Рождение Мракоборца (гет)

You never take the easy way

The wind is blowing straight into your face

You never ever close your eyes

For any trouble that may cross your way

There's no risk that you're not taking

Not a mountain that's too high

Spread your wings, You're gonna make it

To the best time of your life

Don't stop at the top

Touch the sky before you drop

Scorpions “Don`t stop at the top”

Не успел Бордман устроиться на диване, как из вновь полыхнувшего камина вывалились близнецы. Идиоты, сколько им не объясняй, что двойное перемещение опасно, эти двое все пропускали мимо ушей. Время от времени Аластор подумывал избавить их от нелепой привычки к необдуманному риску посредством физического замечания, но их было двое и еще неизвестно, кто кого и чему научит. А рассказать Игнациусу...

Конечно, парень в детстве видел старшего Пруэтта чаще, чем родного отца, четверо вообще чуть ли не жили друг у друга по очереди, вместе переезжая от Пруэттов к Моуди, от них к Бордману, у которого хоть и не было собственного замка, но верхний этаж одного из зданий в Мэйфэре с определенным успехом его заменял, и затем снова в Ирландию. Однако, близнецам уже почти год, как исполнилось по восемнадцать, и жаловаться на пренебрежение техникой безопасности было как-то неудобно.

Помимо сдвоенного перемещения эти двое еще и гитары с собой через камин потащили. Аластор хлопнул себя ладонью по лбу. С тех самых пор, как в прошлом году близнецы где-то достали их с помощью Энди, две покрытых алым лаком Gibson Explorer, одна для левой, а другая — для правой руки, с золотистыми символами “F” и “G” на корпусе, стали их непременными спутниками. Даже Бордман так не носился с отцовским «Фендером». Моуди подозревал, что Пруэтты даже спали с ними. Учитывая, что эксплореры были сняты с производства еще в пятьдесят девятом, парень догадывался, что трое их попросту у кого-то украли. Деньги, может быть, в качестве компенсации и оставили, но он бы не поручился. Дух рок-н-ролла, мда.

Честно говоря, от добытых прошлым летом гитар, в том, что близнецы носили за спинами, ничего не осталось кроме самой конструкции. Сперва они установили улучшенные звукосниматели, затем струны из металлизированного волоса единорога, которые пришлось заказывать у гоблинов, струнодержатель, ручки, колки, а в начале весны и вовсе склеили корпус из волшебных пород дерева, ради которого немало времени проторчали в лесу. И конечно, поверх всех улучшений были наложены сложнейшие комплексные чары, чтобы достичь идеального звучания и не только. Музыка дает едва ли не безграничные возможности в области манипулирования сознанием. Завести парой аккордов толпу или заставить их плакать, не составляло для «Хобгоблинов» особых усилий, так что четверым приходилось постоянно помнить, что творчество непременно должно оставаться целью, а не средством ее достижения. И дело даже не в том, что магия может «отомстить», пусть споры по поводу ее разумности велись от начала времен, едва ли хоть один здравомыслящий человек может всерьез подобную мысль допускать. Просто использовать подобные трюки было бы по-настоящему грязным трюком, и к счастью, обычно они имели возможность добиться желаемого без того, чтобы лезть в чужие мозги. В общем, Моуди едва ли рискнул бы перемещаться с такими артефактами через камин и в одиночку — если они взорвутся из-за перепадов в магическом поле, энергии высвободится достаточно много, чтобы от их обладателей не осталось и пыли.

Аластора всегда раздражало, когда кто-то забывал мыть перед едой руки, совал палочку в задний карман штанов, перемещался вдвоем через камин, трогал голыми руками неизвестные предметы и прочие примеры человеческого скудоумия. Он не был помешанным или что-то такое, просто считал, что у людей есть достаточно возможностей умереть и без этого. Ну, хорошо, он был немного помешанным. Совсем чуточку.

— Эй, Энди, а чего это ты такой растрепанный? — Прислонив футляры к журнальному столику, на два голоса заявили близнецы и тут же хлопнулись по краям дивана. И действительно, Моуди заметил, что жилет приятеля немного сдвинут на бок, а воротник рубашки неопрятно торчит, что для обычно следящего за каждой складочкой на одежде приятеля было, минимум, необычно.

— Договаривался о записи первой пластинки с Уорбек.

— Так и знал, что в шоу-бизнесе все делается через постель, — приманив к себе взмахом руки бутылку пива, обычного, маггловского, а не этой сладкой гадости, Фабиан зубами сорвал с нее крышку и, укоризненно покачав головой, тут же длинным залпом её ополовинил.

— Никаких «через», это... личная инициатива, исключительно для закрепления деловых отношений, — как всегда пребывающий где-то в своих грезах Бордман, у которого почему-то были расширены зрачки, значительно возвел палец к потолку.

