В час когда домой придешь (гет)

Прошло уже пятнадцать лет, но Рейнис все еще помнит мамин голос.

Когда бури, бушующие на Драконьем Камне, от которых голова гудела как колокол, заставляли Рейнис выскакивать из постели, мама брала ее на руки и пела. Иногда она пела на общем наречии — про шесть дев в пруду и принцессу в башне. Иногда — на высоком валирийском, языке отца, — это были песни о драконьих всадниках и дальних землях. А иногда, когда отца не было дома, а Эйгон был еще совсем мал и спал в колыбели, — она пела на языке Ройны.

Ее любимой была песня о реке. Голос мамы эхом отражался под высокими сводами покоев, и он был слаще пения любой птицы или менестреля, которых Рейнис слышала после. Даже арфа отца не могла сравниться с ним, и Рейнис чувствовала себя защищенной и любимой в маминых объятиях. Когда она устраивалась, прижавшись к теплу маминого сердца, та проводила пальцами по ее волосам и пела о реке.

Край суровый в море льда.

Есть река там — помнит все она.

Засыпай скорей, мой свет,

И в той реке найдешь ответ…

Мама укачивала ее медленно, словно река лодку. Рейнис тогда еще не видела реки собственными глазами — ей было всего три, — но она могла представить ее: словно море, переливающееся всеми цветами, тянущееся к горам на горизонте, и сулящее приключения. Это была утешительная почти-мечта в маминых руках.

…Ее воды — лишь нырнуть,

Все расскажут и укажут путь.

Так доверься глубине,

Но лишний шаг — и ты на дне…

После этих строк мама иногда дула на ее щеку, и Рейнис хохотала, а потом зарывалась глубже в объятия, пока аромат жасмина не окутывал ее и не убаюкивал.

…Она поет для тех, кто слышит,

И волшебство та песнь таит.

Лишь тем, кто страхов своих выше,

Дано узнать, что река хранит…

Потом мама укладывала ее спать: или в кровать Рейнис, или к себе, когда Эйгон плакал, а отца не было и казалось, что стены нависают и пытаются их раздавить. Рейнис погружалась в сны о волшебстве, единорогах, драконах, принцессах с пылающими мечами — и о реке, текущей куда-то в вечность.

…Край суровый в море льда

Есть река там — помнит все она.

В час, когда домой придешь,

Утратив все — ты все найдешь…

Даже теперь, когда Рейнис восемнадцать, — совсем взрослая, — она помнит эту песню и то, как мама ее пела. Она окутывает себя этой сладостью — и болью, чтобы защитить то, что осталось от сердца. Это все, что у нее есть, ведь она даже не помнит последнего дня, когда мама и брат были живы.

Она была там, когда все случилось — так шептала когда-то ее северная гувернантка. Но никто не говорит об этом. Никто не упоминает ужасную участь принцессы Элии Мартелл и маленького принца Эйгона, что постигла их, пока принц Рейгар воевал, а Лианна Старк сидела в своей башне. Никто не смеет даже шепотом произнести имя ее матери.

Если бы могла, она бы спросила своих дядей, Оберина и Дорана, но они не виделись с ее четырех лет. Когда все случилось, они были в ярости и страшно поссорились с отцом. Стены дрожали от криков. Лианна плакала, Эймон, тогда еще совсем крошка, — тоже, а Рейнис не могла дышать. Ужас когтями впивался в сердце, пока она не забилась под кровать, рыдая по маме, которая ушла и больше никогда не вернется. После той ночи Оберин был изгнан из Вестероса, а Доран уехал в Солнечное Копье и больше не возвращался. Он писал письма каждый месяц, вместе с Арианной и другими кузинами, но Рейнис практически уверена, что Оберин уже давно мертв.

С тех пор отец не смотрит ей в глаза. И потому Рейнис не может спросить его о матери — не может осквернить песню в своем сердце правдой о том, почему кости Элии и Эйгона покоятся в септе Бейлора.

Вместо этого она занимается арифметикой, стрельбой из лука и вышиванием — самым изящным, чтобы украсить свои наряды. Лианна иногда присоединяется к ней на стрельбище, и это одно из немногих занятий, что нравится им обеим. С ней… в целом спокойно. Настолько, что Рейнис зовет ее просто Лианной, а не «ваша милость», чего, к примеру, леди Кейтилин в отношении невестки себе не позволяет. И если Лианна порой смотрит на нее с отвращением, будто она уродлива, а Рейнис иногда хочется выцарапать себе глаза, лишь бы не видеть женщину, разрушившую ее семью, — та все же бывает к ней добра. Лианна обсуждает с ней книги, плетет венки из цветов да и в целом заботится.

Отец не заботится о ней, как не заботился и о ее покойном брате. Только о младших. И за это Рейнис, пожалуй, его ненавидит.

Он проводит время либо с Эймоном и близняшками, либо запирается в библиотеке с Эртуром Дейном и целой свитой льстецов. В такие дни Рейнис сидит в Тронном зале с десницей короля, Джоном Коннингтоном, и наблюдает, как тот управляет отцовским королевством. Иногда лорд Джон спрашивает ее мнение, и она отвечает честно. Рейнис не знает, уважает ли он ее на самом деле, ведь он ненавидел маму при жизни и прекрасно видит, как Рейнис на нее похожа. Но только она участвует в советах: Эймон живет клинком и мечтами о битвах, а Висенья и Лизелла предпочитают скакать верхом по Королевскому лесу. Может быть, это что-то значит.

Иногда ей кажется, что отец ее заменил. У него теперь есть три головы дракона — она знает, что он оставил маму ради пророчества. Но не знает, что это за пророчество: он говорит с ней только чтобы спросить, где братья и сестры. Но у стен есть уши, и она слышит, как отец и Лианна по очереди кричат и трахаются. Лианна не может простить отцу его пророчеств, отец — Лианне — то, чем она не является. Пророчество свело их вместе, и Рейнис желает, чтобы оно же их и развело — если только от этого прекратятся ссоры. Они ругаются так же часто, как смеются, и Рейнис молится Матери и реке из песен, чтобы ей не досталась любовь, как у Серебряного Короля и его Волчицы.

Она молится о любви, как у дяди Визериса и его жены Аши Грейджой, или как у кузины Арианны и ее мужа Аурана Велариона. Визериса обручили с Арианной, чтобы искупить грехи перед Дорном, но они стали лучшими друзьями и заговорщиками. Именно Визерис убедил отца узаконить Аурана Уотерса — в благодарность за верную дружбу, — чтобы Арианна могла выйти за него, когда придет время. А когда Визерис влюбился в последнюю из Грейджоев во время ее «воспитания» при дворе, Арианна помогла им сбежать и пожениться. Отец пытался затащить их в септу Бейлора для аннулирования брака, но они уплыли в Эссос, а Арианна вышла за Аурана с благословения его брата Монфорда.

Визерис и Арианна — безрассудные и упрямые, но они счастливы. И в каждом их письме к Рейнис это видно. Им запрещено возвращаться в Красный Замок, пока отец правит, но письма они могут слать, и Рейнис хранит каждое. Все это время она молится, чтобы отец не выдал ее за Эймона и не женил Эймона на Висенье или Лизелле.

Эймон — хороший брат, тихий, серьезный, живущий с чувством вины за то, что сделали его родители. Он будет хорошим королем, если позволит себе им стать. Уже сейчас — великий воин. Иногда он показывает Рейнис стойки и шаги, чтобы она могла защититься, если вдруг пираты или пьяные лорды станут распускать руки. Он защищает ее сильнее, чем близняшек, сэр Джон и леди Несса в их детских играх «в замок». И сердце Рейнис разрывается, когда она думает, почему именно он считает, что ее нужно защищать — в замке, где убили ее семью. Внешне же их роднят темные волосы. И Рейнис не может не любить его.

Висенья и Лизелла — обе прекрасны, как их тетя Дейенерис, с серебристо-золотыми волосами и белой кожей. У Висеньи глаза цвета индиго, как у отца, а у Лизеллы — серебристо-серые, как у Эймона. Они одновременно вихрь, скандал и валирийские воительницы. Только кузина Арья Старк может сравниться с ними в испачканных подолах, кривому шитью и привычке сбегать от всего скучного, что положено принцессам. И хотя Старки теперь не дают дочерям слишком уж много свободы — Рикард и Брандон мертвы, Эддард на Стене, — Рейнис все равно любит близняшек, даже когда приходится делать за них всю благотворительную работу. И они открыто любят ее, а она так устала чувствовать себя нелюбимой.

Она бы хотела быть ближе к Дейенерис, но та воспитывается в Хайгардене у Тиреллов. Говорят, ее собираются выдать за Уилласа Тирелла или, может, за Эймона, и, возможно, у нее просто нет времени на племянницу, когда решается ее судьба. В письмах Дейенерис мила и всегда спрашивает о здоровье, но между ними расстояние — то же, что во взгляде Лианны под солнцем и в молчании отца, который не произносит имени ее матери. Возможно, Дейенерис знает то, о чем отец молчит перед живым призраком Элии Мартелл. И все же, все же, Рейнис не может не любить ее.

Когда позволяет погода, она берет близняшек и Эймона и идет к Черноводной, где можно безопасно купаться на отмели. Опускает ноги в воду и поет песни о реке — на общем наречии и на валирийском, но никогда — на ройнарском языке. Ей слишком страшно петь мамину песню детям Лианны Старк — вдруг это взволнует призраков. Но в сердце она все равно поет, и вода всегда прохладная, чистая, никогда не уносит близняшек течением. Река знает то, чего она не может произнести.

Она вообще не может высказать то, что в действительности думает, когда столько всего тлеет под спудом. Отец не любит ее — видит только часть пророчества и, возможно, уже заменил. Между ней и Лианной слишком много боли для настоящей близости. И как бы она ни любила братьев, сестер, тетю, дядей, кузин — никто из них ей не поет. Никто ее не знает. Они не ее мать, не брат, который не успел пожить и остался лишь грязной тайной под Красным Замком.

Она одна. Она потеряна. И не знает, как это исправить.

Рейнис могла бы прожить так всю жизнь — увядая и исчезая в тени Красного Замка, пока ее не забудут. Но однажды, спрятавшись за колонной в Тронном зале, она подслушала разговор отца и лорда Джона.

— Привезти леди Сансу и Арью Старк в Королевскую Гавань будет разумнее, чем посылать принцесс Висенью и Лизеллу на Север, ваша милость, — сказал лорд Джон.

Он прав: близняшки обрадуются компаньонкам помимо столичных леди. Кроме Рейнис, у них нет настоящих подруг, и Рейнис боится, что они одиноки.

— Я не отправлю Рейнис одну на Север, — сказал отец, и она застыла. — В ней слишком много от матери — она хрупкая, Джон. Она не выдержит холода.

Рейнис сжала губы. Слезы не шли. Она знала: отец никогда не любил ее мать. И знала, что похожа на нее как отражение. Те же черные волосы до бедер, вьющиеся мягкими кольцами; та же оливковая кожа, тот же нос, те же губы, тот же тонкий стан. Только глаза — синие, как у Доброй королевы Алиссанны и как воды Черноводной — напоминали о драконьей крови. Она закрыла эти таргариенские глаза и заставила себя дышать ровно.

— Знаю, ваша милость. Но даже с материнской кровью вы недооцениваете принцессу Рейнис, — ответил лорд Джон. От этого ей захотелось плакать. Как будто кровь матери — изъян, который надо преодолеть. Никто ведь так не говорит об Эймоне и близнецах. — Если она станет будущей леди Винтерфелла, не сомневаюсь, она справится. Если возьмет с собой сестер, это лишь все усложнит. Если бы только их мать научила их вести себя подобающе…

Рейнис ушла, пока они спорили. Леди Винтерфелла. Ее хотят выдать за Робба Старка, единственного сына Эддарда Старка и Кейтилин Талли, зачатого до того, как Эддарда сослали на Стену, а Кейтилин вышла за его брата Бенджена. Стать женой будущего лорда Северных земель — не худшая судьба для принцессы. Но она представляет Север — стылый, как взгляд Лианны после очередной ссоры с отцом, — и прижимает руку ко рту. Неужели это ее участь? Замерзнуть там, нелюбимой, пока ее не похоронят в снегах?

— Мама, — спрашивает она у гобеленов на стенах, — ты бы этого хотела?

Но мама не отвечает. И Рейнис не знает — ждала ли она вообще ответа или разум ее уже крошится, как и душа.

Она идет к реке одна и смотрит, как солнце отражается от ярко-синей воды, разбиваясь на ослепительные грани. Рейнис хочет быть как вода под солнцем — наполненной светом. Хочет стремиться вниз по течению, к Черноводной бухте, дальше — в Эссос, где все еще живут Визерис с Ашей и где Ройна впадает в море. Да, река Ройна, та самая, о которой пела мама. И которую Рейнис никогда не увидит.

На Севере тоже есть реки, но они замерзают, и при одной мысли об этом у нее стынет кровь. Так много воды, закованной в лед. Как принцесса в замке, как ее мама — прах и кости. Слезы, наконец, текут по щекам. Отец не отпустит ее в Дорн, пока живы дяди, а значит, у нее не останется ничего от мамы, что можно взять с собой на Север.

