Я не люблю (гет)

А вчера в кабаке у фонтана

Человек с деревянной ногой

Утверждал,что любовные раны

Заживают от пули простой.

(С) А. Вертинский

Коридор тонет в полумраке, скрывая одну единственную фигурку, замершую у двери. Гермионе кажется, что шумное дыхание выдает её с головой, поэтому она сглатывает и старается вдыхать и выдыхать медленнее, тише, незаметнее. Внутренняя борьба продолжается уже несколько минут. Родительское воспитание и совесть кричат о необходимости срочно покинуть это место, сбежать и никогда больше не пересекаться с Малфоем. Природное любопытство тянет внутрь, подгоняя тем, что он может быть не Малфоем, а просто Драко: она уверена, что он умеет быть другим.

Он может оказывать поддержку, пусть и такую своеобразную. Он может интересоваться её жизнью, пусть не меняясь в лице, не изменяя своего тона, и не забывая добавлять в голос яд. И он может видеть и чувствовать.

Гермиона докажет, что может.

Она прикасается к гладкой стене — самой обычной, думая, что лишь она разделяет её с Малфоем. И мысли разбегаются, не давая ей понять: она поступает ошибочно. Где-то внутри пробегает ток, подбадривая и подгоняя, побуждая к действиям.

Малфой какая-то ужасная загадка, внезапно появившаяся в её жизни, которую необходимо разгадать. Она чувствует, что необходимо. Гермиона Грейнджер никогда не оставляет загадки неразгаданными, а задачи нерешенными.

— И долго ты будешь там стоять? — раздается приглушенный спальней насмешливый голос.

Самая главная загадка — почему к этому Малфою так тянет?

У Гермионы перехватывает дыхание.

— Грейнджер, я же слышу, как ты сопишь!

А Гермиона слышит, как Малфой едва сдерживает смех, и не понимает, что в этой ситуации может быть комичного.

Она долго решается на то, чтобы открыть дверь и зайти к нему, оправдывая себя тем, что ей надо где-то спать. Как перед прыжком в воду — долго уговаривает себя, зная, что ничего страшного для нее не произойдет, что водоем совсем не глубокий, и она может контролировать ситуацию. Тогда ей было шесть лет. И уже тогда она могла взять всё под контроль.

А смогла тогда, получится и сейчас.

Она медленно открывает дверь и заходит, стараясь не смотреть на Малфоя, ступая по полу осторожно, на носочках, без лишнего шума. Но тот все равно её будто не видит. Гермиона замечает, что Драко с интересом разглядывает потолок собственной спальни, закинув руки за голову, и сразу создается такое впечатление, что он здесь первый раз. И девушка не понимает, почему она вдруг на какое-то мгновение почувствовала злость на Малфоя, лежащего с лицом древнегреческого философа-мыслителя.

Она загорается мгновенно, как спичка, и так же быстро гаснет. Гермиона не дает жизнь этой чуждой эмоции.

Девушка осторожно ложится рядом. Голова медленно касается подушки, и Гермиона блаженно закрывает глаза — чёртов день наконец-то закончится.

— Что ты делаешь? — Драко приподнимается на локте, нависая над ней. Гермиона смотрит на его лицо и замечает, что выражение ничуть не поменялось.

Она следит за бликами света на его бледной коже. Он будто сделан из слоновой кости руками искусного мастера, и Гермиона думает о том, какой же он на ощупь. Казалось бы — вот он, близко. Так легко протянуть руку и развеять сомнения...

— Ложусь спать, — зло бросает она.

Почему-то Гермиону задевает его безразличность.

— Ты что серьезно? — он приподнимает бровь. — Ты собираешься лечь в мою постель в грязной одежде?

Гермиона сверлит Малфоя грозным взглядом, стараясь смотреть на его презрительно ухмыляющееся лицо, а не на обнаженный торс.

— Я не буду раздеваться перед тобой, Малфой! — передразнивает девушка. — И если ты не заметил, я уже легла.

В следующую секунду сильные руки парня скидывают её с кровати.

— Скажи мне, Грейнджер, что я там не видел? — ехидно тянет он.

Гермиона смущается. Она чувствует, как заалели щеки под изучающим взглядом Малфоя, чувствует, как участился пульс, и что кровь быстрее бежит по венам, будто бы тоже подгоняя её. Дрожащей рукой она тянется к выключателю, который щелкает ужасно громко, и звук эхом бежит по комнате. Гермионе кажется, что этот звук как стук молотка председателя Визенгамота на суде. Она вздрагивает от своих мыслей, радуясь, что Драко не заметит этого — спасительная темнота накрыла их с головой. Она быстро стягивает свое платье и шмыгает под одеяло, ложась на самом краю кровати.

