В час когда домой придешь (гет)

После того как Визерис и Аша велят команде заняться личными делами, все собираются в капитанской каюте Веселого Кракена. Он похож на пиратский корабль из песен, только оружия, прислоненного к стенам, куда больше, и стол весь в зарубках от ножей.

Рейнис с радостью знакомится с Кварлом, о котором знала лишь из писем Визериса. Он железнорожденный, как и Аша. Когда Пайк пал, ему со стайкой других мальчишек удалось уйти на корабле в Пентос, где он нанялся грузчиком в порт. А когда Визерис и Аша сбежали из Вестероса и прибыли в Пентос, они встретились — и больше не смогли расстаться.

Кварл красив настолько, что позавидовала бы любая леди — со светлыми волосами и длинными ресницами — и невероятно добр. Пожалуй, поэтому Визерис и Аша обожают его: втроем они дополняют друг друга. Визерис с его харизмой и непростым характером; острые углы и юмор Аши; очарование Кварла.

Рейнис вспоминает старую песню о том, как Серебряный Принц пожелал взять в жены солнце и луну. Лианна и отец тогда едва не приказали вырвать певцу язык, и Рейнис вздрагивает от мысли, что мама и Лианна могли бы делить отца. Словно это честь — быть одной из двух жен: быть опозоренной перед половиной королевства из-за венка из роз, а затем принять другую женщину в собственной семье.

Рейнис выдыхает и смотрит, как Аша бесстыдно флиртует и с Визерисом, и с Кварлом. Она кладет ноги на колени Визерису, а Визерис тянет один из песочных локонов Кварла. Нет, с ее дядей и свояченицей все совсем не так. Для Визериса и Кварла — честь быть одним из двух мужей; а для всех троих — разделять любовь, данную свободно и поровну. О таком не поют в песнях. А ведь Визерис говорил, что истинная любовь — вовсе не баллада.

Будет ли их с Роббом любовь такой, как в лживых песнях? Или они полюбят друг друга так, что никто и ничто не сможет это запятнать?

Она слышит, как Эймон жалуется Визерису на непоследовательные замыслы отца:

— То он планирует женить меня на Маргери Тирелл и переселить Дейенерис из Хайгардена в Утес Кастерли, чтобы она обольстила какого-нибудь ланнистерского отпрыска. Потом решает, что мне лучше взять Ширен Баратеон, а близняшек хочет выдать за Эдмара Талли и Джоннела Аррена. Потом опять заговаривает о пророчестве про трехглавого дракона и хочет, чтобы я женился на собственных сестрах. Я не понимаю, почему он не может выбрать путь и держаться его.

— Увы, мой брат всегда был таким, дорогой племянник. Ничем и никем он не был доволен, — Визерис делает долгий глоток вина и морщится, но, все же, проглатывает. Мало что устраивает Визериса, даже собственная коллекция драгоценных вин. — И, боюсь, сбежав с Ашей, оказал тебе плохую услугу. Все еще ходят слухи о тайном эдикте короля Эйриса?

Рейнис фыркает:

— Ты давно не был дома и, должно быть, забыл, что лорды всегда предпочтут сговорчивого второго сына наследникам неприятного им первого. Думаю, отец даже обрадовался, когда ты исчез — это избавило его от опасности смуты. — Она поворачивается к Аше и Кварлу: — Собираетесь предъявить права на Железный Трон и скинуть отца в море? Это измена, но я никому не скажу.

Она видит, как Эймон дергается, — и тут же жалеет о сказанном. Затем делает еще глоток отличного вина. Эймон знает, что все они думают об отце; это не должно быть неожиданностью.

Аша ухмыляется, постукивая по топору на бедре:

— Моя корона при мне. Всякий раз, как я вижу дверь, что не распахивается перед моей царственной персоной, достаю корону — и прохожу свободно.

Рейнис хихикает. Аша приподнимает бровь, глядя на Робба:

— А вы, лорд Старк? Имели удовольствие лицезреть Короля-говнюка собственными глазами, — Рейнис едва не выплевывает вино, — а о цареубийстве речей не ведете. Даже против его Подхалима-десницы не злоумышляете. Как благородно.

— Мы, северяне, дорожим своей честью, — говорит Робб, чуть помедлив. Рейнис понимает, отчего сын Дома Старк и Севера — извечного врага железнорожденных — чувствует себя неловко рядом с последней дочерью Дома Грейджой: отец истребил остальную линию. Даже маленький Теон Грейджой, девятилетний мальчик, был убит. Робб делает глоток меда. — Только она и законы гостеприимства удержали меня от того, чтобы спустить короля с лестницы прямо в септе после нашей с Рейнис свадьбы.