Останутся только песни. Она сбрасывает обувь и чулки, подбирает подол и заходит в воду. Та холодна, как и слезы, стекающие по подбородку Рейнис. Рейнис всхлипывает — один раз — и поет песню о реке на ройнарском. Она представляет, будто мама рядом: объятия, аромат жасмина, тепло сердца. Ее голос звучит, как мамин, а вода кажется такой же теплой, пахнет как мама. На мгновение мама снова здесь, и Рейнис в безопасности.

…Край суровый в море льда,

Есть река там — помнит все она…

Рейнис поворачивается на голос, но видит только солнце, отражающееся на воде. Солнце, сияющее над Узким морем, над Эссосом — и над Севером тоже. Даже в Севере есть солнце и текучая вода, и Рейнис вытирает слезы.

…Ее воды, лишь нырнуть,

Все расскажут и укажут путь…

Она видит темноволосую, смуглую женщину — высокую, гордую — видит маму, идущую вдоль берега. И где она идет, там колышется вода, тянет Рейнис за собой.

…Она поет для тех, кто слышит,

И волшебство там песнь таит…

Рейнис слышит маму, слышит себя, слышит Ее — и следует за голосами к истоку. Река сжимается и разливается, как бьющееся сердце, и поочередно полнится рыбой, мертвыми телами, льдом, золотом. Рейнис касается воды, и под пальцами переливаются радуги, словно кровь. Она слышит волчий вой под поверхностью.

…Лишь тем, кто страхов своих выше,

Дано узнать, что река хранит…

На горизонте, далеко на Севере, сгущается тьма, и Рейнис страшно. Она не видит, но знает: там разрушение. Смерть — ее и всех прочих. Все погибнет, если тьма пересечет черту и придет в мир живых. Но она все еще слышит песню реки и чувствует тепло воды.

Она говорит:

— Я смогу, если придется.

…В час, когда домой придешь…

Вспышка света — и Рейнис сидит на берегу. Чувствует зов — на восток, в Эссос, к Ройне — и знает: все умрут, если она не пойдет. И только теперь жалеет отца: если его собственное пророчество также тяжело, она не может представить, как это больно — ждать и бездействовать.

Лианна приходит в ее покои, тихо постучав перед тем, как войти. Королевская семья держится северных порядков, так что нет ни септ, ни толпы фрейлин. Вместо этого у Рейнис тихая компания — ее гувернантка Гвинет Бардвелл, сир Джонотор Дарри из Королевской гвардии и ее старый кот Балерион. У близняшек есть общий кружок леди, чтобы умиротворять семьи Королевских земель, а с Эймоном воспитываются, а точнее, держатся в качестве заложников несколько мальчиков, но Рейнис довольно одинока. Она привыкла к этому и к тихим звукам Королевской Гавани, льющимся в окна.

Леди Гвинет уходит, оставляя их наедине. Балерион остается, урча у Рейнис на коленях — милому старому коту нравится его заслуженный отдых. А сир Джонотор встает у двери. Ей больше по сердцу сир Барристан Селми, чем сир Джонотор; сир Джонотор — больше, чем сир Освелл Уэнт; и кто угодно — вместо сира Эртура Дейна. Она уже едва его помнит, но больше всех из Гвардии она любила сира Джейме Ланнистера. Высокий, с золотыми волосами и зелеными глазами, голос всегда веселый. Он говорил Рейнис, что она самая прекрасная принцесса на свете — прямо как ее матушка… но он погиб вместе с мамой и Эйгоном. Когда пиромантам короля Эйриса не удалась их жуткая затея, они сожгли весь Тронный зал вместе с королем, мамой, Эйгоном, сиром Джейме, и сгорели сами. Выжила только Рейнис — потому что играла с Балерионом на кухне. Если бы только она могла что-то сделать, если бы песня реки умела поворачивать время вспять — она спасла бы их.

Лианна садится рядом, выдергивая ее из мрачных мыслей. Она говорит натянуто:

— Рейнис… твой отец собирается выдать тебя за моего племянника Робба Старка, как только мальчик доберется до Королевской Гавани.

Рейнис вздрагивает, и Лианна колеблется, прежде чем неуверенно положить руку ей на плечо.

— Знаю, все это очень поспешно, и было нечестно — не сказать тебе. Сомневаюсь, что он сообщил бы до публичного объявления, — Лианна закатывает глаза, и Рейнис разделяет ее раздражение, — но я сочла это неправильным. Неправильно, когда отец продает дочь, как породистую лошадь, даже не предупредив…

— Спасибо, — говорит Рейнис. — Я подслушала, как он говорил с лордом Джоном…

— Надменный мерзавец, — говорит Лианна, и Рейнис не может не рассмеяться. Затем между ними повисает прохладная тишина, и Рейнис не знает, что сказать, поэтому не говорит ничего. Лианна вздыхает и выглядит в этот момент куда старше своих тридцати.

— Я… знаю, что была не лучшей мачехой для тебя. Или, будем честны, вообще ею не была. Но, надеюсь, ты найдешь счастье с моим племянником. По словам его матери и моего брата Бенджена, он хороший и честный парень. Хочешь что-то узнать?

Рейнис заламывает пальцы. Несмотря на ссоры, у Лианны все еще есть возможность повлиять на отца. Быть может, она поможет Рейнис исполнить ее мечту.

— Как думаешь, он согласится поехать со мной? Я хочу увидеть Эссос до того, как мы отправимся в Винтерфелл. Я почти никогда не покидаю Красный Замок. — Она вздыхает. — Знаю, такое не принято, но если мы поедем вместе, я смогу узнать его не только как лорда Винтерфелла. Это было бы приключение.

Взгляд Лианны смягчается, в нем проступает что-то вроде печали или, быть может, жалости.

— У меня было свое приключение, но кончилось оно плохо. Но твое, быть может, будет иным. — Она поднимается, и Рейнис тоже, осторожно беря Балериона на руки. — Я поговорю с твоим отцом насчет поездки. С братом и свояченицей — тоже. Ты уже думала, куда именно хочешь отправиться?

— Пожалуй, в Браавос. И я бы хотела пройти по Ройне.

В ту ночь Рейнис затаивает дыхание и не может уснуть — песня реки шумит в ее крови, зовя на восток. Она идет в Королевскую септу молиться Семерым, потом — в богорощу, стоять перед сердцедревом и дрожать, потом — к реке, где вода теплая, как суп. Рейнис наблюдает восход, принимает долгую ванну, тратит лишнее время, вплетая в косы золотую нить, прыгает на кроватях визжащих сестер, словом, делает все, чтобы чем-то себя занять.

Лианна приносит ответ к полуденной трапезе. Кивает Рейнис и говорит:

— Отец разрешил твое маленькое приключение. К тебе даже не приставят гвардейца в качестве няньки. Привези нам всем что-нибудь хорошее.

И Рейнис, наконец, может дышать.

На вечерней церемонии объявления Рейнис узнает свою судьбу. Робб Старк, его мать и дядя-отчим с братьями, сестрами, кузинами, и другие видные северные лорды прибудут через три седмицы. Его официально объявят Лордом-хранителем Севера, регентство его дяди завершится. Рейнис и лорд Робб обвенчаются сперва в Септе Бейлора, потом у сердцедрева в замковой богороще.

А затем они поедут в Браавос и спустятся по Ройне, прежде чем вернуться в Винтерфелл. Рейнис улыбается своей самой правильной «подобающей» улыбкой и машет ликующему двору. Потом она дурачится с близняшками и слушает об их мечтах о приключениях по всему Вестеросу и Эссосу. Висенья хочет увидеть черные стены Волантиса, а Лизелла — состязаться наперегонки с кровными всадниками дотракийского кхала в Великом Травяном море. А Рейнис может думать только о реке и о том, как река поет для нее.

Но когда восторг стихает, желудок у Рейнис сворачивается, как молоко в вине. Ее выдадут замуж до исхода луны. Ей уже два года как впору замуж, и бывали помолвки короче, но, все равно, это слишком скоро. Разрешит ли отец дяде Дорану и Арианне приехать на свадьбу? Возненавидит ли лорд Робб ее с первого взгляда? Сейчас Рейнис так нужна мама.

Три седмицы пролетают в приготовлениях. Рейнис прекрасно разбирается в моде Королевских земель и всего Вестероса — и хочет дорнийское свадебное платье.

Однако, когда она спрашивает об этом Лианну и отца, лицо отца перекашивается. А Лианна резко оборачивается и смотрит на него так, будто поражена до глубины души. Рейнис сжимает губы, кланяется и уходит прятаться в сады, глубоко и судорожно дышать, пока не пройдет желание кричать и вырвать отцу сердце через горло. Все в порядке. Все в порядке. Не стоило и надеяться на иное.

В конце концов, Лианна и Рейгар снова сходятся в яростной ссоре так, что слышно в соседних покоях. Когда близняшки узнают, что отец намерен запретить их любимой и единственной старшей сестре одеться так, как она хочет, они поднимают на уши все семь преисподних. Они швыряют кубки с вином об стены, и вино растекается, словно кровавые пятна; рвут на себе волосы и одежду и вопят как сумеречные коты в пустынных холмах.

Это неприлично, стыдно, и весь двор судачит о необузданных дочерях короля. И это работает. Рейнис до сих пор морщится, вспоминая слова, которыми они одарили отца. Называли его бессовестным трусом за то, что он игнорирует дорнийское наследие Рейнис, тогда как Лианне было позволено одеться по северной моде. Зовут человеком без чести, чудовищем и дураком.

Рейнис слышит за этими словами глухую сердечную боль и плачет по ночам. Выходит, отец дурно обращается не только с Рейнис? Даже его дети от Лианны не видят любви, и когда они кричат за Рейнис, они кричат и за себя тоже.

Зато теперь она свободна в выборе платья. Рейнис просит швей, что готовят свадебный наряд, сшить сестрам что-то северное и дорнийское одновременно. Они великодушно соглашаются, хоть и без того по уши в работе.

Висенья и Лизелла будут в серебре и оранжевом — шелк из Солнечного Копья и лунные камни из Белой Гавани. А для Эймона делают золотой с оранжевым пояс, который Рейнис вышивает маленькими драконами и волками.

Лизелла проводит ладонью по платью и говорит:

— Такое красивое. Не верится, что ты нашла платье, которое я не возненавидела с первого взгляда.

Потом Рейнис показывает, что вместо нижней юбки там — бриджи, и девочки могут бегать и прыгать сколько душе угодно. Лизелла крепко ее обнимает.

— Не хочу отдавать тебя Северу, Рей. Мы с Сеньей будем навещать тебя каждую луну, вот увидишь.

Рейнис улыбается и втягивает Висенью в объятие.

— Я в вас двоих никогда не сомневалась.

Ее платье — дорнийское, с тесным лифом и объемной юбкой из тонкого перламутрово-белого шелка, расшитого золотой нитью и отделанного оранжевым мирийским кружевом. Верхнее платье раскрывается спереди, стягивается в талии и сшито из красного шелка. Но красного почти не видно под радугой камней: гранаты, рубины, гелиолиты, цитрины, аквамарины, сапфиры, аметисты и опалы всех оттенков. Когда Рейнис кружится, камни ловят и преломляют солнечный свет, разбрасывая по стенам цветные блики. И наконец — вуаль из белых кружев, столь тонких, что через них все видно. Когда она примеряет готовое платье при брате и сестрах, Эймон объявляет ее прекраснейшей невестой во всем Вестеросе. И Рейнис верит, глядя на свое отражение, а ее сердце поет от радости.

В канун свадьбы Эймон дарит ей кинжал из валирийской стали.

— Сомневаюсь, что он тебе понадобится с моим кузеном, — говорит он с тихо и серьезно. — Но ты моя сестра, и я хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива. — Он выглядит печальным в свете растущей луны. — Ты будешь счастлива? Если нет — скажи мне сразу, и я приеду за тобой.

Рейнис целует его в щеку.

— Как я могу быть несчастна, когда меня защищает мой доблестный рыцарь?

Эймон бормочет, что еще не принес рыцарских обетов, и Рейнис тянет его за руку:

— Пойдем, заберем близняшек и искупаемся в последний раз. Боюсь, это мой последний шанс окунуть тебя в Черноводную.

Сир Барристан Селми, тенью сопровождающий их сегодня, что-то говорит о прибывающей северной делегации, но Рейнис его игнорирует. Впервые она хочет быть эгоисткой.

Потом — свадьба. Робб Старк прибыл, когда Рейнис играла с братом и сестрами в «приходи в мой замок» на берегу реки, так что увидеть жениха она сможет только в септе. Теперь, когда тот получил все свои титулы, можно устроить столько же помпезных церемоний, как на официальной свадьбе отца с Лианной.

Счастлива та невеста, над которой сияет солнце, — день ясный и яркий. Рейнис удивляется, почему она несчастлива. Она пойдет к реке и откликнется на зов, когда свадьба, наконец, состоится; брат и сестры так рады за нее; весь город здесь, чтобы увидеть, как единственная дочь Элии Мартелл вступает в брак… и она рыдает, склонившись над тазом с ледяной розовой водой.

Отец даже позволил дяде Дорану, Арианне и Дейенерис приехать на свадьбу, а она все равно чувствует себя разбитой за несколько часов до венчания.