— Погоди-ка, ей же лет пятьдесят?

— Зато как сохранилась... — От мечтательной улыбки приятеля у остальной троицы заболели зубы.

— Даешь, брат!

— Как у тебя это выходит? Какая-то особая магия сирен? — Судя по лицу Гидеона, плохо знакомый с ним человек мог бы подумать, будто он не оставит приятеля в покое, пока все из него не выпытает, впрочем, те, кто знали его хорошо, думали также. Этим вопросом брюнета пытали, наверное, последние лет так пять, и несмотря на всю решимость Пруэттов, Энди с поразительной изобретательностью обходил вопросы о своих «особых» способностях, так что, Моуди оставалось только расслабиться и наслаждаться представлением.

— Нет, мой рыжий наивный друг, видишь ли, дело в том, что женщины — как животные. Если ты развесишь уши, они начнут тебе рассказывать бред о том, как им нравится быть свободными и независимыми, как обожают чувствовать себя никому не обязанными, о резвящемся в волосах ветре и прочей чепухе.

— И?

— И так делать не следует. Правда в том, что стоит им почувствовать рядом с собой силу, и они уже неспособны сопротивляться инстинктам. Просто не разрывай зрительный контакт, не давай им думать, и... — расслабленно улыбнувшись, Энди покровительственно похлопал Гидеона по плечу. — И однажды, братишка, у тебя все получится. Никакая это не магия, всего лишь наблюдения старого рок-н-ролльщика.

— Пфф. У меня и так все неплохо. Но проклятье, ей же пятьдесят. Неужели действительно действует на всех?

Сочувственно взглянув на Гидеона, будто на слабоумного, Энди утвердительно кивнул.

— Минерве — тридцать два, так что... без исключения. Прачка от королевы там отличается не больше, чем маггла от волшебницы.

— Ну-ну.

— А ты, Аластор, вообще молчи. Твоя семья тому первое подтверждение. Вместо того, чтобы устраивать с Мидоуз этот детский сад, взял бы бутылку Огденского, да...

— Спасибо, брат, как только мне понадобится твой совет, я тебе обязательно сообщу, — весело подмигнул ему Моуди.

— Не сбивай с мысли, Ал, — оборвал блондина Фабиан. — Энди, так ты и с МакГонагал? Когда успел-то?

Мечтательно сощурившись, Бордман с наслаждением причмокнул губами.

— За неделю до выпуска.

— И все же, серьезно, как ты уломал Уорбек?

— Брат, тебе мой метод не поможет, — не дождавшись реакции от просверливающих в нем взглядами дырки рыжих, брюнет привстал, глубоко вздохнул и поудобнее устроился на диване. — Ладно, мы поспорили, способен ли обычный человек перекричать баньши. Как оказалось, бывает всякое...

— А она в курсе твоего происхождения?

— Конечно, — с видом оскорбленной невинности Бордман выровнялся и резко одернул плащ. — Когда выбрались из постели, я тут же ей все рассказал.

— Мерзавец! — В голосах близнецов явно было больше восхищения, чем упрека, и Бордман лишь согласно кивнул.

— А как же сила любви, о которой нам все семь лет твердил уважаемый директор?

— Любовь. Фабиан, что о любви может знать педераст?

— Ну... — Рыжий с сомнением пожал плечами. Если ставить вопрос так, действительно, могут возникнуть некоторые сомнения.

— Я тебе расскажу о любви. Она не дает ни сил, ни ума, ни таланта, лишь побуждает человека бросить на кон все, что у него есть, и даже больше. В сорок восьмом отец все еще не нашел своего места в мире. Тогда он уже три года колесил по Европе без пенни в кармане, а все, что у него было — гитара и рюкзак за спиной. Учитывая, что в армию попал после того, как гитарой избил двух сержантов, воякой он был еще тем, но все же, прошел Нормандию и продолжал воевать до самого конца войны, той самой, что у вас принято называть «Восстанием Гриндевальда». Возможно, даже шел в одном войске с Дамблдором или Кратосом с Игнациусом. Как сам признавался, когда война кончилась, он жил без цели, и его самого не слишком интересовало, встретит ли следующий рассвет или нет. Так вот, однажды папаша остановился переночевать на берегу моря где-то неподалеку от Монако. Следующим утром он отправился в Британию и за следующие девять месяцев записал четыре альбома на EMI, основал собственный лейбл, выкупил пентхаус.... Когда меня оставили у него под дверью, отец из безвестного бродяги превратился во всемирно знаменитого музыканта и директора звукозаписывающей студии. Сколько себя помню, он вкалывал как проклятый, а каждое лето мы ездили во Францию, посмотреть на море. И могу поклясться, все эти годы, он не переставал ждать, что однажды Аглаопа выйдет к нему навстречу. Так продолжалось, пока на мое пятнадцатилетие не явилась мамаша. Такая же молодая, как в момент расставания. Она поздравила меня с днем рожденья, вручила подарок и исчезла, даже не взглянув на отца. С тех пор он смотреть не может на море, а сейчас они вдвоем с Джими сидят в “Песне Сирены”, нюхают кокаин и рассказывают друг другу, как презирают этих ливерпульских выскочек, променявших дух рок-н-ролла на деньги и толпу. Вот тебе и любовь, Фабиан, он все еще здесь, а его душа давным-давно где-то на дне океана. Как только тебе начнет казаться, будто ты без кого-то не сможешь жить, беги так далеко, как только сумеешь.

