Мистерия жизни (гет)

— Смелее, мисс Грейнджер.

Тихий баритон с легкой хрипотцой и шуршание черной мантии человека, проходящего мимо нее в Большой зал. Гермиона, словно очнувшись из забытья, с удивлением посмотрела ему вслед.

Она помнила эту мантию зловеще развевающейся, в то время как ее владелец стремительной походкой пересекает классную комнату. И голос его, произносящий очередные язвительные гадости, должен быть густым, как камедь, сочиться ядом и презрением. Не так давно ей казалось, что ненависть и злоба имеют свое живое воплощение, имя которому Северус Снейп.

Как же они боялись его! Как яростно проклинали: мальчишки — вслух, она — мысленно. Сколько раз они желали ему смерти, и какой изощренной каждый раз была эта смерть! Что ж… Жизнь оказалась куда более изобретательной.

В какой-то миг Гермионе захотелось догнать директора Снейп. Прикоснуться к его локтю. Заглушить в голове тихий шепот шестнадцатилетнего Гарри: «Я лично буду держать скрещенными пальцы — может, и Снейп помрёт». И негромко, так, чтобы слышал только сам профессор, сказать:

— Простите. Мы не знали. И мы рады, что вы живы.

Да, именно так и следовало поступить. Это было бы правильно. Благородно по отношению к человеку, который столько для всех сделал, стольким пожертвовал. Пусть ему не нужны эти слова и признания — она должна сделать это в первую очередь для успокоения собственной совести. Просто подойти и сказать. Даже если ему плевать на извинения и на то, что о нем думали раньше. Или думают сейчас.

Но Гермиона так и осталась стоять перед уже распахнутыми дверями Большого зала. Потому что отчетливо представила себе, какое раздражение вызовут у директора Снейпа эти признания. В самом деле, кому станет легче оттого, что она произнесет эти слова вслух? Ей точно не станет. Ему — тем более. А если он вздумает уточнить: «Кто это «мы», мисс Грейнджер?», она просто не будет знать, что ответить. И наверняка расплачется.

От взгляда Гермионы не укрылось то, как осторожно, гораздо медленнее, чем обычно, ступает Снейп. Как неподвижно висит его левая рука, в то время как правая опирается на трость. Гермиона не успела увидеть его лица, когда он проходил мимо. Но почему-то была уверена, что его глаза не будут светиться добротой и пониманием. Она очень надеялась, что глаза Северуса Снейпа останутся прежними. Должны остаться прежними. Пустыми.

Гермиона мрачно усмехнулась. Если в глазах директора, пережившего Темного Лорда и обманувшего собственную смерть, все-таки появятся искорки дамблдоровской мудрости и понимания — она навсегда перестанет его уважать.

«Смелее, мисс Грейнджер».

Повторив себе эти слова, Гермиона вошла в Большой зал.

Путь к преподавательскому столу неблизкий. Особенно когда на тебя смотрят несколько сотен глаз. Но если директор Снейп преодолел эти сто футов — сможет и она.

Сто футов. Быстрый расчет в уме (всезнайство все-таки имеет свои плюсы!) — это около тридцати секунд. Если не торопиться и идти спокойным шагом. Смотреть прямо перед собой и в то же время в никуда.

На половине пути она наткнулась на взгляд директора. Спокойный, безразличный взгляд, который придал ей сил. Гермиона чуть заметно кивнула, словно отвечая на так и не прозвучавшее приветствие, и продолжила идти.

За преподавательским столом она заняла свободное место рядом с профессором Спраут. И только потом посмотрела вверх, на рваную чернь, оставшуюся на месте зачарованных сводов потолка.

— Мне всегда было интересно, как выглядит потолок зала на самом деле, без всех этих чар. — Профессор Спраут произнесла это так, словно разговаривала сама с собой. Но ее слова удивительным образом совпадали с вопросом, который вертелся у Гермионы на языке.

Повернув голову, она поинтересовалась:

— Разве эти чары можно снять? Профессор МакГонагалл говорила, что они, так же, как и другие чары замка, защищены от любого воздействия.

— Снять нельзя, — подтвердила Помона.

Что это за ответ такой? Снять нельзя. Где же чары? Или эта мглистая чернота — все, на что способны блестящие умы педагогического состава Хогвартса?

— Тогда почему потолок выглядит так?

— Понятия не имею, — пожала плечами Помона Спраут. — Наверное, что-то разладилось. У нас как-то не было времени это выяснить. Вот начнем учебный год, тогда и потолком займемся.