Глаза Рейнис расширяются, Аша заливается смехом:

— Позор! Но хорошо, что сдержался: я хочу присутствовать, когда Юный Волк все-таки оскалит клыки. — Она косится на Эймона и обрывает себя. — Но хватит об измене — ночь только начинается. Пробовал когда-нибудь черное рисовое вино из Лэнга? Посмотрим, из чего вы, северяне, сделаны.

И они пьют. Играют в дурацкую йи-тийскую игру на выпивку: показывают один из трех знаков рукой. Кулак бьет два пальца; два пальца бьют раскрытую ладонь; раскрытая ладонь бьет кулак. Кто проиграл — делает глоток лэнгского черного рисового вина, которое поднимет мертвеца и уложит его обратно. Щеки Робба наливаются алым, Эймон икает на каждом втором вдохе. В какой-то момент Рейнис валится на Кварла и Дейенерис, и они втроем распластываются на полу, хихикая и промакивая разлитое драгоценное вино шелковыми платками.

Потом Визерис достает лютню — и, с большей помпой, чем бывает, когда сир Лорас выходит на турнир, начинает играть. Голос у него приятный, хоть и прерывающийся от того, что он пьян. Он распевает баллады на языках, которые Рейнис не узнает. Она смотрит, как Аша и Кварл подпевают — фальшиво — лишь бы заставить Визериса фыркать и ворчать — и воображает на их месте маму, отца и Лианну. Потом картинка меняется — и она видит маму рядом с сиром Джейме. Потом — себя и Робба. Моргает и понимает, что и впрямь поет с Роббом. У него прекрасный голос; они сбиваются, когда замечают, что смотрят друг на друга, и оба краснеют.

Дейенерис выдергивает лютню и требует у Визериса обещанный в письме подарок. Кварл приносит лакированный ларец — почти как тот, что подарил Рейнис Морской Владыка. Сердце замирает. Теплая пелена опьянения слетает, оставляя холод. Нет, не может быть… какова вероятность?..

— Мы нашли их в Асшае-у-Тени, — тихо говорит Визерис. — Одна хитрая заклинательница теней буквально всучила их нам. Сказала: нам предназначено отдать их матери без отца, невесте огня, что обручена с розами. — Аша и Кварл фыркают, сам Визерис ухмыляется. — Трудно разобрать, что бормочет женщина в глухой маске, а мы никогда не годились для высоких пророчеств.

— Мы решили, что это для тебя, — говорит Дейенерис Аша. — У меня-то двое мужей, у дорогой Рей тоже есть муж, а принцессы-близняшки и без того избалованы.

Дейенерис осторожно открывает ларец — и точно: в нем три драконьих яйца. Одно — черное, как обсидиан, с алыми разводами; другое — светло-кремовое с золотыми прожилками; третье — поровну зеленое и бронзовое, словно расколотый жеод. Как и на тех, что принадлежат Рейнис, на них сеть мелких трещин. Рейнис будто со стороны видит, как достает свои яйца из тайника и ставит рядом. Визерис, Аша и Кварл переполняются вопросами — как пенится Черноводная после шторма.

Рейнис пробирает дрожь: дремавшая песня реки становится громче и зовет — к воде. Она не может радоваться этим драконам, этим мрачным напоминаниям о валирийской крови, что воюет в ней с дорнийской; она чувствует, как напрягается тело Робба — он тревожится. И, пока Дейенерис с Эймоном вслух гадают, как разбудить драконов, Рейнис выводит Робба на палубу Веселого Кракена. Браавос не спит, огни отражаются воде каналов. Дыхание вырывается легким паром.

— Винтерфелл будет таким? — спрашивает она. — Огни, а снег как море?

— Зимний городок не так велик, как Браавос, и Винтерфелл — всего один замок, хотя и размером с половину этого города. Летом поля — изумрудные, — он становится у нее за спиной и обнимает за талию. Она приваливается и закрывает глаза. — А ночью, когда небо ясное, видны звезды — разных размеров и цветов. Целое море звезд.

Рейнис воображает такие звезды, какие никогда нельзя увидеть за дымом и гарью Королевской Гавани. Она могла бы жить счастливо под таким небом — плевать на холод. Робб ненадолго замирает и шепчет:

— Когда я впервые увидел тебя идущей ко мне в септе, в сиянии драгоценных камней, и с твоими темно-синими глазами… Ты показалась мне богиней далекого Севера, что спустилась с небес.

Она разворачивается лицом к нему. Достаточно близко, чтобы пересчитать его темно-рыжие ресницы. Достаточно близко, чтобы увидеть все в его глазах. Привязанность. Обожание.

Любовь.

Как он может любить ее, если она все еще крепко держит свое сердце, вцепившись изо всех сил?

Рейнис прижимается к нему:

— Я была не лучшей женой эти недели. Прости. — Он хочет возразить, но она качает головой: — Нет, я берегла от тебя сердце. Ты должен знать, почему я боялась. — Она кладет щеку ему на плечо, чувствуя подъемы и падения его груди. — Знал ли ты, что раньше я любила другого?

