Сияние разбитого Грааля (джен)

Путь к особняку Мато был путешествием по внутренностям больного зверя. Они шли не по улицам Фуюки. Они шли по нервным волокнам Зокена. Шёпот в голове Серёги больше не был какофонией. Он обрёл ритм, превратился в тихий, вкрадчивый гул, похожий на мурлыканье гигантского, невидимого хищника. С каждым шагом, приближавшим их к цели, этот гул становился громче, и Серёге казалось, что его череп вибрирует в унисон с ним.

Сам город изменился. Физически — ни на йоту. Но на уровне ощущений, который теперь был доступен Серёге, всё было пропитано гнилью. Деревья вдоль дороги казались не живыми, а мумифицированными. Тени в подворотнях не лежали на асфальте, а цеплялись за него, словно голодные амёбы. Он чувствовал, как под землёй, в магических венах города, медленно, как лава, течёт воля старого мага. Они не крались. Их вели. Каждый их шаг был заранее известен, каждая мысль — прочитана. Это было не проникновение. Это было приглашение на казнь.

— Он играет с нами, — прошептала Райдер, её тело было напряжено, как тетива. Она чувствовала враждебность мира кожей. — Он мог бы обрушить на нас всю мощь города. Но он хочет, чтобы мы пришли.

— Он хочет посмотреть на своё новое развлечение, — ответила Медея, не замедляя шага. Её лицо было скрыто капюшоном, но в голосе звенела сталь. — Он хочет увидеть, как сломается игрушка, которая посмела ему возразить.

Особняк Мато показался из-за поворота. Он не выглядел зловеще в готическом смысле. Он выглядел больным. Старый, обветшалый дом, окутанный аурой такого глубокого, въевшегося в камень отчаяния, что хотелось бежать без оглядки. Плющ, обвивавший стены, был чёрным и сухим, как вены трупа. Воздух вокруг был неподвижен и тяжёл.

Парадная дверь была приоткрыта. Чёрный зев, приглашающий войти.

Они остановились перед порогом.

— План прост, — тихо сказала Медея. — Я и Райдер берём на себя всё, что он бросит против нас. Твоя задача, Серёга, — только одна. Добраться до него. До физического тела. И стереть. Не дай ему отвлечь тебя. Не вступай в бой. Просто иди. Мы создадим тебе путь.

Серёга посмотрел на свою серую руку. Он кивнул. План был безумным. Но других у них не было.

Они вошли.

Дверь за ними с глухим стуком захлопнулась сама.

Внутри царил полумрак и запах гниющей древесины, сладковатый запах тлена и… чего-то ещё. Странного, химического запаха формалина. Холл был завален хламом, покрытым толстым слоем пыли. Но сквозь пыль проступали странные следы. Не человеческие. Словно здесь проползло что-то огромное, слизкое.

«Как мило, что вы пришли», — голос Зокена прозвучал не снаружи, а одновременно отовсюду и ниоткуда. Он был в стенах, в полу, в самом воздухе. «Я уж было заскучал. Особенно ты, моя маленькая аномалия. Я хочу рассмотреть тебя поближе».

В дальнем конце холла, там, где широкая лестница вела на второй этаж, зажёгся свет. Тусклый, желтоватый, как свет в морге.

На верхней площадке лестницы стояло кресло. А в нём сидел он. Зокен Мато. Иссохший, похожий на мумию старик, чья кожа казалась пергаментом, натянутым на скелет. Но его глаза горели живым, нечестивым огнём.

Но он был не один.

Справа от него, прислонившись к перилам, стоял человек, которого Серёга узнал с содроганием. Котомине Кирей. В своей чёрной сутане священника он выглядел как элегантный стервятник, предвкушающий пир. На его губах играла лёгкая, циничная улыбка.

— Добрый вечер, — произнёс он вслух, и его голос был полон ложного радушия. — Мы вас заждались. Старик Мато устроил это представление специально для вас.

А слева от кресла Зокена стоял третий. Человек в простом, строгом японском костюме, похожий на учителя или госслужащего. Его лицо не выражало никаких эмоций. Он стоял абсолютно неподвижно, и от него веяло холодом не жизни, но и не смерти. Это было то самое «эхо», о котором говорила Медея. Мастер Кастер.

— Три на три. Почти честно, — проскрипел Зокен, и его смех прозвучал как шорох сухих листьев. — Почти.

