Мой Единственный Актив (джен)

Решение было принято. Константинополь, бывший для них убежищем и золотой клеткой, снова стал лишь точкой на карте. Процесс сворачивания их теневой империи был быстрым и безжалостным. Моргана действовала с эффективностью хирурга, ампутирующего конечность. Она не пыталась сохранить всё. Она взяла лишь то, что было необходимо: золото, информацию и самых верных людей.

Через месяц они снова стояли на палубе «Тени Утопленника», который ждал их всё это время в тайной бухте, послушный зову крови своей хозяйки. Рядом с ними стоял сэр Гавейн, всё ещё не до конца верящий в реальность происходящего. Их путь лежал на запад. Обратно в туман. Обратно в ад, от которого она бежала.

Путешествие обратно было другим. Море было таким же бурным, но буря теперь бушевала не снаружи, а внутри Морганы. Днём она была командиром: отдавала приказы, планировала маршрут, обучала своих людей тактике ведения войны против саксонских драккаров. Но ночью, когда она стояла одна на носу корабля, глядя, как тот режет чёрную воду, призраки прошлого поднимались из глубин.

Она думала об Артурии. И впервые за долгие годы она позволила себе вспомнить почему. Почему её любовь к сестре превратилась в такую едкую, всепоглощающую ненависть.

Это не была простая зависть к короне, как считали многие. Всё было сложнее. Память Морганы-феи, теперь неотделимая от её собственной, показывала ей картины из прошлого. Две девочки, две сестры, последние из рода Пендрагонов, оставшиеся одни после тирании Утера. Моргана, старшая, наделённая магией фей, видела в Артурии не просто сестру, а свой единственный свет, своё отражение. Она любила её с отчаянной, собственнической силой. Она была готова стать для неё всем: советником, защитником, тенью, которая будет оберегать её сияние.

А потом появился Мерлин. И меч в камне.

И Артурия выбрала не её. Она выбрала долг. Она выбрала пророчество. Она выбрала Британию. Она надела доспехи и маску короля, отрезав себя не только от своего пола, но и от своей сестры. Для Морганы это было не просто политическим решением. Это было предательством. Самым страшным, самым личным. Словно Артурия посмотрела на её любовь, на её преданность и сказала: «Этого недостаточно. Мой путь важнее тебя».

Её ненависть родилась из раненой любви. Все её последующие интриги, её тёмная магия, даже создание Мордред — всё это было отчаянной, уродливой попыткой крикнуть: «Посмотри на меня! Признай меня! Я тоже важна!». Она хотела не уничтожить Артурию. Она хотела заставить её страдать так же, как страдала сама.

Теперь, глядя на это с высоты своего опыта из другой, ещё более жестокой жизни, она видела всю картину. Она видела трагедию двух сестёр, запертых в клетках своих судеб. Артурия — в клетке долга. Она — в клетке своей раненой гордыни.

Она коснулась стальной розы на своей груди. Мордред. Дитя, созданное как орудие мести, теперь стало причиной, по которой она возвращалась. Не для того, чтобы мстить. А для того, чтобы спасать. Ирония была столь горькой, что хотелось рассмеяться.

Однажды ночью Мордред, которая часто стояла рядом с ней в молчании, спросила:

— Ты ненавидишь её? Короля Артура?

Моргана долго смотрела на волны, прежде чем ответить.

— Я… — она запнулась, подбирая слова. Впервые она пыталась быть честной не только с дочерью, но и с собой. — Я думала, что ненавижу. Я построила всю свою жизнь на этой ненависти. Но теперь… я не уверена. Ненависть — это огонь, который сжигает тебя дотла. А я слишком устала, чтобы гореть.

— А что ты чувствуешь? — не отставала Мордред.

— Ничего, — солгала Моргана. А потом, не выдержав, добавила правду. — Я чувствую… сожаление. О том, что всё могло быть иначе.

Это было признание. Первое за две её жизни. Признание в собственной ошибке.

Мордред ничего не ответила. Она просто подошла и встала рядом, плечом к плечу. И в этом молчаливом жесте поддержки было больше понимания, чем в любых словах. Она не знала всей истории. Но она чувствовала боль своей матери.

Когда на горизонте показались меловые скалы Дувра, белые, как кости, в предрассветном тумане, Моргана не почувствовала радости возвращения домой. Она почувствовала себя хирургом, возвращающимся в операционную, где на столе лежит его самый сложный и самый близкий пациент. Она не знала, сможет ли она его спасти. Она не знала, простит ли её пациент за старые раны. Но она знала, что должна попытаться.

Не ради Британии. Не ради Артурии. А ради той девочки, что стояла рядом с ней. И ради себя самой. Чтобы призрак раненой любви, наконец, обрёл покой.

* * *

Британия встретила их процветанием. И это было страшнее любого упадка.