Слова приятеля оказались для остальной троицы подобны ушату холодной воды. То ли Энди снова непроизвольно начал морочить их голосом, то ли было что-то еще в его словах, в любом случае, гостиная на некоторое время погрузилась в мрачное уныние.

— Боюсь, дружище в своем рассказе ты упустил одну маленькую деталь, — недоуменно покосившись на самодовольно сощурившегося Моуди, Энди вопросительно приподнял бровь.

— И какую же?

— Ты забыл спросить Дэниэла, стоило ли оно того.

Через несколько минут молчания брюнет будто сдулся.

— Не забыл. Он сказал, что та встреча — единственный момент в его жизни, имевший какой-то смысл. И что ради одного её взгляда готов ждать еще целую вечность. Только мать не придет.

— За Дэниэла Бордмана, самого крутого сукина сына из всех, что я только видел, — Аластор вскинул над столом полупустую бутылку.

Веселый перезвон стекла словно бы сорвал опустившуюся на гостиную гнетущую атмосферу, и уже через пару минут рыжие снова насели на Энди.

— Кстати, братишка, ты не видел, случайно, своего приятеля — крови предателя?

— Он нам новые расчеты для усилителя на днях обещал сделать...

— Не волнуйтесь, через пару недель будут. Мы с Артуром сейчас обдумываем идею запустить по стране волшебное радиовещание. Он, конечно, чмо косорукое, но, должен признать, что думает паренек изящно. Там, где мне приходится, целую систему уравнений сочинять, ему зачастую удается обойтись одной простенькой формулой. И не надо ржать! — Возмущенно вскинулся Бордман, прожигая взглядом согнувшихся пополам близнецов. — Вам, недоумкам, в том, чем мы занимаемся вообще ничего не понять.

— Эм, Энди, в случае с радио речь ведь идет об использовании резонанса эфирных волн?

— Да, именно так, Ал, принцип как у обычного радио, только вместо электромагнитного поля, используется магическое, причем, радиовещание будет распространяться на все области повышенной концентрации магии. Будет ли звучать по всему миру — не уверен, но одного единственного ретранслятора окажется достаточно, чтобы покрыть территорию всей Британии. Мужики, это самая настоящая золотая жила! К тому же, не требует электричества. Пока что не очень стабильно работает, но как только я все пересчитаю без ошибок... эй, ты вообще понимаешь, о чем я?

— Неа, — Аластора и близнецов всегда забавляла высокомерная привычка приятеля считать себя умнее всех. Может быть, оно так и было, но слушать подробные пересказы общеупотребительных теорий было весело. Вся троица считала, что в такие моменты Энди становится удивительно похож на попугая. — Кстати, вы ему платите хоть?

— Чтобы оказаться поближе к оборудованию, он с радостью готов работать и за бесплатно, — хохотнул Бордман, но поймав на себе мрачный взгляд приятеля, поднял руки в примирительно жесте. — Ладно, ладно, Ал, за кого ты меня держишь? Конечно, плачу. За помощь в расчетах по переделке звукозаписывающего оборудования я дал ему целых пятьдесят галлеонов. Даже не предположу, сколько такая работа стоит в действительности, но наверняка, минимум, тысяч пять. А платить столько вчерашнему пятикурснику... пусть радуется и пятидесяти. Может быть, дал бы ему долю, однако вряд ли кто-то заинтересуется товаром, на котором написана фамилия Уизли. Зато я последний год потихоньку копаю информацию по «Клейму Предателя». Я практически уверен, что его можно снять. В большинстве случаев волшебники предпочитают смыть позор кровью, так что эффективность самопожертвования во искупление предательства по понятным причинам остается под вопросом, но наверняка есть и другие способы. Едва ли избавиться от этой штуки будет легко, но все, что я знаю о магии, буквально кричит о том, что у меня получится.

Нахмурившись, Гидеон мрачно осмотрел приятеля.