— Мама, — рыдает она, закрыв лицо руками, — ты мне нужна. Я не могу выходить замуж, когда тебя нет, это несправедливо, я не могу, не могу…

Она делает вдох, затем — выдох, плещет воду в лицо, пока краснота вокруг глаз не сходит, и вздыхает. У нее нет матери уже пятнадцать лет — не было, когда она впервые села в седло, выстрелила из лука, сочинила первое стихотворение на высоком валирийском. Когда в ее тринадцать Тирион Ланнистер разбил ей сердце. Мамы здесь нет, но Рейнис все равно выживет. У нее нет выбора.

Она держит песню реки в своем сердце, пока надевает свадебное платье. Пока леди Гвинет закрепляет в волосах опалы, а близняшки надевают венок из роз поверх легкой вуали; пока Лианна вручает ей тяжелый девичий плащ Таргариенов, а Эймон подает руку, провожая к открытой карете. Пока она встречается взглядом с Эртуром Дейном и Джоном Коннингтоном — и они отводят глаза. Пока она идет навстречу концу — и новому началу.

Септа переполнена простолюдинами и знатью, все рукоплещут принцессе, покровительнице сиротских домов, приютов и мастерских. Чествуют Драконицу Дорна, Солнечную Драконицу, Драконью Принцессу — все крики о драконах и про драконов. Только один крик — «за дочь Элии Мартелл» — она слышит от Арианны и Аурана, гордо стоящих у входа, и от этого у Рейнис на глаза наворачиваются слезы радости.

Отец помогает ей выйти из кареты, все еще не встречаясь глазами. Рейнис не может спросить его — почему Робб, почему Север, почему не сказал. Вместо этого говорит:

— Не дай мне упасть.

— Конечно, милая. — Голос тяжелый, подавленный меланхолией.

Печалится ли он, что она покинет его навсегда? Помнит ли он ее мать? Или же он просто всегда печален — только таким она его и помнит? Он берет ее под руку, и они входят в септу; ледяная прохлада его прикосновения вызывает тревогу.

Она смотрит на лица, на окна, фрески и статуи — и боится смотреть на жениха. За алтарем поет хор, голоса певцов заливают толпу, пока все не смолкают. Свет отражается в камнях на ее платье и осыпает бликами гостей, фрески и статуи. Свет играет на ее брате и сестрах — они так рады за нее; на знатных лордах и леди — те и довольны, и завидуют, что кто-то породнился с королевским домом; на строгом лице Тириона, которого Рейнис и не ждала — и ей и радостно, и больно.

Свет ложится на Робба Старка, и Рейнис видит его впервые.

Он высок, рыжеволос и голубоглаз. Голубые глаза Талли — яркие, как у нее, но светлее оттенком, и очень красивые. В нем красиво все: широкие плечи, форма рук и челюсти, густые ресницы; то, как он держится — не с кичливой гордостью, а грациозно и чуть нервно. Все это заставляет Рейнис улыбнуться и расслабиться. Он тоже нервничает. Он тоже ее не знает.

Они могут стать друзьями — если она позволит себе это.

Рейнис встает перед ним, и Верховный септон начинает. Слов она не слышит — шум крови в ушах заглушает все, кроме голоса сердца, плачущего по матери. А Робб выглядит напуганным, когда поднимает свой серо-белый плащ Старков. Что он слышит вместо речитатива септона, пения хора и всхлипов его матери в толпе?

С нее снимают девичий плащ, и на миг она безымянна. Без дома. Была бы она счастлива, если бы испарилась прямо сейчас и возникла где-то еще — без имени и без проклятой крови? Рейнис закрывает глаза и представляет на своем месте маму. Куда ушла Элия — туда может последовать ее дочь.

Потом Робб накидывает на нее свой плащ, и Рейнис приносит клятвы. Она его, а он — ее, с этого дня и до последнего вздоха. Он целует ее мягкими губами, и Рейнис жаль, что не было времени узнать его лучше. По крайней мере, это приятно. Толпа взрывается криками, и Робб шепчет:

— Для меня честь встретить вас, моя леди-жена.

— И для меня честь встретить вас, мой лорд-муж.

Он берет ее под руку, бережно относясь к камням и кружеву. Рейнис смотрит на него.

— Скажи, я все делаю правильно? Не думаю, что ты уже делал это прежде.

Он смеется — и это приятный звук. Венчание у сердцедрева куда тише и строже — без ликующей черни, без семи певцов и хрусталя в окнах. Рейнис спрашивает у богов, позволят ли они ей быть счастливой — и не получает знака. Но река поет — ее голос тянется от самой Черноводной — и Рейнис решает: если старые боги держатся в стороне, пусть. Семеро тоже мало что делают, а на Севере есть реки и источники — они и станут утешением.

Пир — куда веселее. Все великие лорды Семи Королевств и их главные вассалы приехали посмотреть на свадьбу старшей принцессы Таргариен. Рейнис принимает знаки почтения от гостей, танцует отстраненный танец с отцом и гораздо более теплый — с Эймоном, позволяет близняшкам навалить ей на тарелку самой разной еды.

Дейенерис подходит, целует ее в щеку, желает счастья и здоровья, и Рейнис отвечает тем же. Дейенерис выглядит куда счастливее и живее, чем та бледная и грустная девочка, уехавшая в Хайгарден годы назад, и Рейнис рада за нее. Она не забывает уделить внимание Тиреллам — дать понять, как благодарна им за то, что они вытащили Дейенерис из ее скорлупы. Она была не прочь, чтобы ее саму отправили в Хайгарден, а не держали в Красном Замке; или чтобы леди Маргери с ее мягким остроумием и красивой улыбкой могла стать ее компаньонкой. Беседуя, Дейенерис и Маргери берутся за руки, и Рейнис немного завидует их близости.

Когда, наконец, находится время, она бросается в объятия дяди Дорана, тонет в аромате сандала. Доран и Арианна держат ее крепко, и Рейнис болтает обо всем и ни о чем — ее не прерывают и не одергивают. Дядя Доран вытирает слезы и говорит, что она прекрасна, как ее мать в день свадьбы, и желает настоящего счастья. Потом Арианна берет ее за руки, и они говорят так, словно и не расставались в детстве.

— Ты беременна?

— Да, мы решили подарить нашей Сарии брата или сестру. Если будет мальчик — назовем Лусерин, если девочка — Дореза. — Арианна гладит округлившийся живот. — И пусть бы уж скорее — тот, кто назвал это «утренней тошнотой», сильно преуменьшил масштабы.

У Рейнис теперь есть муж. У нее будут дети — рано или поздно. Мысль заставляет ее теребить руки, и она давит в себе беспокойство.

— Как поживает твоя дочка, Арианна? Я не видела ее в септе. Наверное, она такая же мелкая, как ты?

В ответ на такую дерзость, Арианна щиплет Рейнис за руку.

— Была с кузенами. Вон они, с младшим Старками. — Арианна показывает на Сарию, племянницу Лейну и племянника Монтериса — они и правда играют в игру с какими-то сложными хлопками. Ауран присматривает, чтобы хлопки не превратились в кражу пирожных. — Удивляюсь, что ты не услышала, как Монти предлагал Сарии утащить твою свадебную вуаль, чтобы сделать паруса для их игрушечных кораблей.

Рейнис хихикает, воображая, как печально известная банда Мартелл-Веларионов ворует у леди ленты и вышитые платки, чтобы соорудить себе корабль и уплыть в Эссос. Ауран вместе с братом взялся строить для Дорна флот, способный соперничать с королевой Нимерией и ее десятью тысячами кораблей, так что теперь и Дорн, и Королевские земли кормятся от торговли с Летними островам, Пентосом и далеким царством Маали на Соториосе, о котором говорят, будто оно целиком выстроено из золота.

Рейнис думает — не бывала ли даже четырехлетняя Росарио в Эссосе, в то время как она сама ни разу не ступала за пределы Королевской Гавани. Может, они уже встречались с Визерисом и Ашей. Если, конечно, те еще не в пути к Асшаю-у-Тени.

Дядя Доран отходит поговорить с Бендженом Старком — тот выглядит куда добрее, чем можно было бы ожидать от человека, чью семью в клочья разодрала любовь отца к Лианне. Она наблюдает за их серьезным разговором, и Арианна вздыхает:

— Никогда не думала, что твой отец позволит тебе выйти замуж, мое солнышко. — Она кладет подбородок на плечо Рейнис. — Ты расскажешь мне все о муже, когда узнаешь его. Я не позволю моей дорогой кузине мерзнуть в холодной супружеской постели.

Рейнис возмущенно пищит, а Арианна смеется. Потом близняшки утаскивают ее — пришло время первого танца с мужем.

Робб — хороший танцор; его мать — сама учтивость — даже на Севере, должно быть, учила его. Вопросов так много — каково это, когда твой дядя тебе отчим? Скучает ли он по Эддарду Старку? Не тяготит ли его старшинство над четырьмя братьями и сестрами? Рейнис не может представить столько младших — и всех живых разом. И она не знает, как вести себя правильно и по-женски, поэтому говорит первое, что приходит в голову:

— Вы очень высоки, мой лорд-муж. Не уверена, что мне это по душе.

Робб улыбается, его руки на талии — теплые и уверенные.

— Моим сестрам это тоже не особенно нравится. И называй меня Робб, моя леди-жена. Я не намерен тобой руководить.

— Тогда зови меня Рейнис, Робб. — Она приподнимает бровь. — Хотя я намерена быть твоей леди. Надеюсь, ты привык мыться каждый день, и вместе разбирать домашние счета, и быть допрошенным моими братом и сестрами под угрозой оружия всякий раз, когда я пожалуюсь на твои северные холодные манеры. — Он смеется тем милым смехом, и Рейнис тепло. — Я, конечно, шучу. Я почти ничего не знаю о Севере, хоть моя мачеха оттуда. Расскажешь, какой он, Винтерфелл?

— Винтерфелл больше Красного Замка, хотя и не такой живописный. — Робб уводит ее к столам, чтобы Рейнис попробовала северного эля, который обожает Эймон. Это… интересно. Он улыбается в ответ на ее гримасу. — Да, мы любим эль и мед, а не вино. И вместо турниров у нас рукопашные бои, одежда из шерсти и кожи, а замок огромный, серый и довольно скучный снаружи. Боги упаси, если тебе нужны шуты и менестрели. — Рейнис фыркает, а он кладет ладонь на ее руку. Ее рука ложится в его, как жемчужина в створку раковины. — Но утром, когда встает солнце, снег сияет, как лунные камни. Внутри стен течет горячая вода, так что тебе не будет холодно; а матушка уже заказала целый шкаф плащей и мехов для тебя, на случай, если, все же будет. Есть у нас и песни, и забавы, и вот теперь — есть принцесса. Надеюсь, ты будешь счастлива с нами на Севере.

Рейнис думает, сможет ли полюбить Север. Но руки Робба — теплые, а значит, и сердце, возможно — тоже. Быть принятой и любимой целым королевством, больше не находясь в тени отца и войны, что убила ее мать и брата, — это мечта, которая может стать явью. Она сжимает его руку.

— Я тоже надеюсь. — Он краснеет, а она примеряет улыбку, которой научилась когда-то у Арианны и Аши. — А если плащей и мехов окажется мало? Как ты меня согреешь?

Робб открывает рот, чтобы ответить, но тут музыка меняется на «Снял король корону, а королева башмачок», и Рейнис скручивается в крошечный клубок панического страха. Она не целовала мальчиков со времен своей обреченной привязанности к лорду Тириону; все, что она знает о постели, — это звуки из покоев Лианны и непристойные истории Арианны про Аурана. Вокруг нее собирается хохочущая толпа мужчин, вокруг Робба — толпа женщин. Обряд провожания. Сейчас они разорвут в клочья ее прекрасное платье, — и Рейнис хочется шипеть от ярости. Никто не тронет ее платье! Не после всего труда, что в него вложили! Но Эймон проталкивается вперед и подхватывает ее на руки. Он и вправду ее доблестный рыцарь. Рейнис говорит ему об этом, пока тот несет ее в брачные покои. Платье осталось целым.

— Я серьезно, Несса. — Он целует ее в щеку. — И кинжал я положил на столик у кровати.

— Спасибо, Джон, — говорит Рейнис, и они тихо смеются над детскими прозвищами. Никакой одинокой принцессы Рейнис и наследного принца Эймона — только леди Несса и сир Джон, исследующие Красный Замок в поисках драконьих яиц и призрака Эйгона. Она не скучает по своему печальному детству, но будет скучать по брату. Даже гвардейцы, ходившие за ними тенью, не смогли отнять этой близости.

Она входит в покои с огромной кроватью, покрытой подушками, и наливает себе вина. Оно пряное, крепкое, но, при этом — мягкое. Наверное, из Арбора.

Рейнис осторожно снимает свадебное платье, расплетает косы и вынимает опалы из волос, складывая их в миску на столике. Садится на кровать в нижней сорочке. Отпивает вина, а затем залпом опрокидывает весь кубок, когда тишина тянется слишком долго и, кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет на пол и в огонь камина. Допивает добрую часть второго кубка, чтобы занять руки.

