Иллюзия свободы (гет)

Non progredi est regredi — не идти вперёд, значит идти назад; не карабкаться (взбираться) вверх, значит падать.

Счастливый Гарри, встретивший друзей и купивший с ними всё необходимое для учёбы, радовался каждой мелочи и диковинке, которую ему удалось увидеть на Косом переулке. Его радовал даже неугомонный Карликовый пушистик, который слизывал длинным язычком капли мороженого, стекающего по руке Джинни.

— Джинни, классная покупка, но где ты достала пушистика фиолетового цвета? Я думал они обычно розовые или лиловые? — задорно спросил Гарри, поедая на ходу свою порцию шоколадного мороженого.

— Фред с Джорджем сделали так, что он может становиться любого цвета в зависимости от того, какой цвет волос на данный момент у меня, — отчеканила Джинни, словно читая прописные истины.

И действительно, Гарри с удивлением обнаружил, что волосы у подруги вместо огненно-рыжих приобрели фиолетовый окрас с переливами.

Видя вопросительное выражение лица Гарри, Джинни Уизли, которая предугадала вопрос друга, стала объяснять:

— Меня научила Тонкс. И теперь я тоже метаморф и могу менять свою внешность по своему усмотрению. Тебе нравится? — спросила девушка, проведя рукой по волосам.

— Разве такое возможно? И почему именно фиолетовый? — ошеломлённый новостями спросил Гарри.

Но вместо неё ответила Грейнджер:

— Об этом можно узнать в библиотеке, — вставила свою любимую фразу Гермиона. — Но если мы всё равно в книжном магазине, давайте посмотрим сейчас.

Удивленно оглянувшись, Гари понял, что действительно находится в магазине «Флориш и Блоттс». Даже не запомнив, как сюда пришел, он потянулся к книге, на которую указывала вторая подруга.

Как только их руки сомкнулись на книге, Гарри почувствовал знакомый рывок, и уже через миг они оказались на платформе Кинг-Кросса возле уже так полюбившейся ниши. Она была окрашена в золотистые цвета, вокруг цвели цветы, а по колоннам вились лианы, увиденные однажды Гарри по телевизору. Даже не задумываясь, откуда всё это могло оказаться на платформе, Гарри любовался этой красотой, пока не повернул голову к Гермионе.

Всё в нём затрепетало, когда он увидел, что Гермиона, как и в прошлый раз, стояла с опущенными ресницами. Только на ней было прекрасное платье цвета морской пены, оно было ослепительно белым и казалось невесомым. Волосы были уложены в красивую прическу, отдельные пряди спадали красивыми локонами на лицо. Гарри стоял как завороженный, не зная, какое чувство победит в нём. С одной стороны он был поражен её красотой и боялся, что прикоснись он к ней, она тут же исчезнет, ведь все неземные создания исчезают при приближении простых смертных. И в то же время он испытывал неимоверную жажду дотронуться до нее.

Наконец он решился и склонился для того, чтобы запечатлеть на её губах поцелуй. Притронувшись к ней, он ощутил, как по его телу разливается горячая волна счастья и наслаждения. На этот раз Гермиона ответила, и вдохновленный её призывом Гарри вложил больше страсти в поцелуй, углубив его. Казалось, вокруг сменялись века, а они всё целовались...

Гарри осмелел настолько, что, разорвав поцелуй, решился воплотить свою давнюю мечту в жизнь. Он нежно провёл рукой по локонам девушки, потом медленно отвёл её волосы и припал губами к нежной шейке. От его быстрых страстных поцелуев Гермиона затрепетала в его руках. Она стала шептать ему на ушко слова любви, прерывая их вздохами наслаждения: «Гарри, я люблю тебя... только тебя».

Услышав шепот Гермионы, Гарри позволил себе полностью отдаться в руки своим чувствам. Он взял её на руки и понёс в свою комнату, которая услужливо оказалась рядом. Открыв одной ногой двери, он аккуратно протиснулся со своей ношей в комнату, не разрывая при этом их страстный поцелуй. Потом бережно стал укладывать её на кровать.

Но как только платье Гермионы коснулось кровати, оно начало шевелиться и волноваться, как от ветра, превратившись в настоящие волны. И вот уже вокруг них плещет морская вода, а Гермиона стоит в купальнике и тянет к нему руки в приглашающем жесте. На лице играет лукавая улыбка, а глаза светятся такой родной заботой и нежностью.

Гарри кинулся к ней, но чем быстрее плыл, тем дальше она становилась. Наконец он решил позвать её, и как только он смог через силу выкрикнуть её имя, море закончилось, а Гермиона оказалась лежащей на берегу.

Она лежала на песке, по её телу и купальнику стекали капельки воды, волосы были влажными и немного спутанными, а на лице играла всё та же загадочная улыбка. Гарри медленно приблизился к ней. Он лег рядом и, проведя рукой по руке Гермионы от кончиков пальцев до плеча, остановился на бретельке купальника и стал медленно опускать её вниз.... Он затаил дыхание в ожидании... и... проснулся...

Открыв глаза, Гарри улыбнулся навеянным образам во сне. Всё было настолько четким, что казалось реальностью. Гарри даже причудилось, что он до сих пор слышит шум прибоя. А глупая, но счастливая улыбка не собиралась в ближайшее время покидать его лицо.

Он почувствовал, как его тело накрывают волны возбуждения, и решил побыстрее принять душ, чтобы справиться со своими ощущениями. Ему казалось, что неправильно думать «так» о своей подруге. И хотя иногда его посещали пикантные сны и некие желания по отношению к ней, Гарри старался контролировать себя, считая, что своими мыслями он может проявить неуважение к Гермионе. А он хотел, чтобы их любовь была возвышенная, чистая, такая, какая была у его родителей. И он очень хотел, чтобы Гермиона ответила ему взаимностью, а эти сны и желания они вместе превратили в реальность.

Приняв ледяной душ, Гарри немного остыл, но ощущение радости, увеличенное предвкушением долгожданной встречи, не исчезло. Он как никогда раньше уделил пристальное внимание своей внешности. Тщательно подбирая одежду, его выбор пал на удобные джинсы и футболку, которая не сильно обтягивала, но подчеркивала его мускулистое тело. Он даже попытался привести в порядок свою «прическу», но видя тщетность своих попыток, оставил это неблагодарное дело.

На кухню Гарри, проснувшийся отдохнувшим и счастливым, спустился в приподнятом настроении. Сегодня погода не подвела — в солидарность чувствам Поттера на улице был прекрасный солнечный день — и не придется подавлять в себе желание прогуляться, потому что у него сегодня радостный день — он отправится на долгожданную «прогулку» по Косому переулку.

Даже Кикимер сегодня не казался таким противным и не смог испортить Гарри настроение. Хозяин дома уже привычным жестом отправил в мусорный бак стряпню Кикимера со словами: «помои на помойку» и принялся соображать себе завтрак.

Мысли Гарри витали где-то далеко, временами он так погружался в себя, что забывал, что делает и что держит в руках в данный момент. И хотя он в таком состоянии не собирался готовить чего-нибудь необычного, а простую яичницу с беконом, то, что он умел делать и на автопилоте. Он умудрился рассыпать муку, не понятно как оказавшуюся под руками, а его «завтрак» превратился в подгоревшее месиво.

Если бы сейчас Гарри смог «вернуться» в реальность и сравнить «шедевры» кулинарии, которые приготовил Кикимер и он сам, он бы, наверное, не был столь категоричным к стряпне домовика.

Гарри был настолько взбудоражен мыслями о предстоящей встрече (чему в немалой степени посодействовало увиденное во сне), что его руки дрожали, когда он, схватив сковородку, направился к столу позавтракать. В таком состоянии вряд ли бы Гарри понял, что попадает ему в рот, но проверить ему это так и не удалось.

Внезапно со спины почти над самым ухом Гарри прозвучал громкий голос: «Постоянная бдительность!!!».

Не ожидавший такого подвоха Гарри подскочил и с разворота швырнул сковородой в незваного гостя, «еда» из которой разлетелась по всей кухне.

Гарри как в замедленной съемке наблюдал, как по воздуху плавно перемещается героиня происшествия, и Люпин делает резкое движение, спасаясь от сковородки, но не успевает увернуться от кусков яичницы, которые оседают у него на плечах и голове, а сковорода врезается в стену с громким стуком, оставляя отметины на обоях. Довершил «картину маслом» кусок бекона, впечатавшийся с громким чавканьем в стену и сползший по ней с жирным следом после себя. Правда, в непонятной, инопланетного происхождения, слизкой темной субстанции вряд ли кто-то рискнул признать бекон, но придется поверить Гарри на слово, всё-таки это он готовил.

Несколько секунд «очевидцы происшествия» стояли, шокировано разглядывая друг друга, после чего внезапно и одновременно взорвались дружным смехом.

Счастливому Гарри ничего не стоило поддаться заразительному веселью, но он даже представить себе не мог, что профессор Люпин может так смеяться. Лицо мужчины, обычно измождённое и печальное, преобразилось от искренней улыбки, озарившей его. Глаза сияют, губы растянуты в довольной ухмылке, плечи трясутся от еле сдерживаемого хохота. Казалось, даже морщинки на его лице разгладились. Ремус выглядел помолодевшим и счастливым. Это ощущение не испортили даже вечно поношенные вещи Люпина.

