Восемьдесят последних дней (джен)

Первые месяцы после падения Волдеморта были очень непростыми и для Министра Шеклболта, и для служащих Министерства. Увы, такова цена гражданской войны. К тому же Шеклболт, в отличие от Миллисенты Багнольд, не собирался закрывать глаза на необходимость реформ и тихо радоваться победе. Он был твердо убежден, что Магической Британии необходимы изменения, еще на заре карьера аврора, а время, проведенное на Даунинг-стрит, только укрепило эту уверенность. За годы службы он создал себе безупречную репутацию, и она помогла ему стать Министром, но одной репутации честного служаки для глобальных реформ мало: для престарелых традиционалистов Визенгамонта таковой служака находится на одном уровне с рядовым аврором, нет, они признавали лишь «право сильного». То бишь, Гарри Поттера. И, что было весьма кстати, у того была репутация светлого мага и поборника справедливости. Как там маглы говорят, «то, что доктор прописал», да? Так Поттер стал советником Министра. Франко до сих пор не знает, советником по какому вопросу он был. И до сих пор терпеть не может политику.

Сразу после Битвы за Хогвартс Кингсли с помощью Артура Уизли собрал группу министерских чиновников, которые однозначно не были причастны к деятельности Волдеморта. Они стали костяком нового Министерства. Это их вскоре назвали Отделом внутренней безопасности, кошмаром для коррумпированных и недобросовестных служащих. Они же за две недели вычистили Министерство от Пожирателей и им сочувствующих. Аврорат, подвергнувшийся проверке первым, весь май был на казарменном положении, допросы шли круглыми сутками. Сунувшийся было в эту епархию Поттер был поражен, как показания выбивались, и имел с Министром неприятный и непростой разговор, случившийся благодаря Перси Уизли за закрытыми дверями, а потому для широкой общественности оставшийся неизвестным. И вроде бы Министр с Поттером согласился, и вроде бы были приняты меры, но результата как такового Гарри не заметил. А желание стать аврором, таким же, как, например, Джош Теренс, который сорвался и избил сестер Кэрроу на допросе, пропало. Да, Гарри просветили, что Теренс — маглорожденный и его сестру и племянницу старшие Кэрроу запытали до смерти, да, слизеринки вели себя вызывающе, но, Мерлин свидетель, это не повод уподобляться Пожирателям и их хозяину!

Как бы то ни было, в июне начались суды над членами Ближнего круга и членами их семей. В специальном интервью, опубликованном в конце мая, Министр Шеклболт подчеркнул, что судить будут всех задержанных, ни один не будет ни заключен, ни отпущен без решения Визенгамонта, что будут учтены все смягчающие обстоятельства, что никого не кинут в Азкабан без весомой причины.

Таким образом, суд над Малфоями должен был стать показательным. Это понимал даже Гарри. Можно сказать, Магическая Британия затаила дыхание, ожидая решения суда: каков вердикт — таковы и тенденции.

Лучше всех это понимали адвокаты Малфоев. У них не было ни малейшего желания бодаться с Министерством. Франко готов поставить сотню галеонов против ломанного кната, что ни Раймонд Англси, ни Джефри Бредшоу не сделали бы ничего, что выходило бы за рамки контракта. И Поттера пригласили лишь для того, чтобы узнать позицию Министра.

Ничего этого, разумеется, Гарри Поттер даже не подозревал. Он даже не знал, чем солиситор отличается от барристера. Он ожидал вопросов о Малфоях, об известных Поттеру фактах и обстоятельствах, которые могли бы если не оправдать семью, то минимизировать срок, а получил полный двусмысленности разговор и неясные, завуалированные намеки, которые, как истинный гриффиндорец, Поттер не понимал и понимать не хотел. А вот Англси и Брэдшоу явно учились на Слизерине, а потому, когда Гарри надоели словесные кружева, которые плел Брэдшоу (а барристер был на них большой мастер), советник Министра напомнил присутствующим, на каком факультете учился, и попросил Англси перейти к делу. Франко всегда был человеком первого впечатления, и широкая улыбка Брэдшоу напомнила ему незабвенного Локхарта, а изящность словесных конструкций вызвала в нем острый приступ неприязни, основанный на собственном неумении так играть словами и голосом. Менее громогласный Раймонд Англси, одетый в простую темно-серую мантию без каких-либо украшений, вызывал больше приязни: Гарри сразу отметил внимательный взгляд солиситора. Этот человек был явно готов слушать, а не играть словами, а Поттер уже успел устать от пустого красноречия в Визенгамонте.