Они высадились и двинулись вглубь страны, и всё, что они видели, говорило о золотом веке. Поля ломились от урожая. Деревни были отстроены, крепки и полны смеющихся детей. Дороги были безопасны, и хотя Моргана ожидала встретить на них беженцев, по ним двигались патрули молодых, полных гордости рыцарей в сияющих доспехах. Это была страна, построенная легендой. Земля, за которую не стыдно было умереть.

Но что-то было не так.

Моргана, с её чувствительностью к магии, ощущала это первой. Воздух был… тусклым. Магия земли, та самая сила, что должна была бить ключом в этой цветущей стране, была слабой, больной, словно кровь в жилах умирающего старика. Цветы цвели, но в их аромате не было силы. Солнце светило, но его тепло не согревало до костей. Это было идеальное, прекрасное, но безжизненное тело.

Мордред тоже чувствовала это.

— Здесь… тихо, — сказала она однажды, когда они остановились на привал у кристально чистого ручья. — Слишком тихо. Духи земли молчат.

Гавейн, ехавший с ними, подтвердил их опасения.

— Вы видите то, что видит глаз, — сказал он, и его лицо было мрачным. — Но вы чувствуете то, что гложет наши сердца. Да, Британия процветает. Король Артур разбил саксов в дюжине битв. Лорды присягнули на верность, и Круглый Стол — это не просто легенда. Мы победили всех врагов. Кроме одного.

— И что же это за враг? — спросила Моргана.

— Мы не знаем, — с горечью ответил Гавейн. — Мы зовём это «Серой Хворью». Она пришла с севера, из туманных земель пиктов, около двух лет назад. Это не чума, она не убивает людей. Она убивает… суть. Земля, поражённая ею, перестаёт родить. Животные на ней чахнут. Но самое страшное — она убивает надежду. Люди, живущие в её тени, теряют волю, становятся апатичными, пустыми оболочками. Хворь медленно, неумолимо ползёт на юг, и ни один меч, ни одно заклинание не может её остановить. Даже Экскалибур.

Теперь всё встало на свои места. Артурия столкнулась с врагом, которого нельзя было победить в бою. С энтропией. С духовной чумой. Она могла сражаться с армиями, но как сражаться с отчаянием, ставшим физической силой?

— Мерлин? — спросила Моргана.

— Исчез, — ответил Гавейн. — Ушёл в свой Авалон за год до начала Хвори. Сказал, что его роль в этой истории окончена.

Моргана поняла. Мерлин, видевший будущее, просто сбежал со сцены перед началом акта, в котором он был бессилен.

Они приблизились к Камелоту. Идеальный, сияющий город, мечта, ставшая камнем. Но и здесь чувствовалась тень «Серой Хвори». Люди на улицах улыбались, но улыбки не достигали их глаз. В воздухе висело напряжённое, хрупкое ожидание. Это был пир во время чумы, и все это знали.

Перед тем как войти в город, Мордред остановила отряд.

— Мама. Я должна.

Она открыла один из тюков, который везла с собой всё это время. И облачилась в доспех.

Это был не просто доспех. Это был шедевр, который она тайно выковывала все эти годы. Полный латный доспех из тёмной стали, украшенный серебряными и алыми узорами. Он был одновременно функциональным и устрашающе-прекрасным. И шлем. Массивный, полностью скрывающий лицо, с двумя загнутыми рогами, похожими на рога демона или дикого быка. Великий символ её силы и самоконтроля.

И она вынула из ножен свой меч.

— Это… — прошептал Гавейн, узнавая его.

Это был мощный двуручник, меч королей. Более широкий и массивный брат знаменитого Экскалибура. Мордред выковала его сама, вложив в него всю свою суть, всю свою двойственную природу. Клинок сиял, как лунный свет, но в его сердце, казалось, была заключена тьма.

— Я назвала его «Кларент Кровь Артура», — сказала она. — Ибо он — это продолжение меня, в ком течет кровь нашего короля.

Когда они въехали в Камелот, люди расступались не перед ведьмой-изгнанницей. Они расступались перед видением. Перед рыцарем в демоническом шлеме, чья мощь и стать были так похожи на мощь их собственного Короля. Они не знали, кто это. Но они чувствовали силу.

В тронном зале было немноголюдно. Лишь старые рыцари Круглого Стола. И она. Артурия. Она стояла не у трона, а у огромной карты Британии, и её палец указывал на север, где расползалось тёмное пятно. Она была в своих доспехах. Выглядела она уставшей, но не сломленной. Её дух был всё так же крепок, как и пятнадцать лет назад.

Она обернулась, когда они вошли. Её взгляд скользнул по Гавейну, по Моргане, и остановился на закованной в сталь фигуре. Она смотрела на рогатый шлем, на меч, и её лицо было абсолютно непроницаемым.