Именно в этот момент Гарри особенно отчетливо понял, что перед ним стоит Лунатик — один из Мародёров, друг его отца. Увидев, каким может быть Люпин, он представил себе его в компании друзей и испытал восторг от того, что смог прочувствовать, словно отец и его друзья были сейчас рядом, и он почти услышал в задорном смехе Рема, смех Джеймса и Сириуса.

Заметив, что Гарри перестал смеяться, Люпин достал палочку и, произнеся заклинание «Тергео», удалил с себя последствия неудавшегося столкновения со сковородой. После чего с помощью «Экскуро» устранил оставшиеся последствия в комнате.

Всё это время Гарри наблюдал за действиями Люпина как завороженный. Вдруг его посетила интересная мысль, и он в недоумении спросил Ремуса:

— А почему ты не воспользовался палочкой, когда в тебя летела сковородка?

Казалось, Люпина снова разберет неудержимый смех, но это мгновение прошло, и Ремус стал привычно серьёзным:

— И тебе привет, Гарри.

— Ой, прости... Привет, Ремус! Но всё же почему? — не отставал Поттер.

Люпин приглашающим жестом усадил Гарри за стол. С помощью заклинания вмиг вскипятил чайник и, призвав к себе сковороду, принялся готовить настоящий завтрак, разумно рассудив, что сегодня, судя по еде, которую с себя удалил Люпин, Поттеру нельзя доверять готовку. Только после этого он заговорил:

— Ну, во-первых, я у тебя в гостях и не хотел раскидываться в твоём доме защитными заклинаниями. Потом, я к летящим в меня предметам обычно применяю отталкивающие заклинания, так что сковорода могла угодить в тебя и поранить. А в-третьих, я не ожидал, что ты так «тепло» встретишь меня. Ну, и, в-четвертых, не последнюю роль сыграли мои... хм... способности — реакция и чутьё.

— Гарри, позволь спросить: я тебе не угодил чем-то конкретным, или это было спонтанное решение? — после небольшой паузы, всё же посмеиваясь, спросил Люпин.

Гарри было приятно видеть такого Люпина, но оскорблённая невинность заставила вступиться за себя:

— Прости, конечно, за попытку «покушения». Но ты сам виноват. Ремус, я, когда услышал твой «тихий» голос прямо за своей спиной, был готов не только предметами швыряться. У меня, кстати, есть волшебная палочка, и я, как не удивительно, ею время от времени пользуюсь...

— Гарри, ты бы видел себя, когда я вошел. Я зашел в кухню «незаметный», как Грошик Хагрида, — принял правила игры Ремус. — Смотрю, ты не реагируешь, а если бы это был Пожиратель... — уже более серьёзным тоном продолжил Люпин. — Не хочу даже думать об этом. Гарри, тебе следует быть более осторожным. Именно об этом я и хотел тебе напомнить. Радуйся тому, что зашел в комнату я, а не Пожиратели или Грюм.... Представляешь, что могло произойти?!

«Если бы это были Пожиратели или Грюм, я сейчас был бы без сознания и всё равно не узнал, что со мной произойдёт, — насупившись, подумал Гарри. — Или Пожиратели устроили бы посиделки и прочитали мне лекции о том, что они собираются делать. Да они спят и видят меня упакованным в деревянный ящик и не станут медлить, если доберутся до меня. А если бы я встретил Грюма, вежливо раскланивающегося и предупреждающего о каждом своём новом заклинании, то я бы сам пошел и сдался в больницу для умалишенных».

Гарри сидел, нахохлившись, и не хотел признавать, что проявил неосторожность. Ему очень не понравилось, что его воспитывают, как-никак в его собственном доме, к тому же Гарри было неприятно выглядеть в глазах Люпина неосмотрительным и слабым юнцом.

Ремус Люпин, не считая четы Уизли, был самым близким для него человеком, который мог быть зачтён если не в родителя, то хотя бы в любимого дядюшку точно. За время после потери Сириуса, Гарри очень сблизился с ним. Они уже давно перешли на «ты», хотя, если честно признаться, первое время Гарри было неловко так обращаться к бывшему профессору. Но со временем их отношения можно было даже назвать дружескими, потому что Ремус позволял общаться с собой как с равным, а временами, когда был особенно расположен, даже позволял обращаться к себе по юношеской кличке «Лунатик». Иногда Люпин начинал воспитывать Гарри, но делал это редко и ненавязчиво, только в те моменты, когда Гарри совершал «обдуманные» и «неопасные» поступки. Чаще Ремус просто мимоходом давал дельные советы так, как это могли сделать и его друзья — Гермиона или Рон.

Поэтому «разбалованный» таким отношением со стороны «старшего товарища» Гарри не подавал вида, что нуждался в наставлениях, а лишь отшучивался:

— Ну, если бы это был Грюм, то я, по крайней мере, смог бы неплохо потренироваться. Зная «любезность», с которой Грюм проникается к особам, «случайно» покусившимся на его безопасность, практическое занятие боевой магией мне было бы обеспеченно.

За такими перепасовками был приготовлен завтрак, Люпин подал его Гарри, а сам уселся напротив и стал размышлять, как поступить в сложившейся ситуации.

Заметив в глазах Гарри упрямство, Люпин начал сердиться. Он относился к Гарри, как к родному сыну и хотел защитить его.

«Ребёнок, безрассудство может погубить тебя. Когда ты начнешь прислушиваться к другим, а не надеяться только на своё понимание. Видимо, придётся поговорить с тобой серьёзно, хотя я знаю, что ты этого не любишь.

Это еще одна твоя потеря, Гарри. Ты был лишен родителей и не понимаешь, что старшие дают советы, ругают своих детей и даже наказывают, если любят их, потому что не хотят, чтобы с ними случилась беда. Это естественно и нормально. Ты же воспринимаешь это как оценивание твоих способностей, как будто меня просто интересует: сдал ли мой студент очередной зачет.

Дурсли никогда не пытались учить тебя, поговорить по душам, — грустно подумал Ремус, — естественно, что теперь ты воспринимаешь такие попытки не показателем заботы, а как проявление неудовольствия лично к тебе, как указание от старших, что ты превратился в обузу, которая создала слишком много шума и проблем. Понимая это, я стараюсь поменьше применять этот метод наставления, предпочитая помогать тебе другими способами. Но сейчас, как бы мне ни было тяжело, я должен поговорить с тобой».

«Да, я должен, — старался убедить себя Люпин. — Больше никто не может сделать этого. И хотя я не хочу вести эту беседу, потому что это должен говорить тебе не я — оборотень, у которого нет собственных детей; и ты сейчас обидишься, что свойственно впрочем, всем людям, когда им дают советы, в особенности юным, но впоследствии ты поймешь, что я желал тебе добра. Ради того чтобы уберечь тебя, я готов потерпеть твои вспышки обиды», — всё же для себя решил Ремус».

Дождавшись, когда Гарри поест и уберет со стола, Люпин позвал его за собой в гостиную, полагая, что там будет удобнее вести подобные беседы. Когда они разместились в удобных креслах, он кинул быстрый взгляд на Гарри, как бы оценивая его настроение, после чего в комнате повисла неприятная тишина.

Гарри был порядком удивлен приготовлениями... чего-то непонятного. Он не мог понять, что задумал Люпин. Но почему-то был твёрдо уверен, что ему это не понравится. Заметив взгляд, брошенный Ремусом, почему-то на ум сразу пришла ассоциация с препарированной лягушкой, которую Гарри однажды разглядывал под микроскопом на уроках биологии. Он и сам не мог понять, откуда взялось это ощущение, но не мог от него избавиться, а потому, желая как можно скорее покинуть эту комнату и вырваться из поля обозрения микроскопа, Гарри задал свой вопрос первым:

— Ремус, а мы не опоздаем? Наверное, нам уже пора...

После чего, привстав с кресла, попытался ретироваться из комнаты. Но его остановил настойчивый и решительный голос Люпина:

— Гарри, останься нам нужно поговорить. Это очень важно. Не волнуйся, мы не опоздаем.

Дождавшись, когда Гарри усядется обратно, Люпин продолжил:

— Гарри, ты знаешь, что я и твои близкие и друзья очень волнуемся за тебя. К сожалению, для этого есть слишком серьёзные основания. Волдеморт с каждым днём набирает всё большую мощь. Лично я считаю, что за время, на которое он затаился, он мог подготовить немало коварных планов, цель которых является добраться до тебя. В сложившихся обстоятельствах тебе нужно быть более осмотрительным и внимательным. Нужно быть готовым ко всему. И пусть Аластор часто перегибает палку, в главном он прав: «постоянная бдительность».

Как и ожидал Ремус, Гарри был явно не в восторге от того, в какую сторону он повернул беседу. Но пока Поттер никак не выдавал своего неудовольствия, он даже ничего не ответил на слова Люпина. Нервозность подростка могли выдать только руки, нервно теребящие обивку кресел.

— Я понимаю, что ты слышал это сто раз. Но хотелось бы, чтобы ты был более... осторожным, — пытался как можно лучше подобрать слова Люпин. — Пожалуйста, объясни мне: почему я смог подобраться к тебе незаметно, даже не приложив для этого никаких усилий? Ты ведь понимаешь: что если бы это был твой враг, ты был бы уже мертв или в плену у Волдеморта, а ведь неизвестно, что из этого хуже!

После этого вопроса в комнате повисло неприятное молчание, только напольные часы мерно отчеканивали каждую секунду.

