Сны Элиона (джен)

Он проснулся от того, что чувствовал на себе чей-то взгляд. Как тяжелое давление на спине, между лопаток. И лежал он лицом вниз, прислушиваясь к тому, что было вокруг. Прохладно, неясный гул множества голосов, ржание коней и звяканье оружия. Он повернулся на спину, над ним стоял человек в кожаных доспехах.

— Солнце начнет садится через три часа, — произнес он — Мухаммед прибыл в резиденцию. Проводник уже здесь.

Элион встал с походной узкой кровати, на которой лежал в одежде и укрытый плащом. Он стоял у полотняной стены шатра, на центральном столбе висело оружие, но когда Элион сделал к нему шаг, человек в доспехах молча заступил ему дорогу. Они вышли из шатра, Элион огляделся — это был военный лагерь, шатры рядами, группы людей, солдат, занятые чем-то, на него никто не смотрел. Но Элиону показалось что они начинали говорить тише, когда он проходил мимо них. Этот человек в доспехах шел за ним неотступно, все время был за спиной. Когда Элион наклонился умыться под висящим на веревке медным кувшином, он глянул из-под локтя и понял, что не ошибался, стоящие невдалеке люди поспешно отвели глаза и повернулись к ним спиной. Потом его накормили у деревянного стола под навесом, мрачный слуга поставил перед ним миску и кружку с вином, отвели выбрать коня к коновязи, его молчаливый спутник прикрепил на пояс Элиону кинжал в ножнах, не спрашивая разрешения.

— Куда я еду? — спросил Элион.

— В Агру, — человек взглянул удивленно — Ваша цель — Муххамед, начальник сарацинского гарнизона. Мы же все обговорили, план у вас.

Он пристально вгляделся в лицо Элиона. Элион кивнул и отвернулся к лошади, стал проверять упряжь, ощупал одежду на груди, слева под курткой — бумага.

Трое молчаливых людей, они смотрели на него, ждали приказа. А Элион чувствовал растерянность. Лучше бы он был один, присутствие чужих людей казалось ему опасным, они могли разоблачить подмену. И он решил говорить как можно меньше, ведь они что-то обсудили вчера, и есть проводник, он, наверное, знает, куда они едут. Пусть все идет само собой, подумал Элион, вскочил на лошадь, внимательно посмотрел на спутников, и поехал вслед за проводником, стараясь держаться как можно более прямо и уверенно. Они выехали из лагеря и Элион достал из-за пазухи бумагу, впереди спина проводника, трое сзади, никто не увидит. Это был кусок пергамента, с нарисованным планом крепости и обозначениями постов охраны, какое-то помещение на северной стороне, у самого края здания, помечено крестом. Он на мгновение закрыл глаза и сосредоточился, чтобы лучше запомнить рисунок, и снова запихал кусок пергамента под куртку.

Они ехали вперед, в пустыню, никакой дороги не было, молчаливый проводник по только ему известным приметам выбирал этот путь, солнце село и горячий воздух становился слоистым, в нем тянулись холодные струи, как ленты. Луны не было, только яркие звезды низко висели над головой. Это было очень удачно — полная тьма.

Наверное они и правда точно обговорили все вчера, потому что никто не стал задавать вопросов, когда перед ними из тьмы встали освещенные факелами белые стены резиденции. Просто спешились, подошли к Элиону, ожидая сигнала. И он просто кивнул. И трое прошли вдоль стены, обогнули выступ и исчезли в темноте. А Элион постоял, вслушиваясь, до первого чуть слышного вскрика и шума падения, и полез по выступам остывающего камня вверх. Во внутреннем дворе ему было понятно, куда идти, этот рисунок у него за пазухой был довольно точным. Это и правда была терраса у самого края дома. Резное каменное кружево, насквозь просвеченное огнем факелов внутри, летящие тонкие ткани.

Элион встал с подветренной стороны, чтобы никто не мог почуять его. Он слышал, как пахнет горящее масло в лампах и мирра в курительнице, и какие-то цветы. Вряд ли здесь был кто-то, кто может учуять его и вряд ли это возможно среди прочих запахов, но он все равно встал с подветренной стороны — привычка. Очень темная ночь, это очень хорошо, еще раз подумал он, и очень жарко. Именно поэтому начальник гарнизона выйдет ночью на террасу. А Элион уже ждет его за резным краем балкона. Темная тень двинулась, исчезая и появляясь снова, когда Муххамед переходил от одного одного светильника к другому, мягко ступая, чуть шелестя шагами по камню, он был хромым и шаги звучали неравномерно. Его тень приблизилась, и сам он стоит теперь на расстоянии вытянутой руки от Элиона, у перил, держа чашу с водой в руке, и смотрит в темноту.

