Донор памяти (джен)

Джинни полностью поддержала решение Гарри попробовать стать донором для Петуньи Дурсль. Гарри был рад, что временно числился безработным магом, потому что и квиддич, и новая служба в министерстве сейчас отошли на второй план. Или даже на третий. Его жизнь словно поделилась на «до» и «после». До встречи с Дадли он был вполне счастлив, не оглядываясь по сторонам просто наслаждался жизнью, задвинув на задворки сознания обиду на магловский мир, который нанёс в детстве ему глубокие раны. Он предпочитал не вспоминать про Тисовую улицу и календари, в которых на летних каникулах вычёркивал дни до заветного момента возвращения в Хогвартс. Дом номер четыре не смог стать ему настоящим пристанищем, и Гарри много лет верил, что этот мир, мир тёти Петуньи и дяди Вернона, мир Дадли, для него чужой, и нет никакой необходимости пускать его в своё сердце. После встречи с двоюродным братом Гарри остро почувствовал свою связь с этим чужеродным миром, который, оказывается, всегда оставался грустной тоской недопонятости на подсознании. Он был волшебником. Но в его жилах текла и кровь обычных маглов – предков многих поколений Лили Эванс. Он не хотел больше прятаться от этой связи. Однако беда с Петуньей младшей словно не давала установиться зыбкому балансу, к которому, наконец, пришла его душа. Он часто вспоминал Гермиону, которой не сладко приходилось ещё в школе, когда некоторые недалёкие слизеринцы шептали ей в след унизительное слово «грязнокровка». Не важно, кто ты – маг или магл. Чистота крови, как и чистота помыслов, вовсе не зависит от твоего умения махать волшебной палочкой. Это Гарри знал твёрдо.

Весь следующий день после визита в госпиталь Гоша Гарри провёл дома. Дети были в восторге от такого подарка судьбы – не так часто папа был свободен несколько дней подряд. Ну ещё бы им не радоваться, ведь Джинни всегда держала наготове полотенце, а Гарри не против был поучаствовать во всех их детских играх.

Джинни с Гарри решили обязательно наведаться все вместе на Тисовую улицу, или пригласить семью Дадли к себе в гости. Но только чуть позже. Когда станет ясно, сможет ли Гарри помочь Петунье.

Вечером неожиданно нагрянули Рон с Гермионой. Как оказалось, Джинни, не удержавшись, поделилась с подругой последними новостями, вот чета Уизли и нанесла срочный визит. Гарри не очень-то хотелось всё это обсуждать, тем более, ничего не было ещё ясно. Да и услышать от Рона скептическое замечание по поводу того, что Гарри вечно тянет спасать мир, тоже не хотелось. Но всё оказалось не так страшно. Рон выглядел очень серьёзным и смотрел на Гарри так, словно тот находится по меньшей мере при смерти. После того, как Хьюго с Розой с видимым удовольствием влились в клан младших Поттеров, родители и тех, и других, наконец, смогли спокойно поговорить.

Рон, принимая из рук Джинни чашку с чаем, поинтересовался:

– Гарри, тебе ничего не хочется? Может, шоколадку, чипсы? Хочешь, я сбегаю в магазин?

Гарри невольно улыбнулся:

– Рон, я, кажется, не беременный. Откуда такая забота?

– Ну, мало ли… А это больно будет? – вырвавшийся вопрос прозвучал так по-детски, и так по-Роновски.

– Я не знаю. Да не больнее круциатуса.

– Господи, Гарри, ну нашёл, как пошутить! – Джинни стукнула Гарри по лбу чайной ложкой.

– Осторожно, Джинни! Шрам останется!

– Хочешь стать дважды избранным?

Гермиона, до этого молчаливо хмурившаяся, как всегда обнаружила чудеса интеллекта и произнесла:

– Да нет, это не больно. Сначала у Гарри возьмут кровь из вены, всего-то пять миллилитров, и проведут типирование по трём локусам, а точнее, по десяти основным генам, отвечающим за тканевую совместимость его и Петуньи.

Повисла пауза. Затем:

– Откуда она всё знает? – Рон с округлившимися глазами.