Сквозь дверь доносится гогот и советы, от которых у нее вспыхивают щеки, — перед тем, как вваливается Робб. На нем только нижнее белье и один шерстяной носок — на левой ноге. Он смотрит на нее, она — на его ноги, и потом смеется. Смеется до слез и пытается объяснить:

— Жаль тебя — один носок потерян, и его уж не вернуть. И как же нелепо — потерять носок в брачную ночь, когда я вот-вот потеряю невинность.

Робб мнется, и они слушают, как Эймон с близняшками у двери приказывают толпе расходиться, если не хотят испытать остроту меча Эймона. Он садится рядом и спрашивает:

— Хочешь ли ты быть со мной сегодня? Я не настаиваю… — Рейнис всхлипывает, и его глаза расширяются. Он что, боится? — Не то чтобы я не хотел… Конечно, хотел бы, ты прекрасна. Но ты моя жена, и я должен чтить тебя, и я не хочу… принуждать к…

Она целует его. Целует дважды и мягко говорит:

— Ко мне годами никто не смел приближаться. Единственный, кто осмелился, теперь за сотни лиг — со своей женой. И я боюсь, что даже мой государь-отец не любит меня. Как думаешь, ты однажды сможешь полюбить?

Робб в свете огня сперва выглядит печальным, потом — решительным. Он подносит ее руки к губам и целует. Рейнис дрожит от тепла, что разливается внутри. Оно наполняет ее и отражается, словно солнечный свет от поверхности реки.

— Единственной женщиной в моей жизни будет та, которой я принес клятвы. Может, не сегодня, да, но полюблю. Я твой, если ты примешь меня.

Рейнис кладет их руки себе на сердце.

— Расскажешь мне о своей семье, Робб? — Она приглашает его лечь рядом. На самом деле, она оставила свое девичество в седле много лет назад, а отец упорно не желает признавать, что она уже женщина. Сомнительно, что завтра утром на всеобщее обозрение будут вывешивать окровавленные простыни. Всегда можно порезать руку и списать рану на тренировку в стрельбе. Нет, ей не хочется думать о простынях и консумации, а хочется узнать своего мужа. Лианна и отец — страшное предупреждение о том, что случается, когда похоть ставится выше разума.

Робб устраивается рядом. Он теплый, и Рейнис удивляется, почему представляла северных мужчин ледяными. Она воображает будущее, где ей всегда тепло и солнечно у него под боком, — и вздрагивает. Робб накидывает еще одно одеяло сверху и улыбается, когда Рейнис возится, как малыш, ища удобное положение.

— С чего начать?

— Для начала — как ты терпишь трех младших сестер? — Он смеется, кровать дрожит, и Рейнис смеется вместе с ним. — Младшие сестры по утрам — сущие чудовища, когда всем нужно в купальни, им и в голову не приходит поторопиться. Эймон лучше лишь тем, что моется ночью — но и он засиживается там почти на час.

У него четверо братьев и сестер: Санса, Арья и близнецы, Эдвин и Бранда. Санса — такая же безупречная леди, как Рейнис, — вышивает платки и платья. Умеет играть на арфе и колокольчиках, охотится с ястребом в лесах близ Винтерфелла и принимает просителей в их собственном Великом чертоге, когда Робб, лорд Бенджен и леди Кейтилин заняты. Робб надеется, что она выйдет за Мандерли, который станет достойным мужем для северной леди, а, быть может, оснует собственную боковую линию Старков.

Арья, если слухи правдивы — настоящая дикарка. Но у нее острый ум, и она лучше всех считает среди братьев и сестер. Еще она очень любопытна: сама выучила высокий валирийский, только чтобы читать книги, которые не читал даже их мейстер. Рейнис предлагает обучить ее материнскому языку, и Робб говорит, что Арья будет в полном восторге. Потом шепчет, что Арье надоели сравнения с Лианной всякий раз, когда она рвет платье или играет с местными детьми. Однажды она собирается уехать в Эссос и прославить собственное имя.

У Эдвина пару лет назад был буйный период — нет ни дерева, ни башни в Винтерфелле, на которые он бы не залез. Как-то раз он едва не погиб, сорвавшись с гнилой ветки в богороще и упав в холодный ключ. Все думали, что он умер, но кто-то спас его и положил у сердцедрева — там его и нашел лорд Бенджен. Теперь он то проказник, как прежде, то неожиданно становится слишком серьезным для десятилетнего ребенка. Лорд Бенджен думает восстановить Ров Кейлин, а может, построить новую крепость или же сделать Эдвина кастеляном Винтерфелла.

Его близняшка Бранда — напротив, веселая, легкая девочка — любит метать топоры и помогать Роббу и леди Кейтилин с делами замка. Если переговоры с домом Амберов сложатся, Бранда выйдет за младшего сына лорда Амбера, Неда, и заложит новую боковую ветвь Старков. Робб надеется, что сможет выделить Бранде земли близко к Винтерфеллу.

Его голос убаюкивает, и Рейнис клюет носом, слушая, какая прекрасная у ее мужа семья. Они лежат бок о бок, а потом оказывается, так, что грудь Робба у нее за спиной, а его руки обнимают талию. Она просыпается спустя пару часов — так — и пытается понять, нравится ли ей это. Странно, что кто-то был так близко, кроме брата и сестер, когда те забирались к ней в постель во время грозы. Рейнис делает размеренный вдох, затем — выдох и расслабляется в его объятиях. Его грудь поднимается медленно и ровно, как волны прилива.

Рейнис спрашивает реку, сюда ли ведет ее путь, к мужу, который говорит, что полюбит ее. Она закрывает глаза и видит сон: мама расчесывает ей волосы, говорит, что любит, что знает ее, что гордится ею.

На следующее утро Рейнис открывает свадебные подарки вместе со своей семьей и свояками. Они с Роббом сидят во главе стола, Лианна и отец — на другом конце. По ее правую руку сидят Эймон и близняшки, а также Дейенерис, Арианна и дядя Доран. Со стороны Робба — его мать, дядя и братья с сестрами. Арья и близнецы уже успели подружиться, тогда как Эймон и Санса вздыхают вместе о том, как бы удержать эту троицу, пока за дело не взялись их матери. По крайней мере, милая Бранда поддерживает разговор с Лианной, тогда как прочие Старки избегают ее, словно серой хвори.

От Лианны и отца — набор серебряных гребней с лунными камнями; великолепно иллюстрированные книги по истории Севера и Старков; и лук из златосерда с Летних островов. Рейнис гладит ладонями гладкое дерево и переплеты и рассыпается в благодарностях. Это лучший дар, что она получала от них. Она говорит об этом Лианне, и у мачехи в глазах стоят слезы.

От новой родни — целый сундук шерстяных платьев и меховых плащей, удивительно мягких на ощупь; бархатное платье с такой изящной вышивкой, что сама Рейнис завидует мастерству, и с удивлением узнает, что всю вышивку сделала Санса; крепкие кожаные сапоги для верховой езды и бриджи; и резной колчан из сердцедрева, полный стрел.

— Лия сказала, что вы любите стрельбу и верховую езду, — охотно объясняет лорд Бенджен. — И мы не хотим, чтобы жена нашего Робба била оленей дурными стрелами.

Рейнис тронута. В семье только Лианна проявляла настоящий интерес к ее увлечению — может, это у Старков такая традиция?

От Эймона у нее уже есть кинжал, но он и близняшки дарят еще переплетенный в кожу сборник стихов; тонкое ожерелье из чередующихся сапфиров и рубинов, ограненных в маленькие солнца, и серебряные шпильки — тоже в форме солнц. Она тут же просит Робба застегнуть ожерелье, а сама закрепляет в волосах гребни и шпильки. Украшения не совсем сочетаются, но, все равно, очень красивы. Руки Робба — теплые, и, кажется, Рейнис уже давно столько не улыбалась. Лизелла подтрунивает над Эймоном, что хоть у кого-то из них есть вкус к подаркам, и Эймон соглашается — из них троих это Висенья.

От Дейенерис, а, следовательно, и от Тиреллов — шелковый веер, расписанный разноцветными драконами; седло с лукой, сделанной на просторский манер, такое, что можно было быстро запрыгнуть на лошадь даже с дамской посадкой; бочонок арборского золотого «чтобы не скучала в краю эля»; и, наконец, письмо, которое Дейенерис велит открыть, когда Рейнис останется одна. Рейнис благодарит, надеясь, что они смогут подружиться теперь, когда обе будут вдали от Красного Замка.

От гувернантки Рейнис получает целую стопку книг о том, как управлять замком. Это толстые тома с подробными схемами внутри, и ее охватывает тревога при мысли, что вскоре она станет леди Винтерфелла. Она занимается благотворительностью, но вот как вести хозяйство, оказывается, совсем не знает. Однако для того и книги. Рейнис смотрит на первую страницу — и, к своему удивлению, находит среди авторов Г. Бардвелл. Леди Гвинет подмигивает, и Рейнис надеется оправдать доверие своей дорогой наставницы.

Далее — дары со стороны материнской семьи. Арианна дарит дюжину затейливых флаконов с духами: каждый аромат накрывает Рейнис смутными воспоминаниями о визите в Дорн, когда она была ребенком. Три из них — жасминовые, и она сглатывает ком в горле: теперь на Севере с ней будет мамин запах. Хоть что-то от мамы. Арианна улыбается — кузина понимает, какой это драгоценный дар. Робб сжимает ее руку — и Рейнис гадает, понял ли он, почему ей на глаза навернулись слезы. От Аурана — небольшой маневренный корабль в Черноводной бухте, что сначала отвезет ее в Эссос, потом на Север и останется в ее владении. Его назвали Солнечная Дева, и Ауран говорит, что он сконструирован для хождения и по крупным рекам. Рейнис готова его расцеловать. От дяди Дорана — тяжелый фолиант по истории Дорна, с уже отмеченными для нее главами.

— Ты должна знать свою историю, — говорит он серьезно. — Уверен, это тебе пригодится.

Она слегка вздрагивает, ведя пальцем по корешку; песня реки в сердце звучит громче.

Есть дары и от прочих знатных лордов и леди. В основном украшения; тонкие ткани на платья; серебро и фарфор. Ничего страшного — ей нравятся красивые вещи, и в Винтерфелле все пригодится.

Дары Роббу гораздо практичнее. Безымянный валирийский меч от отца — это будет новая реликвия дома Старк. Пара породистых лошадей от Лианны, сочетающих северную мощь и дорнийскую резвость. Охотничьи снасти и оружие от братьев и сестер Рейнис. Огромный вытканный золотой нитью гобелен с изображением северных гор от Дейенерис. Дорнийские копья от Мартеллов вместе со свитками, где показаны стойки. Все прочее — в том же духе, и он ухмыляется Рейнис:

— Похоже, мне больше в жизни не потребуется заказывать себе сапоги. Так что моя леди-жена избавлена от вечной починки и штопки.

— Опрометчиво с вашей стороны предполагать, что я не позаимствую половину, мой лорд-муж. Вон те выглядят чрезвычайно удобными. — Робб и его братья с сестрами смеются, и Рейнис замечает одобрение в глазах леди Кейтилин. По крайней мере, свекровь не возненавидела ее с порога. Бедную женщину на Юге зовут Трижды Купленной Форелью, хотя она не выходила за Брандона Старка, а Эддарда отправили на Стену за поддержку восстания. Винит ли она Рейнис в поступках отца? Деда? Рейнис бы не осудила.

Завтрак проходит в непринужденных разговорах, хотя Рейнис видит, что дядя Доран не говорит с отцом, а лорд Бенджен крайне скован в общении с Лианной. Она молча злорадствует, что отец явно чувствует себя не в своей тарелке, и жалеет Лианну. Она не может представить себе разлада с Эймоном — или с Эйгоном, будь он жив. Но его нет, Лианна — королева, а Рейнис — будущая леди Винтерфелла. Боги никогда не были справедливы, а Лианна сделала свой выбор много лет назад.

Рейнис смотрит в окно — воды Черноводного залива искрятся на солнце. Через три дня она отплывет в Эссос. Покинет Красный Замок и родных и будет возвращаться лишь на свадьбы, коронации и похороны и станет по-настоящему замужней женщиной, а не только нежеланной дочерью от забытой первой жены. Она закрывает глаза и вслушивается в песню реки. Та звучит точь-в-точь как мамин голос, прогоняющий страх в сумрачных покоях. Рейнис отдала бы все, чтобы эта песня обрела плоть Элии Мартелл. Чтобы мать и брат снова были рядом, они все вместе поехали в Винтерфелл и были счастливы.

Рейнис делает вид, что чихает, чтобы объяснить слезы, выступившие в уголках глаз. После завтрака она ведет Робба и новую семью на прогулку по Красному Замку. Замок не так велик, как Винтерфелл, если верить книгам, но едва ли в Вестеросе найдется более вычурный. Гобелены от стены до стены, золоченые потолки, мозаики, выложенные драгоценными камнями — содрать бы отделку с одной стены, и хватит, чтобы прокормить всех нищих в Королевской Гавани. Разве что Утес Кастерли мог бы тягаться в роскоши, но его разграбили при пожаре в Ланниспорте во время Восстания Грейджоя. Сложены песни о том, как Старый Гордый Лев Тайвин Ланнистер отдал жизнь, чтобы убить Вороньего Глаза, Эурона Грейджоя. Очень печальные песни. А Тирион — очень здравомыслящий человек и не любит выставлять напоказ остатки семейного богатства. Рейнис думает — не устроить ли встречу с ним и его женой, Алиссой Леффорд, спросить о здоровье… но некоторые вещи лучше оставлять лежать тихо. Она замужем, он — женат; что бы там ни было между ними когда-то, ничего хорошего эта встреча не принесет. Кто она такая, чтобы беспокоить призраков?