Уже потом знающие люди, в лице Гермионы, само собой разумеется, просветили, что на самом деле солиситор лишь занимается подготовкой материалов к судебным заседаниям, а дела выигрывает барристер. Что мистер Брэдшоу формально является начальником мистера Англси и известен как человек, добившийся оправдания для Малфоев и иже с ним в восьмидесятых годах. Информацию Гарри выслушал и… забыл, предпочитая контактировать в дальнейшем с Англси. Для Поттера Брэдшоу был слишком скользким. Много позже, уже во Флориде, Франко познакомится с Дюком, потрясающе пронырливым мошенником и аферистом Айзеком Келло, и манеры и способность последнего убедить кого угодно в чем угодно живо напомнят Блоггсу великолепного барристера Джеффри Карлуса Брэдшоу. Франко это впоследствии спасет жизнь: подспудная неприязнь к барристеру помешает ему слепо довериться Дюку, а потому Франко успеет унести ноги, когда Келло вляпается и конкретно подставит соседа по квартире.

Поттеровская интуиция не подвела ни в девяноста восьмом, ни в двухтысячном: в паре Брэдшоу-Англси ведущим был именно Англси. Более того, неприметный господин солиситор в скромной мантии из «Твилфитт и Таттинг» был совладельцем «Кларка и Бапмайстера». И серьезный, по-гриффиндорски прямой и честный, но не лишенный сообразительности молодой человек произвел на него весьма благоприятное впечатление.

Ничего такого Поттер, естественно, не планировал. Он всего лишь обратился не к многословному барристору, а к тихому солиситору, посчитав того более приятным и толковым собеседником. А еще Гарри устал, у него немели виски от голоса Брэдшоу и было дикое желание закончить все поскорее и вернуться на Гриммо.

Мистер Англси, узнав позицию Министра, сразу перешел к делу. Задав несколько вопросов относительно поведения Малфоев в поместье, он посетовал, что, к сожалению, отвертеться от Азкабана за применение Круцио у младшего Малфоя не получится: есть живые свидетели. Тогда Поттер спросил:

— А разве угроза смерти матери не является смягчающим обстоятельством?

— Является, но кто это подтвердит?

— Вообще-то я могу.

Солиситор удивленно приподнял бровь.

— Иногда я мог наблюдать, что делает Волдеморт. Я слышал, когда он говорил Малфою, что если тот не применит Круцио, то миссис Малфой сильно не поздоровится.

— И вы это сможете подтвердить под веритасерумом?

— Конечно, я и без него не умею врать, — Поттер грустно улыбнулся и потер левую ладонь.

Разговор затянулся на три часа. Рассказав адвокату все, что того интересовало, Гарри попрощался и, выйдя из офиса и свернув в переулок, вызвал Кричера и отправился домой.

Суд над Нарциссой Малфой прошел без неожиданностей. Ее оправдали, но постановили наложить на палочку некоторые ограничения. Свидетельство Гарри Поттера в защиту жены Пожирателя вызвало очередную сенсацию. Внимание окружающих магов, журналистов в особенности, к фигуре героя стало настолько непереносимым, что после оглашения вердикта Гарри почти сорвался на бег, когда шел к каминам. Дома он приказал Кричеру заблокировать камин, и Кингсли Шеклболт попал в дом на Гриммо по-магловски, через дверь. Министр принес с собой извещение о дате суда над младшим Малфоем и заодно предложил дать интервью некоторым проверенным журналистам, пока Скитер и ей подобные не написали очередную невероятную чушь, которая могла подпортить репутацию Поттера (и самого Министра соответственно).

