Эффект Лавгуд (джен)

Воронья башня, казалось, дышала знанием. Воздух здесь был прохладным и разреженным, пах старым пергаментом, чернилами и звёздной пылью, оседающей с заколдованного потолка. Для Гарри это место всегда было чужим и немного пугающим в своей интеллектуальной строгости. В отличие от уютного хаоса гриффиндорской гостиной, здесь царил порядок мысли, воплощённый в бронзовом кноттере на двери, который задавал загадки вместо паролей.

Сегодня загадка была простой: «Что всегда приходит, но никогда не наступает?».

— Завтра, — без колебаний ответила Джинни, и тяжёлая дубовая дверь беззвучно открылась, впуская их в сине-бронзовое святилище факультета Равенкло.

Их было двое. Рон и Гермиона остались на площади Гриммо, погружённые в анализ «Придиры», пытаясь найти материальные следы Луны в мире, который её отринул. Гарри же с Джинни решили пойти другим путём. Если глобальная память была стёрта, возможно, остались микроскопические, личные отпечатки. Ежедневные взаимодействия, мимолётные разговоры, соседство за партой — то, что могло оставить фантомный след в сознании однокурсников. Они надеялись, что ежедневная рутина могла оказаться сильнее одного, пусть и всемогущего, заклятия.

Гостиная была почти пуста. Несколько студентов старших курсов сидели в глубоких креслах, погружённые в книги. Огромные арочные окна выходили на территорию замка, заливая комнату мягким дневным светом. В центре комнаты стояла величественная статуя Кандиды Равенкло из белого мрамора. Гарри невольно бросил взгляд на её диадему, и по спине пробежал холодок воспоминаний.

Их появление вызвало вежливое любопытство. Гарри Поттер и Джинни Уизли не были частыми гостями в Вороньей башне. К ним подошла Падма Патил, теперь уже староста школы. Её тёмные волосы были аккуратно собраны, а на лице застыло выражение серьёзной ответственности.

— Гарри, Джинни. Чем можем помочь? — спросила она, её голос был ровным и спокойным.

Гарри почувствовал себя неловко. Как начать этот разговор? Как спросить людей, которые гордятся своим интеллектом и памятью, не забыли ли они кого-то?

— Падма, мы… мы ищем информацию об одной студентке, — начал он, стараясь говорить как можно более буднично. — Она училась с вами на одном курсе. Её звали Луна Лавгуд.

Имя повисло в воздухе. Гарри видел, как Падма нахмурилась, прокручивая в голове списки учеников. Он видел, как несколько студентов, сидевших неподалёку, оторвались от своих книг и с интересом прислушались к разговору.

— Лавгуд? — переспросила Падма, и в её голосе не было ни капли узнавания. — Странная фамилия. Нет, не припоминаю. Я знала всех на нашем курсе. Энтони Голдстейна, Майкла Корнера, Терри Бута… но Луны Лавгуд среди нас точно не было. Ты уверен, что она была из Равенкло?

— Абсолютно уверена, — твёрдо сказала Джинни. — Светлые волосы, немного мечтательный вид. Возможно, вы звали её «Полоумной»?

Слова Джинни упали в тишину гостиной, как камни. Лицо Падмы Патил похолодело. Она выпрямилась, и в её голосе появилась сталь.

— «Полоумной»? Джинни, я не знаю, откуда у тебя такие сведения, но я должна тебя заверить, что на нашем факультете такое немыслимо. Мы — вороны. Мы ценим индивидуальность, оригинальность мышления и эксцентричность. Идея, что мы могли бы травить кого-то за «странность», оскорбительна для самих принципов нашего дома.

К ним подошёл ещё один студент, Терри Бут.

— Она права, — подтвердил он. — У нас никогда не было издевательств, подобных тем, что случаются в Слизерине. Мы выше этого.

Ужас ситуации заключался не в их отрицании. Он заключался в их искренней, непоколебимой убеждённости. Они не просто забыли Луну. Они забыли и собственное поведение по отношению к ней. Мир без Луны был не только миром, где не было её самой, но и миром, где её однокурсники были лучше, благороднее и терпимее, чем в реальности. Стерев её, неведомая сила заодно почистила и их совесть.

— А профессор Флитвик? — с последней надеждой спросил Гарри. — Может, он помнит?

— Мы можем спросить, — пожала плечами Падма, всё ещё выглядя оскорблённой. — Его кабинет как раз здесь.

Маленький, похожий на гоблина декан факультета Равенкло принял их немедленно. Профессор Филиус Флитвик, стоя на стопке книг, чтобы видеть их поверх своего стола, внимательно выслушал вопрос Гарри. Затем он взмахнул палочкой, и из огромного шкафа вылетел толстый, пыльный гроссбух с надписью «Студенты Хогвартса. 1990-2000».

Книга с глухим стуком опустилась на стол. Профессор Флитвик, облизнув палец, начал быстро перелистывать страницы, его длинный нос почти касался пергамента.

— Так-так… Лавгуд, говорите? Посмотрим… Л… Лабрам, Ланкастер, Лэнгли… Нет. Никакой Лавгуд. — Он пролистал ещё несколько страниц. — Я просмотрел все списки за последние пятнадцать лет, мистер Поттер. Студентки по имени Луна Лавгуд в Хогвартсе никогда не обучалось. Мои архивы безупречны.