Гермиона думает о том, что если она не переместится немного, то продолжит свое увлекательное знакомство с полом в спальне Малфоя, но быть к хозяину комнаты хоть на капельку ближе ей совсем не хочется.

В противовес её мыслям он двигается сам — медленно, будто растягивая удовольствие от осознания ее замершего дыхания, от участившегося ритма ее сердца. Он ложится на локоть и смотрит, внимательно изучая каждый сантиметр её лица — все остальное скрыто одеялом, которое Гермиона хотела натянуть до самых глаз.

Он так близко, что она может чувствовать его запах. Это что-то свежее, прохладное, это запах морского бриза с далекого берега Франции, запах бесконечного небесного свода, морозного утра. И Гермионе хочется зажмуриться и плыть, вдыхая его в себя, чтобы было легко и свободно. Она закрывает глаза и вслушивается в запах, пока не вздрагивает от его прикосновения.

Рука Малфоя медленно скользит по животу, чуть приобнимая её и останавливаясь.

— Малфой... — шепчет она, инстинктивно сжавшись внутри в комочек.

— Что? — невозмутимо спрашивает он, продолжая неотрывно смотреть на нее.

Глаза уже привыкли к темноте, и Гермиона может различить его лицо. Она видит, что он серьезен. И она видит его глаза.

Они просто невероятны. Уже который раз за этот день Гермиона думает, что у человека не может быть таких глаз. Они слабо светятся, мерцают, хотя отражать им совсем нечего. Кажется, что они сами источник света, внутреннего света Малфоя, который он устал держать в себе и который рвется наружу.

Влечение бабочек к огню так просто объяснить...

— Ты не мог бы... — голос дрожит. — Отодвинуться?

Гермиона чувствует, как рука двигается выше, к её груди, обжигая кожу, и нерешительно замирает.

— Зачем? — шепчет Малфой, наклоняясь ниже и касаясь своими губами её шеи.

Нежно и мучительно медленно.

— Пожалуйста, не трогай меня... — жалобно просит она.

Кожа после его прикосновений покрывается мурашками. А губы у него неожиданно мягкие. И пальцы неожиданно ласковые, они гладят и успокаивают, и все, что случилось днем, отходит на второй план.

Малфой резко отстраняется и спрашивает:

— Тебе неприятно?

А Гермиона просто не может найти в себе силы сказать «Да». Тело давно подвело её: оно само тянется за его рукой.

— Прошу тебя... — слетает с её губ.

Она знает, что это неправильно. Она знает, что так не должно быть. Она и Малфой — Гермиона искренне рассмеялась бы в лицо тому, кто придумал такую чудовищную шутку. Она вспоминает, что искренне ненавидела себя утром, проснувшись в его постели.

— Тихо, — выдыхает он.

Она знает что сама пришла к нему. На этот раз точно сама.

В руке Малфоя появляется палочка, он шепчет заклинание, и Гермиона чувствует, что она абсолютно обнажена перед ним. Одеяло давно откинуто, и его рука касается груди. Он медленно обводит пальцем затвердевший от внезапной прохлады сосок, и девушка чувствует, как волна дрожи пробегает по её телу.

— Не надо, — чуть слышно произносит она, когда его рука опускается ниже и начинает гладить бедро. Малфой словно рисует пальцами какие-то загадочные узоры на её теле.

— Успокойся, Грейнджер, — слышит Гермиона его голос, какой-то далекий и мягкий.

Его пальцы двигаются по внутренней стороне бедра, а губы спускаются с шеи на ключицу, а затем на грудь. Малфой ласкает её языком. Гермиона выгибается, чувствуя, что он медленно вводит в неё палец.

— Пожалуйста, — шепчет она, уже не осознавая, чего просит на самом деле.

— Лучше заткнись, — говорит Малфой, прежде чем прикоснуться к её губам и слиться с ней в поцелуе.

Время останавливается.

У её водоема не чувствуется дна, как глубоко не ныряй, все равно затянет.

В конце концов, бабочек никто не заставляет лететь на чертов огонь, они делают это сами, добровольно и даже с радостью. Наверное, ночные красавицы в самой глубине души догадываются, какая участь их ожидает, но это их не останавливает. И никто не виноват в том, что они сгорают. Совсем никто.

* * *

Лунный свет лениво и расслабленно скользит по лицу спящей девушки. Её кожа слабо, еле заметно мерцает, придавая своей обладательнице особую, неповторимую, нежную и невесомую красоту.