Мордред шагнула вперёд. Она сняла свой шлем.

Её платиновые волосы рассыпались по плечам. Её зелёные глаза с золотыми искрами встретились со взглядом Короля.

Тишина была оглушительной.

— Отец, — сказала Мордред, и её голос, усиленный акустикой зала, прозвучал твёрдо и ясно. — Я слышала, Британии нужна помощь.

Она опустилась на одно колено. И положила свой меч к ногам Артурии.

Она пришла не требовать. Она пришла служить.

Тишина в тронном зале была похожа на натянутую тетиву. Меч Мордред, «Кларент Кровь Артура», лежал на каменных плитах у ног Артурии, и его полированная сталь отражала напряжённые лица немногочисленных рыцарей Круглого Стола. Ланселот, Гавейн, Бедивер — они стояли, как каменные изваяния, не смея нарушить этот момент.

Моргана стояла в стороне, в тени колонны. Впервые за всё это время она не была главным действующим лицом. Она была зрителем. И её сердце, которое она считала давно омертвевшим, колотилось с такой силой, что, казалось, его стук был слышен во всём зале. Всё, ради чего она жила последние пятнадцать лет, решалось в эту секунду.

Артурия не двигалась. Она смотрела на коленопреклонённую девушку, на её платиновые волосы, на её лицо — такое похожее на её собственное, но отмеченное иной судьбой. Она смотрела на меч. На этот наглый, великолепный и в то же время преданный жест. Она видела не просто воина. Она видела заявление. Она видела вызов и просьбу одновременно.

Пророчество Мерлина, которое было её вечным проклятием, говорило, что дитя Морганы принесёт гибель ей и Камелоту. И вот, это дитя стояло перед ней на коленях, предлагая свою силу и свою жизнь. Это было не то, чего она ожидала. Это было то, на что она в глубине души всегда надеялась и боялась надеяться.

Она медленно опустила взгляд с лица Мордред на Моргану, стоявшую в тени. Их глаза встретились на долю секунды через весь зал. И в этом взгляде не было ненависти. Была лишь бесконечная, общая усталость. И вопрос. Безмолвный вопрос Артурии: «Что ты сделала, сестра?». И безмолвный ответ Морганы: «Я исправила то, что сломала».

Артурия снова посмотрела на Мордред.

— Встань, — сказала она. Её голос был спокоен, но в нём слышался отзвук сотен битв и тяжесть короны.

Мордред поднялась. Она была почти одного роста с Артурией. Две стороны одной медали. Свет и тень. Долг и воля.

— Ты приносишь мне свой меч и свою верность, — продолжила Артурия, глядя в зелёные глаза Мордред. — Но знаешь ли ты, что это значит? Быть рыцарем Круглого Стола — это не слава и не титулы. Это бремя. Это готовность отдать свою жизнь за людей, которых ты никогда не увидишь. Это готовность пожертвовать всем, что тебе дорого, ради идеала, который, возможно, недостижим. Ты готова к этому?

— Я готова, — без колебаний ответила Мордред. — Меня этому учили.

Её взгляд метнулся к Моргане, и в нём была благодарность. Она говорила об уроках выживания, которые научили её ценить жизнь других. Она говорила об уроках в кузнице, которые научили её уважению к силе. Она говорила о своей матери.

Артурия проследила за её взглядом.

— Хорошо, — сказала она. Она наклонилась и подняла «Кларент Кровь Артура». Меч был невероятно тяжёл, но она держала его одной рукой так же легко, как Экскалибур. Она провела пальцем в латной перчатке по лезвию. — Прекрасная работа. В нём есть… душа.

Она протянула меч Мордред, рукоятью вперёд.

— Ты пришла служить. Но Круглый Стол не принимает наёмников. Он принимает лишь равных.

Она сделала шаг назад и положила руку на рукоять своего невидимого меча. И в этот момент Экскалибур вспыхнул ослепительным светом, явив себя миру во всём своём великолепии.

— Перед лицом Бога и этого Собрания, — голос Артурии загремел под сводами зала, — я, Артурия Пендрагон, Король Британии, спрашиваю тебя. Клянёшься ли ты защищать невинных, помогать слабым и вершить правосудие? Клянёшься ли ты быть верной кодексу рыцарства, даже перед лицом смерти?

Мордред взяла свой меч. Она подняла его перед собой, салютуя, как это делали рыцари при посвящении.

— Клянусь, — её голос звенел, как сталь.

— Тогда встань, сэр Мордред, — провозгласила Артурия. — И займи своё место за Круглым Столом. Оно ждало тебя.

В этот момент рыцари, стоявшие в зале, как один, обнажили свои мечи и подняли их вверх, приветствуя нового собрата. Их усталые, измождённые лица впервые за долгое время озарились надеждой.