Медея сделала шаг вперёд, пространство вокруг её рук начало искажаться.

— Ты привёл наблюдателя, чтобы он посмотрел на твою смерть, старик?

— О, нет, дитя, — ухмыльнулся Котомине. — Я здесь не как наблюдатель. Я здесь как участник. Видишь ли, старик Мато предложил мне нечто куда более интересное, чем Святой Грааль. Он предложил мне возможность увидеть рождение истинного зла. И поучаствовать в нём.

В этот момент Мастер Кастер сделал едва заметный жест рукой. И из-за его спины, из тени под потолком, бесшумно выплыла она. Медея-Кастер. В своём фиолетовом плаще, с капюшоном, скрывающим лицо. Она не атаковала. Она просто заняла позицию, и сам воздух вокруг неё начал вибрировать от магической мощи.

Против них были Зокен, Котомине и Мастер с Кастером. Четверо.

— Четыре на три, — поправила себя Медея-Avenger, её голос стал опасно тихим. — Уже интереснее.

«Ты всё ещё думаешь, что можешь считать?» — прошелестел голос Зокена в голове у Серёги. «Глупое дитя. Ты видишь лишь тех, кого я тебе показываю».

И тогда из тени за креслом Зокена раздался четвёртый голос. Ленивый, высокомерный, полный такой абсолютной, вселенской уверенности в собственном превосходстве, что у Серёги на мгновение остановилось сердце.

— Перестань болтать с этим мусором, старик, — произнёс голос. — Их вид оскорбляет мой взор. Позволь мне просто очистить твой дом от этих дворняг.

Из тени вышел он.

Высокий, золотоволосый, с глазами цвета свежей крови. Одетый не в золотые доспехи, а в простую, но дорогую мирскую одежду — чёрные брюки, белая рубашка. В руке он лениво покачивал бокал с красным вином.

Гильгамеш. Король Героев. Древнейший и сильнейший из Слуг.

Он окинул их троих скучающим взглядом, который задержался на Серёге на долю секунды дольше.

— А, — протянул он. — Вот и та самая диковинка. Червь, научившийся плеваться ядом богов. Забавно.

Он сделал глоток вина.

— Но даже забавному мусору место на помойке.

Пять. Пять противников. Два сильнейших Слуги в истории, два коварнейших Мастера и одна загадочная, молчаливая угроза.

А против них — две израненные Слуги и сломленный человек с рукой, которая пожирала его душу.

Сложность не просто припекла. Она превратилась в приговор.

Медея-Avenger медленно повернула голову и посмотрела на Серёгу. Впервые за всё время он увидел в её глазах нечто, похожее на отчаяние.

— Беги, — прошептала она так тихо, что только он мог услышать. — Просто беги.

Но бежать было некуда.

Секунда тишины, что повисла в воздухе, была плотнее ртути. Она была наполнена предвкушением насилия, запахом озона и неизбежности. Серёга видел, как дёрнулся мускул на лице Райдер. Видел, как под капюшоном Медеи-Avenger сжались челюсти. Они не были в ловушке. Они были на эшафоте.

Первым эту тишину разорвал Гильгамеш. Скучающим жестом он указал пальцем на Райдер.

— Начнём с самого уродливого.

За его спиной воздух пошёл золотой рябью. Десятки, сотни порталов, похожих на круги на воде, раскрылись, как глаза хищной стаи. И из них, без звука, но с чудовищной скоростью, вырвались клинки. Не простые мечи. Это были прототипы всех легендарных орудий, сокровища из его Врат Вавилона. Копья, что никогда не промахиваются, мечи, что режут саму магию, секиры, что раскалывают горы.

Это не было атакой. Это был артиллерийский обстрел божественным оружием.

— Райдер! — крикнула Медея.

Но Райдер уже двигалась. Она не пыталась уклониться. Это было невозможно. Вместо этого она сорвала повязку.

Мир на мгновение потерял цвет.

Её глаза, легендарные Мистические Глаза Кибелы, вспыхнули нечестивым, ядовито-зелёным светом. Это был взгляд, в котором застыла вся скорбь и ярость преданного чудовища. И всё, на что падал этот взгляд, превращалось в камень.

Первая волна клинков, летевших к ней, замерла в воздухе, покрываясь серой коркой, и с глухим стуком посыпалась на пол бесполезными статуями.

— Жалкий трюк, — лениво прокомментировал Гильгамеш.