Драко долго любуется ей, стараясь запечатлеть в памяти каждую линию, каждую черточку, каждую ресничку, прежде чем решается убрать с её лица портящий всю картину непослушный локон из тугих завитков. Он медленно протягивает руку и заправляет прядь волос ей за ухо. Девушка чуть заметно морщит нос, и Драко быстро одергивает свою ладонь, испугавшись, что разбудит её. Но Гермиона лишь безмятежно вдыхает воздух и мечтательно улыбается во сне.

Драко удается заснуть только тогда, когда глубокое темно-синее небо разбавляется лентой розовой дымки рассвета — все это время он лежит, не отрывая взгляда от своей гостьи, вслушиваясь в её дыхание и ломая голову над содержанием её снов, тех самых, которые заставляют её улыбаться. Когда на небе гаснут первые звезды, он проваливается в беспокойный сон, вздрагивая и просыпаясь от каждого шороха.

* * *

Гермиона просыпается от бьющего в глаза солнечного света. Она еще долго лежит с закрытыми глазами, надеясь на то, что услышит торопливые шаги Рона — тяжелые и заставляющие ступеньки скрипеть, утренние крики Молли, бурчание Джинни — хоть что-то, что станет подтверждением желанной мысли: все, что было вчера — всего лишь сон. Но вместо этого она чувствует гладкую шелковую простынь, а значит, что она вновь проснулась у Малфоя, ведь в «Норе» нет такого белья.

Гермиона неохотно поднимается и оглядывает комнату в поисках платья. Платья нигде нет, есть только обнаженная Гермиона, стоящая посреди чужой спальни. Посреди спальни своего школьного врага.

Она рывком раскрывает чужой шкаф и вытаскивает оттуда первую попавшуюся рубашку, впрочем, они все одинаковы — белоснежные и накрахмаленные.

Гермиона шлепает по полу босиком, отстраненно думая, что в фильмах такие сцены называют романтичными. И о том, как это ошибочно со стороны маггловского кинематографа.

— Малфой, где моя одежда?

Малфой, как всегда безупречный, как всегда идеальный и как всегда свежий. Он смотрит на обнаженные ноги девушки, и Гермионе внезапно хочется прикрыться, так, на всякий случай. А еще почему-то становится страшно. И это необъяснимо.

— Я её выбросил, — невозмутимо отвечает он, отпивая кофе из белоснежной чашки, брата-близнеца вчерашней.

У девушки вырывается изумленный вскрик.

— Зачем? — возмущенно спрашивает она.

Лицо Малфоя непроницаемо. Неэмоционально. Он кривит губы в своей обычной гримасе и выдает:

— А ты видела, как это выглядело?

— Отлично! — фыркает Гермиона в ответ. — И в чем же мне теперь ходить?

— Я позабочусь об этом.

Сердце начинает биться быстрее совершенно неоправданно. Гермиона старается ничем не выдать своего внезапного волнения.

— Какого черта? — одергивает она скорее себя, чем его. — Ты предлагаешь мне сидеть тут и ждать тебя?

— А что не так? — спрашивает он как ни в чем не бывало.

Гермиона уже отрывает рот, чтобы сказать колкость в ответ, как звук удара о стекло её останавливает. В окно стучит сова, пятнистая неясыть, черная с бурыми пятнами, и Гермиона тут же узнает в ней сову Уизли.

Рон.

Рон!

Рон написал ей письмо!

Гермиона подскакивает к окну и рывком раскрывает его, впуская шальной ветер на кухню и позволяя ему играть с её волосами. Пока она занята тем, что отвязывает от лапы совы свиток пергамента, в кухню влетает вторая птица. Белоснежная, совсем как первая сова Гарри, она беспокойно бьет крыльями, дожидаясь своей очереди.

— Это что еще такое? — напряженно цедит Малфой сквозь зубы, сверля её взглядом. Глаза его тут же темнеют от злости, а кулаки сжимаются, хоть он и пытается это скрыть.

Гермиона открывает письмо от Поттера первым. В нем всего одна строчка:

Объясни в чем дело!

— Грейнджер, в мою квартиру не летают совы! Запомни это.

Малфой ловит каждое движение девушки, глядя на нее тяжелым взглядом. Она лишь пожимает плечами, разворачивая второе письмо.

— Это от Рона. И от Гарри, — поясняет Гермиона, не слишком веря в необходимость своих пояснений.

— Ну ладно, я еще могу предположить, что пишет твой рыжий нищеброд, — ехидно тянет Малфой.

Гермиона замечает, как у него дернулась щека.

— Какая проницательность, — тон в тон отвечает она.