Моргана, стоявшая в тени, прислонилась к холодной колонне, потому что ноги вдруг перестали её держать. Она закрыла глаза. Пророчество. Оно сбылось. Но не так, как предсказывал Мерлин. Дитя Морганы действительно пришло в Камелот. Но не для того, чтобы разрушить его. А для того, чтобы стать его последней надеждой.

Её одиссея, её пятнадцатилетний побег от судьбы, закончился. Она привела свою дочь домой. И теперь им предстояло вместе встретить ту тьму, что собиралась поглотить эту землю. Война ещё не началась. Но армия, наконец, была в сборе.

* * *

Церемония была короткой и строгой, какой и подобало быть в военное время. Когда последний приветственный удар меча о щит затих, Артурия жестом распустила рыцарей. В огромном тронном зале остались лишь она, Моргана, Мордред и Гавейн. Атмосфера из торжественной мгновенно стала деловой.

— Вы устали с дороги, — сказала Артурия, обращаясь ко всем, но глядя на Моргану. — Вам предоставят лучшие покои. Но сначала… — она повернулась к огромной карте на стене, — …вы должны понять, с чем мы имеем дело.

Её голос был лишён всяких эмоций. Это был голос главнокомандующего на военном совете.

— Гавейн рассказал вам о «Серой Хвори». Но он не знает всей картины. Это не просто болезнь. Это оружие.

Она взяла со стола длинную указку и коснулась тёмного пятна на севере карты.

— Мы изучали её полтора года. Она не распространяется, как обычная чума, по воздуху или с водой. Она ползёт, как плесень, по земле, со скоростью примерно миля в месяц. Она высасывает из земли саму её суть. Магию. Жизненную силу. Всё, что остаётся после неё — это плодородный на вид, но абсолютно мёртвый прах.

— Кто-то насылает её, — это был не вопрос, а утверждение. Моргана подошла ближе к карте. Её аналитический ум уже работал, сопоставляя факты.

— Да, — кивнула Артурия. — Но это не магия друидов. Не колдовство пиктов. Это нечто… иное. Чужеродное. На границе Хвори наши разведчики и маги видят одно и то же. Призрачные, полупрозрачные фигуры, которые словно парят над землёй. Они не сражаются. Они просто… существуют. И там, где они проходят, земля умирает.

— А что за ними? — спросила Мордред, её взгляд был прикован к карте.

— Пустота, — ответила Артурия. — А за пустотой — они.

Она передвинула указку дальше на север, за пределы Британии, на туманные острова, которые на картах были отмечены как «Земли Вечной Зимы».

— Мои шпионы, те немногие, кто вернулся, говорят об армии. Армии, не похожей ни на одну из тех, с которыми мы сражались. Они не из плоти и крови. Они словно сотканы из того же серого тумана, что и сама Хворь. И ведут их существа, которых пикты в своих легендах называют «Войды». Пустые. Древние враги самой жизни.

— И они ждут, — закончила за неё Моргана. — Они не нападают. Они ждут, пока Хворь сделает за них всю работу. Пока мы не ослабнем, не потеряем волю, пока сама наша земля не откажется нам помогать. Они ведут осаду не замка, а целого мира.

— Именно, — подтвердила Артурия. В её глазах промелькнуло уважение к остроте ума сестры. — Это война на истощение, которую мы не можем выиграть. Каждый день мы теряем часть нашей силы. Каждый день они становятся ближе. Я могу выиграть любую битву. Но я не могу убить отчаяние. Я не могу сражаться с пустотой.

Теперь всё стало на свои места. Это была не просто война. Это было вторжение извне. Не просто враги, а экзистенциальная угроза, похожая на те, о которых Моргана читала в самых тёмных гримуарах своей библиотеки. Враг, который пожирал не тела, а души.

— Почему ты не сказала об этом Гавейну? — спросила Мордред, глядя на своего отца.

— Потому что надежда — наш последний ресурс, — ответила Артурия, и в её голосе впервые прозвучала горечь. — Если бы рыцари узнали, что мы сражаемся с самой энтропией, они бы сломались. Они должны верить, что сражаются с врагом, которого можно победить мечом. Они должны верить в своего Короля.

— Но ты сама в это не веришь, — тихо сказала Моргана.

Артурия посмотрела на неё. И впервые за пятнадцать лет маска идеального монарха дала трещину. На её лице отразилась бесконечная, нечеловеческая усталость.

— Я верю в свой долг, — сказала она. — Я буду сражаться до последнего вздоха. Даже если это безнадёжно. Таков путь Короля.

Она выпрямилась, и усталость снова скрылась за стеной из воли.

— Но ваше появление… оно меняет расстановку сил. Ты, Моргана, — она посмотрела на сестру, — обладаешь магией, которая отличается от нашей. Твои знания простираются за пределы Британии. Возможно, ты увидишь то, чего не видим мы. А ты, — она повернулась к Мордред, — в тебе течёт не только кровь Пендрагонов. В тебе есть что-то ещё. Что-то, чего эта Хворь, возможно, боится. Ты — неконтролируемая переменная. Наша единственная и, возможно, последняя надежда.