— Зря ты ему вообще деньги дал, вас видела Молли, и теперь эта дурочка считает, будто учится на одном факультете с будущим повелителем мира, — слушая помрачневшего приятеля, Аластор согласно кивнул. Как для представительницы Древнейшего и Благороднейшего семейства, Молли всегда была удивительно меркантильна. Единственным из знакомых ему людей с таким же упорством перекладывающим все на золото был Бордман, однако, приятель после недолгих расчетов, как правило, говорил «Нахрен!» и делал, как считал нужным.

Возможно, дело в том, что Игнациус принципиально не давал младшей Пруэтт денег, тем не менее, покупая все, что ей захочется. Так поступали почти все чистокровные, вместо того, чтобы расплачиваться самим, дети просто называли фамилию, а трактирщики и торговцы высылали родителям счет совой. Так дети могли ни в чем себе не отказывать, при этом оставаясь под чутким контролем со стороны дражайших родственников. Что по идее быстро отучает детей от привычки сорить деньгами. Срабатывает не всегда.

Близнецы тоже были под строгим присмотром, пока не сыграли на первом концерте. Дальше старик только неодобрительно посматривал на «недостойное» занятие, но ничего поделать не мог, в отличие от Моуди у них дошло до семейного совета, где предки однозначно заявили, что стать филидом — почетно.

Пруэттам из-за этого пришлось помимо рунологии, начиная со второго курса, изучать огамическое письмо и приводить свои «опусы» к определенной размерности, но играть им никто не мешал. Впрочем, сам Аластор вполне заслуженно мог носить звание скальда, так что не ему смеяться над превратностями судьбы. Четверо хранителей традиций, знатоков законов и судей с электрогитарами, больше похоже на скверную шутку, впрочем, у магии нет чувства юмора. «Хобгоблины» давно заметили за собой определенные успехи в неклассическом волшебстве, и им еще только предстояло столкнуться с последствиями.

Даже Энди был бардом, хотя нет, все же скальдом, учитывая слог его писанины, хотя едва ли кого-то действительно интересует точное название занятия магглорожденного. Когда ящик был опустошен, за ним последовал второй, чтобы никто не остался в обиде, и все четверо, наконец, стали собираться в дорогу. Чтобы выйти на улицу, где располагался «Чист и Лозоход» нужно было сначала добраться до Чаринг-кросс, а затем выходить к торговым кварталам, так что от дома Энди было гораздо ближе. Впрочем, четверо никуда не спешили, и вполне могли позволить себе пешую прогулку. К тому же, чем позже они придут в Мунго, тем меньше там будет народу, а значит, и шума, хотя центральная британская лечебница работала круглосуточно, по ночам число посетителей обычно заметно сокращалось.

— О Мерлин, дружище, ты похож на павлина! — Не в силах словами выразить свое разочарование в человечестве, Энди закрыл глаза ладонями и принялся напоказ биться головой о стену.

— Аластор, всего лишь Аластор. Хотя, не могу не признать, что подобная путаница мне льстит.

— О нет! — Бросив полный безнадежной тоски взгляд на близнецов, брюнет патетически вскинул руки. — Братья, неужели вы действительно выйдете на улицу с этим?

— Искусство требует жертв.

— И что не так, братишка? — Осмотрев Моуди с ног до головы, Фабиан недоуменно пожал плечами. — Классный плащ.

— Он золотой. Зо-ло-той, — Энди едва не начал рыдать. — Золотой.

— Ну, я ведь глава рода, мне положено...

— Не пудри мне мозги, даже эти двое могут появиться на любой вашей чистокровной вечеринке хоть голыми, и никто им плохого слова не скажет, — напустившись на друга, парень даже не заметил, как близнецы понимающе переглянулись. — Может быть, посмотрят косо и за спиной что-нибудь скажут, но, как там, «Никто не смеет указывать свободному человеку, что делать».

— Ладно, признаюсь, я всегда хотел его надеть. Правда. Это ведь круто! К тому же, золото здесь только снаружи, а основа из паучьего шелка. И подкладка из оружейного серебра... как сказал Фабиан, классный плащ.

— С кем я связался, — глядя, как Моуди раскручивает сияющий золотом двуручник, Бордман обреченно покачал головой. Через секунду, когда клинок бесследно исчез, парень возмущенно уставился на беспечно улыбающегося блондина. — Эй, это мой трюк!

— Если не хочешь, чтобы твои фокусы повторили, не стоит о них рассказывать. Странно, что ты не знал. Мы вроде бы как-то об этом уже говорили, нет? — Открывая дверь, Аластор заговорщически подмигнул приятелю и хлопнул его по плечу.

— Вы неисправимы.

— Еще скажи, будто тебе это не нравится.

— Ах, идем уже.