Вторая волна клинков была уже другой. Они светились рунами, которые искажали пространство, делая их неуязвимыми для её взгляда.

Райдер, понимая это, перешла к плану «Б». Она не была просто монстром с волшебными глазами. Она была воином. Её тело, гибкое и смертоносное, как змея, заметалось по холлу. Она не бежала — она летела, отталкиваясь от стен, от колонн, от падающих каменных обломков. Её кинжалы на цепях превратились в два серебряных вихря, отбивая и отклоняя летящие в неё орудия. Каждый удар высекал сноп искр, каждый парированный клинок сотрясал её до костей. Она танцевала на лезвии бритвы, и ценой одного неверного движения была её жизнь. Она не могла победить. Она могла лишь отчаянно выигрывать секунды.

В тот же миг, как началась атака Гильгамеша, Котомине Кирей двинулся вперёд. Не как маг, а как боец. В его руках, словно из ниоткуда, появились Чёрные Ключи — длинные, тонкие клинки, похожие на распятия. Он двигался с неестественной скоростью, его целью была Медея.

— Посмотрим, колдунья, чего стоит твоя древняя магия против веры и стали, — прошипел он.

Медея-Avenger встретила его не заклинанием. Она материализовала свой собственный кинжал, тот самый, что был напитан кровью бога.

— Твоя вера — это гниль, пародия на священника, — ответила она.

Их бой был пугающе близок и личен. Это был не обмен заклинаниями, а жестокая, грязная резня. Клинки Котомине мелькали, нацеленные в жизненно важные точки. Он был мастером рукопашного боя, усиленным командными заклинаниями. Но Медея была быстрее. Она была Слугой. Она уклонялась от его выпадов с такой грацией, что казалось, будто её тело не имеет веса. Её кинжал не искал брешей в его защите. Он целился в его душу, оставляя на Чёрных Ключах оплавленные, дымящиеся царапины. Это был поединок двух абсолютных хищников, двух профессиональных убийц, и исход его решали миллиметры и доли секунды.

А на лестнице начался третий акт этой трагедии. Безмолвный и самый страшный.

Медея-Кастер, по приказу своего молчаливого Мастера, подняла руки. Пространство вокруг Серёги сгустилось. Он почувствовал, как сама геометрия комнаты начинает давить на него, пытаясь раздавить, как насекомое. Это была магия высочайшего уровня, магия контроля над территорией. Каждый атом воздуха становился врагом.

«Убей её, Мастер!» — голос Медеи-Avenger в его голове был напряжённым, почти срывающимся. Она была полностью занята боем с Котомине.

Серёга поднял свою серую руку. Он видел перед собой другую Медею. Фигуру в фиолетовом плаще, от которой веяло не яростью, а бесконечной, холодной печалью.

Он попытался открыть кран. Выплеснуть свою пустоту.

Но ничего не произошло.

«Что?..»

Шёпот Зокена в его голове вернулся, и теперь он был не просто фоном. Он был ликующим, торжествующим рёвом.

«Глупый, глупый ребёнок. Ты думал, я позволю тебе использовать мою силу против моих союзников? Ты думал, этот поводок, что я накинул на твою душу, — просто для устрашения?

Серёга с ужасом понял. Зокен не просто отравлял его разум. Он контролировал его дар. Он мог запретить ему использовать его. Он мог включать и выключать его, как водопроводный кран. Его единственное оружие, его проклятие и его сила — больше ему не принадлежали.

Он был безоружен.

Медея-Кастер медленно двинулась на него. Из-под её капюшона вырвались десятки сияющих лучей света, которые с шипением врезались в пол вокруг Серёги, заключая его в клетку из чистой энергии. Высшая магия, полная противоположность его грязной силе.

Зокен на кресле мерзко захихикал.

— Видишь, дитя? Ты — всего лишь кукла. Моя кукла.

И в этот момент абсолютного отчаяния, когда Серёга застыл в световой клетке, ожидая своей неминуемой смерти, когда Райдер уже начала выдыхаться под бесконечным шквалом клинков, а Медея-Avenger была на волосок от того, чтобы пропустить смертельный удар Котомине, случилось то, чего никто из них не мог предвидеть.

Задняя стена холла, та, что выходила во внутренний двор, взорвалась. Не от магического удара. Она была проломлена чем-то невероятно мощным.