Позже леди Кейтилин подтверждает, что Санса и Арья останутся в Королевской Гавани с близняшками.

— Невестка сказала, что вы близки с младшими принцессами. Она надеется, что общество моих дочерей будет им утешением в ваше отсутствие, — говорит она, беря Рейнис под руку, пока все смотрят тренировочный поединок Робба и Эймона.

Королевские гвардейцы наблюдают, чтобы никто не пострадал всерьез, и Рейнис сомневается, что Эймон ранит Робба, если только она не прикажет. Надеется, что его скоро посвятят в рыцари. Близняшки, а также брат и сестры Робба сидят рядом с лордом Бендженом, слишком уж воодушевленные перспективой, что чей-нибудь меч соскользнет и отрубит ухо. Из-за жары оба пренебрегли броней, так что уши под угрозой. Рейнис обмахивает себя и леди Кейтилин подаренным веером — лишь бы занять руки. Мускулы под кожей Робба она уже видела в брачную ночь, но видеть, как он владеет мечом… ее взгляд мечется между Роббом, Эймоном и Черноводной за замковыми стенами. Им предстоит отплыть через три дня, и ей кажется, что это одновременно очень долго и ужасающе мало.

Леди Кейтилин тихо вздыхает:

— Тяжело отпускать девочек на юг, но Санса создана, чтобы блистать при дворе. И Арье пойдет на пользу усвоить хорошие манеры до того, как придет время заключать помолвку или… как-то еще выбрать свою судьбу.

— До того как она присоединится к моему дяде и тетушке в Эссосе, бороздя моря и сражаясь с пиратами? — Рейнис улыбается, и леди Кейтилин выглядит так, будто ей срочно нужен глоток вина. А лучше целый кувшин. — Мачеха позаботится о них, а близняшки уже с ними сдружились. И мой брат, принц Эймон, не позволит, чтобы с кузинами что-то случилось.

Эймон выигрывает поединок — к радости близняшек и разочарованию Арьи. Не то чтобы Робб не заставил его попотеть — нет, ее муж, судя по всему, отличный воин. Она воображает его с двумя мечами — когда он станет крупнее с возрастом, или с тем новым безымянным валирийским. Он уже довольно высок и мог бы сражаться копьем. От мыслей ей становится жарко. Рейнис облизывает губы и тихо спрашивает:

— Вы знаете, что любит Робб… в леди? Я хочу быть ему хорошей женой, — и, к своему ужасу, начинает мямлить. Гувернантка была бы шокирована.

Леди Кейтилин улыбается и похлопывает ее по руке:

— Я спрашивала себя об этом, когда выходила за отца Робба. — Эддард Старк, человек, которому не позволили воспитать такого прекрасного сына. Прежде многих других отец Рейнис виновен перед ним. — А когда брала в мужья Бена, мне было страшно, что тот будет сердиться на меня за наше печальное прошлое. — Она смотрит куда-то сквозь. — Мне понадобился год, чтобы почувствовать, будто я действительно его знаю, — лишь потому, что позволила себе быть открытой с ним. Открыла ему сердце.

Рейнис вздрагивает и обмахивается сильнее, скрывая внезапный страх. Кейтилин поворачивается обратно:

— Будьте открыты с ним, принцесса. Честность и добрый нрав творят чудеса в браке. Думаю, больше ничего и не потребуется — он уже, похоже, вами увлечен.

Рейнис прячется за шелковым веером и мучительно краснеет, мысленно благодаря Дейенерис за такой полезный подарок.

— А в путешествии вы сами узнаете, что он любит в леди, а вы — в лорде.

Что же она любит в лорде? Рейнис обдумывает это, пока Солнечную Деву готовят к отплытию. Сначала — Браавос, затем — вниз по Ройне. Рейнис не уверена, стоит ли рисковать и идти до Волантиса: там могут быть пираты, или же тащить корабль в Пентос по одной из валирийских драконьих дорог. Она ведет пальцем по карте и дрожит от волнения. От Верхней Ройны к Гойан Дроэ, к Ни Сар, к Крояне. Все это — города, в которых она никогда не бывала, но там ее корни. Действительно, «в час, когда домой придешь».

Последние дни в Красном Замке она проводит на турнире в честь ее свадьбы; наглаживая Балериона; гуляя с Арианной и дядей Дораном в садах; и за шитьем с Лианной и леди Кейтилин, разговоры которых натянуты и скупы.

Арианна, на правах замужней женщины, дает ей советы. В основном — шепотом. И Рейнис кажется, что она сгорит от смущения. Советы Аурана куда практичнее: спать на двух сдвинутых кроватях и с двумя одеялами — чтобы, если муж перекатится во сне, можно было спастись и не быть раздавленной. Или, скорее, чтобы Рейнис не вертелась у него под боком до тех пор, пока он не сорвется и не сбежит в Эссос.

Тириона и его жену она тщательно избегает, но с радостью общается с Ширен Баратеон. Та прекрасна: длинные черные волосы, заплетенные в изысканные косы, синие штормовые баратеоновские глаза и точеная фигура, как у ее матери. Даже тонкий белый шрам от виска к щеке, оставленный разбойником, что пытался похитить наследницу Штормового Предела, лишь придает чертам изюминку. Ее родители, Станнис Баратеон и Серсея Ланнистер, не желают иметь с Железным Троном ничего общего сверх положенного вассалам, но Рейнис всегда считала Ширен очень умной и приятной леди. Та всего на три года младше Рейнис — ей пятнадцать, — так что им есть о чем поболтать. До Восстания Грейджоя Ширен жила в Красном Замке, но отец никогда не хотел, чтобы Рейнис переписывалась с наследницей Баратеонов. И вот, в тени садов они вновь сходятся; Рейнис надеется, что отец образумится и обручит Ширен с Эймоном. Было бы чудесно с ней породниться.

Празднества особенно забавны: лорд Денис Аррен из Долины по чистой случайности побеждает в общей схватке. Сир Сандор Клиган, сильнейший из всех, неудачно поскальзывается в грязи и налетает на булаву лорда Дениса. К счастью, никто не ранен — и самолюбие цело после того, как сир Сандор заявляет: «сука, которая крепко держит оружие, и должна забирать этих чертовых золотых драконов». Приз за второе место тоже недурен, так что он вполне доволен.

Рейнис с нескрываемой завистью смотрит состязания лучников, мечтая испытать свой новый лук из златосерда. Но, ясное дело, это было бы совершенно неприлично, так что она держит руки чинно сложенными на коленях. К ее радости, кузен Квентин Мартелл еле-еле, но выигрывает у стрелка с Марок. Арианна говорит, что Квентин намерен отстроить замок для себя и своей нареченной, Гвинет Айронвуд, хотя у самой Арианны все уже распланировано.

— Будто я позволю своему братцу голодать, — фыркает Арианна. — И это отлично заткнет рот Айронвудам — те все еще киснут, что мой Ауран лучше любого их прыщавого сынка.

Робб не участвует в рыцарских поединках, зато шепотом выдает Рейнис и близняшкам такие комментарии, что они заливаются хохотом. Кто бы знал, что Молодой Волк из Винтерфелла столь остер на язык насчет беззащитных южных воинов.

Эймон выступает в поединках на копьях со знаком благосклонности Рейнис, но в конце вылетает из седла. Побеждает сир Лорас Тирелл. Он коронует свою сестру, Маргери, венком из роз и фиалок. Позже Рейнис с Арианной видят, как Дейенерис и Маргери вынимают фиалки из венка, чтобы украсить платья, а из роз собирают букетики для детишек простолюдинов. Рейнис срывает лучшие садовые цветы, чтобы сделать еще, а Арианна перевязывает их золотыми лентами. Даже Ширен присоединяется. Радость на лицах детей — получить цветы от целой компании принцесс и благородных леди — стоит того, чтобы пожертвовать венком.

Ночью она читает книгу о Старках вместе с Роббом, который доволен точностью приведенных там сведений.

— Этот мейстер Уиллис, похоже, жил на Севере, — говорит он, ведя пальцем по корешку. — Интересно, что напишут через век обо мне.

— Ты намерен прославиться? — Рейнис вспоминает знаменитых Старков из Винтерфелла: Криган Северный старец; Брандоны — Строитель, Корабельщик и Факельщик. Столько Брандонов — и ни одного Робба. — Робб Рыжий — за бороду? Нет, слишком очевидно. Робб Мудрый или Справедливый — неплохо. Тебя уже кое-где зовут Молодым Волком.

Робб ловит ее взгляд.

— Быть может, Робб Поцелованный Солнцем. В веках известный как лорд, что привел на Север драконью принцессу и, вместе с ней, лето.

Честность и добрый нрав — вот что, решает Рейнис, ей нравится в лорде. И его слова, такие приятные и теплые.

— В нас воплотится союз Льда и Пламени. Похоже, мой долг — привезти тепло с собой, чтобы не окочуриться от холода.

Робб усаживает ее к себе на колени, Рейнис смеется и извивается, пока он перечисляет все способы, которыми будет обеспечивать ее дровами и сорока одеялами поверх сорока перин. Она надеется, что северные реки окажутся достаточно теплыми, чтобы купаться с ним. А если нет — согревать ее теперь будет он. Позже она рассказывает это Арианне, и та только откидывает голову и хохочет.

В день отплытия она встает до рассвета, чтобы посидеть с Дейенерис, которая крутит свои серебристые волосы в пальцах, пока цвет не размывается в белесую дымку. Она избегает прямого взгляда — и на миг Рейнис закипает: прямо как отец! Но замечает, что фиалковые глаза Дейенерис мечутся, как у самой Рейнис, когда она нервничает, — и злость сменяется сочувствием. Ей не хочется пугать тетю. Наконец, Дейенерис выпрямляется и говорит:

— Я хочу дружить, Рейнис. Я люблю Простор и хочу остаться там, но мир шире Хайгардена. И моя семья — тоже. Если позволишь, я бы хотела поехать с тобой в Эссос. — Она поднимает письмо — то самое, из свадебных даров. — Хочу быть настоящей семьей для тебя и нашего Визериса.

Рейнис открывает письмо. Дейенерис краснеет и бормочет:

— Просто прочитай все. Уверена, ты и так догадывалась.

Моей дорогой сестре,

Я рад, что мои советы насчет твоей Маргери принесли тебе утешение и помогли определиться. Я знаю, каково это — любить, быть любимым в ответ и, все же, быть лишенным этого из-за предрассудков общества. Мое предложение приютить вас с Маргери по-прежнему в силе, если ты сможешь расстаться с красотами Хайгардена ради моего скромного корабля. Передай привет Уилласу и старой леди и скажи им, что миэринцы не умеют готовить теплое вино с пряностями, так что стоит отправить арборское золотое из Простора на Восток — его несомненно оценят по достоинству. Аша и Кварл клянутся, что здешние гискарские вина годятся разве что краску растворять — и я склонен с ними согласиться.

Не удивлен, что Король-говнюк не сообщил нашей дорогой Рей о ее скорой свадьбе. Когда я жил в Красном Замке, он держал ее под стеклянной крышкой, снять которую можно было лишь ценой жизни. Но теперь крышка открыта, и мы увидим, достоин ли этот Робб Старк быть хранителем ключа.

Пишу тебе из Лиса, но через две луны мы будем в Браавосе. У меня есть для тебя подарок — не представляю, как переслать его с вороном, но что-нибудь придумаю. Твой старший брат — дурак, но упрямый.

Покажи это письмо нашей дорогой Рей или раздели пополам и передай ей только ее часть. Вот мои слова для нее:

Моя дорогая Рей,

Прости, что не ответил раньше. Переписка между Вестеросом и Квартом — задача не из легких, куда проще нам самим обогнать ленивые почтовые корабли и написать тебе уже из порта в Узком море.

Надеюсь, твой брак принесет тебе ту же радость, что и мой — мне. Боюсь, твой отец мог не предупредить тебя заранее о своих намерениях — Дейенерис узнала об этом только благодаря шпионам леди Оленны Тирелл. Боюсь, мы все знаем, что только леди Лианна способна склонить твоего отца к иному решению — и то лишь наполовину. Как бы то ни было, брак может стать проклятием и бременем, а может — благословением, которое спасет твою душу. Я помолюсь богам, чтобы твой союз даровал тебе утешение, здоровье, безопасность и любовь. Истинная любовь — не то, о чем поют менестрели. Она куда больше, чем все мимолетное и наносное.

Я жажду увидеть тебя, как и Аша с Кварлом. Ты еще не встречалась с ним, но он уже считает тебя частью нашей семьи. Мы направляемся в Браавос — отсюда недалеко до Белой Гавани, может, седмица или две пути с попутным ветром. Если пожелаешь, мы отправимся на Север и будем надеяться, что твоему отцу не взбредет в голову изгнать нас из Семи Королевств окончательно. А, может, встретимся с тобой и твоим супругом в Вольных Городах? Только если ты этого сама пожелаешь, разумеется. Если же ты возненавидишь своего мужа и захочешь спастись из ледяного плена, беги в Браавос — и мы увезем тебя к Нефритовому морю, где будем до конца дней есть сладкие апельсины и проматывать пиратские сокровища.