– Э, Гермиона, ты с кем сейчас разговаривала? – одновременный возглас Джинни.

Гарри осталось лишь потешаться над сердитым видом Гермионы, который она напускала на себя всякий раз, когда искренне недоумевала, как можно не знать элементарных вещей.

Гневную тираду Гермионы, которую она, судя по всему, уже намеревалась произнести, на корню пресекли воинственные кличи ворвавшихся в кухню детей. Все пятеро были замотаны в простыни на манер кимоно, на лицах имели неподражаемую узкоглазую раскраску, и выкрикивали нечто на странной смеси междометий и мягких знаков. Джинни от удивления выронила блюдце с малиновым вареньем, и красноватая лужица на линолеуме добавила ярких красок в скучный вечер.

Гопкомпания уже унеслась обратно в гостиную, и Гарри пояснил:

– Мы сегодня читали про японскую школу волшебства Махоутокоро. Я думаю, эти самураи – типичные представители восточного клуба колдунов.

Джинни с Гермионой продолжали хлопать глазами, а Рон мудро изрёк:

– Зато не надо вечером уточнять, кто из них кто. Гермиона, мы забираем двоих себе, остальных оставим тут.

Джинни, наконец, вышла из ступора, и, всплеснув руками, принялась выводить в воздухе замысловатые вензеля палочкой, пытаясь убрать лужу с пола. Любимое варенье Альбуса Дамблдора, в конце концов, самоиспарилось, оставив в воздухе сладковатый запах малины; впрочем, ему не удалось перебить аромат палёной травы – Джинни, излишне эмоционально ликвидируя беспорядок, нечаянно подожгла икебану, симпатичную композицию в плоской вазе, мирно украшающей кухню на широком подоконнике. Поскольку составляющие компоненты тихо себе тлели, опомнились все только тогда, когда запершило в горле. Джинни закашлялась, вновь вскочила, ни к ночи вспомнив дементоров, школу Согэцу и Мерлина вместе взятых, а Рон, протирая заслезившиеся глаза, участливо произнёс:

– Позвольте предложить вам микстуру от кашля!

– Кхе-кхе, очень смешно!

Через полчаса порядок был более-менее восстановлен, и Рон обратился к Гермионе:

– Гермиона, так что там с этими, с типами?

– Какими типами?

– Ну, Генами. Или как их там зовут.

Гермиона закатила глаза, но терпеливо разъяснила:

– Ты хотя бы знаешь, что такое ДНК?

– А это нужно знать?

– Господи, никогда не поздно повышать свой уровень самообразования, – Гермиона, с самым что ни на есть гермионистым блеском в глазах, оседлала любимого конька. – Маглам простительно не знать законов трансфигурации и простых заклинаний, но некоторым магам не помешало бы поинтересоваться такими науками, как биология, химия или физика.

– Гермиона, но мы не проходили в Хогвартсе всего этого! Храни тебя гиппогриф!

– Вот и плохо! Я считаю, это серьёзное упущение со стороны отдела магического образования, потому что магам, закончившим престижные школы волшебства, очень сложно вливаться потом в обычный мир маглов. Пробелы в знаниях значительны, если не сказать, вопиюще огромны.

– Да на кой Мерлин мне эти знания, если я вратарь квиддичной команды?

– Нельзя полностью игнорировать мир маглов. Это в корне не верно. Мы должны сосуществовать в полной гармонии.

– Гермиона, а ты не пробовала продвинуть закон о запрете Статута о Секретности?

– Это не смешно, Рон! Ситуации в жизни бывают всякими. Я работаю в Отделе урегулирования магического правопорядка, я знаю не понаслышке, как беспомощны оказываются порой волшебники из-за своей некомпетентности в элементарных вещах.

– Лучше бы ты боролась за права эльфов, – пробурчал Рон, но увидев опасно соединённые брови Гермионы, тут же добавил: – Ладно, ладно, давай ты не будешь нам читать лекцию, хорошо? Видишь, Гарри и так не сладко.

Гарри попытался напустить на себя скорбный вид. Он, конечно, здорово переживал из-за всего, но разговор по душам любимых друзей сбивал с тяжёлых мыслей.