Сквозь облако пыли и обломков в холл ворвалась гигантская, неуклюжая фигура, похожая на гору из мышц. Берсеркер. И на его плече сидела она. Девочка-альбинос в фиолетовом платье. Иллиясфиль фон Айнцберн.

— Кажется, мы как раз вовремя на вашу вечеринку, — произнесла она детским голоском, в котором, однако, не было ничего детского. — Берсеркер. Уничтожь.

И гигант взревел и бросился на ближайшую цель. На Гильгамеша.

— Что?! — Король Героев впервые за весь бой утратил свою скучающую мину. Он перенаправил поток клинков с Райдер на нового, более серьёзного противника.

Иллия была не одна. Сразу за ней в пролом вошли остальные. Широ Эмия, с двумя спроецированными клинками в руках. Тосака Рин, её лицо было мрачным и решительным. И Сэйбер, её невидимый меч был уже наготове. А замыкала процессию девушка с фиолетовыми волосами, которая держалась чуть позади, её глаза были полны страха, но и решимости. Сакура Мато.

Они пришли. Не как враги. А как… спасение?

— Что за сборище?! — прорычал Котомине, отскакивая от Медеи.

Рин окинула взглядом поле боя. Её взгляд задержался на Серёге, запертом в клетке.

— Мы пришли забрать то, что принадлежит этому дому, — сказала она, глядя прямо на Зокена. Её голос звенел от ненависти. — Мы пришли забрать Сакуру. А заодно — вынести мусор.

Зокен перестал смеяться. Его лицо исказилось от ярости.

— Глупые дети. Вы пришли умереть в моём доме. Все до единого.

Баланс сил резко изменился. Битва перестала быть казнью. Она превратилась в хаос. В мясорубку. И в центре этого хаоса, беспомощный и безоружный, стоял Серёга, понимая, что его только что спасли те, кого он ещё вчера считал своими врагами.

Появление команды Широ не принесло облегчения. Оно превратило эшафот в гладиаторскую арену, где каждый был и бойцом, и мишенью. Пространство холла, и без того казавшееся тесным, теперь стало смертельным котлом, в котором кипела битва полубогов.

Берсеркер, воплощение чистой ярости, сошёлся с Гильгамешем, воплощением абсолютного высокомерия. Их столкновение было апокалипсисом в миниатюре. Гигантский топор-меч Геракла врезался в поток божественных орудий, и каждый удар порождал ударную волну, от которой трескались стены и осыпалась штукатурка. Это был не поединок. Это была катастрофа, стихийное бедствие, и все остальные участники боя были вынуждены маневрировать на её периферии, рискуя быть сметёнными случайным ударом.

Сэйбер, словно сияющий клинок света, бросилась на Котомине. Её невидимый Экскалибур столкнулся с его Чёрными Ключами. Их бой был полной противоположностью поединка священника с Медеей. Там была грязная резня. Здесь — рыцарский поединок, столкновение идеалов. Честь против цинизма. Защита против разрушения.

Арчер занял позицию на обломках стены, материализовав свой лук. Он не стал вмешиваться в ближний бой. Он стал снайпером, выцеливая уязвимости. Его стрелы, летящие по немыслимым траекториям, то отвлекали Гильгамеша, спасая Берсеркера от особенно смертоносного удара, то заставляли Котомине уворачиваться, давая Сэйбер пространство для атаки. Он не сражался. Он дирижировал хаосом.

Рин Тосака, понимая, что против Слуг её магия не так эффективна, сосредоточилась на главном источнике угрозы — Зокене и молчаливом Мастере Кастер. Её драгоценные камни летели, как шрапнель, взрываясь защитными барьерами и атакующими заклинаниями. Она создавала тактическое преимущество, отрезая вражеских Мастеров от их Слуг.

Медея-Avenger, освободившись от Котомине, оказалась в странном положении. Её враг был занят, но и её союзники были… везде. Она на мгновение встретилась взглядом с Рин. Между ними не было ни слова, ни жеста, но возникло молчаливое, временное перемирие. У них был общий враг, который был страшнее их взаимной неприязни. Её целью стала Медея-Кастер, которая всё ещё удерживала Серёгу в световой клетке.

— Ты — позор моего имени, — прошипела Avenger, бросаясь на своё отражение. — Прятаться за спиной марионетки!

— Я — это то, чем ты могла бы стать, если бы нашла покой, — ответила Кастер, и её голос был спокойным, почти меланхоличным.