Он медленно встает со стула и приближается к ней, не отрывая свой взгляд от пергамента в её руках. Вскоре она может услышать его тяжелое дыхание.

— Грейнджер, мне кажется, ночь со мной пошла тебе на пользу, — шепотом говорит он, подойдя вплотную.

— Не льсти себе, — качает головой девушка.

Гермиона опускает глаза на пергамент. Рон... Он касался этой шершавой поверхности своими руками. Гермиона незаметно гладит пергамент своими тонкими пальцами, ловя каждое прикосновение. Письмо длинное, он писал его долго, наверняка переписывая несколько раз. Это так искренне, это так тепло.

Она чувствует тепло.

Люблю... Нужна...

И в этом весь её Рон...

— Определенно пошла, — продолжает разглагольствовать Малфой, безуспешно пытаясь привлечь внимание Гермионы. — А герою-то что нужно? Он выступает в качестве группы поддержки?

Слезинка повисает на реснице и тяжелой каплей падает вниз, впитываясь в грубую бумагу листа.

— Грейнджер, если ты сейчас разревешься, я выставлю тебя на лестничную клетку голой, — шипит Малфой, приподнимая её лицо за подбородок и заставляя смотреть на себя.

Слезы струятся по щекам, и Малфой одергивает от неё свою руку, как от прокаженной.

— Мерлин, ну что опять то? Глупая девка, ты наоборот радоваться должна, что избавилась от этого кретина!

Гермиона обессилено падает на ближайший стул, не в силах сдержать рыдания.

Люблю... Нужна...

Она упускает тот момент, когда Малфой прекращает причитать. На кухне становится тихо. Лишь только окрик из гостиной заставляет ей вздрогнуть.

— Эй, Грейнджер, я пошел, слышишь?

Она не в силах что-либо ответить ему. Она снова чувствует себя опустошенной, разбитой, и она снова чувствует, что допустила ошибку. И что теперь ничего не исправить.

Она слышит, что Малфой замер в гостиной, ожидая ответной реплики. Спустя несколько мгновений раздается треск камина и ругательство, брошенное вполголоса.

* * *

Кажется, она пришла в себя от ощущения того, что чьи-то грубые руки невежливо трясут её за плечи. Она поднимает красные от слез глаза и видит лицо Забини, который смотрит на нее с озабоченным видом.

В голове все еще пульсируют эти два слова, всего два, которые она уловила из длинного письма Рона.

Люблю... Нужна...

Гермиона пытается отмахнуться от него, единственное, что ей по-настоящему надо — чтобы её оставили в покое.

— Что ты тут делаешь? — слышит она сквозь гул в ушах.

Гермиона лишь безразлично пожимает плечами.

— Зачем? Зачем ты вернулась сюда? — снова спрашивает он.

Гермиона судорожно вздыхает, сильнее сжимая письмо в руке, и на глаза вновь наворачиваются слезы. Забини следит за её взглядом и понимает.

— Ты что, его бросила?

Гермиона кивает, чувствуя себя безвольной куклой. Кивает просто и безразлично.

— Вот же дерьмо... — неожиданно восклицает он, несколько раз проходя туда-сюда по кухне. Он смотрится в белоснежной кухне Малфоя каким-то чужеродным грязным пятном, но Гермиона не обращает на это внимания. — Одевайся во что-нибудь и аппарируй отсюда. Не было у вас ничего. Я не знаю, зачем он это делает, но у вас точно ничего не было.

Блейз хватает её за руку и тянет за собой. А Гермиона не понимает. Не понимает, зачем кому-то вроде Блейза делать для нее что-то хорошее.

— Было, — тихо произносит она, стараясь не смотреть в его блестящие янтарные глаза.

— Что? — неверяще переспрашивает он.

— Было! — восклицает Гермиона.

Перед Блейзом почему-то стыдно. Просто во всем виноват этот его взгляд, прожигающий насквозь.

— Да я говорю тебе... — снова начинает он, но затем внезапно осекается: до него доходит смысл сказанного ею. — Ты что... Ты серьезно?

Гермиона молчит, глядя куда угодно, но только не в эти глаза.

— Почему? Почему, Грейнджер? Зачем ты это сделала?

Он от неожиданности отпускает её руку, которая тотчас же безвольно повисает вдоль тела.

— Охренеть, — тихо говорит Забини.

Гермиона садится на стул и прячет лицо в ладонях.

— Какая же ты... — он внезапно замолкает, будто не может подобрать слово, вертящееся у него на языке. — Малфой правильно назвал тебя...

Блейз Забини стремительно уходит, громко хлопая дверью, а Гермиона чувствует, что душу вновь порвали на две половинки.