— Перси подготовит ответы на предполагаемые вопросы, не волнуйся.

— А я сам, что, не способен говорить?

— Гарри, дело не в способности или неспособности, я не хочу, чтоб ситуация с интервью на Турнире Трех Волшебников повторилась. Ты должен понимать, что на кону не просто твоя репутация, а нечто большее. Мы не сможем провести реформы, если тебя будут называть «Защитником Пожирателей».

«Мы», ага, как же. «Реформы Гарри Поттера»! Да Гарри ничего не смыслит в этом! Горечь осознания, что он опять чья-то пешка, оставила в рту горький привкус.

— Я помню. Извини, Кингсли, я что-то себя не очень хорошо чувствую, устал.

— Кстати о здоровье. Надо поскорее решить, что делать с твоей магией. Я договорился с одним специалистом, он тебя осмотрит.

— Спасибо. А когда? Без палочки я себя чувствую голым.

— Он на этой неделе занят. Следующая среда тебя устраивает?

— Да, конечно, заодно и с судами покончим.

— Все, приводи в себя порядок и набирайся сил. До завтра.

В гостиной часы пробили два. Старый сумрачный дом, казалось, дремал, только внизу на кухне едва слышно звенел посудой Кричер. Гарри сидел на подоконнике и смотрел на улицу. На столике рядом с креслом лежала его палочка из остролиста, забытая и бесполезная.

От бездумного разглядывания маглов его отвлек Кричер, позвав обедать. Поттер съел все предложенное, как обычно не почувствовав вкуса, выпил таблетки и встал из-за стола¸ механически пробормотав «Спасибо, Кричер, все было очень вкусно». Общение с публикой и не только его вымотало, и он отправился наверх, в свою комнату. Однако, зайдя в комнату, он увидел банковскую карточку, лежащую на тумбочке, и сонливость пропала. Сидеть в четырех стенах, в душной полутьме расхотелось.

Гарри подошел к гардеробу и решительно достал джинсы, кеды и футболку с длинным рукавом. На суде он был одет как маг, в ту одежду, что подобрала для него Флер. Эти вещи купил он сам, а Флер тогда не возражала лишь потому, что не хотела его расстраивать. Поттер быстро переоделся, схватил пластиковую карточку и побежал вниз на кухню.

— Кричер, я ухожу гулять. Меня ни для кого нет, когда вернусь — не знаю.

Гарри осторожно выбрался из дома, кварталом ниже обналичил несколько фунтов и поймал такси.

Гарри отправился в Кройдон. На той неделе в аптеке при клинике он заказал себе медицинский браслет, то, что Дадли, комик непризнанный, назвал «браслетом смертника». Его уже должны были привезти. По понятным причинам Поттер не мог оставить домашнего адреса и договорился с девушкой-фармацевтом, что заберет его сам.

Браслет его ждал. Не разбирающийся в украшениях Гарри заказал себе самый простой вариант: широкую полосу из серебристого металла без орнаментов и украшений, только буквы и цифры и алый медицинский знак с посохом и змеей. Мэри, фармацевт, назвала его «звездой жизни», кажется, такой же знак, только синий, был нарисован на каретах скорой помощи.

Обычно в это время в аптеке вечно толчется народ, но в тот день в помещении было пусто, Мэри только вышла на смену, и ей хотелось поболтать, а Гарри никуда не торопился. Она была лет на пять старше Поттера, и как-то призналась Летти (а та не преминула передать ее слова Гарри, заодно полюбовавшись на его алые от смущения щеки), что у парня очень красивые глаза и милая улыбка, и будь он чуть постарше, она бы его не пропустила. Видимо, его глаза до сих пор тревожили покой девушки, потому что она спросила, почему он носит очки.

— Эм.. может потому, что без них я плохо вижу? — попробовал отшутиться Поттер.

— Если у тебя миопия, то зачем обязательно очки, есть еще линзы. Или они тебе не подходят?