Она не просила о помощи. Она ставила задачу.

— Отдыхайте. Изучите все отчёты. А завтра на совете Круглого Стола мы выработаем новую стратегию.

Она развернулась и пошла к выходу из тронного зала. У самых дверей она остановилась и, не оборачиваясь, сказала:

— Моргана.

— Да?

— Добро пожаловать домой, сестра.

Дверь за ней закрылась, оставив их троих в тишине, перед картой их умирающего мира. И тяжесть этого простого, брошенного через плечо «добро пожаловать домой» была сильнее, чем любая корона.

* * *

На следующий день состоялся совет Круглого Стола. Он проходил не в величественном тронном зале, а в небольшой, строгой комнате для военных совещаний. В центре стоял круглый стол, тот самый, но сейчас он был завален картами, отчётами и образцами поражённой «Серой Хворью» земли. Атмосфера была гнетущей.

Присутствовали немногие. Остатки легенды: Ланселот, чьё прекрасное лицо было отмечено тенью печали; Гавейн, вернувшийся на своё место; мудрый сэр Персиваль и ещё несколько старых, проверенных в боях рыцарей. И три новых фигуры: Моргана, Мордред в простом тренировочном дублете, и Каэлан, которого Моргана настояла взять с собой как военного советника.

Артурия вела совет. Она была воплощением Короля: чёткие вопросы, быстрые выводы, абсолютный контроль над ситуацией, пусть и безнадёжной. Рыцари докладывали обстановку на фронтах. Картина была мрачной. Хворь неумолимо продвигалась. Саксы, почувствовав слабость, начали новое, скоординированное наступление. Боевой дух падал.

Моргана молчала, впитывая информацию. Она смотрела на Артурию и впервые видела её не как сестру-предательницу, а как… коллегу. Как СЕО корпорации, находящейся на грани банкротства, который из последних сил пытается удержать её на плаву. И она, как специалист по враждебным поглощениям, видела все слабые места в их стратегии.

— Вы пытаетесь удержать фронт по всему периметру, — наконец сказала она, когда возникла пауза. Все взгляды обратились к ней. — Это ошибка. Ваши ресурсы истощены. Вы растягиваете их слишком тонко. Вы проиграете.

— Предлагаешь отступить, леди Моргана? — с вызовом спросил один из рыцарей, сэр Кей. — Оставить наших людей на растерзание саксам и этой Хвори?

— Я предлагаю перестать мыслить как рыцари и начать мыслить как генералы, — холодно ответила она. Она встала и подошла к карте. — Ваша главная ценность — не земля. Земля уже отравлена. Ваша главная ценность — люди. И армия. Вы должны сократить линию фронта. Оставить внешние рубежи, эвакуировав оттуда всё население, и создать несколько мощных, укреплённых оборонительных узлов здесь, здесь и здесь, — она указала на стратегически важные точки. — Вы потеряете территорию, но сохраните армию и людей. Вы превратите войну из оборонительной в партизанскую, ведя из этих крепостей быстрые, изматывающие рейды. Вы должны выиграть время.

Рыцари слушали, ошеломлённые. Эта тактика выжженной земли была чужда их кодексу чести. Но они были солдатами, и они понимали её жестокую логику.

— А что насчёт Хвори? — спросила Артурия, её взгляд был внимательным и лишённым предубеждения.

— С ней нельзя бороться. Значит, её нужно изучать, — ответила Моргана. — Мне нужны все ваши маги, все алхимики. Мне нужны образцы почвы, воды, воздуха с границы. Мне нужны тела тех, кто умер в зоне поражения. Мы должны понять её природу. Найти её уязвимость. Каждое оружие имеет предел прочности. Каждая болезнь имеет лекарство. Мы просто его ещё не нашли.

После этого слово взяла Мордред.

— Пока вы будете изучать, кто-то должен сдерживать её распространение, — сказала она, и все повернулись к ней. — Эти… призрачные фигуры на границе. Они — ключ. Если они являются проводниками Хвори, их нужно уничтожить.

— Мы пытались, сэр Мордред, — устало сказал Персиваль. — Обычное оружие проходит сквозь них. Магия — рассеивается.

— Мой меч — не обычное оружие, — просто ответила Мордред. — И моя магия — не магия этой земли. Я поведу отряд на север. Разведывательный рейд. Я должна увидеть врага своими глазами. Почувствовать его.

В её словах была такая уверенность, такая несокрушимая воля, что никто не посмел возразить.