Гермиона зыркнула на Рона и обратилась непосредственно к Гарри:

– В общем, Гарри, при типировании расплетают ДНК и определяют последовательность аминокислот. Для трансплантации необходимо очень высокое совпадение донора и реципиента на генном уровне, поэтому гены сравнивают сначала до сотых долей, затем до тысячных, ну и так далее. Если вы с Петуньей совпадёте, то назначат повторное типирование с уже более глубоким анализом. Пока ничего не ясно. Я очень хочу, чтобы ты смог помочь дочери Дадли, но, сам понимаешь, нет никаких гарантий, что всё получится. Одного желания тут мало. Но, как говорил Дамблдор: «Случайности – не случайны».

– Спасибо, Гермиона. Я всегда говорил, что ты самая умная колдунья тысячелетия.

– Ты же знаешь, Гарри, мы всегда с тобой. Кстати, папа звонил. Мистер Бах будет ждать тебя завтра, в девять утра.

На другое утро Гарри в положенный час уже стоял в вестибюле клиники. Он сто раз мысленно поблагодарил Гермиону за вчерашнюю лекцию, потому что не выглядел полным болваном, когда Леонард атаковал его предварительной информацией обо всей процедуре. Гарри заполнил анкету, подписал договор о согласии стать донором костного мозга, и был сопровождён в лабораторию, где сдал кровь.

После анализа мистер Бах поджидал Гарри возле кабинета.

– Ну что, Гарри? Будем надеяться, что «день ноль» не за горами.

– Простите?

– Так мы называем день пересадки, когда найден донор. Если у нас всё получится, вам с Петуньей Дурсль предстоит пройти каждому подготовительный этап. Но про это рано пока говорить. Я не суеверен, но боюсь сглазить, честно говоря.

Гарри решил, что со временем узнает всё подробнее, а пока спросил:

– Мистер Бах, а я могу навестить Петунью?

– Вообще вход в отделение строго запрещён. Это связано с повышенными мерами безопасности, чтобы минимизировать риск заражения пациентов бактериями и вирусами. Посетители и весь персонал моют руки специальным антисептическим мылом и надевают защитные халаты и маски. Если хочешь, мы поднимемся, — Леонард невольно перешёл на «ты» с Гарри.

Гарри в сопровождении Леонарда Баха оказался в строгом отделении, в чистоте и стерильности которого было что-то жуткое. Ни тебе цветов на тумбочках больных, ни пакета с яблоками от забежавших на минутку родственников. По коридорам не гуляли пациенты, с праздным любопытством рассматривающие посетителей. В палатах не наблюдались весёлые волонтёры со смешными клоунскими носами и воздушными шариками. Лео объяснил, что здесь действуют строгие правила – больным в палату нельзя приносить ни букетов, ни свежих овощей и фруктов. Гарри вдруг вспомнил вокзал Кингс-Кросс, не настоящий, а тот, на котором он оказался вдвоём с Альбусом Дамблдором, когда позволил Волан де Морту убить себя. Ожидание… Это отделение было барьером, залом ожидания. Только люди здесь не могли сами выбрать свой дальнейший путь – идти ли им вперёд, или остаться...

Каждая палата ограждалась от внешнего мира стеклянной стеной. Мистер Бах поманил Гарри к одной их таких перегородок. На кровати лежала одинокая фигурка девочки, настолько худенькой, что одеяло, которым она была укрыта, выглядело почти плоским. Петунья спала. Гарри долгое мгновение всматривался в незнакомое родное лицо своей племянницы. Сказать он ничего не мог, а просто стоял и смотрел, как по ту сторону жизни боролась со смертью внучка двух сестёр Эванс. Его мамы и тёти Петуньи.

Мистер Бах тактично хранил молчание, а потом участливо спросил:

– Ну что? Пойдём?

Гарри кивнул.

Они спустились на этаж ниже, в кабинет Леонарда, где Гарри, приняв из рук доктора кружку крепкого чая, немного пришёл в себя. Ещё утром мистер Бах сообщил Гарри, что анализ будет готов буквально через несколько часов, ввиду экстренности положения. Поэтому он не уходил домой, а томительно выжидал эти часы.