Гарри в первый раз слышал про линзы, чем бы они не были.

— А что такое линзы?

Мэри закатила глаза.

— Ох, Гарри, мне порой кажется, что ты с другой планеты!

И она закатила получасовую лекцию о линзах в лучших традициях Гермионы Грейнджер. Правда слушал ее Гарри с большим вниманием, ведь Мэри говорила не только об простых линзах, но и об оттеночных. Мэри сама носила такие, черные, потому что собственный цвет глаз, водянисто-голубой, ее совершенно не устраивал. Она даже дала Гарри их примерить. Потом сделала попытку пригладить и зачесать вбок волосы и сказала фразу, повлиявшую на многое:

— Ну вот, совсем другой человек. Гарри, тебя просто не узнать!

Не узнать, говорите? Это было бы здорово, ему осточертел вечный шепот за спиной, необходимость жать руки и улыбаться. Гарри не мог даже пройтись по Косой Аллее, чтоб кто-нибудь к нему не пристал.

Бинго! Надо заказать линзы. После операции его осматривал офтальмолог, так что необходимая информация для заказа оттеночных линз с диоптриями у Гарри была. Он взял у Мэри адрес салона оптики. Они еще немного поболтали, а когда пришли покупатели, Гарри попрощался, передал привет Летти и отправился восвояси.

Когда Гарри вышел из клиники, хмурое с утра небо прояснилось и выглянуло солнце. На Гриммо возвращаться не хотелось совершенно — дом по-прежнему оставался чужим несмотря ни на что — и Поттер свернул к знакомому скверу. Все лавочки были заняты, и он устроился под большим раскидистым деревом, прислонившись спиной к стволу и прикрыв глаза. Гарри так просидел, пока Кричер не напомнил об обеде.

Домовик перенес его на Гриммо, где юношу ждал ужин. Гарри успел подняться наверх и оставить пакет с браслетом на прикроватной тумбочке, когда раздался стук в дверь и появившийся Кричер объявил, что пришли мистер Уизли и мисс Грейнджер. Поттер слабо улыбнулся: оказывается, он успел соскучиться по этой парочке, и это несмотря на все подозрения на их счет!

Соскучился не только он. Грейнджер по старой памяти бросилась ему на шею и крепко обняла. И в лучших традициях затараторила новости вперемешку с вопросами. Она успела сообщить, что вернулись пару часов назад, что искали его в Министерстве, что он отлично выглядит, а прическа ему идет, когда Поттер отцепил ее от себя и с улыбкой произнес:

— Герм, прекрати, а то Рон заревнует! — и протянул смеющемуся Уизли руку.

— Я тебя к Герм? Да ни в жизнь! Вижу, Флер до тебя добралась?

— Ты про прическу и одежду? Успела похвастаться?

— Ага, они с Биллом в Норе. Мама затевает праздничный ужин, мы за тобой и без возражений!

Гарри замер. В последнее время он старался не думать о посещении Норы, хотя Перси периодически передавал приглашения от Молли. Он попытался отказаться, сказав, что устал, но ни Рон, ни Герми его даже слушать не стали. Его буквально силком заставили разблокировать камин и, подхватив под руки, потащили в гости. На бледность Поттера в Норе не обратили внимания, посчитав, что ему стало нехорошо после путешествия по каминной сети, а самого Гарри просто трясло от бешенства: за него опять все решили, даже не спросив мнения. Сколько можно?!

Молли ему искренне обрадовалась, и это заставило Гарри слегка остыть и приветливо улыбнуться. Миссис Уизли, как и прежде, поохала, какой он худой, посетовала, что ему надо больше кушать… Казалось, войны и Волдеморта не было, а Фред просто отлучился по делам, подстраивая очередную шалость, только Джордж старался не поднимать взгляд от стола и не оглядываться. Довольно быстро Гарри устал демонстрировать улыбку и отвечать на вопросы, и после ужина он решительно вернулся на Гриммо, не слушая приглашений остаться на ночь.