— Тириона Ланнистера. — Рейнис кивает, сжимая и разжимая пальцы на его дублете. Робб лишь обнимает ее крепче. — Он подошел ко мне на свадьбе. Сказал, что ты бесценное сокровище, ради которого не жаль положить жизнь. И что я должен чтить тебя. Или умереть.

Она улыбается сквозь внезапные слезы:

— Мы были детьми, когда встретились. Лорд Тайвин привез его в Красный Замок — в товарищи Визерису и чтобы убедить моего отца обручить с ним принцессу. Ходили слухи, отец хотел выдать за Тириона Дейенерис — угодить лорду Тайвину, но держать Ланнистеров подальше от трона, — но мне он этого не говорил. А мы с Тирионом подружились. Стали лучшими друзьями.

— Что случилось?

Рейнис притирается еще ближе, он гладит ее волосы. Ей так хорошо, что кружится голова.

— Лорд Тайвин понял, что мы лишь становимся ближе. И, хотя наследник Железного трона — Эймон, я его наследница. — Она кривит лицо: — Конечно, некоторые пытались поставить меня после Висеньи и Лизеллы. Много кто ненавидит Дорн — хоть и скрывает это за витиеватой полуправдой — а я выгляжу весьма по-дорнийски. Но есть и те, кто считает, что Эймон вовсе не наследник. Что лорду Станнису Баратеону следовало бы отослать свою полупустую жену Серсею Ланнистер и жениться на мне — соединить наши «истинные» права.

Как, например, лорд Сангласс, гниющий на Стене за попытку силами наемного войска посадить лорда Станниса на трон. Бедняга: от отца и его Мастера над шептунами ничего не укроется — особенно если угрожают его драгоценному сыну. Отец отхлестал Рейнис за то, что та «плела интриги», позволяя лордам ставить ее над Эймоном. Будто она могла это контролировать!

Она делает глубокий вдох и продолжает:

— А если не Станниса — то посадить меня на трон, как символическую фигуру, а истинным королем сделать моего мужа. Когда все видели нас с Тирионом, становилось лишь хуже; а лорд-десница сказал отцу, что… что раз его брак с моей матерью «хуже» брака с Лианной, то и меня следует поставить после Дейенерис в линии наследования. Чтобы держать Ланнистеров подальше от короны.

Робб напрягается. Она вздрагивает — не оскорбила ли, упомянув его тетю. Но он говорит:

— Сволочь. Аша верно назвала его подхалимом — зачем он так?

Рейнис пожимает плечами:

— Ненавидит мою мать даже мертвой. А отец ненавидит всякое напоминание, что она существовала. Я же говорила: он не любит меня по-настоящему. — Это преследует ее, однако, сказать об этом, оказывается, неожиданно легко; она слышит, как он втягивает воздух. — Они строили планы, как лишить меня прав на трон, и лорд Тайвин узнал. И очень любезно напомнил, что если меня «отодвинут», как ходили слухи, будто отец пытался отодвинуть мою мать, дядя Оберин вернется из мертвых и выпустит ему кишки. — Рейнис тоскует по дяде — где бы он ни был. — Он сказал: «Кто решится гневить призрака?» — и отец взбесился. Но не знаю, чем кончилась бы их ссора: началось Восстание Грейджоя, лорд Тайвин погиб — и все оборвалось. Тирион стал лордом Утеса Кастерли.

— И ты все еще любила его?

— Мне было тринадцать. С ним случился мой первый поцелуй — в библиотеке. Он был всем, что я знала. Но когда он стал лордом Утеса — после того, как его отец погиб страшной смертью, а сестра отказалась с ним говорить и отняла у него единственную племянницу… — он изменился. Он посмотрел мне в глаза и сказал, что больше не сможет меня любить. — Рейнис не любит вспоминать тот день, когда ее сердце разбилось вдребезги, словно стеклянная игрушка; как добр был Тирион. — Что он женится на богатой и знатной леди, чтобы удержать земли. На Алисанне Леффорд. — Рейнис знает, что это неправильно — у нее есть Робб, — но не может не злиться на Алиссану. — Что мне нужно забыть его, чтобы полюбить того, кто на мне женится — и не быть преследуемой мыслями о «недостойном полумуже». — Она шмыгает. — Он уехал домой, и с тех пор мы больше не говорили. Поэтому я не открывала тебе сердце. Я не выдержу такой боли снова — теперь, когда я старше, но все еще остаюсь хрупкой.

Они молчат. Мерно покачивается на спокойной воде бриг, огни отражаются в воде каналов. Потом Робб целует ее в лоб — и от этой нежности она готова расплакаться.

— Мне так жаль, Рейнис. Скажи, как сделать, чтобы тебе стало легче, — я сделаю все.