Он захлопнул книгу с решительным хлопком, подняв облачко пыли.

— Возможно, это была студентка из Шармбатона или Дурмстранга? Во время Турнира Трёх Волшебников было столько гостей…

— Нет, она была здесь, — упрямо повторил Гарри, чувствуя, как последняя надежда испаряется.

Профессор Флитвик посмотрел на него с тем же выражением, что и Кингсли Шеклболт, — со смесью сочувствия и беспокойства.

— Гарри, война была тяжёлым временем для всех вас. Память — вещь хрупкая. Если тебе понадобится поговорить… мадам Помфри всегда к вашим услугам.

Это было хуже, чем открытое недоверие. Это была жалость. Жалость к герою, который, очевидно, начал терять связь с реальностью.

Поблагодарив профессора, они вышли из его кабинета обратно в гостиную. Их миссия провалилась. Стена забвения была монолитной. Но когда они проходили мимо группы студентов, собравшихся у камина, Гарри заметил нечто странное.

Они не смотрели на него. Они шептались, и их взгляды были тревожными. Гарри уловил обрывки фраз.

— …девочка, которая верит в невидимых существ…

— …звучит знакомо, правда? Не имя, а сама идея…

— …будто из старой сказки…

Он остановился.

— Вы что-то вспомнили? — спросил он напрямую.

Студенты вздрогнули и замолчали. Они смотрели на него с опаской. Они не помнили Луну. Но само её описание, её архетип — «странная девочка, верящая в невидимое» — вызывало у них смутную, необъяснимую тревогу. Словно он назвал имя древнего божества, которое давно забыто, но страх перед которым всё ещё живёт в подсознании.

Один из младшекурсников, мальчик с испуганными глазами, не выдержал взгляда Гарри и прошептал, глядя себе под ноги:

— Иногда… иногда здесь, в гостиной, бывает холодно. Просто так, без причины. Будто кто-то смотрит, но там никого нет. Старшие говорят, это просто сквозняк от окон.

Его слова потонули в неловком молчании. Падма Патил смерила мальчика строгим взглядом, и тот тут же сжался, жалея о своей откровенности.

Гарри и Джинни поняли, что большего они здесь не добьются. Они попрощались и направились к выходу. Дверь за ними закрылась, отрезая их от мира синего и бронзового. Они молча спускались по винтовой лестнице.

— Ничего, — наконец сказал Гарри, нарушая тишину. — Совсем ничего.

— Не совсем, — возразила Джинни. Она остановилась на одной из ступенек. Её взгляд был устремлён вверх, на пролёт лестницы, который они только что миновали. — Они не помнят её. Но они её чувствуют. Они чувствуют пустоту на её месте. Холод.

Она говорила тихо, но её слова эхом отдавались в гулком пространстве лестничной клетки. Они снова вышли в главный коридор. И тут Джинни остановилась снова, резко, словно наткнувшись на невидимую стену. Она смотрела не вперёд, а вверх. На потолок.

Высокий сводчатый потолок коридора был расписан. Не так искусно, как потолок в Большом зале, но всё же. По тёмно-синему фону были разбросаны серебряные звёзды, образующие знакомые созвездия.

— Луна любила потолки, — прошептала Джинни, её голос был полон странной смеси нежности и ужаса. — Она говорила, что это как смотреть в лицо вечности. Она любила тот, в Равенкло, со звёздами. Она говорила… — Джинни запнулась, вспоминая точную фразу, — …она говорила, что иногда звёзды моргают неправильно.

Гарри поднял голову, следуя за её взглядом. Обычный расписной потолок. Созвездие Дракона, Большая Медведица, Орион… Всё было на своих местах. Он уже собирался сказать, что это, должно быть, просто игра света, но тут это произошло.

На одно короткое, тошнотворное мгновение ему показалось, что созвездие Дракона… дёрнулось. Звёзды, образующие его длинное, извилистое тело, не сместились, а именно исказились. Вытянулись, как капли расплавленного серебра, в нечто длинное, тонкое и совершенно неестественное. Словно под краской на потолке на долю секунды проступило нечто живое, нечто, что пыталось имитировать форму созвездия, но на миг потеряло контроль.

Гарри моргнул. Видение исчезло. Дракон снова был просто набором серебряных точек на синем фоне.

— Ты видел? — выдохнула Джинни, её пальцы мёртвой хваткой вцепились в его руку.

— Видел, — хрипло ответил Гарри. Его сердце колотилось где-то в горле.

Это больше не было просто расследованием об исчезнувшем человеке. Это уже не было борьбой с чьей-то памятью. То, что они видели — сначала в Омуте Памяти, а теперь здесь, в реальности, — было доказательством. Существо, стеревшее Луну, было здесь. Оно пряталось в архитектуре мира. В отражениях, в тенях, в рисунках на потолке. Оно было наблюдателем. И оно знало, что за ним теперь тоже наблюдают.

Холод, о котором говорил мальчик-равенкловец, не был сквозняком. Это было дыхание того, что пряталось на виду. И сейчас это дыхание они оба ощущали на своих затылках.