— Гарри, ну почему ты молчишь, я ведь хочу помочь тебе! — воскликнул Ремус сердито, не зная, что при этом больше испытывает: раздражение от того, что Гарри не желает ему отвечать, или сожаление, что не может достучаться до него и помочь. Но уже через минуту пожалел о своей несдержанности, потому что Гарри в ответ тут же вспылил.

— Я прекрасно знаю об опасности, которая мне угрожает. И об ответственности, которая лежит на мне. Не волнуйся, я постараюсь уничтожить убийцу родителей и Сириуса, чего бы мне это ни стоило. И очередное напоминание об этом ничего не изменит, — не менее сердито ответил Гарри.

Упоминание о друзьях обожгло Рема, а упрямство Гарри вызывало желание накричать на него. В этот момент Люпин очень жалел, что позволил Гарри общаться с ним на равных. Держась из последних сил, он продолжил:

— Если ты всё знаешь, то объясни мне: чем ты думал, когда решил самостоятельно покинуть дом своих родственников и направился сюда? Как твой поступок свидетельствует о том, что ты понимаешь, в каком положении находишься и помнишь о важности своей безопасности? Ты хоть на мгновение задумался, что будет с теми, кто волнуется за тебя?!

Люпин рассердился настолько, что забыл о том, что собирался говорить мягко и тщательно подбирать слова. Он действительно очень волновался за Гарри, но забыл, что когда переходишь в наступление, отклик будет только один — защита.

Гарри выпрямился в кресле как струна. Слова Люпина так его задели, что он задрожал от гнева.

«Как он не может понять, что для меня лучше умереть, чем находиться у Дурслей. Разве я не остался, если бы мог выдержать? Я терпел от них всё. Терпел презрение, терпел постоянные унижения, исполнял роль семейного раба. Терпел издевательства Дадличка, терпел тётушку Мардж. Я делал всё, что мог, чтобы сдерживать себя и безропотно переносить их издевательства, — мелькали мысли в голове у Гарри. — Вначале, потому что мне некуда было пойти, и я не знал, что может быть по-другому, что могут быть люди, которые будут меня любить и относиться ко мне не так как Дурсли или запуганные моей мнимой репутацией соседи. Потом из-за распоряжений Дамблдора, говорящего, что это нужно для моей безопасности. Но я никогда не смогу стерпеть незаслуженного презрения и унизительных слов о моих родителях. Всё, что у меня о них осталось, это память. И я никому не позволю запятнать её. Я готов понести любые потери, но не дам чернить имя родителей. Ты бы знал, Ремус, какой физической боли мне стоило сдержать себя, чтобы не дойти до кровопролития...»

Гарри хотелось выкрикнуть всё это в лицо Люпину. Он еле сдерживал себя и то только потому, что очень уважал Люпина.

Не в силах усидеть, он вскочил и сжал кулаки так сильно, что ногти до боли впились в ладони. Эта боль держала его на грани, но всё же он не смог сдержать волшебство, рвущееся из него.

Волна гнева обрушилась на комнату, отчего Люпин, пораженный чистоте и силе бушующего волшебства, почувствовал, как волосы на затылке зашевелились, а воздух в комнате стал тяжелым. Мелкие предметы, находящиеся в комнате, задрожали, готовясь пуститься в бешеный пляс. Мужчина подумал, что ещё немного и в комнате начнут сверкать молнии и рушиться мебель. Понимая свою ошибку, он решил попытаться успокоить Гарри, но Ремус, не угадав с доводами, сделал только хуже.

— Гарри, успокойся, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Пойми, я просто очень волнуюсь за тебя. Ты дорог мне, и я пытаюсь защитить тебя как умею. Вот и Дамблдор тоже очень переживает за тебя. Ты же понимаешь, что он просил тебя оставаться у родственников, потому что там ты был в полной безопасности. Он очень переживал, когда выяснилось, что ты самостоятельно покинул дом на Тисовой улице. Альбус сразу послал на твои поиски и успокоился только тогда, когда обнаружил тебя в доме Сириуса. Гарри, ты бы видел, какой разнос он устроил Флетчеру, когда выяснилось, что он опять проворонил своё дежурство. Я в таком гневе видел Дамблдора не часто. Только ради твоей защиты он принял о...

Но договорить Люпин не успел. Предметы всё-таки сорвались со своих мест. И одна особенно неугомонная хрустальная ваза выбрала траекторию, проходящую как раз напротив его головы. Он, резко откинувшись в сторону, спрыгнул с кресла, успев при этом подумать, что для него входит в привычку отскакивать от вещей Гарри, которые очень облюбовали его голову, потому что уже второй предмет за сегодня пытался крепко «поцеловать» Люпина, подарив «прекрасное» ощущение забытья.

Когда Гарри заметил, к чему чуть не привела его несдержанность, он испугался за здоровье Люпина. Сделав несколько глубоких вдохов, при этом сжав и разжав кулаки, он смог утихомирить выброс неконтролируемой энергии. После чего остался стоять, тяжело дыша и опустив голову.

Предметы, резко прекратив полет, попадали на пол, а злополучная ваза разлетелась на куски, угодив на кочергу возле камина.

Люпин, вскочив на ноги, посмотрел на Гарри со смесью тревоги и удивления. Он подошел к юноше, который всё ещё стоял, склонив голову, и, взяв его за плечи, спросил самым сочувствующим голосом, на который был способен:

— Гарри, пожалуйста, скажи, что с тобой происходит?

Несколько секунд Гарри продолжал молчать, а потом, подняв голову, посмотрел своими потемневшими зелёными глазами прямо в глаза Люпину и ответил:

— Я не знаю, Ремус. Прости.... Прости меня, я мог поранить тебя. Я не могу и сам себе объяснить, почему я думаю об этом, и вряд ли ты сможешь понять.

Услышав сбивчивые объяснения Гарри и поразившись боли и смятению, которые вышли на поверхность и теперь плескались в зелёных глазах, Люпин только сильнее сжал его плечи.

— Гарри, ты можешь мне довериться. Я пойму тебя. Расскажи, что тебя тревожит, тебе станет легче, а я буду знать, чем помочь тебе.

— Ремус, я сам не знаю: верить ли своим мыслям, может, это просто разгулявшееся воображение. Я не думаю, что нам нужно тратить на это время, давай я лучше уберусь в комнате. Я тут всё разгромил...

Гарри, разрываясь между желанием всё рассказать близкому человеку и страхом высказать вслух свои опасения, как бы делая их истиной, сделал последнюю попытку избежать разговора. Раньше он очень хотел, чтобы этот разговор состоялся с кем-нибудь, но когда этот момент настал, ему стало больно и неприятно от мысли, что придется озвучить свои опасения. Появилось чувство вины, как будто он этим предавал Дамблдора, хотя всё в нем кричало, что он прав.

Гарри непроизвольно мотнул головой, как бы стараясь вытряхнуть из неё нежелательные мысли.

— Нет, Гарри. Я думаю, это очень важно, судя по силе стихийного выброса волшебства, тебя этот вопрос очень волнует. И на этот раз я не отстану от тебя, пока ты мне всё не расскажешь.

Люпин не ослаблял хватки, и Гарри, поддавшись нахлынувшим чувствам, начал взволнованно выкладывать всё как есть:

— Но что? Что мне рассказать? Что я не чувствую себя героем? Что я, наконец, понял: я не смогу быть надеждой волшебного мира? Я обычный волшебник, без каких либо особых способностей, просто не могу им быть. Я очень устал. Устал от пророчеств, от ответственности. От того, что все ждут чего-то от меня. Устал от взглядов полных надежд, ожиданий. Словно я восьмое чудо света и прямо на глазах любопытных зрителей достану невиданное оружие из кармана и чудом избавлю всех от проблем. При этом я знаю не намного больше моих однокурсников. Что я, — Гарри сделал паузу и, тяжело вздохнув, закончил свой вопрос так тихо, что Ремус еле расслышал его, — больше не считаю Дамблдора непогрешимым как раньше? А больше я не знаю никого, кто мог бы мне помочь в борьбе с Волдемортом...

Услышав последние слова, шокированный Люпин отнял свои руки от Гарри и попятился от него, словно магл, увидевший перед собой приведение. Отойдя на несколько шагов назад, он почувствовал, как в его ноги упёрлось что-то твёрдое и, не удержав равновесия, мужчина осел в кресло, которое не так давно покинул.

Гарри, наблюдая реакцию Люпина, горько усмехнулся и сказал:

— Я же говорил: ты не поймешь. «Герой» не может испытывать слабости и сомневаться. Именно поэтому я не хотел говорить о своих чувствах.

Горечь в голосе Гарри заставила Люпина вздрогнуть.

— Гарри, пойми, Дамблдор верит в тебя. Он верит, что ты справишься. Он всё делает для того, чтобы защитить тебя. Ты тоже должен верить в себя и... в него.

— Снова должен. Да, я всем всё должен. И я пройду этот путь до конца, потому что мне есть за кого бороться. Мне есть за кого отомстить. Но скажи: во что мне верить? Как я могу верить, если у меня ничего нет для этого ни способностей, ни знаний?

— Дамблдор считает, что ты обладаешь особенной силой, которая проявит себя, когда ты будешь готов.

