пауков. Там, в его выдуманной вселенной, он был героем. Здесь он был никем — оборванным, хромающим беглецом из психушки, который отчаянно пытался найти единственного человека, способного понять его.

Гарри брел по кампусу, игнорируя косые взгляды и шепот за спиной. Боль в лодыжке стала тупой и ноющей, но адреналин и решимость не давали ей захватить власть над телом. Он спрашивал дорогу к химическому факультету у каждого встречного, и, к его удивлению, люди здесь были более отзывчивыми, чем в городе. Студенты, видя его состояние, с сочувствием указывали направление, возможно, принимая его за участника какого-то безумного театрального перформанса.

Здание химического факультета было самым новым и внушительным. Сквозь панорамные окна виднелись лаборатории, заставленные сложным оборудованием, напоминавшим Гарри кабинет зельеварения, но в тысячу раз более сложное и реальное. Он вошел внутрь. В просторном холле толпились абитуриенты и их родители — тот самый день открытых дверей. Гарри смешался с толпой, стараясь быть незаметным.

Он увидел расписание мероприятий на большом экране. «15:00. Лекционный зал 3Б. Выступление стипендиатки Гермионы Грейнджер на тему "Каталитические циклы в металлоорганической химии"».

Гарри посмотрел на часы над входом. 14:55.

Он нашел лекционный зал. Это был амфитеатр, спускающийся к небольшой сцене с кафедрой и огромным проекционным экраном. Зал был почти полон. Гарри проскользнул на самый верхний ряд и забился в угол, надеясь, что в полумраке его никто не разглядит.

Ровно в три часа на сцену вышла она.

Сердце Гарри остановилось, а потом забилось с бешеной скоростью. Это была Гермиона. Но другая. Не та девочка-подросток из его фантазий, одетая в школьную мантию. Перед ним стояла молодая, уверенная в себе девушка. Ее волосы были все так же пышны, но аккуратно уложены. На ней была строгая блузка и юбка-карандаш. В ее руках была не волшебная палочка, а лазерная указка. Она подошла к кафедре, оглядела зал профессиональным, спокойным взглядом и улыбнулась.

— Добрый день. Меня зовут Гермиона Грейнджер, и сегодня я хочу рассказать вам о том, какая магия на самом деле происходит внутри химической колбы.

Гарри впился в нее взглядом. Она говорила. Говорила о вещах, которые он не понимал — о лигандах, валентности, окислительно-восстановительных реакциях. На экране за ее спиной сменялись сложные формулы, похожие на древние руны, но Гарри видел не их. Он видел ее. Он изучал каждое движение, каждую интонацию. Вот она поправляет выбившуюся прядь — тот же самый жест, что и в Выручай-комнате. Вот она хмурит брови, когда не может подобрать слово. Вот она улыбается, когда удачно шутит, и в уголках ее глаз собираются знакомые морщинки.

Гермиона была настоящей. И она была прекрасна. Невероятно умная, увлеченная, живая. И она была так далеко. Она жила в этом реальном, сложном мире, в то время как он десять лет прятался в детской сказке. Чувство вины и восхищения смешались в его душе в горький, пьянящий коктейль. Он не имел права быть здесь. Не имел права врываться в ее новую, успешную жизнь.

Ее выступление закончилось аплодисментами. Она с улыбкой поблагодарила аудиторию и начала спускаться со сцены. Люди стали выходить из зала. Гарри сидел, парализованный, не зная, что делать. Уйти? Исчезнуть, как призрак, которым он и был для этого мира? Или…

Он должен. Он проделал весь этот путь не для того, чтобы сдаться в самом конце.

Гарри встал и, хромая, начал спускаться по ступеням амфитеатра. Внизу, у выхода, Гермиона разговаривала с каким-то седовласым профессором. Она смеялась, и этот смех резанул Гарри по сердцу. Он подождал, пока профессор отойдет. Гермиона повернулась, чтобы собрать свои бумаги с кафедры, и в этот момент она его увидела.

Смех застыл на ее губах. Улыбка исчезла. Ее лицо в одно мгновение стало бледным, как бумага. В больших карих глазах отразились шок, страх и что-то еще, что Гарри не мог расшифровать. Она узнала его. Даже в этой больничной пижаме под грязной кофтой, растрепанного, с безумным взглядом.

Гермиона сделала крошечный шаг назад, ее рука прижалась ко рту.

Гарри остановился в нескольких метрах от нее. Он не знал, что сказать. Все слова, что он репетировал в голове, вылетели из нее. Он просто смотрел на нее, и весь его отчаянный побег, вся боль осознания, весь стыд и вся надежда были в этом взгляде.

— Гермиона… — наконец прошептал он, и его голос сломался.

Он сделал еще один неуверенный шаг.