Их бой стал столкновением двух философий. Ярость против спокойствия. Тёмная, рвущая материю магия Avenger против чистой, божественной энергии Кастер.

А Райдер… Райдер, освобождённая от шквала Гильгамеша, оказалась лицом к лицу с единственным, кто остался без противника. С Лансером, который всё это время стоял в стороне, наблюдая за бойней с хищной ухмылкой воина.

— А вот и мой раунд, леди-змея, — произнёс он. — На этот раз без помех.

Их бой был чистой поэзией скорости. Два самых быстрых Слуги в этой Войне сошлись в танце, от которого рябило в глазах. Их оружие слилось в сплошную размытую линию.

Сакура осталась позади, в проломе стены, рядом с Широ. Она не сражалась. Но Серёга чувствовал, как от неё исходит странная, тёмная энергия. Она не была пассивным зрителем. Она была… якорем. Чем-то, что мешало Зокену полностью раскрыть свою мощь.

И посреди всего этого, в своей световой клетке, был Серёга. Беспомощный. Бесполезный. Он был эпицентром бури, но не мог повлиять на неё. Шёпот Зокена в его голове превратился в издевательский смех.

«Смотри, кукла. Смотри, как они умирают за тебя. Твои враги, ставшие спасителями. Они пришли не за тобой. Они пришли за девочкой. А ты — лишь побочный ущерб. Ты даже умереть сам не можешь. Тебе нужно, чтобы это сделали за тебя».

Он смотрел на свою серую руку. На поводок, который накинул на него старик. Он не мог использовать свою силу. Но что, если… что, если ему не нужно её использовать? Что, если ему нужно просто… перерезать нить?

Он сосредоточился. Не на силе. Не на Пустоте. Он сосредоточился на самом ощущении чужой воли в своём сознании. На этом ментальном паразите, который вцепился в его душу. Он представил его. Не как шёпот, а как реального, физического червя, сидящего у него в мозгу. Чёрного, извивающегося, с лицом Зокена.

И он вцепился в этого червя зубами. Не физическими. Ментальными.

Агония, которую он испытал, была несравнима ни с чем. Это была не боль от магии Медеи, не ужас от взгляда Трещины. Это была боль самопожирания. Он атаковал часть собственного разума. Он пытался совершить лоботомию самому себе, используя лишь свою слабую, человеческую волю против вековой мощи мага-паразита.

«ГЛУПЕЦ! ТЫ УБЬЁШЬ СЕБЯ!» — взревел Зокен в его голове. Он почувствовал сопротивление. Он понял, что делает Серёга.

Серёга не слушал. Он грыз. Рвал. Царапал. Его тело на полу билось в конвульсиях. Изо рта пошла пена. Но он не останавливался.

И тогда он почувствовал, как что-то хрустнуло.

Не в его голове. В его душе.

Поводок лопнул.

Связь с Зокеном не просто прервалась. Она взорвалась с силой обратной связи. Зокен на своём кресле дёрнулся и схватился за голову, его старческое лицо исказилось от боли. Он не ожидал такого яростного, самоубийственного сопротивления.

А Серёга… Серёга почувствовал, как его сила возвращается. Но она была другой. Она больше не была просто краном, который можно было открыть. Теперь это был дикий, неукрощённый зверь, сорвавшийся с цепи. И он был голоден.

Световая клетка, созданная Кастер, затрещала и с тихим звоном разбилась на миллионы осколков, словно была сделана из сахара.

Серёга медленно поднялся на ноги. Его глаза были абсолютно белыми, без зрачков и радужки. Серое пятно на его руке расползлось до самого локтя, и чёрная точка в центре ладони пульсировала, как чёрное сердце. Из его рта и носа текла кровь. Он больше не выглядел как человек. Он выглядел как ангел смерти, только что вырвавшийся из ада.

Он не смотрел ни на кого. Его пустые глаза были устремлены на одну-единственную цель. На Зокена Мато.

— Ты… — прошипел он, и его голос был двойным, словно говорил и он сам, и сама Пустота за его спиной. — …больше… не будешь… играть… с моими… игрушками.

Он поднял руку.

И весь хаос битвы на мгновение замер. Все — Сэйбер, Арчер, Гильгамеш, Медея — все почувствовали это. Всплеск энергии такой чудовищной, такой неправильной природы, что сама реальность, казалось, испуганно съёжилась.

Это была уже не просто угроза. Это был конец.