— Да, у него много идей и планов, в которых всё продуманно наперёд. Цель которых: несравненное благо. Только я всё больше сомневаюсь, что во благе есть место и для меня. Скорее, я средство для достижения этой цели, которое лелеют и оберегают до того времени, пока оно не выполнит своего предназначения. Рем, у меня такое чувство, что я нужен до тех пор, пока не устраню Волдеморта, — обида и гнев в голосе Гарри сменились все потопляющей грустью, он даже не заметил своей фамильярности по отношении к мужчине. — Рем, я не знаю, что мне делать. Эти мысли разъедают меня. Они лишают меня опоры. Я больше не знаю чему верить.

Люпин собрал все свои силы и, боясь услышать ответ, спросил:

— Гарри, ты... не доверяешь Дамблдору, считая его предателем?

В зелёных глазах промелькнуло удивление, которое сменилось горечью и сожалением. После минутной паузы он ответил:

— Нет. Что ты, Ремус. Я доверяю ему. Просто у меня сегодня настроение плохое, вот я и несу всякую чушь.

Голос Гарри казался чужим и надломленным, но это не смягчило сердце Люпина.

Он не мог понять чувств Гарри. Его задело за живое недоверие, которое высказывал сын Джеймса по отношению к Дамблдору — человеку, который столько сделал для волшебного мира, столько положил на алтарь борьбы со злом. Люпин всем, что имел, был обязан Дамблдору. Он помог ему, несмотря на то, как общественность относится к оборотням. Дал образование, помогал с работой. Друзей Люпин смог найти тоже только благодаря этому великому человеку. И сейчас у него появилась возможность отблагодарить его, защитив его доброе имя. В сердце Люпина зажегся огонь справедливого гнева. Потушить который можно было, только наставив Гарри на путь истинный. Встав и обогнув кресло, передумавший подходить к парню близко Люпин попытался надавить на Гарри авторитетом Альбуса Дамблдора.

— Гарри, как ты можешь после всего, что сделал Дамблдор, так говорить? Он столько сил прикладывает для того, чтобы защитить тебя! Как ты не видишь этого? Вспомни, именно Дамблдор поддерживал тебя, когда никто тебе не верил в возвращение Волдеморта. Сколько проблем у него было оттого, что он встал на твою сторону. Он тогда был даже лишен места директора и многих своих званий. И всё это ради тебя! Дамблдор великий светлый волшебник нашего времени. Он заслужил уважения хотя бы за то, что всегда помогает тем, кто в нём нуждается. Тебе, таким как я, Уизли, маглорожденным студентам. А сколько он сделал для Сириуса! Разве ты уже забыл всё это?! Дамблдор заслуживает нашего уважения, восхищения. А если мы будем проявлять недоверие, сработаем на руку нашего врага. Это его цель: посеять в наших сердцах сомнение и, рассорив, разобщить нас.

Закончив свою гневную тираду, Люпин ожидал увидеть раскаивающегося и чуть ли не рыдающего от мучительных угрызений совести Гарри, но вместо этого увидел упрямое настороженное лицо с осколками льда в глазах.

Гарри жалел, что затеял этот бесполезный разговор с Люпином, во время которого раскрыл мысли, которые привык ото всех прятать. Поддавшись обманчивым ощущениям родственности душ и причастности, он выложил всё как есть в надежде, что его поймут. Увидев реакцию Люпина, Гарри был, мягко говоря, разочарован. Он почувствовал саднящую боль в груди, вызванную чувством отрезанности от окружающего мира и неприятием его сущности даже близкими людьми.

«Пора уже вырасти и не верить сказочкам о том, что тебя могут понять другие. Для всех ты только сын Поттеров, Мальчик-Который-Выжил или орудие смерти против Волдеморта. Для каждого своё, но не более. Поэтому заткнись и выслушай покорно все, что тебе скажут, чтобы это быстрее закончилось», — приказал себе Гарри, для верности стиснув зубы и сжав кулаки.

Он смог сдерживать себя ровно до того момента, когда услышал имя своего крестного.

— И что же директор сделал для Сириуса выдающегося? Наверное, я просто неправильно воспринимаю жизнь. Потому что не понимаю: в чем заключается подвиг? В том, чтобы бросить человека гнить в Азкабане? Или запереть его в ненавистном доме, зная, что от постоянного нахождения в нем он может свихнуться, а смерть для него станет подарком, потому что будет хоть каким-то действием, к тому же, позволившем ему покинуть злополучное место? Я пробыл тут один всего несколько дней, а уже сам начал чувствовать, что ещё немного и я свихнусь. Объясни мне, Ремус, что я неправильно понимаю? — спокойным сильным голосом, словно разрезающим металл, спросил Гарри.

— Гарри, ты всё сваливаешь в кучу. Так нельзя. Директор не мог знать, что Сириус невиновен. И ты прекрасно знаешь, что он находился в доме для того, чтобы быть в безопасности. Мы оба знаем, насколько Бродяга был безрассудным. Нельзя во всём винить Дамблдора.

— Я не на столько самоуверен, чтобы винить только его. Я знаю, что я главный виновник, или, скорее, главная причина гибели Сириуса. И, к сожалению, я никогда не смогу этого изменить, вина за его гибель будет лежать на мне всю мою жизнь, сколько бы она не длилась. Но я не могу оставаться слепым и делать вид, что готов всё принять как есть. Дамблдор смог помочь Снейпу, он мог бы помочь и Сириусу, если бы постарался разобраться в ситуации. Может, я многого требую от Дамблдора, но он сам поставил себя на роль «вершителя судеб», а потому ответственность лежит и на нём. Я много думал и пришел к выводу: он совершил много ошибок, поэтому я не могу слепо верить ему и выполнять любой его приказ.

Видя, что Ремус пытается возражать, Гарри решил поставить точку в разговоре, уже сильно обременяющем его. Подняв в останавливающем жесте руку, он твёрдо сказал:

— Прости, Ремус, но переубеждать меня бесполезно. По крайней мере, в этом вопросе.

Первые секунды Люпин не мог вымолвить ни слова. Он не привык к такому поведению Гарри. Списать эту манеру поведения на подростковый период уже было нельзя. За год боль от потери Бродяги должна была притупиться и свои позиции уступить голосу разума, так что и это не могло послужить весомым оправданием. Поэтому мужчина не мог понять, что случилось с обычно таким доверчивым и отзывчивым мальчиком. Остался последний шанс повлиять на Гарри. Пусть это было рискованным шагом, но Люпин решил идти до конца.

— Мистер Поттер, я запрещаю вам высказывать подобные голословные утверждения. Нам всем очень тяжело от потери Сириуса Блэка. Я тоже провинился, поверив в виновность друга. Но это не даёт вам право обвинять заслуженного и выдающегося человека, вашего директора и главу Ордена Феникса в делах, которые он не совершал.

Слова и тон Люпина заставили Гарри дёрнуться как от удара, а его глаза, казалось, полностью заполнила ледяная холодность.

— Мистер Люпин, я сожалею только о том, что завёл с вами этот разговор и обидел близкого мне человека. Но я не могу обещать вам: не высказывать то, что думаю. Я очень серьёзно усвоил урок, что «я не должен лгать» и буду следовать ему и впредь.

Когда при этих словах взгляд Люпина метнулся к его руке, Гарри мысленно зарычал: «Рон...».

Вошедший через некоторое время в гостиную выполнить приказ своего «любимого» хозяина Кикимер застал удивительную картину.

Мужчина со светло-каштановыми волосами, местами посеребрёнными сединой, стоящий полусогнутым и крепко вцепившимся руками за спинку кресла. Лицо, испещренное морщинами, застыло в гримасе ни то боли, ни то гнева. А глаза казались потухшими глубокими туннелями. Напротив него стоит хозяин, неестественно выпрямившись и с плотно сжатыми в кулаки руками, по которым стекают капельки крови. В зелёных глазах сейчас нельзя было прочесть никаких эмоций, казалось, их обладатель покинул пределы этой комнаты, отправившись в никому неизведанные места.

Эти два человека, застывшие, словно античные скульптуры, казались частичками разных картин, которые незадачливый художник наспех соединил в одну. Настолько несоответствующими они были. И всё это довершалось вещами, раскиданными по комнате ненужным покореженным хламом.

Еле узнав в валявшихся у камина осколках любимую вазу госпожи Вальбурги Блэк, Кикимер, пискнув, обратился к хозяину:

— Кикимер пришел исполнить приказ, сэр. Кикимер напоминает хозяину о том, что ему нужно отправляться по делам... глупый нерасторопный хозяин, пускает в дом нелюдей и всякое отребье, которое только и умеет, что портить и увечить дом моих великих господ. Видела бы это госпожа, она бы ...

Дослушивать о возможности очередной кары от руки бывшей хозяйки очнувшемуся от своих мыслей Гарри не хотелось, поэтому он отправил домовика готовить ужин. Заметив, что Люпин ещё не вынырнул из своих размышлений, Гарри, незаметно произнеся заклинание «Эпиксеи», залечил кровоточащие ранки на ладонях, а потом волшебством устранил пятна крови.

Затем Поттер, несколько раз громко кашлянув, обратился к Люпину:

— Сэр, мне пора на встречу с друзьями, если вы и дальше намерены сопровождать меня, то нам нужно отправляться немедленно.

Люпин, тяжело вздохнув, разогнулся и ещё несколько секунд внимательно вглядывался в Гарри. Потом, видимо, придя к какому-то решению, он молча подошел к камину и взял летучий порох в руки.