Артурия долго молчала, обводя взглядом всех присутствующих. Она смотрела на своих верных, но уставших рыцарей. На сестру, чей холодный гений мог стать их спасением или окончательным проклятием. И на свою дочь, в которой горел огонь, способный либо осветить им путь, либо сжечь всё дотла.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Мы меняем стратегию. Сэр Кей, вы займётесь организацией эвакуации. Леди Моргана, все магические ресурсы Камелота — в вашем распоряжении. Сэр Мордред, вы получите лучший отряд для вашего рейда.

Совет был окончен. Впервые за долгие месяцы в этой комнате появилось то, чего так не хватало. Не надежда. Было ещё слишком рано для надежды. Но появился… план. Чёткий, рискованный, жестокий, но план.

Когда все начали расходиться, Артурия остановила Моргану.

— Сестра. Подожди.

Мордред и Гавейн, поняв, что это личное, вышли, оставив их одних в комнате, увешанной картами их новой войны.

Когда тяжёлая дубовая дверь за последним рыцарем закрылась, комната для совещаний погрузилась в тишину. Тишину, наполненную пятнадцатью годами молчания, обид и недосказанности. На столе всё так же лежали карты, свидетели их только что заключённого военного союза. Но война, которая должна была состояться сейчас, была гораздо древнее и глубже.

Моргана стояла у карты, делая вид, что изучает расположение вражеских сил. Это была защитная реакция. Она чувствовала себя уязвимой, лишённой своей привычной брони из сарказма и власти. Здесь, наедине с сестрой, она была не теневой королевой Константинополя. Она была просто Морганой. Младшей сестрой, которая вернулась домой.

Артурия не стала ходить вокруг да около. Её подход был прямым, как удар меча.

— Твоя стратегия жестока. Но она верна, — сказала она. Её голос был ровным, лишённым как осуждения, так и похвалы. — Ты изменилась. Раньше ты действовала импульсивно, ведомая эмоциями. Теперь в твоих действиях — холодный расчёт. Где ты этому научилась?

Моргана медленно повернулась.

— В мире, где эмоции — это роскошь, которую не каждый может себе позволить, — ответила она. Это была полуправда, намёк на её другую жизнь, который Артурия не могла понять.

— Я не об этом, — Артурия сделала шаг, выходя из-за стола. Она сняла свои латные перчатки и положила их на стол. Жест разоружения. — Я не о тактике. Я о тебе. Когда ты стояла в моём тронном зале пятнадцать лет назад, я видела перед собой ребёнка в теле взрослой женщины. Ребёнка, который кричал от боли и пытался заставить весь мир кричать вместе с ним.

Моргана напряглась. Это было не то, чего она ожидала. Не обвинения. Не упрёки. А спокойный, почти клинический анализ её души.

— Ты думала, я тебя ненавидела, — продолжила Артурия, глядя ей прямо в глаза. — Думала, я изгнала тебя из злости или страха. Ты ошибалась, сестра. Я никогда тебя не ненавидела. Я… — она на мгновение запнулась, подбирая слово, — …я оплакивала тебя.

Она подошла к окну, за которым виднелись шпили Камелота.

— Я видела твой дар. Твою силу. Твой ум, острый, как ни у одного из моих рыцарей. Ты могла бы стать величайшей советницей, которую знала эта земля. Сердцем и разумом нашего королевства. А я была бы его мечом. Мы могли бы править вместе, как и мечтали в детстве, помнишь?

Воспоминание, которое Моргана похоронила под тоннами ненависти, всплыло на поверхность. Две девочки, сидящие на стене замка, смотрящие на закат и делящие одну мечту на двоих. Укол боли был таким острым, что она едва не пошатнулась.

— Но что-то сломалось, — голос Артурии стал тише. — После смерти отца. После того, как я взяла меч. Ты начала видеть во мне не сестру, а… соперницу. Преграду. Ты окружила себя тьмой, начала слушать шёпот теней, приняла в своё сердце яд. Каждый твой поступок, каждая интрига — это был не удар по мне. Это был шаг в твою собственную бездну. Я смотрела, как ты тонешь, и не могла до тебя дотянуться.

Она повернулась и снова посмотрела на Моргану.

— Когда я изгнала тебя, это был не акт наказания. Это был последний, отчаянный жест. Я видела, что этот остров, эта корона, я сама — мы были твоей болезнью. Твоей одержимостью. Я надеялась, что вдали от всего этого, в другом мире, ты, возможно… сможешь исцелиться. Найти себя. Ту Моргану, которую я знала и любила.

Она замолчала. Её слова висели в воздухе, тяжёлые и неопровержимые.

Это было страшнее любого суда. Артурия не судила её поступки. Она вскрыла её мотивы. Она показала ей её собственную душу с такой безжалостной ясностью, на которую сама Моргана никогда не была способна. Она не обвиняла. Она сочувствовала. И это сочувствие было невыносимее любой ненависти.