— Будь честным. — Она зажмуривается, собираясь с силами: — Ты любишь меня?

— Да. — Голос хриплый; он гладит ее по спине. Она, словно бухты канатов, пропитана солью и неподатлива. — Я люблю тебя. С самого начала знал, что полюблю. И был наполовину влюблен к тому времени, как мы отплыли в Эссос. Как могло быть иначе? — Рейнис дрожит, и он держит крепче. — Ты добрая, хорошая, ты была так мила с моими сестрами и кузинами, несмотря на то, какое зло тебе причинила моя семья — позволь договорить, моя радость. — Рейнис захлебывается возражениями. Она — его радость. Слезы, наконец, прорываются. — И тебя так больно ранили те, кто должен был любить и защищать. Я уже ненавидел твоего отца — скажу прямо. Он отправил моего отца на Стену, хотя тот хотел лишь, чтобы его пропавшая сестра вернулась. Я не успел его узнать — из-за войны, которая началась со лжи. А потом я увидел, как великий король Рейгар обращается со своей дочерью — и этого оказалось довольно, чтобы сделать из меня цареубийцу.

Он чуть отстраняется и стирает ее слезы большим пальцем:

— Тебя ранили — а ты все равно старалась, чтобы моим сестрам было хорошо. Ты идеальная принцесса, любимая всеми от Дорна до Стены. Ты забавная, остроумная — и мне становится жарко от одной твоей улыбки, потому что смотреть на тебя — как видеть восход. А прошлой ночью, когда ты доверила мне свою тайну, а я тебе — свою… Я понял, что люблю. Что доверяю. И что положу жизнь к твоим ногам — лишь бы ты была счастлива и благополучна.

Голос Рейнис срывается:

— Ты уже делаешь меня счастливой и защищенной. Я не могу спать без твоих объятий. — Его взгляд плавит лед вокруг ее сердца. Она дрожит и шепчет: — Ты сказал, что будешь моим, если я приму тебя. — Он кивает, и она решается: — А ты примешь меня? Я — твоя. Я твоя, если примешь мою любовь.

— Я твой, а ты моя — навсегда.

Он целует ее. Она любит его.

В пекло все — они любят друг друга. И она все устроит так, чтобы они не стали как отец с мамой — или отец с Лианной. Они будут лучше, чем герои песен; как Арианна и Ауран; как Визерис, Аша и Кварл. Будут тем, чем могли бы стать Эддард Старк и леди Кейтилин, будь судьба добрее; тем, чем стали Кейтилин и лорд Бенджен, когда пыль осела.

Но, прежде всего, они будут собой. Роббом и Рейнис. И это обещание прокатывается как вспышка света по всему ее телу, заставляет кровь петь, словно реку, мчащуюся к морю. Она целует его раз, два, три — а он скользит ладонями вверх по ее спине, к волосам.

Рейнис шепчет его имя в поцелуй, и он стонет. Жар вспыхивает в животе, и вдруг ей до дрожи хочется войти в воду и увлечь его за собой, как русалки увлекают моряков. Но, нет, нельзя: они должны плыть к Ройне. Робб целует ее шею — и под веками вспыхивают звезды. Его зубы касаются пульса — и только его руки удерживают ее.

— Прости, любовь моя, — выдыхает он. — Но я бы предпочел консумировать наш брак на кровати, а не на открытой палубе. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Ее охватывает досада и одновременно восторг. Как теперь терпеть? И, все же, мысль о нем — на мягкой перине, в тиши браавосийского особняка…

— Сначала — река. Потом — наша брачное ложе.

Обнявшись, они вдыхают хрусткий воздух, заставляя сердца утихнуть. Потом, рука об руку, возвращаются вниз. Дейенерис спит, свернувшись под боком у дремлющего Эймона. Аша вопросительно вскидывает брови, но ничего не говорит. Вместо нее вопрос задает Визерис:

— Когда отплываем к Ройне? Уверен, Веселый Кракен сможет пройти по верховью. Разве что вы захотите плыть на своем корабле?

— А можем мы вместе поплыть на Солнечной Деве? Я не хочу втягивать свою команду — они не знают моих намерений.

— Я и сам едва знаю твои намерения, милая племянница. Но моя прекрасная Аша справится с любым судном, а твоей старательной команде, смею думать, не помешает отдых от вашего эпического похода, — Рейнис на это лишь фыркает, а Визерис, уже на пути к своим покоям, говорит: — На рассвете или когда проснемся. Что случится раньше. А теперь идите греть нам постель: у Кварла вечно ледяные ноги, и я этого не потерплю!

Каким-то непостижимым образом им всем хватает одной кровати. Локти к плечам, колени к бедрам. Безнадежные и поломанные — они словно совпадают. И Рейнис удается уснуть — с эхом «я люблю тебя» в сердце.