— Гарри, я не хотел ссориться с тобой. Пожалуйста, пусть всё будет как и раньше, зови меня «Ремус», — грустно произнёс Люпин. — Мы через камин отправимся в «Дырявый Котёл», а там нас встретят, или мы дождёмся Уизли. Домой мы вернемся тем же путём. На непредвиденный случай у нас есть портал, но он не зарегистрирован в министерстве, поэтому будет использован в крайнем случае. Гарри, пожалуйста, будь осторожен и пообещай мне: что бы ни случилось, вернуться с помощью портала, а о друзьях будет кому позаботиться.

Гарри поразился наивности Люпина, который полагает, что прежние взаимоотношения можно с такой легкостью вернуть. К тому же он не мог так же, как и Люпин, слепо верить Дамблдору, а пока это чувство не уйдет, они не смогут возобновить доверительные отношения, которые у них были раньше. Но любя его, он был рад проявленной уступке, которая давала возможность и дальше чувствовать Рема родным человеком, а не просто очередным телохранителем.

— Ремус, спасибо и... прости, что я вспылил. Я обещаю, что... буду осторожным, — сказал, немного поразмыслив и взвесив каждое слово, Гарри.

Поттер тоже взял летучий порошок и вслед за Люпином, постаравшимся не показать своей реакции на его последние слова, исчез в изумрудно-зелёном пламени.

Чуть не вывалившись на пол, чумазый и недовольный этим способом перемещения Гарри стал очищать с себя сажу. Люпин уже что-то втолковывал хозяину заведения Тому, после чего позвал Гарри с собой за самый дальний столик, сидя за которым можно было свободно видеть камин.

Настроения разговаривать не было никакого, и в гнетущем, но таком нужном сейчас молчании спутники принялись дожидаться Уизли.

Так как они и сами припоздали, то ждать им долго не пришлось. Вот пламя полыхнуло, и из камина вышел, слегка покачиваясь, «глава» семейства. Артур, заметив сидящих за столом, приветливо улыбнулся и, неуклюже махнув, направился в их сторону.

Следом из камина выпал Рон, после чего поймал свою сестру, которая чуть не пропахала носом пол, не получи она вовремя подоспевшей помощи брата. Увидев, чем решился заняться Рон, и как он, ловя сестру, тесно соприкасался с ней, Гарри очень понадеялся, что Гермионе помощь не понадобится. Разумом Гарри понимал, что Грейнджер маглорожденная, а потому не очень уверенно чувствует себя, перемещаясь по камину, поэтому, поддавшись инстинктам и чувствуя, что она будет следующей, он, вскочив, помчался к камину с искренним желанием помочь Рону.

Но уже на полпути он понял, что его надеждам не суждено сбыться. Пламя полыхнуло зелёным, и из него на полной скорости выпала девушка с каштановыми волосами прямиком в объятия к рыжему другу.

Поттер остановился в метре от друзей, тяжело дыша как после быстрого бега. Увидев его, Джинни кинулась к нему в объятия с громким криком: «Привет, Гарри!».

Обнимая младшую Уизли, краем глаза Гарри заметил появление Молли Уизли, которая осуждающе смотрела на дочь; и Гермиону, которая замерла на несколько секунд, как будто превратившись в статую, а потом настолько резко отскочила от Рона, что чуть не свалилась обратно в камин.

Молли, наконец, добравшись до дочери, начала ей выговаривать за проявленную неосторожность и безрассудство, попутно обнимая Гарри и приговаривая, как она по нему соскучилась. Затем к ним подошел Рон и тоже крепко обнял Поттера.

Всё это время Гарри не выпускал из виду подругу, которая казалась бледной и немного болезненной. Она не делала никаких попыток подойти к шумной компании, а стеснительно мялась в сторонке. Только поймав взгляд зелёных глаз, она слабо попыталась улыбнуться в ответ.

Воспользовавшись новой волной упрёков в сторону младших Уизли, Гарри ловко вывернулся из окружения и направился к необычно притихшей подруге.

Гермиона, всё это время настороженно на него смотревшая, как-то нервно усмехнувшись, поздоровалась с ним:

— Привет, Гарри!

— Привет, Гермиона, я так рад увидеть тебя! — откликнулся Поттер, остановившись возле неё в нерешительности.

«Вот этот миг пришел, она стоит всего в шаге от меня, а я застыл, как дурак, и не знаю, что сказать. Я же столько раз представлял себе нашу встречу, а теперь не знаю с чего начать разговор. Почему я веду себя так, как будто мы видимся впервые?! Гермиона такая желанная, так близко от меня, а кажется мне такой неприступной, — завертелись в голове парня мысли. — Стеснительный идиот! Ну же не стой просто так! Откуда у Гермионы всегда было столько смелости и решительности первой обнимать меня? Друг я ей или не друг, в конце концов? Это вполне по-дружески, если я её обниму...»

Но, видимо, с этого момента тело и разум у Гарри Поттера зажили отдельно, поэтому, проигнорировав решение мозга, после непродолжительной паузы, тело смогло только заставить рот пошевелиться для того, чтобы задать самый банальный вопрос, который только возможно:

— Гермиона, как дела?

Боясь, что окончательно всё испортил, он смог добавить:

— Как прошло лето?

— Нормально, — так же банально ответила Гермиона, ругающему себя последними словами Поттеру. — Я много читала и...

Дослушать чем ещё занималась летом его подруга рассерженному на свою нерешительность Поттеру было так же не суждено, потому что в этот момент к ним подскочили Рон с Джинни и потащили вслед за старшими, тараторя о том, что им пора идти.

За время пути до арки, служащей входом в Косой переулок и ожидания появления прохода, Рон Уизли успел прожужжать все уши Мальчику-Который-Был-Итак-Не в духе о том, как они все эти дни замечательно провели время, гуляя и веселясь, несмотря на большую любовь Гермионы к книгам. Так что Гарри был очень рад избавлению от разглагольствований друга, пусть и со стороны Джинни, которая, схватив его под руку, повела, увлекая вперёд к ближайшему магазину.

Им оказался «Магазин Флориш и Блоттс», и немало удивлённый выбором Джинни Гарри всё же последовал за девушкой. Джинни явно не собиралась дожидаться взрослых, которые бы накинулись сейчас на них за то, что они, затесавшись в толпе, ушли вперёд, да ещё не пошли прямиком в банк, а свернули в магазинчик.

— Джинни, зачем мы пришли сюда, нам ещё нужно в Гринготтс снять деньги, а уже потом покупать товары в магазинах?

Джинни, всё так же упрямо тянувшая Гарри за руку, начала быстро объяснять ему:

— Гарри, это должно быть секретом. У меня есть кое-какие сбережения, и я хочу, чтобы ты помог мне выбрать книгу в подарок Гермионе. Пожалуйста, помоги мне, она ничего не должна знать, а ты лучше знаешь, что может заинтересовать семикурсницу, тем более нашу начитанную Гермиону книгами не так легко удивить.

Уизли скорчила наивную просящую мордочку, увидев которую Поттер прыснул от смеха:

— Что же, если останемся в живых после разборок от твоих родителей и Люпина, то сможем выбрать.

Он не успел оглянуться, как они с Джинни оказались возле самого дальнего угла магазина. Казалось, что владелец совсем забыл про это место. Книги покрылись пылью и лежали беспорядочной грудой на полках. А на одном стеллаже их вообще практически не было. Подойдя к нему, Гарри заметил одну невзрачную на вид книжку.

Заинтригованный тем, что она была единственной книгой, не покрытой пылью, он взял её и начал разглядывать. Крутя её в руках, он задумчиво протянул:

— Джинни, а можно спросить: почему тебе нужно именно сейчас выбирать подарок Гермионе? Или ты готовишь подарок на сентябрь?

Перекладывая очередной пыльный фолиант, подбиравшаяся всё ближе к Поттеру девушка, неопределённо пожав плечами, медленно потянула:

— Не знаю,... просто хочется сделать ей приятное, она моя подруга и много делает для меня, а на сентябрь у меня уже есть для неё подарок, — и как бы невзначай добавила. — Может, мы вообще скоро станем родственниками, поэтому хочется проявить к Гермионе особое внимание...

После чего постаралась сделать вид, что очень заинтересовалась попавшейся книгой и совсем не замечает побледневшего лица Поттера.

Гарри начал думать, что многое упустил за прошедшие дни и уже собирался задать очередной вопрос Джинни, когда раздавшийся со спины знакомый голос заставил его выронить из рук книгу:

— А я в этом месте не была ещё ни разу. У меня или денег уже бы не хватило на покупки, или меня просто уводили из магазина за неимением времени.

Всё так же спокойно, словно это не она, внезапно подкравшись, ввела в ступор друзей, Гермиона нагнулась за книгой. Она не заметила сердитого взгляда, посланного Джинни, раздосадованной её появлением, и стала по привычке листать попавшуюся в руки книгу. Книга была очень потрёпанная с пожелтевшими страницами. Название «История — как оно было?!» ни о чем не говорило, и, уже почти потеряв к ней интерес, Гермиона на одной из страниц заметила руны, которые легко смогла перевести и, удивившись, почему это высказывание написано именно рунами, прошептала: «Scientia potentia est» — знание — сила.

Как только Грейнджер произнесла эту фразу, книга в её руках потяжелела, а у Гермионы возникло жгучее желание не расставаться с ней никогда.

— Мне нужно обязательно купить её, — прошептала забывшая обо всем Гермиона.

Не успела она договорить, как к ней подлетел продавец:

— Не желает ли мисс приобрести столь редкий экземпляр?