Со всей моей любовью,

твой безумный дядя Виз

Рейнис откладывает письмо и вытирает слезы. Дядя так близко — она увидит его в Браавосе раньше, чем дойдет ответное письмо. Какая удача! А может, песня реки привела Визериса и Ашу в Браавос, чтобы она встретилась с ними. Рейнис шлет благодарности Семерым, реке и даже Старым богам за дарованное ей счастье.

Она поворачивается к Дейенерис и улыбается, все еще растирая глаза:

— Я буду рада взять тебя с собой, Дейенерис. Жаль, Маргери не может поехать тоже. Она чудо.

Дейенерис вспыхивает так, что становится не видно бровей, и Рейнис беззастенчиво хихикает. Они смеются вместе, сквозь слезы, и над ними поднимается солнце.

В полдень они отплывают. Дейенерис и Эймон плывут с ними, вместе с командой. Отцу не по душе отпускать единственного наследника мужского пола из Королевской Гавани, но Эймон, как всегда, находит слова. Рейнис обнимает плачущих Висенью и Лизеллу, целует и обещает им чудесные истории и подарки при встрече. Прощается с мужниной семьей, обнимает милую Бранду, когда та просит об этом. Ее едва не сбивает с ног Арианна — в отчаянии, что не может отправиться с ними из-за своего положения. Потом она замирает и неуверенно обнимает Лианну. И вот — отец. Она ждет, когда он встретится с ней взглядом, и выдыхает, когда он делает это впервые за долгие годы.

— Прощай, дочь моя, — шепчет он.

— Прощайте, отец, — Рейнис кланяется настолько низко, насколько позволяет простое дорожное платье. К ее изумлению, он целует ее в лоб. Потом отстраняется — и ей пора уходить. Она прикусывает губу, чтобы не расплакаться.

Рейнис остается на палубе, пока Солнечная Дева отходит, машет собравшейся толпе. Робб — по правую руку, Эймон — по левую, их присутствие поддерживает ее. Королевская Гавань медленно тает за кормой. Рейнис дрожит. Она идет к реке, поющей ее имя. И боится, что еще очень нескоро вернется назад.

Большая часть луны уходит на путь до Браавоса. Каюты Солнечной Девы уютные, они завалены подушками, но Рейнис не может в полной мере их оценить. Чем ближе они к Эссосу, тем громче песня реки в ее крови. Ночами она почти не спит. Под луной ходит взад-вперед и молится о попутном ветре, чистом небе и спокойном море. Возможно, ей не дано все сразу, но если бы могла, она отрастила бы крылья и немедленно полетела к реке. Даже тренировочные поединки с Эймоном не помогают унять тревогу. Она заполняет воздух историями про Арианну и Визериса, вспоминая, как они шокировали Красный Замок до того, как Визерис сбежал с Ашей. Дейенерис и Эймон ничего не замечает, а вот Робб, она видит, тревожится, но не знает, что сказать. Ночью, когда они ложатся спать, и Рейнис смотрит в стену, она обязательно прижимается к нему. Кажется, он расслабляется, когда они лежат рядом, и ей не хочется, чтобы Робб тоже страдал от бессонницы.

Иногда они даже целуются — когда их единственный ночник — это луна, а все, кроме ночного рулевого, спят. Это так странно и так чудесно — когда одна его рука лежит на ее талии, а другая — путается в волосах. Так тепло, так мягко, так много покалывающих разрядов, бегущих по конечностям, словно молния без грома. А когда она осмеливается слегка прикусить его нижнюю губу, звуки, которые он издает, откликаются у нее в груди… и это пугает. Пугает, как ей это нравится — и как легко в этом потеряться. Разве не потерялась ее мать в отце, пока он не выбил почву у нее из-под ног? Она не может ослабить хватку вокруг сердца — вдруг отдаст, и его разобьют. Но тело жаждет его прикосновений. Каждую ночь она мечтает о том, что шептала ей Арианна про брачное ложе; наслаждается тем, как темнеют его синие глаза, когда она вздыхает ему в губы. Ей так ей нужна эта тьма…

Словно видение, Браавос поднимается на горизонте. Рейнис вытаскивает сонную Дейенерис из постели, чтобы вместе смотреть, как медленно приближается берег. Дыхание перехватывает, когда они, наконец, проходят под могучим Титаном. Он рычит, и рык эхом отдается в чистом голубом небе, разносится по воде и вибрирует внутри нее. Рычит, рычит — ее тело рычит, потому что река так близко — она чувствует в воздухе ее вкус. Эймон сжимает ее плечо, и она опирается на него, чтобы удержаться.

Они говорят об аренде дома, о встрече с Морским владыкой Браавоса, и Рейнис понимает, что надо соблюсти приличия — но тело кричит о реке.

— Еще чуть-чуть, — шепчет она себе.

Всего лишь день — что такое день после целой луны? Надо лишь быть хорошей принцессой, поспать в мягкой постели с красивым мужем, и на следующий день она увидится с любимым дядей и свояченицей и, наконец, отправится к реке. А у Морского владыки, говорят, есть свадебный дар для нее и Робба. Было бы чудовищно заставлять важного человека ждать из-за песни реки, которую никто, кроме нее, не слышит.

Они сходят с Солнечной Девы в наемную лодку. Браавос прекрасен. Воздух пахнет солью и свежей рыбой, а не экскрементами и гнилью. Бесконечные серые каменные дома тянутся к небу, но каждый дом — со своим лицом, кладкой и узорами. Город каналов, а не конных дорог, и Рейнис устраивается между Роббом и Эймоном, пока их лодка скользит к дворцу Морского владыки. Робб кладет подбородок ей на макушку, будто Рейнис ростом с Арианну, и она тыкает его в бедро. Не такая уж она маленькая!

— Винтерфелл и Зимний городок выглядят похоже, — говорит он. — Все дома из камня, чтобы защитить от ветра, и резьбы на стенах столько же, сколько вышивки на твоих платьях.

Если Север и правда похож на Браавос, Рейнис уже наполовину в него влюблена. Она понимает, что городу каналов не место в земле, которая зимой замерзает, но эта мысль все равно согревает.

— А правда, что снег у вас бывает и летом? А на лугах растет вереск, и по утрам он покрывается инеем и блестит как хрусталь? — Она легко это представляет — и вдруг чувствует тоску по месту, где еще не была.

Робб кивает, невольно покачивая ее голову.

— Я сам тебе покажу.

Дейенерис усмехается, и Рейнис показывает ей язык:

— Возьмем мою тетушку с собой, а то она считает, что лучшие цветы растут в Просторе. Есть ли в Просторе сверкающий вереск, Дейенерис?

— Ты удивишься, но лед есть не только на Севере. Если хочешь, посыплю весь Хайгарден инеем и пришлю тебе картину. — Она кивает на Эймона. — Да и уверена, если Эймон достаточно долго посмотрит на кувшин воды, та запросто замерзнет.

Они шутят по пути к Дворцу Морского владыки, и сердце Рейнис то взлетает от счастья, то падает от тревоги. Морской владыка хил и немощен, но глаза у него острые, как у дяди Дорана. Целый час они говорят о стеклянных садах, стрельбе, новых торговых путях между Семью Королевствами и Браавосом. Эймона и Робба завораживают водные танцоры, а Дейенерис мечтает увидеть фрукты из Простора на столах браавосийцев. Рейнис чинно держит руки на коленях, а ступни — на полу, и не сдается рыку в крови. Дейенерис косится на нее, но молчит. Потом Морской владыка выпрямляется:

— А теперь — ваш свадебный дар. — Слуги вносят лакированный ларец, и он проводит пальцами по крышке. — Однажды, леди-принцесса, Морской владыка задолго до меня поклялся королю, который царствовал задолго до вашего отца, что сохранит три прекрасных камня. И пока камни не треснут, они останутся у него.

Он поднимает крышку, и Рейнис слышит, как ее спутники ахают. Внутри — три драконьих яйца. Одно — густо-янтарное с золотисто-зелеными крапинами; другое — лиловое с завихрениями синего и белого; последнее — радужно-серое, как перламутр, меняющий цвет от света. И на каждом — сеть мелких трещин.

— Похоже, — говорит Морской владыка, — им место у принцессы из Дома Таргариен, а не у меня. И, хотя многие пытались, только те, в ком есть кровь дракона, стали всадниками.

Рейнис понимает. Три окаменевших яйца — сокровище; три готовых к вылуплению — риск сжечь Браавос, если драконов не убить немедля. Кто, как не Браавос, знает кровавую историю драконов и пламени? Рейнис берет одно яйцо в ладони — и чувствует жар, пробирающий до нутра. Как миска с горячим супом, как вода реки, когда она поет. Рейнис протягивает яйцо Дейенерис — не мерещится ли — но та тоже дивится теплу.

Рейнис спрашивает:

— Полагаю, если Волантис или иные Вольные города выступят против Браавоса, вы ждете помощи от союзников?

Морской владыка улыбается:

— Браавос — друг Вестероса и Семи Королевств, леди-принцесса.

В особняке, щедро предоставленном Морским владыкой, Рейнис кладет яйца у огня и обращается к брату:

— Эймон, тебе предстоит написать отцу. Ты знаешь, как подать знак так, чтобы шпионы не поняли про яйца.

Губы у нее кривятся — она думает о том, как близки Эймон с отцом, тогда как ее отец едва выносит. Но она разглаживает юбку и лицо. Не время для ревности, когда тут практически вылупились драконы.

— Я напишу, — говорит он. — Это… странно. — Он осторожно трогает фиолетовое яйцо и отдергивает руку. — Уверен, отец перерыл все библиотеки Семи Королевств. Он будет знать, что делать.

Дейенерис долго смотрит на яйца, и лишь когда Эймон подает ей руку, отвлекается.

— Пойду, набросаю черновик, — говорит Эймон. — Дени, ты выглядишь усталой.

Дейенерис согласно бормочет что-то, и они уходят. От повисшей тишины у Рейнис закладывает уши, и она усилием воли заставляет себя не ерзать. Робб выглядит задумчивым, и она, наконец, спрашивает:

— Тебе холодно, Робб? Здесь теплее — присядь со мной.

Он садится рядом и молчит. Через несколько минут, глядя на блики на скорлупе, спрашивает:

— Что ты имела в виду нас

чет помощи Браавосу? Почему владыка отдал их тебе, когда мог бы иметь трех драконов?

— Люди и раньше пытались укротить драконов, но это удавалось только тем, в ком есть валирийская кровь — потому Танец Драконов почти уничтожил Таргариенов. Это стало началом упадка моего Дома. — Рейнис прислоняется к нему. — Морскому владыке не нужна красивая безделица, способная неожиданно разрушить его королевство. И это выгодный обмен для обеих сторон. Мой государь-отец получает драконов — доказательство превосходства Таргариенов; Браавос — гарантию, что в будущей войне с Волантисом, Лисом или кем угодно мы придем и поджарим их врагов.

Робб медленно кивает:

— И в Вестерос никто не сунется при трех живых драконах — разве что кто-то очень сильный. Или очень глупый.

Рейнис закрывает глаза. Подступает мигрень. Этого ли хочет от нее река? Стать драконьей всадницей из легенд — сжигать лордов в их замках и спать с собственным братом? Нет. Никогда. Значит, возрождение драконов — это ради будущего. И почему яйца трескаются именно сейчас, после века в окаменении?

— Не думал, что когда-нибудь увижу такое, — говорит Робб. — На Севере всегда была магия — и Старые боги. Но теперь магия возвращается и в остальной мир.

И волшебство та песнь таит…

Рейнис вздрагивает. Мамин голос отзывается в комнате — и все становится чуть яснее. Робб спрашивает, что случилось, но Рейнис молчит. Она решается довериться ему целиком, сгорая от страха, надежды и осознания, как хрупко ее сердце. Если он не поймет — она погибнет; она должна заставить его поверить.

— Робб, я должна рассказать, почему так хотела в Эссос.

Робб слушает молча, пока она объясняет то, что знает. Река в песне — Ройна, и она зовет ее, с тех пор как Рейнис пела на Черноводной. В воде Ройны есть магия. И быть может, эта магия — и есть то, что возвращается в мир и заставляет рождаться драконов?

— Я узнаю наверняка, только если мы дойдем до истока Ройны. Край суровый в море льда… забавно, правда? Услышав о нашей свадьбе, я боялась возненавидеть Север и думала, что Север возненавидит меня. А река тоже течет с севера. — Она обвивает руками его плечи, а его руки ложатся ей на талию. — Пойдем со мной к Ройне. Может, и тебе она споет?

— Куда ты — туда и я, — говорит он. Целует ее в лоб, и она краснеет. Ей все еще неловко от такой близости, и, вероятно, это не пройдет до самого Винтерфелла. Рейнис прикусывает губу и спрашивает — верит ли он ей. Иначе все пропало. Робб вздыхает:

— Признаю, я услышал много всего, и это сложно уложить в голове. Но и мне есть что рассказать.