Гарри понимал, что у Лео много работы и проблем, поэтому был несказанно благодарен ему за то, что он отложил все эти заботы. Лео рассказывал о случаях из своей практики, о тонкостях поисках подходящего донора, о самой процедуре заборе костного мозга. Гарри, как никогда, был согласен с Гермионой, что в образовании магов есть существенный пробел – они неуклюже игнорируют знания обычных маглов, которые зачастую очень важны.

Мистер Бах достал с полки шкафа с документами фотографию в рамочке, протёр рукавом невидимые пылинки со стекла и показал Гарри. Это был общий групповой снимок человек двадцати, среди которых Гарри разглядел и своего собеседника, только гораздо моложе, лет на тридцать. Дети и взрослые вперемешку сидели в три ряда с одинаковым выражением лица – людей, только что увидевших чудо.

– Это встреча пациентов и доноров в маленьком городке Биркенфельд на юге Германии, я сам родом из тех мест. Обычно информация о личных данных донора не разглашается. В реестр заносятся данные человека с цифровой комбинацией вместо привычных анкетных данных по этическим соображениям, как ты сам понимаешь. Если трансплантация происходит успешно, то через три года пациент может узнать имя своего донора, если тот, конечно, согласен. Это огромное эмоциональное потрясение для обеих сторон. Мой друг – коллега из центра Стефана Морша предложил мне организовать встречу моих маленьких пациентов с их спасителями. Тогда я ещё делал свои первые шаги в области трансплантации. Идея показалась мне заманчивой, и после многочисленных переговоров, решения организационных моментов мы поехали. Шестеро детей, которые несколько лет назад даже не мечтали вообще ни о каких поездках, их родители и мы, три врача нашего отделения. Бруно встретил всю нашу группу и повёз на микроавтобусе в неприметное место на встречу, что-то типа обычного кафе. Поначалу все изрядно нервничали и сосредоточенно рассматривали двери входа, ожидая прибытия доноров, даже особо не притрагиваясь к пирожным и лимонаду, выставленных на столиках в качестве угощения. Первым пришёл вот этот молодой мужчина, – Лео ткнул пальцем в щуплого нескладного паренька в роговых очках, который стоял во втором ряду крайним справа. – Когда я его увидел, я уже точно знал, к кому он пришёл. Парень озирался по сторонам в нерешительности, а я, помню, невольно воскликнул: «Господи! Невероятно!»

Лео указал Гарри теперь на мальчишку на фото в первом ряду. Гарри внимательнее присмотрелся и ахнул:

– Господи! Невероятно!

Сходство донора и пациента было настолько очевидным, что, не зная, что это совершенно посторонние люди, можно бы было с уверенностью сказать, что эти двое – отец и сын, или младший и старший брат.

– Ты видишь, Гарри? Понимаешь моё шоковое состояние? Это удивительная вещь. ДНК этих людей настолько близки, что родная мать вот этой девочки меньше похожа на свою дочь, чем донор её дочери, – мистер Бах указал поочередно на девочку и женщину – точную копию этой девочки лет через двадцать.

– Наверное, со стороны всё это выглядело как собрание слегка помешанных. Ты не представляешь, сколько потрясений мы все пережили. Вот смотри, – Лео теперь ткнул пальцем в изображение полной женщины и совершенно непохожего на неё белобрысого мальчишку.

– Когда познакомилась эта парочка, хоть немного отлегло, что я не схожу с ума. Ты видишь, миссис Эшли совершенно не похожа на Курта, для которого стала донором. А теперь посмотри сюда, – Лео открыл взору остальную часть фотографии, до этого скрываемую рукой.

Гарри почувствовал, что по нему побежали мурашки. Рядом с Куртом стояли ещё два точно таких же мальчугана.

– Это сыновья миссис Эшли. Близнецы. Если не знать, можно с пеной у рта доказывать, что здесь сфотографирована тройня.