— Да, я хотела бы приобрести эту книгу, — тут же согласилась Гермиона, которая как завороженная не могла отвести от неё взгляд. — А сколько она стоит?

По блеску, появившемуся в глазах продавца, Поттер понял — не покажи Гермиона свою заинтересованность в книге, он бы отдал её практически задаром, но теперь он заломит баснословную цену.

— О, у юной мисс очень хороший вкус. Это очень старинный экземпляр. Представьте, он попал ко мне совершенно случайно. Я даже не мечтал, что когда-либо смогу раздобыть его и подержать в своих руках. Такие вещи бесценны, — подчеркнул, возвысив голос, прожженный торговец. — Но для такой обворожительной мисс, как вы, я сделаю скидку, — продолжал он обрабатывать Гермиону. Мельком задумавшись, он выдал сумму, от которой глаза Гермионы удивлённо округлились, и она смогла, наконец, оторвать свой взгляд от вожделенного объекта.

— Сто пятьдесят галеонов?! — поразилась Грейнджер и услышала такой же пораженный возглас, вырвавшийся у Джинни. — Но, сэр, это очень дорого даже для такой замечательной книги.

Гарри решил хоть как-то помочь, но не смог придумать ничего лучше, как взять из рук подруги книгу, покрутить, рассматривая её со всех сторон, и состроить при этом неудовлетворенное выражение лица, после чего вернуть обратно подруге объект торгов со словами:

— А, по-моему, эта хилая, практически развалившаяся книжонка не стоит и третьей части названной вами суммы, вот я бы и задаром такую не взял, она же вся пожелтевшая, выглядит как разваливающаяся от времени бульварная газетенка. Я полагаю, что мы могли бы всё же сторговаться о цене этой книжки.

— Что же, тогда мне придется продать её мужчине, который ранее о ней сверялся, — сделал оскорбленное лицо продавец, разглагольствуя про наверняка выдуманного покупателя. — Он будет куда лучше ценить такие редкие вещи. Между прочим, он... готов был дать и дороже, если я раздобуду её, но я ради вас решил сделать скидку, продав её именно вам. Мне показалось, что вы из тех людей, кто ценит такие антикварные и довольно своеобразные вещи. Но что же, раз сделка не состоится, попрошу вас, мисс, положить книгу на место. Она очень хрупкая и древняя, а потому неаккуратное отношение к ней не желательно.

— Сэр, но, может, можно что-то придумать? У меня правда нет таких денег, чтобы я могла их потратить на книгу, — практически взмолилась Грейнджер.

— Простите, мисс, но я не думаю, что возможно что-либо придумать, разве что ваши родители дадут вам денег, — не унимался непреклонный мужчина.

— Родители? — удивилась Гермиона.

Проследив за взглядом продавца, она заметила подходящих Уизли и Люпина.

— Это не мои родители, — ответила расстроенная девушка.

Джинни, увидев входящих, тут же встала рядом с Гермионой, и подруги одновременно сжались, увидев выражение лица Молли.

— Чем вы обе думали? — налетела на них с ходу Молли. — Рем специально прибыл с Гарри, чтобы обеспечить его безопасность. А что вытворяете вы... Девочки, когда мы вернемся домой, вы будете наказаны, особенно ты, Джинни. Это же надо такое придумать, оставить нас и самим побежать в магазин. Хорошо, что Рон догадался поискать вас здесь, а то мы бы полдня по магазинам вас искали!

— Миссис Уизли, это моя вина, — вышел вперед подруг Гарри. — Девочки не виноваты, мне очень захотелось купить книгу о квиддиче. Ведь я столько важной информации пропустил о недавних матчах, хотелось хоть чем-то компенсировать упущенное.

Ему было неловко и стыдно обманывать женщину, но желание помочь подругам пересилило эти чувства.

— Ну, что же... Если это решил ты... — растерялась Молли. — Но что толку ходить по магазинам, если мы ещё не сняли денег. Нам всем нужно в Гринготтс. Вот снимем деньги, тогда и отправимся за покупками.

— И, пожалуйста, Гарри впредь не делай таких сюрпризов, — вставил взволнованный Люпин. И добавил чуть тише. — Ты же обещал.

— Да, я больше не буду, — не зная, что ещё сказать, — ответил Гарри. — Тогда пойдемте, что ли, в банк, — наигранно бодро предложил он и повлёк за собой всю компанию.

По дороге в банк из памяти Гарри не выходило расстроенное лицо Гермионы и какое-то обреченное отчаяние, когда она возвращала книгу продавцу.

«Не знаю, чем она так тебе приглянулась, но не волнуйся, она обязательно у тебя будет, — решил Поттер. — Для тебя мне ничего не жалко. И если она так тебе нужна, то я тебе её куплю. Только не расстраивайся, солнышко. Не зря же я экономил свои сбережения. Пусть я, экономя наследство, не купил даже последнюю модель метлы, но сделать приятное и увидеть на твоем лице счастливую улыбку будет для меня самым лучшим подарком. Вот только что делать с Уизли? Нужно сделать так, чтобы в этот раз они отправились в свой сейф отдельно от меня. Мне нужно будет взять значительную сумму на все покупки, которые я запланировал, а обижать их мне не хочется. Уизли очень остро реагируют на свою бедность. Надо как-то выкрутиться, а в банке отправиться в сейф даже без Рема, так будет лучше — я никого не задену, и сюрприз для Гермионы удастся. А как незаметно приобрести этот подарок для Гермионы, я ещё успею придумать».

Поравнявшись с ослепительно-белым зданием, Гарри остановился, чтобы внести своё предложение:

— Я провинился и задержал всех, поэтому, обдумав всё, я придумал, как мы сэкономим время. Мы все отдельно отправимся в свои сейфы снять сбережения. А ты, Ремус, пожалуйста, останься с Гермионой, так будет безопаснее для неё.

— Но, дорогой, ты нас ничем не обременяешь, — возразила Молли. — Тебе опасно быть самому и лучше нам не разделяться. Ремус пусть действительно побудет с Гермионой, пока она будет менять деньги, а мы будем с тобой. Ты нам как родной и твоя безопасность для нас очень важна.

Мысленно взмолившись о терпении, которого ему теперь не хватало всякий раз, когда он слышал слова «безопасность» или «осторожность», Гарри решил, что сейчас не время идти на попятную, и как он ни уважал миссис Уизли, ему придется отказаться от их помощи.

— Миссис Уизли, мне очень приятна ваша забота, но в банке мне не может ничего угрожать. Я уже совершеннолетний волшебник и могу постоять за себя. К тому же, мы действительно таким способом значительно сократим время, потраченное на банк. Лучше мы потом вместе посидим и пообщаемся в кафе-мороженое Флориана Фортескью.

— Но, Гарри...

— Простите, миссис Уизли, но я уже всё решил.

Видя непреклонность Гарри, Молли попыталась заручиться поддержкой мужа:

— Артур, ну что ты молчишь. Скажи Гарри, что нам лучше было бы отправиться в банк вместе.

Акцент на последнем слове сделал взгляд Артура Уизли немного затравленным, что не ускользнуло от взгляда Поттера.

— А... да, Гарри, это не хорошо, если ты сам отправишься. Ты же знаешь, что для тебя это опасно. Но если ты настаиваешь и уверен.... Может, тебе и стоит пойти самому... — теряясь и отвечая невпопад, закончил Артур, за что заслужил убийственный взгляд жены, от которого окончательно сник.

Внутренне жалея, что получилось подставить мистера Уизли под удар, Гарри тут же ухватился за появившуюся возможность.

— Вы правы, мистер Уизли, вот так мы и поступим. Что же, встретимся на выходе, когда закончим свои дела в Гринготтсе.

Не дожидаясь новых возражений миссис Уизли, Гарри решительно направился к входу в банк.

В огромном мраморном холле всё так же царила суета. Волшебники и волшебницы толпились возле гроссбухов, а между ними сновали с важными лицами гоблины.

Немного задержавшись и пропуская Уизли вперед, Гарри проследовал до ближайшего гоблина.

— Добрый день. Меня зовут Гарри Поттер. И я хотел бы снять деньги со своего счета.

К удивлению Поттера гоблин не потребовал ключ, удостоверяющий его права, а попросил его подождать немного, пока он не уточнит деталей. Что это за детали Поттер не мог себе представить.

Теряясь в догадках из-за необычности ситуации, он уже начал думать, что вернулось его обычное «везение», и сейчас гоблин объявит, что у него больше нет ни сейфа, ни денег, когда к нему обратился грубый голос:

— Мистер Поттер, мы уже давно ждём вас. Меня зовут Крюкохват, если вы забыли. Я представляю в вашем деле посредника между интересами банка и интересами вашего рода. Прошу вас проследовать за мной.

Гоблин был явно рассержен, и Поттер, не понимая, что уже успел натворить, только войдя в банк, последовал за гоблином, за одну из бесчисленных дверей, расположенных в холле здания.

Они оказались в просторном кабинете, в котором стояла мебель самых разных стилей и эпох. В центре комнаты располагался круглый, скорее всего из дуба, стол с мраморной столешницей на трех бронзовых ножках в виде звериных лап и фигур необычных животных. А возле стола — два кресла из натурального дерева, оббитые бархатом, под который подкладывался пух, что придавало им особую мягкость и делало их очень удобными. Помимо этого в комнате было множество старинных полок и вычурных шкафчиков, забитых разнообразными свитками. А у стены в дальнем углу стояло старинное XV века и мощное на вид бюро. Оно было очень красивым. Две лепные сводчатые дверцы со встроенными скошенными зеркальными панелями, за которыми находились отделения с небольшими выдвижными ящиками для бумаг и внутренние дверцы в форме арок. Прямо над ножками в форме кронштейна также имелись два градуированных ящика с медными ручками и орнаментальный щит. В отделке был использован неотбеленный махагони.