Рейнис склоняет голову и слушает. У него, его брата и сестер в Винтерфелле есть щенки лютоволков, первые, кого видели южнее Стены за века. Волка Робба зовут Серый Ветер — он свирепый, но верный, воет и на луну, и на солнце. И порой, ночью, когда Робб вымотан или не находит себе места после замковых дел с дядей и уроков мейстера, ему снятся странные сны. Сны, где он — лютоволк: охотится в лесу или сворачивается клубком у очага с братьями и сестрами. Глаза у Рейнис расширяются, и песня реки вторит словам Робба волчьим воем. Ее муж — варг-перевертыш; на свадьбу ей подарили готовые вылупиться драконьи яйца; и кто знает, что готовит им река.

— Магия возвращается, — шепчет Рейнис. — Песня, твои сны, драконы — все возвращается. И, думаю, это из-за тьмы, которую я увидела тогда в реке. Тьмы на далеком севере, которая…

— …которая уничтожит все на своем пути и поднимет мертвых, чтобы захватить землю, — шепчет Робб в ответ.

Его голубые глаза, такие же, как у нее, и при этом — совсем другие, полны тысячей чувств. Страх. Тревога. Решимость. Забота. Мягкость, которую чувствует и она, глядя на него. Робб водит ладонью по ее спине, успокаивая.

— Старая Нэн рассказывала нам о Долгой Ночи в детстве. Я не придавал значения — сказки… но сказки откуда-то появились. Если все это правда — всем грозит опасность. — Он зажмуривается, и она целует его, стараясь успокоить. Робб вздыхает и подхватывает ее на руки. Они падают на постель, обнимаются, ищут тепла. Некоторое время только целуются и отпускают страх через простую телесную близость. Он выдыхает ей в губы:

— Споешь мне эту песню о реке, Рейнис? Я хотел бы ее услышать.

Она поет на общем, чтобы он понимал; он вздыхает так, будто с его плеч свалился огромный груз. Она перебирает пальцами его густые рыже-каштановые волосы, чувствует его дрожь. Робб засыпает, и она смотрит на него. Потом устраивается рядом — голова под подбородком, руки переплетены. Так тепло, и она чувствует себя в безопасности, даже при том, что магия кипит вокруг. Он — безопасен, понимает она. Он ей верит.

Рейнис ослабляет хватку и засыпает. Ей снится вереск в инее и горные реки, прозрачные и теплые, как горячие ключи, — и большой серый волк, воющий на луну.

Она просыпается с первыми лучами солнца — от ворчания Робба во сне о том, что это не он стащил буханку хлеба. Ее смешок будит его, и они завтракают вместе с Эймоном и Дейенерис. Тетушка выглядит бледной, но с удовольствием выпытывает у Робба все позорные байки из его детства. Дейенерис и Рейнис хохочут, пока Робб рассказывает, как обвалялся в муке, чтобы напугать сестер, но напугал септу; и как вместе с законнорожденным сыном лорда Болтона вывалил бочонок тухлой рыбы на противного лордова бастарда. Потом Рейнис заговаривает с Эймоном, а Робб начинает выспрашивать Дейенерис о ее собственных детских глупостях, и три белых слона в комнате на время забыты.

Рейнис слишком боится оставлять яйца в особняке, поэтому заворачивает их в одно из своих платьев и укладывает на дно сумы. Робб и Эймон вооружены, Рейнис внимательно следит за сумкой — едва ли какой-то карманник унесет столь смертоносную добычу. Дейенерис мутит от нервов, и Рейнис сжимает ее руку:

— Закончим дела у Морского владыки, а вечером встретимся с Визерисом и Ашей. Они умрут от зависти, что у нас скоро будут драконы. Сегодня мы будем гулять вдоль берега, болтая только о приятном. — Рейнис глубоко вдыхает и выдыхает. — Все будет хорошо. Вот увидишь.

Визерис и Аша живут на своем бриге под названием Веселый Кракен, вместе с их возлюбленным, Кварлом Девицей, и разношерстной командой, состоящей из летнийцев, квартийцев и уроженцев И-Ти. Там даже есть женщина из Тайного Города Нефера, что расположен на далеком севере Эссоса.

Порт расположен далеко от их особняка, и в нем очень людно. Рейнис видит впереди длинные серебряные волосы Визериса — и сдерживает себя, чтобы не броситься ему в объятия, как маленькая девочка. Ей было всего двенадцать, когда он уехал, и она едва помнит его лицо…

— А вот и моя дорогая Рей, — говорит Визерис, и его голос отзывается у нее в груди. Он стал выше — почти как отец — и, наконец, перерос подростковую нескладность. Объятия у него такие же крепкие и надежные, как она помнит. А пахнет он пряностями, названия которым она не знает, этот запах окутывает Рейнис. — Как же так? В последний раз я мог носить тебя в кармане — и еще бы осталось место для мелких монеток.

Она легонько пинает его в голень:

— Попробуй сейчас, Виз. Тогда и жена тебя не спасет.

Визерис хохочет своим грудным смехом, и Рейнис поворачивается к Аше. Та тоже выросла — с острыми скулами и короткими волосами она похожа на сказочную сирену — наполовину женщина, наполовину хищная птица. Аша ухмыляется, и Рейнис, вывернув руку из объятий, тянется к свояченице:

— Может, ты спасешь меня? А то я сейчас тресну пополам, и мой муж останется вдовцом.

Аша становится за спиной Визериса, целует его в щеку и прикладывает нож его к горлу:

— Я забираю принцессу. — Она подмигивает Рейнис — та прыскает — и Роббу, который, кажется, в ужасе.

Визерис ухмыляется, сжимает Рейнис напоследок — и отпускает. Потом идет к Дейенерис и делает то же самое. Та смеется и брыкается, пытаясь вырваться из мертвой хватки брата. Аша приветствует, а если точнее, пугает Эймона, и тот изображает статую, если не считать замечания, что Аша будто стала ниже. Робб издает недоверчивый смешок и откидывает прядь со лба.

— У вас в семье всегда так? — спрашивает он у Рейнис.

— Только с теми, кого любим, — отвечает та. Он смотрит на нее, как на сумасшедшую. Она берет его за руку и ведет к Веселому Кракену. — И это они пока трезвые. Ты еще не видел, как мой милый дурной дядя пытается перепить свою жену.

В этом смехе и шуме вокруг Рейнис на миг удается заглушить песню реки и просто вдохнуть радость присутствия близких. Ни отца, ни Лианны, ни теней в замке — только ее самые любимые люди в городе за морем и ее муж — рука об руку. Если это и есть настоящее счастье, пусть оно будет с ней всю жизнь. Рядом с ними.

Примечания автора:

Теперь компания в Эссосе вместе с Визерисом и Ашей. Восстание Грейджоя в этом AU было куда более жестоким, чем в каноне. Крайне. В результате, когда Визерис предложил Аше сбежать, она ухватилась за этот шанс обеими руками и больше не оглядывалась. Здесь она не замышляет стать королевой Железных островов — свое счастье она нашла, ходя по Нефритовому и Летним морям, — но и она, и Визерис будут важными фигурами в грядущем конфликте.

Три яйца, которые Морской владыка дарит Рейнис, — это те самые три яйца, которые Элисса Фарман/Алис Вестхилл украла с Драконьего Камня и продала прежнему Морскому Владыке примерно за столетие до событий этой истории. Это не Дрогон, Визерион и Рейгаль — для ясности. Яйца вылупляются потому, что магия возвращается в мир в ответ на пробуждение Короля Ночи; если их оставить, они, возможно, вылупятся через год? Три года? Трудно сказать, но это очень неудобно. Интересно, кто ускорит процесс и как…

После того как Визерис и Аша велят команде заняться личными делами, все собираются в капитанской каюте Веселого Кракена. Он похож на пиратский корабль из песен, только оружия, прислоненного к стенам, куда больше, и стол весь в зарубках от ножей.

Рейнис с радостью знакомится с Кварлом, о котором знала лишь из писем Визериса. Он железнорожденный, как и Аша. Когда Пайк пал, ему со стайкой других мальчишек удалось уйти на корабле в Пентос, где он нанялся грузчиком в порт. А когда Визерис и Аша сбежали из Вестероса и прибыли в Пентос, они встретились — и больше не смогли расстаться.

Кварл красив настолько, что позавидовала бы любая леди — со светлыми волосами и длинными ресницами — и невероятно добр. Пожалуй, поэтому Визерис и Аша обожают его: втроем они дополняют друг друга. Визерис с его харизмой и непростым характером; острые углы и юмор Аши; очарование Кварла.

Рейнис вспоминает старую песню о том, как Серебряный Принц пожелал взять в жены солнце и луну. Лианна и отец тогда едва не приказали вырвать певцу язык, и Рейнис вздрагивает от мысли, что мама и Лианна могли бы делить отца. Словно это честь — быть одной из двух жен: быть опозоренной перед половиной королевства из-за венка из роз, а затем принять другую женщину в собственной семье.

Рейнис выдыхает и смотрит, как Аша бесстыдно флиртует и с Визерисом, и с Кварлом. Она кладет ноги на колени Визерису, а Визерис тянет один из песочных локонов Кварла. Нет, с ее дядей и свояченицей все совсем не так. Для Визериса и Кварла — честь быть одним из двух мужей; а для всех троих — разделять любовь, данную свободно и поровну. О таком не поют в песнях. А ведь Визерис говорил, что истинная любовь — вовсе не баллада.

Будет ли их с Роббом любовь такой, как в лживых песнях? Или они полюбят друг друга так, что никто и ничто не сможет это запятнать?

Она слышит, как Эймон жалуется Визерису на непоследовательные замыслы отца:

— То он планирует женить меня на Маргери Тирелл и переселить Дейенерис из Хайгардена в Утес Кастерли, чтобы она обольстила какого-нибудь ланнистерского отпрыска. Потом решает, что мне лучше взять Ширен Баратеон, а близняшек хочет выдать за Эдмара Талли и Джоннела Аррена. Потом опять заговаривает о пророчестве про трехглавого дракона и хочет, чтобы я женился на собственных сестрах. Я не понимаю, почему он не может выбрать путь и держаться его.

— Увы, мой брат всегда был таким, дорогой племянник. Ничем и никем он не был доволен, — Визерис делает долгий глоток вина и морщится, но, все же, проглатывает. Мало что устраивает Визериса, даже собственная коллекция драгоценных вин. — И, боюсь, сбежав с Ашей, оказал тебе плохую услугу. Все еще ходят слухи о тайном эдикте короля Эйриса?

Рейнис фыркает:

— Ты давно не был дома и, должно быть, забыл, что лорды всегда предпочтут сговорчивого второго сына наследникам неприятного им первого. Думаю, отец даже обрадовался, когда ты исчез — это избавило его от опасности смуты. — Она поворачивается к Аше и Кварлу: — Собираетесь предъявить права на Железный Трон и скинуть отца в море? Это измена, но я никому не скажу.

Она видит, как Эймон дергается, — и тут же жалеет о сказанном. Затем делает еще глоток отличного вина. Эймон знает, что все они думают об отце; это не должно быть неожиданностью.

Аша ухмыляется, постукивая по топору на бедре:

— Моя корона при мне. Всякий раз, как я вижу дверь, что не распахивается перед моей царственной персоной, достаю корону — и прохожу свободно.

Рейнис хихикает. Аша приподнимает бровь, глядя на Робба:

— А вы, лорд Старк? Имели удовольствие лицезреть Короля-говнюка собственными глазами, — Рейнис едва не выплевывает вино, — а о цареубийстве речей не ведете. Даже против его Подхалима-десницы не злоумышляете. Как благородно.

— Мы, северяне, дорожим своей честью, — говорит Робб, чуть помедлив. Рейнис понимает, отчего сын Дома Старк и Севера — извечного врага железнорожденных — чувствует себя неловко рядом с последней дочерью Дома Грейджой: отец истребил остальную линию. Даже маленький Теон Грейджой, девятилетний мальчик, был убит. Робб делает глоток меда. — Только она и законы гостеприимства удержали меня от того, чтобы спустить короля с лестницы прямо в септе после нашей с Рейнис свадьбы.

Глаза Рейнис расширяются, Аша заливается смехом:

— Позор! Но хорошо, что сдержался: я хочу присутствовать, когда Юный Волк все-таки оскалит клыки. — Она косится на Эймона и обрывает себя. — Но хватит об измене — ночь только начинается. Пробовал когда-нибудь черное рисовое вино из Лэнга? Посмотрим, из чего вы, северяне, сделаны.

И они пьют. Играют в дурацкую йи-тийскую игру на выпивку: показывают один из трех знаков рукой. Кулак бьет два пальца; два пальца бьют раскрытую ладонь; раскрытая ладонь бьет кулак. Кто проиграл — делает глоток лэнгского черного рисового вина, которое поднимет мертвеца и уложит его обратно. Щеки Робба наливаются алым, Эймон икает на каждом втором вдохе. В какой-то момент Рейнис валится на Кварла и Дейенерис, и они втроем распластываются на полу, хихикая и промакивая разлитое драгоценное вино шелковыми платками.