– Эта встреча была ключевой. Я понял, что посвящу всю свою жизнь поискам вот таких доноров. Тогда, в Биркенфельде, люди на всех европейских языках что-то выкрикивали, смеялись, плакали, обнимались, смотрели на свою копию в детстве, гадали, какая связь может быть между британцами, немцами, голландцами, швейцарцами. Между пареньком из сельской местности и банкиром, между девочкой-отличницей и её донором – молодой женщиной с красными волосами, татуировками и пирсингом во всех немыслимых местах. В тот день я, каюсь, закурил. Мы вышли с Бруно на террасу, и, помню, он сказал:

– Невозможно же смотреть на это наглядное свидетельство того, что все люди – братья!

Леонард бережно поставил фотографию в рамочке обратно на место, затем сел обратно за стол. Они немного помолчали, каждый уйдя в свои мысли. Затем мистер Бах, стряхнув с себя нахлынувшие воспоминания, вернулся к делам насущным:

– Гарри, ты знаком в общих чертах с процедурой типирования?

Гарри сосредоточился на вчерашнем разговоре с Гермионой:

– При типировании расплетают ДНК и определяют последовательность аминокислот.

Он так и ожидал, что Лео сейчас произнесёт:

– Я рад, мистер Поттер, что вы хоть иногда слушаете мисс Грейнджер.

Однако мистер Бах сказал совсем не это, хотя в ушах Гарри так и остался звучать голос профессора МакГонагалл:

– Да, всё верно. И вот тут начинается самое сложное. Человечество шагнуло далеко вперёд. Трансплантация одного живого материала в организм другого человека – настоящий вызов природе, своего рода чудо, волшебство, если хочешь. Гарри, ты веришь в волшебство?

Гарри был застигнут врасплох столь откровенным становлением в угол.

– Ну… Чудеса вокруг нас, – уклончиво ответил он.

– Биология, как и другие точные науки, казалось бы, не терпит домыслов и загадок. Но после стольких лет работы здесь я могу утверждать с точностью одно – иногда чудеса встречаются. Никогда не знаешь, какой конечный результат получишь при операции. Почему в одних случаях пациент полностью идёт на поправку, а в других мы ничем не в силах ему помочь? Таинство природы человеческой поистине огромно и никогда не даст себя изучить полностью, потому что кроме набора хромосом и совпадения тканей всегда вмешивается какая-то высшая сила. Я не знаю, как она называется. Столько лет работаю, но не знаю. Но когда эта сила идёт нам на встречу, я понимаю, что не зря когда-то встал на этот опасный путь. Да, Гарри, это, по сути, революционный вызов всем устоям и законам природы – такое вмешательство. Ох, что-то я сегодня сентиментален, как никогда – старею, наверное.

Гарри не успел ответить. Внимание Леонарда Баха привлёк сигнал электронной почты – ноутбук на его столе призывно пискнул.

Лео с нетерпением уставился в монитор. Гарри не мог понять по его лицу, какие новости пришли – плохие или хорошие.

Мистер Бах несколько раз перечитал сообщение. Гарри молча ждал приговора. Наконец Леонард произнёс в звенящей тишине:

– Ну что ж, мистер Поттер, – Леонард откашлялся и процитировал полученный результат: – Первичное рекрутирование типирования для определения HLA–фенотипа/генотипа выявило предварительное совпадение по трём(A, B, DRB1) локусам.

– Что это значит?

– Это значит, что у Петуньи Дурсль появился шанс на жизнь. Так, мне срочно нужно спуститься в лабораторию. Гарри, мне придётся тебя попросить завтра с утра вновь подъехать в клинику. Как у тебя со временем?

– Я приеду.

– Очень хорошо. Я не знаю, волшебство это или нет, но в такие вот моменты я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. И хочется плакать. Только никому не говори! Впереди нас ждёт много дел.

Леонард проводил Гарри до лифта, где с большим удовольствием пожал ему руку. Мистер Бах тут же стремительно удалился, оставив Гарри множество размышлений над материями более важными, чем поиск выхода из клиники.

------------------------------

Реальная история встречи доноров с реципиентами в маленьком немецком городке Биркенфельде, изложенная автором в вольной интерпретации, вплетена в канву повествования в знак глубочайшего уважения и восхищения самым высоким материям — быть человеком.