— Прошу, присаживайтесь, мистер Поттер, — указал на свободное кресло Крюкохват. — Перейдем сразу непосредственно к делу. Я представитель интересов вашей семьи, как я уже сказал. А потому я считаю, что ваше решение нужно подтвердить с помощью установленных традиций. Конечно, вы сами вправе выбирать, что вам делать со своим имуществом и в современной практике можно и не проводя этого обряда принимать такие решения. Но я выполняю свою работу качественно и хочу соблюсти все формальности. К тому же ваш предок Уильям IV ясно выразился, что в подобных случаях решение будет принято родом, только если само волшебство подтвердит его силу. Вы, видимо, не учли это, когда пожертвовали всё свое наследство, включающее земли, имущество, артефакты и исторически ценные вещи, дома, семейный бизнес и сбережение. А также всё унаследованное от мистера Блэка, кроме дома на площади Гриммо и сейфа номер 687, которым вы всегда пользовались до совершеннолетия, — перечислял гоблин из свитка, который держал перед собой, — в пользу общества «Защиты Угнетённых Домовых Эльфов», — произнося с нечитабельным выражением лица название общества и особенно злобно зыркнув на Гарри, гоблин продолжил не менее сердито. — Вы не отреклись от принадлежности к роду, также из вашего рода нет никого в живых, кто бы произнес слова отречения от вас. Вы можете пожертвовать своё имущество, но я, как представитель интересов вашей семьи, настаиваю на проведении обряда, и если сама магия подтвердит ваше решение, оно станет законным.

Гарри сидел как пришибленный. Ему казалось, что это какая-то злая шутка. Какое имущество? Какие земли? У него никогда ничего не было, кроме этого сейфа и разрушенного дома родителей, находящегося в «Годриковой Лощине».

«Наверное, это дурной сон, или я просто сошел с ума и перестал понимать смысл слов», — не зная, что и думать, про себя отметил Поттер.

Гоблин же, видя, что оставшийся потомок древнего рода сидит и упорно молчит, решил, что это обычное ханжество зазнавшихся волшебников, которые считают себя выше древних традиций, за которые так упорно бьются гоблины.

— Мистер Поттер, вам необходимо принять решение, — теряя терпение, зло процедил Крюкохват. — Но я хочу подчеркнуть, что это правило ввел ваш предок, и я твёрдо настаиваю на его соблюдении.

— Мистер Крюкохват, — не зная, как правильно обращаться к гоблину, начал Гарри, — я благодарен вам за отстаивание моих интересов, но ...

«Мерзкий волшебник, ты плюешь на память своих же предков, — заклеймил Поттера гоблин, решив, что тот отказывается соблюдать его требование. Хотя его и поразило уважительное к нему обращение Поттера. — А я так бился всё это время, чтобы такое важное решение было принято по всем правилам. Ригорм будет доволен, он с самого начала хотел сразу же признать решение Поттера законным».

— ... я не совсем понимаю, о чем идет речь. Вы не могли бы подробнее объяснить мне, о каком наследстве идет речь? И что это за пожертвование должно быть подтверждено? И главное, какое ко всему этому отношение имею я, если я впервые слышу о ЗУДЭ и о пожертвовании ему моего наследства? — привыкший использовать аббревиатуру таких обществ, спросил озадаченный Поттер.

Увидев искреннее изумление и шок на лице волшебника, гоблин откинул мысли о том, что Поттер пытается водить его за нос.

«Если он не пытается обмануть меня и готов соблюсти древние традиции, то, что это всё вообще значит?» — впервые за многолетнюю практику не смог разобраться в ситуации Крюкохват.

— Мистер Поттер, я правильно понимаю вас? Вы утверждаете, что, во-первых, ничего не знаете о своём наследстве. А, во-вторых, никому его не собирались жертвовать? — отчеканивая каждое слово, уточнил гоблин.

— Да, именно это я утверждаю. Мистер Крюкохват, признаюсь вам, я в крайнем смятении от только что полученной информации. По вашим словам, это касается наследства моего рода, и потому я бы хотел, чтобы вы объяснили мне — что здесь происходит?!

Речь шла о таких важных вещах, что Поттер, каким бы безрассудным часто ни был, решил выяснить всё до малейших деталей.

Черные, глубоко посаженные глазки, пронзали Гарри, заставляя чувствовать незаслуженную вину. Видимо, это сканирование принесло какие-то плоды, потому что гоблин заговорил более сдержанно:

— Мистер Поттер, позвольте начать немного издалека, что поможет мне обрисовать вам ситуацию в целом. У волшебников принято оставлять наследство своим потомкам. Естественно, что это может быть что угодно, представляющее в их глазах ценность. Чем древнее род и ценнее имущество, тем больше ответственности возлагается на гоблина, который отвечает за сохранность и передачу семейных ценностей. Ваш род один из древнейших и пользуется уважением, поэтому ваши дела были закреплены за определенным гоблином. Мне выпала честь быть представителем четвертого поколения гоблинов, которые всегда сотрудничали с вашим родом, — при этих словах Крюкохват церемониально склонил голову, на что внимательно слушавший его Поттер попытался повторить этот жест. — Но бывает так, что глава рода отрекается от своего наследника, тогда подкрепляя своё решение силой волшебства, он лишает его полностью любых прав наследования. Намного реже, но бывает и так, что волшебник решает отказаться от своего наследства в пользу других угодных ему лиц. И вот тут мы подходим к самой сути нашей с вами ситуации.

Первого августа в банк поступило ваше волеизъявление в отношении полученного наследства. В нем указаны пункты оглашенные мною ранее, причем оно оформлено вами собственноручно юридически грамотным языком и скреплёно вашей родовой печатью. Свиток был проверен всевозможными гоблиновскими методами, которые я не имею права вам раскрывать, но в действенности которых сомневаться не приходится. Они и подтвердили подлинность присланного нам документа. Как я упоминал ранее, по закону волшебников, принятым Министерством магии, и по аналогиям в современной практике ваше решение после всех необходимых проверок вступило бы в силу с пятого августа этого года. Но будучи представителем вашего рода, я знал о поправке, внесенной вашим предком в 18.. году, после аналогичной ситуации, когда необдуманное решение одного из Поттеров чуть не повлекло к разорению всего рода. Эта поправка заключается в том, что любое решение, принятие которого повлияет на материальное благосостояние всей семьи Поттеров, должно быть подтверждено с помощью древнего обряда «Принятие рода».

И хотя вы, мистер Поттер, не вступили в права наследования, на вас, как на единственном прямом наследнике Поттеров, лежит ответственность перед вашими потомками. Поэтому, несмотря на то, что все, включая Ригорма — он представляет интересы семейства Блэк и с некоторых пор сотрудничает со мной — настаивали на вступление этого документа в силу, я оттягивал момент его окончательного признания так долго, как мог. Ригорм ещё не знает, что, хотя последний срок, который я указал в посланных вам уведомлениях о том, чтобы вы как можно скорее явились в банк, истек уже 50 часов назад, я всё же отменил узаконивание вашей воли. Я надеялся, что до начала нового учебного года в Хогвартсе вы всё же придете в дань и уважение к вашим предкам. И вот вы здесь, а нам нужно решить что делать дальше, причем незамедлительно. Я понятно обрисовал вам ситуацию, мистер Поттер?

— А кого вы имели в виду, говоря «все», когда упоминали лиц, настаивающих на принятии моего пожертвования? — после небольшой паузы, спросил бледный, но серьёзный Гарри.

Легкость, с которой Гарри выбрал самый логичный и правильный вопрос в этой ситуации, а также его выдержка, заставили Крюкохвата по-новому взглянуть на своего клиента. Этот молодой человек всё больше нравился и завоёвывал уважение гоблина. За свою жизнь ему пришлось много повидать, и он бы меньше удивился, если бы Поттер сейчас поднял панику, рвал и метал, угрожая своей палкой всем гоблинам и ему в частности.

— Под всеми я подразумеваю Ригорма, а также адвокатов, которых натравил на нас ваш опекун и представителей общества «Защиты Угнетённых Домовых Эльфов» также со своими юристами. Но этот ход даже сыграл мне на руку. Мы терпеть не можем, когда к нам лезут со своими законами, поэтому руководство моего клана было на нашей стороне, — в очередной раз Крюкохват продемонстрировал усмешку, больше смахивающую на оскал грозной акулы.

— Дядя Вернон натравил адвокатов на Гринготтс?! — зелёные глаза округлились от небывалого изумления.

Гоблину даже показалась, что эта новость поразила Поттера даже больше, чем сам факт того, что кто-то пытается увести у него из-под носа его наследство.

— Причем здесь какой-то дядя?! Если я правильно помню ваше дело, то это ваш магловский родственник, — получив утвердительный кивок, гоблин продолжил. — Конечно же, я не говорю об этом магле. Я имею ввиду Брендона Одли, вашего опекуна, — словно общаясь с душевнобольным уточнил Крюкохват.

Голова Гарри стала кружиться от обилия таких невероятных новостей.