Моргана стояла, лишённая всех своих защит. Все её оправдания, вся её многолетняя ненависть — всё это рассыпалось в прах перед лицом этой простой, горькой правды. Она была не мстительницей. Она была просто сломленной, несчастной девочкой, которая так и не смогла повзрослеть.

— И что ты видишь сейчас? — прошептала она, и её собственный голос показался ей чужим. — Ты думаешь, я исцелилась? — голос Морганы был едва слышен, в нём дребезжала горечь.

Артурия долго молчала, её взгляд был внимательным, изучающим, как у лекаря, который пытается поставить диагноз по едва заметным симптомам.

— Нет, — наконец сказала она. — Исцеление — это долгое и трудное слово. Но я вижу, что ты… изменилась. Тот холодный расчёт, который ты продемонстрировала на совете… он не похож на твою прежнюю горячечную ярость. В нём нет ненависти. Лишь… цель. И я вижу её, — взгляд Артурии метнулся в сторону двери, за которой ушла Мордред. — Твоя цель больше не в том, чтобы разрушить моё королевство. А в том, чтобы построить мир для неё.

Моргана опустила голову. Отрицать было бессмысленно. Артурия видела её насквозь. Всегда видела.

— Я думала, что понимаю мир, — проговорила Моргана, и слова начали срываться с её губ, сначала медленно, а потом всё быстрее, словно прорывая многолетнюю плотину. — В том мире, где я… выросла, — она сделала акцент на этом слове, — всё было просто. Всё было ресурсом. Люди, чувства, связи. Я научилась видеть в них лишь рычаги, инструменты для достижения цели. И я презирала всё, что не поддавалось этой логике. Честь. Долг. Любовь. Я считала их слабостью. Иллюзией, которой прикрываются неудачники.

Она подняла глаза, и в них плескалась боль двух жизней.

— Я создала её, — она кивнула в сторону двери, — как идеальный инструмент. Идеальный актив. Чтобы доказать тебе и всему миру, что я могу создать нечто лучшее, чем твоё хвалёное королевство. Чтобы сломать тебя самым жестоким способом — через то, что должно было стать твоим продолжением.

Она замолчала, ей не хватало воздуха. Это было первое признание в её жизни. Произнесённое вслух, оно стало чудовищно реальным.

— Я увезла её, чтобы вырастить в соответствии с этим планом. Я учила её выживать. Я учила её быть безжалостной. Я учила её видеть в мире лишь угрозы и возможности. Я пыталась сделать её своей копией. Идеальной хищницей.

Она горько усмехнулась.

— И я потерпела самое сокрушительное поражение в своей жизни. Потому что чем больше я вкладывала в неё свою тьму, тем ярче в ней разгорался твой свет. Она взяла мою жестокую логику и нашла в ней место для сострадания. Она взяла мою науку убивать и превратила её в искусство созидать. Она смотрела на мир моими глазами, но видела то, чего я была лишена. Честь. Долг. Любовь.

Она подошла к столу и коснулась пальцами гладкой поверхности, на которой всё ещё лежали перчатки Артурии.

— Она… лучше меня. Она лучше нас обеих. Она — это всё то, чем мы могли бы стать, если бы не позволили своим судьбам сломать нас.

Исповедь была окончена. Моргана стояла, опустошённая, ожидая приговора. Осуждения. Презрения.

Но Артурия не осудила. Она подошла и встала рядом. Так близко, что Моргана могла чувствовать тепло, исходящее от её доспехов.

— Значит, — сказала Артурия очень тихо, — ты всё-таки научилась любить. Не той эгоистичной, собственнической любовью, которая хочет обладать. А той, которая хочет защищать и готова отпустить.

Моргана не ответила. Она не знала, было ли это чувство любовью. Она знала лишь, что ради Мордред она готова сжечь весь мир. И умереть сама.

— Я видела это в тронном зале, пятнадцать лет назад, — продолжила Артурия. — Когда ты пришла с ней. Ты думала, что ставишь мне шах, демонстрируя своё оружие. А я видела в твоих глазах панический страх. Страх матери, которая готова на всё, чтобы защитить своего ребёнка от мира, от пророчеств… и от самой себя. Именно поэтому я вас отпустила.

Моргана резко подняла голову.

— Что?

— Я видела, что в тебе родилось что-то новое. Что-то, что было сильнее твоей ненависти ко мне. Я не знала, победит ли оно. Но я дала ему шанс. Я изгнала тебя не для того, чтобы наказать. А для того, чтобы спасти. Вас обеих. Я отправила вас в пустыню, надеясь, что там вы либо погибнете, либо найдёте дорогу друг к другу.

Всё встало на свои места. Её изгнание было не поражением. Это был… дар. Последний, самый жестокий и самый милосердный дар от сестры, которая всё ещё видела в ней человека.