— Я…

И тут он сказал единственные слова, которые имели значение. Не «я сбежал из Хогвартса», не «Волдеморт повержен». Он сказал то, что должен был сказать много лет назад.

— Прости. Прости, что заставил тебя так долго ждать в том мире. Я вернулся.

Время замерло. Для них двоих в этом пустеющем лекционном зале больше не существовало никого. Гермиона смотрела на него, и страх в ее глазах медленно сменился изумлением, а затем — неверием. Она вслушивалась не в слова, а в смысл, стоящий за ними. Он не нес бред. Он не говорил о магии. Он говорил о ней. О них. О том, что он все понял.

Крупная слеза медленно скатилась по ее щеке, оставляя влажный след. Затем еще одна. Она больше не сдерживалась. Беззвучный всхлип сорвался с ее губ, и в следующую секунду она бросилась к нему. Не как к герою, не как к пациенту. Как к своему потерянному и вновь обретенному другу.

Она вцепилась в него, обхватив руками, и уткнулась лицом в его плечо, сотрясаясь от рыданий. Гарри обнял ее в ответ, неуклюже, но крепко, вдыхая запах ее волос — запах шампуня с ромашкой, а не волшебных зелий. Он чувствовал, как ее слезы пропитывают ткань его старой кофты. И в этот момент вся боль, весь страх и одиночество последних десяти лет начали отступать, растворяясь в тепле ее объятий. Он был дома.

Эпилог. Год спустя.

Солнечный свет заливал маленькое кафе на Хай-стрит, играя бликами на полированной поверхности стола. За окном суетился город, но здесь, внутри, царили покой и запах свежесваренного кофе. Гарри помешивал сахар в своей чашке. Он изменился. Ушла болезненная худоба, в глазах больше не было панического ужаса, а коротко подстриженные волосы открывали шрам на лбу, который теперь был просто бледной отметиной, а не символом судьбы.

Он прошел через многое за этот год. Возвращение в клинику, но уже добровольное. Долгие сеансы терапии с доктором Альбусом. Трудные разговоры с Дурслями, которые, оказавшись не карикатурными злодеями, а просто напуганными, растерянными людьми, все же нашли в себе силы принять его. Он начал учиться — наверстывать упущенные школьные годы. Но самое главное — у него была Гермиона.

Она сидела напротив, такая же умная и красивая, и с улыбкой наблюдала за ним. После того дня в университете она стала его проводником в реальном мире. Гермиона терпеливо объясняла ему, как пользоваться смартфоном, что такое интернет и почему нельзя просто так заходить в автобус без билета. Она помогала ему с уроками. Она просто была рядом.

— О чем задумался? — мягко спросила она.

Гарри поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Да так. Вспоминал… Знаешь, иногда мне кажется, что тот мир был проще. Все было так понятно: вот добро, вот зло. Вот друзья, вот враги. А здесь… все так сложно.

— Но здесь есть мы, — ответила Гермиона, и ее рука накрыла его руку на столе. — И это по-настоящему.

Ее прикосновение было теплым, реальным. Гарри перевернул свою ладонь и сжал ее пальцы.

— Да. Это по-настоящему.

В этот момент Гермиона потянулась за своей чашкой и неловко задела ложечку. Та со звоном упала на пол и закатилась под стол.

— Ой, вот же я растяпа, — она усмехнулась и наклонилась, чтобы поднять ее.

Гарри смотрел на место, куда упала ложечка. На секунду, всего на одну долю секунды, в его голове что-то щелкнуло. Старая привычка, въевшийся в подкорку рефлекс, выработанный годами жизни в мире, где мысль могла двигать предметы.

Он машинально, почти не осознавая этого, слегка нахмурил брови. Его пальцы на столе едва заметно дернулись, словно сжимая невидимую палочку. И в голове сама собой, как эхо давно забытой песни, пронеслась мысль. Не слово, а скорее намерение, ощущение, которое когда-то имело имя.

Вингардиум Левиоса.

На полу, в тени под столом, серебряная ложечка едва заметно вздрогнула. Она приподнялась на самый кончик, на долю миллиметра оторвавшись от плиточного пола, и замерла на неуловимое мгновение, нарушив законы гравитации. А потом с тихим стуком упала обратно, за миг до того, как пальцы Гермионы коснулись ее.

— Вот она, нашлась, — сказала девушка, выпрямляясь и кладя ложечку на стол.

Она ничего не заметила. Гарри, поглощенный ее улыбкой, тоже ничего не заметил. Он смотрел на нее, на ее сияющие глаза, и впервые за много лет улыбнулся по-настоящему спокойно и счастливо. Улыбкой человека, который прошел через ад и нашел свой путь домой.

Он был счастлив в своем новом, реальном мире.

Мире, где предметы не левитировали по мановению мысли.

Почти никогда.