«Выходит, я полный идиот, — ругал себя последними словами Гарри. — Как я раньше не подумал, что кто-то должен был представлять мои интересы в волшебном мире до тех пор, пока я не стану совершеннолетним. И уж точно это не могли быть Дурсли, ненавидящие волшебство и всё с ним связанное. А я всё думал, почему дядя Вернон не пытается завладеть моими сбережениями. Оказывается, он о них просто не знал».

— Я вижу, вы этого также не знали? — прервал размышления Гарри этот вопрос.

Нахмурившийся волшебник пытался собраться и остановить вихор вопросов, которые всколыхнулись при раскрытии столь важных подробностей. Он попытался взять себя в руки, чтобы докопаться до истины.

— Мистер Крюкохват, но почему я не знаю ничего об этом? К тому же, спешу вас заверить — я не получил ни одного письма из Гринготтса с тех самых пор, как Хагрид вручил мне письмо, в котором сообщалось, что я волшебник и буду учиться в Хогвартсе. — Я прошу вас, расскажите мне все, что знаете. Для меня очень важно узнать, кто ответственен за... всё это.

— Мне очень жаль, но я, скорее, могу сообщить вам, в каком положении находится ваше состояние. Мы не вмешиваемся в остальные дела волшебников. Могу только сказать вам, что ваш опекун настаивал, что все дела он будет вести с нами без вашего участия, ссылаясь на то, что вы дали понять, что для детского ума подобные вещи будут обременительны. Также по счетам проходили вплоть до вашего совершеннолетия ежемесячные отчисления вашим магловским родственникам на ваше содержание. Так как ваш опекун не был назначен непосредственно вашими родителями, а был заменён министерством из-за заточения вашего законного опекуна Сириуса Блэка в Азкабан, то он имел доступ к одному из трех сейфов. Первый сейф самый большой и самый главный, в нем находятся основные капиталы вашего семейства, и доступ к нему у вас появился бы только после совершеннолетия, а у Одли никогда не было и не будет. Второй родители открыли на ваше имя при рождении, чтобы у вас накапливались личные сбережения на карманные расходы, именно им вы пользовались всё это время. И, наконец, третий, который пришлось открыть по требованию Одли. Он требовал дополнительные средства на покрытие расходов для вашего содержания. На этот счет были перемещены довольно крупные суммы, в нем было даже больше денег, чем в вашем личном сейфе, но сейчас он пуст, в нем не осталось ни кната.

У Гарри возникло жгучее желание встретиться с опекуном и о многом его расспросить. Ему было не так жалко денег, которыми он не воспользовался и о которых даже не знал, как сам факт того, что кто-то посмел обкрадывать его, прикрываясь тем, что деньги были направлены на его содержания, в то время как в реальности Гарри почти всю жизнь пролазил в обносках Дадли.

Подумав о Дурслях, Гарри обрадовался, что больше никогда их не увидит, потому что не знал — сможет ли после того, что он узнал сегодня, сдержать себя. Вообще вся ситуация казалась какой-то нереальной и фальшивой, чувства Гарри притупились от обилия грязи, которую он только что узнал. Наверное, именно так на Потере сработал инстинкт самосохранения, он перестал удивляться чему-либо после и словно со стороны наблюдал за разворачивающейся драмой.

Тихим, но решительным голосом Гарри Поттер ни то, обращаясь к гоблину, ни то, рассуждая сам с собой, перечислял полученные факты в манере «Cui bono» (п/а: то есть — «кто от этого выиграет? В чьих это интересах?»).

— Итак, мой магический опекун хотел завладеть моим наследством, и, я полагаю, в такой авантюре у него наверняка были сообщники, возможно даже из этого странного общества защиты домовых. Также может быть, по крайней мере, еще одна сторона, если к письму Одли не имеет никакого отношения. К тому же перехватывать письма, посылаемые мне из банка, пересилить волшебство гоблинов — это дело не из простых, поэтому одной из задач, которые мне предстоит решить, является выяснение сообщников и мотивов этого господина, помимо заполучения моего состояния. Первостепенно, по моему мнению, предотвратить задуманный план. Что я могу сделать, чтобы не допустить узаконивание моего письма и передачи наследства в пользу ЗУДЭ? — с каждым словом голос Гарри наливался решимостью и твердостью. — Кстати, могу я взглянуть на него?

Гоблин с неприкрытым изумлением и восхищением взирал на молодого волшебника, тут же протянув Поттеру письмо со словами:

— Держите, мистер Поттер, но не знаю, что вы хотите там найти. Оно было проверено нашими лучшими специалистами, а они не могли что-либо упустить.

— Я не сомневаюсь в их компетентности, но мне хочется своими глазами взглянуть на него-о-о...

Гарри усиленно затряс руками, обдувая опаленные вспыхнувшим свитком пальцы и угрюмо наблюдая за обугленными останками, в которых только и успел разглядеть родовую печать и подчерк, который, не будь уверен, что не писал никогда этого письма, Поттер стопроцентно принял бы за свой.

— Легко отделался, будь это портключ или сильное проклятие, может, меня уже не волновал вопрос наследования, — горько усмехнулся Гарри. — Значит, ниточки постепенно обрываются, а ходы сужаются. Мистер Крюкохват, что конкретно я должен сделать, чтобы не дать им победить.

— О, мистер Поттер, я хочу заверить вас: я приложил все свои силы для того, чтобы узнать об этом послании всё, и лично присутствовал при его проверке, — гоблин ещё никогда не испытывал такого позора, а тем более перед клиентом, который смог добиться его уважения, было унизительно ударить в грязь лицом. — Тот, кто сделал эту подделку, действительно очень могущественный волшебник, обойти наше волшебство практически невозможно. Но опасность мы бы точно смогли обнаружить, в таком случае я бы не допустил того, чтобы вы прикасались к свитку.

— Мистер Крюкохват, я вас ни в чем не виню. В этой ситуации, вы единственный, кто в этот момент защищает мои интересы, и поверьте, я это глубоко ценю. Но я успел разглядеть родовую печать, а ведь до этого момента я её даже в глаза не видел. Разве это не могло послужить аргументом в пользу того, что я никак не мог оформить это абсурдное пожелание. Где я мог раздобыть печать своего рода, живя у маглов и не имея доступа к сейфам?

Возможно, впервые в глазах гоблина промелькнуло какое-то подобие жалости по отношению к волшебнику, которых они так не любили, но одно было явно заметно — что он очень осторожно, не желая ещё больше ранить своего клиента, возразил:

— Дело в том, что вы всю свою сознательную жизнь могли иметь к ней доступ. Она находится в вашем родовом поместье, а вы, являясь Поттером, вне зависимости от возраста, только пожелав, могли там оказаться любым доступным на тот момент способом. Мне очень жаль, мистер Поттер, но это так.

Эта новость чуть не вышибла из Гарри дух. От одолевавших его чувств горечи и разочарования в людях ему стало тяжело дышать, и он, согнувшись, стиснул до боли руками голову, словно этим жестом пытался удержать её на месте.

«Что?! Я мог не жить у Дурслей?! Я мог забрать Сириуса из дома на площади Гриммо?! Почему я ничего этого не знал?! Почему мне ничего не сказали... а Сириус уже никогда не скажет... Да эта чудовищная ложь просто сломала мне жизнь!..»

В глазах предательски защипало, но Поттер, не привыкший показывать свои чувства в присутствии других, старательно подавил нарастающий комок в горле.

«Стоп. Возьми себя в руки. Не время распускать нюни. Нужно бороться. Я обязательно найду этого Одли. И спрошу у Люпина и Дамблдора, что им об этом известно. А сейчас помни о друзьях, они твоя семья и никогда не предадут тебя, — вразумлял сам себя Гарри. — Гермиона, вот кто мне нужен рядом, верный и преданный человек, ради неё я не сломаюсь. Я не сломаюсь!!!» — упрямо твердил он, после чего выпрямился и устремил полные боли, но решительные зелёные глаза на гоблина.

— Я вас прошу перейти к конкретным действиям, чтобы не дать свершиться несправедливости. Что я должен подписать или какой обряд совершить, чтобы отменить «своё» прежнее решение? — требовательность в голосе прикрыла отчаяние и пустоту, образовавшуюся в сердце Гарри.

— Мы сделаем и то и другое. В момент наступления совершеннолетия вы должны были пройти процедуру вступления в род. Она делается четко в этот день, чтобы снизить возможные неприятные и болевые ощущения, потому что затягивание сроков обычно говорит о неудовольствии к наследнику, которого с трудом, но семейство всё же допускало в свой род. В таких случаях, я должен вас предупредить: обряд может протекать весьма неприятно. Также мы оформим всё письменно, чтобы любители современных правил проглотили свои языки, увидев ваше имя в родовой книге и все юридически правильно оформленные бумаги. Вот увидите, мистер Поттер, случайность вашего выбора, что вы подошли именно к Фильтерпуху, гоблину встретившемуся вам в холе, ещё сыграет нам на руку, мы так легко не отдадим наследство Поттеров.

— Спасибо вам, я никогда не забуду вашей честности и преданности. Но меня так утомил наш разговор, что я прошу как можно быстрее приступить к обряду, пока у меня ещё есть какие-то силы.

— Конечно, следуйте за мной.

Гарри встал и решительно проследовал за гоблином про себя думая:

«Могло быть и хуже...»

Если бы Гарри чаще смотрел магловские фильмы, то он бы знал, что эту фразу нельзя произносить, ведь так можно накликать большую беду. Но, Поттер об этом и не догадывался...