Потом Визерис достает лютню — и, с большей помпой, чем бывает, когда сир Лорас выходит на турнир, начинает играть. Голос у него приятный, хоть и прерывающийся от того, что он пьян. Он распевает баллады на языках, которые Рейнис не узнает. Она смотрит, как Аша и Кварл подпевают — фальшиво — лишь бы заставить Визериса фыркать и ворчать — и воображает на их месте маму, отца и Лианну. Потом картинка меняется — и она видит маму рядом с сиром Джейме. Потом — себя и Робба. Моргает и понимает, что и впрямь поет с Роббом. У него прекрасный голос; они сбиваются, когда замечают, что смотрят друг на друга, и оба краснеют.

Дейенерис выдергивает лютню и требует у Визериса обещанный в письме подарок. Кварл приносит лакированный ларец — почти как тот, что подарил Рейнис Морской Владыка. Сердце замирает. Теплая пелена опьянения слетает, оставляя холод. Нет, не может быть… какова вероятность?..

— Мы нашли их в Асшае-у-Тени, — тихо говорит Визерис. — Одна хитрая заклинательница теней буквально всучила их нам. Сказала: нам предназначено отдать их матери без отца, невесте огня, что обручена с розами. — Аша и Кварл фыркают, сам Визерис ухмыляется. — Трудно разобрать, что бормочет женщина в глухой маске, а мы никогда не годились для высоких пророчеств.

— Мы решили, что это для тебя, — говорит Дейенерис Аша. — У меня-то двое мужей, у дорогой Рей тоже есть муж, а принцессы-близняшки и без того избалованы.

Дейенерис осторожно открывает ларец — и точно: в нем три драконьих яйца. Одно — черное, как обсидиан, с алыми разводами; другое — светло-кремовое с золотыми прожилками; третье — поровну зеленое и бронзовое, словно расколотый жеод. Как и на тех, что принадлежат Рейнис, на них сеть мелких трещин. Рейнис будто со стороны видит, как достает свои яйца из тайника и ставит рядом. Визерис, Аша и Кварл переполняются вопросами — как пенится Черноводная после шторма.

Рейнис пробирает дрожь: дремавшая песня реки становится громче и зовет — к воде. Она не может радоваться этим драконам, этим мрачным напоминаниям о валирийской крови, что воюет в ней с дорнийской; она чувствует, как напрягается тело Робба — он тревожится. И, пока Дейенерис с Эймоном вслух гадают, как разбудить драконов, Рейнис выводит Робба на палубу Веселого Кракена. Браавос не спит, огни отражаются воде каналов. Дыхание вырывается легким паром.

— Винтерфелл будет таким? — спрашивает она. — Огни, а снег как море?

— Зимний городок не так велик, как Браавос, и Винтерфелл — всего один замок, хотя и размером с половину этого города. Летом поля — изумрудные, — он становится у нее за спиной и обнимает за талию. Она приваливается и закрывает глаза. — А ночью, когда небо ясное, видны звезды — разных размеров и цветов. Целое море звезд.

Рейнис воображает такие звезды, какие никогда нельзя увидеть за дымом и гарью Королевской Гавани. Она могла бы жить счастливо под таким небом — плевать на холод. Робб ненадолго замирает и шепчет:

— Когда я впервые увидел тебя идущей ко мне в септе, в сиянии драгоценных камней, и с твоими темно-синими глазами… Ты показалась мне богиней далекого Севера, что спустилась с небес.

Она разворачивается лицом к нему. Достаточно близко, чтобы пересчитать его темно-рыжие ресницы. Достаточно близко, чтобы увидеть все в его глазах. Привязанность. Обожание.

Любовь.

Как он может любить ее, если она все еще крепко держит свое сердце, вцепившись изо всех сил?

Рейнис прижимается к нему:

— Я была не лучшей женой эти недели. Прости. — Он хочет возразить, но она качает головой: — Нет, я берегла от тебя сердце. Ты должен знать, почему я боялась. — Она кладет щеку ему на плечо, чувствуя подъемы и падения его груди. — Знал ли ты, что раньше я любила другого?

— Тириона Ланнистера. — Рейнис кивает, сжимая и разжимая пальцы на его дублете. Робб лишь обнимает ее крепче. — Он подошел ко мне на свадьбе. Сказал, что ты бесценное сокровище, ради которого не жаль положить жизнь. И что я должен чтить тебя. Или умереть.

Она улыбается сквозь внезапные слезы:

— Мы были детьми, когда встретились. Лорд Тайвин привез его в Красный Замок — в товарищи Визерису и чтобы убедить моего отца обручить с ним принцессу. Ходили слухи, отец хотел выдать за Тириона Дейенерис — угодить лорду Тайвину, но держать Ланнистеров подальше от трона, — но мне он этого не говорил. А мы с Тирионом подружились. Стали лучшими друзьями.

— Что случилось?

Рейнис притирается еще ближе, он гладит ее волосы. Ей так хорошо, что кружится голова.

— Лорд Тайвин понял, что мы лишь становимся ближе. И, хотя наследник Железного трона — Эймон, я его наследница. — Она кривит лицо: — Конечно, некоторые пытались поставить меня после Висеньи и Лизеллы. Много кто ненавидит Дорн — хоть и скрывает это за витиеватой полуправдой — а я выгляжу весьма по-дорнийски. Но есть и те, кто считает, что Эймон вовсе не наследник. Что лорду Станнису Баратеону следовало бы отослать свою полупустую жену Серсею Ланнистер и жениться на мне — соединить наши «истинные» права.

Как, например, лорд Сангласс, гниющий на Стене за попытку силами наемного войска посадить лорда Станниса на трон. Бедняга: от отца и его Мастера над шептунами ничего не укроется — особенно если угрожают его драгоценному сыну. Отец отхлестал Рейнис за то, что та «плела интриги», позволяя лордам ставить ее над Эймоном. Будто она могла это контролировать!

Она делает глубокий вдох и продолжает:

— А если не Станниса — то посадить меня на трон, как символическую фигуру, а истинным королем сделать моего мужа. Когда все видели нас с Тирионом, становилось лишь хуже; а лорд-десница сказал отцу, что… что раз его брак с моей матерью «хуже» брака с Лианной, то и меня следует поставить после Дейенерис в линии наследования. Чтобы держать Ланнистеров подальше от короны.

Робб напрягается. Она вздрагивает — не оскорбила ли, упомянув его тетю. Но он говорит:

— Сволочь. Аша верно назвала его подхалимом — зачем он так?

Рейнис пожимает плечами:

— Ненавидит мою мать даже мертвой. А отец ненавидит всякое напоминание, что она существовала. Я же говорила: он не любит меня по-настоящему. — Это преследует ее, однако, сказать об этом, оказывается, неожиданно легко; она слышит, как он втягивает воздух. — Они строили планы, как лишить меня прав на трон, и лорд Тайвин узнал. И очень любезно напомнил, что если меня «отодвинут», как ходили слухи, будто отец пытался отодвинуть мою мать, дядя Оберин вернется из мертвых и выпустит ему кишки. — Рейнис тоскует по дяде — где бы он ни был. — Он сказал: «Кто решится гневить призрака?» — и отец взбесился. Но не знаю, чем кончилась бы их ссора: началось Восстание Грейджоя, лорд Тайвин погиб — и все оборвалось. Тирион стал лордом Утеса Кастерли.

— И ты все еще любила его?

— Мне было тринадцать. С ним случился мой первый поцелуй — в библиотеке. Он был всем, что я знала. Но когда он стал лордом Утеса — после того, как его отец погиб страшной смертью, а сестра отказалась с ним говорить и отняла у него единственную племянницу… — он изменился. Он посмотрел мне в глаза и сказал, что больше не сможет меня любить. — Рейнис не любит вспоминать тот день, когда ее сердце разбилось вдребезги, словно стеклянная игрушка; как добр был Тирион. — Что он женится на богатой и знатной леди, чтобы удержать земли. На Алисанне Леффорд. — Рейнис знает, что это неправильно — у нее есть Робб, — но не может не злиться на Алиссану. — Что мне нужно забыть его, чтобы полюбить того, кто на мне женится — и не быть преследуемой мыслями о «недостойном полумуже». — Она шмыгает. — Он уехал домой, и с тех пор мы больше не говорили. Поэтому я не открывала тебе сердце. Я не выдержу такой боли снова — теперь, когда я старше, но все еще остаюсь хрупкой.

Они молчат. Мерно покачивается на спокойной воде бриг, огни отражаются в воде каналов. Потом Робб целует ее в лоб — и от этой нежности она готова расплакаться.

— Мне так жаль, Рейнис. Скажи, как сделать, чтобы тебе стало легче, — я сделаю все.

— Будь честным. — Она зажмуривается, собираясь с силами: — Ты любишь меня?

— Да. — Голос хриплый; он гладит ее по спине. Она, словно бухты канатов, пропитана солью и неподатлива. — Я люблю тебя. С самого начала знал, что полюблю. И был наполовину влюблен к тому времени, как мы отплыли в Эссос. Как могло быть иначе? — Рейнис дрожит, и он держит крепче. — Ты добрая, хорошая, ты была так мила с моими сестрами и кузинами, несмотря на то, какое зло тебе причинила моя семья — позволь договорить, моя радость. — Рейнис захлебывается возражениями. Она — его радость. Слезы, наконец, прорываются. — И тебя так больно ранили те, кто должен был любить и защищать. Я уже ненавидел твоего отца — скажу прямо. Он отправил моего отца на Стену, хотя тот хотел лишь, чтобы его пропавшая сестра вернулась. Я не успел его узнать — из-за войны, которая началась со лжи. А потом я увидел, как великий король Рейгар обращается со своей дочерью — и этого оказалось довольно, чтобы сделать из меня цареубийцу.

Он чуть отстраняется и стирает ее слезы большим пальцем:

— Тебя ранили — а ты все равно старалась, чтобы моим сестрам было хорошо. Ты идеальная принцесса, любимая всеми от Дорна до Стены. Ты забавная, остроумная — и мне становится жарко от одной твоей улыбки, потому что смотреть на тебя — как видеть восход. А прошлой ночью, когда ты доверила мне свою тайну, а я тебе — свою… Я понял, что люблю. Что доверяю. И что положу жизнь к твоим ногам — лишь бы ты была счастлива и благополучна.

Голос Рейнис срывается:

— Ты уже делаешь меня счастливой и защищенной. Я не могу спать без твоих объятий. — Его взгляд плавит лед вокруг ее сердца. Она дрожит и шепчет: — Ты сказал, что будешь моим, если я приму тебя. — Он кивает, и она решается: — А ты примешь меня? Я — твоя. Я твоя, если примешь мою любовь.

— Я твой, а ты моя — навсегда.

Он целует ее. Она любит его.

В пекло все — они любят друг друга. И она все устроит так, чтобы они не стали как отец с мамой — или отец с Лианной. Они будут лучше, чем герои песен; как Арианна и Ауран; как Визерис, Аша и Кварл. Будут тем, чем могли бы стать Эддард Старк и леди Кейтилин, будь судьба добрее; тем, чем стали Кейтилин и лорд Бенджен, когда пыль осела.

Но, прежде всего, они будут собой. Роббом и Рейнис. И это обещание прокатывается как вспышка света по всему ее телу, заставляет кровь петь, словно реку, мчащуюся к морю. Она целует его раз, два, три — а он скользит ладонями вверх по ее спине, к волосам.

Рейнис шепчет его имя в поцелуй, и он стонет. Жар вспыхивает в животе, и вдруг ей до дрожи хочется войти в воду и увлечь его за собой, как русалки увлекают моряков. Но, нет, нельзя: они должны плыть к Ройне. Робб целует ее шею — и под веками вспыхивают звезды. Его зубы касаются пульса — и только его руки удерживают ее.

— Прости, любовь моя, — выдыхает он. — Но я бы предпочел консумировать наш брак на кровати, а не на открытой палубе. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Ее охватывает досада и одновременно восторг. Как теперь терпеть? И, все же, мысль о нем — на мягкой перине, в тиши браавосийского особняка…

— Сначала — река. Потом — наша брачное ложе.

Обнявшись, они вдыхают хрусткий воздух, заставляя сердца утихнуть. Потом, рука об руку, возвращаются вниз. Дейенерис спит, свернувшись под боком у дремлющего Эймона. Аша вопросительно вскидывает брови, но ничего не говорит. Вместо нее вопрос задает Визерис:

— Когда отплываем к Ройне? Уверен, Веселый Кракен сможет пройти по верховью. Разве что вы захотите плыть на своем корабле?

— А можем мы вместе поплыть на Солнечной Деве? Я не хочу втягивать свою команду — они не знают моих намерений.

— Я и сам едва знаю твои намерения, милая племянница. Но моя прекрасная Аша справится с любым судном, а твоей старательной команде, смею думать, не помешает отдых от вашего эпического похода, — Рейнис на это лишь фыркает, а Визерис, уже на пути к своим покоям, говорит: — На рассвете или когда проснемся. Что случится раньше. А теперь идите греть нам постель: у Кварла вечно ледяные ноги, и я этого не потерплю!

Каким-то непостижимым образом им всем хватает одной кровати. Локти к плечам, колени к бедрам. Безнадежные и поломанные — они словно совпадают. И Рейнис удается уснуть — с эхом «я люблю тебя» в сердце.