— Ты… — прошептала Моргана, — ты всё это время… знала?

— Я надеялась, — поправила Артурия. — Таков путь Короля. Сражаться, когда нет шансов. И надеяться, когда нет причин.

Впервые за пятнадцать лет Моргана посмотрела на свою сестру без тени ненависти или зависти. Она увидела не идеальный символ. Она увидела женщину, несущую на своих плечах невыносимое бремя. И она поняла, что её собственная боль, какой бы огромной она ей ни казалась, была лишь тенью той ноши, что несла Артурия каждый день.

Осознание обрушилось на Моргану не как откровение, а как физический удар. Вся её пятнадцатилетняя одиссея, её побег, её борьба — всё это было не её собственным планом, а лишь одним из возможных вариантов, который Артурия просчитала и которому позволила свершиться. Она думала, что играет в свою игру, а на самом деле всё это время была фигурой на доске своей сестры. Но не как пешка. А как королева, которой позволили уйти с доски, чтобы она могла вернуться в решающий момент эндшпиля.

Это знание должно было бы её унизить. В прошлой жизни оно бы её уничтожило. Но сейчас, после всего, через что она прошла, она почувствовала не унижение. А… облегчение. Тяжёлый, многолетний груз её ненависти, её гордыни, её вины — он просто растворился. Его больше не нужно было нести.

— Ты играла со мной, — сказала она, но в её голосе не было обвинения. Лишь констатация факта. — Ты поставила на кон судьбу своего королевства, понадеявшись, что я… изменюсь.

— Я поставила на кон судьбу королевства, понадеявшись, что моя сестра вернётся домой, — поправила Артурия. — Это была рискованная ставка. Но хороший правитель должен уметь рисковать.

Она отошла от Морганы и снова подошла к карте, к этому изображению их общей, больной земли.

— Но всё это — прошлое. Вода под мостом. Старые обиды — это роскошь, которую мы больше не можем себе позволить. Сейчас у нас есть только то, что на этой карте. Враг, который не знает ни чести, ни жалости. И выбор: умереть порознь или сражаться вместе.

Она повернулась. В её глазах больше не было ни тени прошлого. Лишь стальная решимость настоящего.

— Мне нужен твой ум, Моргана. Твой безжалостный, холодный расчёт. Твои знания, которых нет у моих магов. Мне нужна твоя магия, тёмная и древняя, как сама эта земля. Я не прошу тебя стать одной из моих рыцарей. Я не прошу тебя преклонить колено.

Она протянула ей руку. Не как король — подданному, а как воин — воину.

— Я прошу тебя стать моим щитом. Как я буду мечом.

Моргана смотрела на протянутую руку в латной перчатке. Руку, которая когда-то вытащила меч из камня и отняла у неё сестру. Руку, которая теперь предлагала ей не просто прощение, а партнёрство. Равенство. То самое, о котором она мечтала в детстве.

Она вспомнила свою молитву в момент первой смерти. «Позвольте мне стать щитом…». Ирония судьбы была поистине вселенской.

Она вложила свою ладонь в ладонь Артурии.

— Меч без щита — безрассуден. Щит без меча — бесполезен, — сказала она, и это была её клятва. Не королю. А сестре.

Их рукопожатие было крепким. Это был не жест примирения. Это был акт заключения военного союза. Самого могущественного и самого опасного союза, который когда-либо видела Британия.

— Хорошо, — сказала Артурия, отпуская её руку. Тень усталости на её лице, казалось, стала чуть меньше. — Тогда за работу. Нам нужно выиграть войну.

Она снова повернулась к карте. Но прежде чем Моргана успела что-то сказать, Артурия добавила, не оборачиваясь:

— И, Моргана…

— Да?

— Я рада, что ты дома.

Моргана ничего не ответила. Она просто кивнула, хотя Артурия этого и не видела. И впервые за долгие, долгие годы она почувствовала, что это правда. Она дома. И ей предстоит самая страшная битва в её жизни. Но впервые она будет сражаться не в одиночестве.

Она вышла из комнаты для совещаний. В коридоре её ждала Мордред. Она ничего не спросила. Она просто посмотрела на лицо матери, и по едва заметному изменению в её глазах всё поняла.

— Пора в кузницу, — сказала Мордред. — У рыцарей плохие мечи. Они ломаются от одного взгляда на саксонскую сталь. Я сделаю им новые.

— А я, — сказала Моргана, и в её голосе появились давно забытые нотки азарта, — пожалуй, навещу старую библиотеку. Нужно стряхнуть пыль с нескольких очень нехороших книг.

Они пошли по коридорам Камелота. Не как изгнанницы. А как его новые, тёмные и яростные защитницы. Война за Британию началась. И на этот раз на стороне света были не только рыцари в сияющих доспехах, но и ведьма с душой стратега и её дочь, рождённая из крови и огня.