Момент был очень удобный — цель рядом. Ткань одежды зацепилась за шероховатую стену. Шаг в сторону, вправо, человек у перил не успел понять, нож в тело, кровь на белый камень, вода выливается на ковры. Наклонился, внимательно посмотрел — мертв. Шаг внутрь, мимо столика, задел коленом. Тишина, словно и ветер замер здесь, полная тишина. И вдруг он почуял еле слышное дыхание, он повернулся вокруг себя и наткнулся глазами на силуэт в тени террасы, на диване под балдахином. Она была почти невидима, эта девушка, он и не заметил бы ее, но ожерелье на шее переливалось камнями даже там, глубоко в тени. Элион подошел ближе, наклонился к дивану, глаза уже привыкли к темноте — у девушки светлые волосы и кожа. Наложница, пленная, чужая. Почему она не кричит? Секунды, минута. Она молчала и смотрела, просто смотрела, без страха, перевела взгляд на кинжал в руке Элиона, потом снова пристально посмотрела в его глаза и сделала приглашающий жест рукой. Это от нее пахло цветами. Элион протянул левую руку к ее лицу, и она досадливо сморщилась и покачала отрицательно головой. И вот тогда он понял. Когда Элион ударил ее в грудь, клинок звякнул о золотое украшение.

Он отходил к краю террасы спиной, прихватил в горсть пушистый персик со столика, почему-то несколько мгновений не мог отвернуться и отвести взгляд — белая кисть мертвой руки ярко светилась в полумраке, свесившись, выпав за край тени под свет факелов. Он посмотрел последний раз и спрыгнул через перила во внутренний двор, вдали слышались гортанные крики сарацинов, они нашли убитый караул, сейчас придут к начальнику гарнизона, и все увидят. Дорога назад заняла меньше времени, он хорошо помнил путь. Проводника не было. Элион знал, что не ошибся с местом — тут еще сохранялся запах, он должен был быть здесь. Но его не было. За спиной — стена резиденции, через короткое время там уже поднимется шум, впереди во все стороны — темнота. Запах терялся в ней и следы на песке не были видны. Элион мог уйти, слабо надеясь, что не ошибется с направлением, если он останется — его обязательно найдут, если уйдет — у него есть хоть какой-то шанс. И он пошел вперед, в пустыню. Огни резиденции исчезали во тьме. Элион побежал, ноги вязли в песке, он спотыкался о камни и куски плит. Миль через десять, через час, он перешел на шаг. Тьма вокруг, только яркие звезды над головой, и он уже понял, что с направлением ошибся, но продолжал идти. Мерное шуршание песка под ногами, иногда странные крики каких-то животных или птиц.

Небо начинало светлеть, Элион выбрал наиболее яркий край неба, там должно было взойти солнце, поднялся на уже смутно видимый бархан, остановился и сел на песок. Сейчас он отдохнет, съест персик, вспомнит направление относительно заката, когда он шел с проводником, и найдет дорогу назад. Он сидел на вершине, пустыня лежала вокруг него диском, плоская, как гончарный круг, покрытая до края волнами песка, прямо перед ним из-за горизонта поднимался раскаленный кусочек солнца, серое пространство прочертилось штрихами теней, солнце поднималось и тени ползли к Элиону, вытягиваясь темно-синими языками на светлеющем песке. Ночь пути. Если он сейчас поймет куда идти — дойдет за день, сможет. Длинная полоса тени протянулась к подножью бархана, пустыня стремительно становилась черно-белой. Шелестя и осыпая песок длинная змея ползла к нему на вершину, оставляя за собой извилистый след. Он достал из-за пазухи персик, примятый с одного бока, прижал его к губам, вдохнул сладкий запах и, набрав горсть колючего еще холодного ночного песка, швырнул в поднявшую голову змею.

Элион дошел до оазиса за полдня. Наверное, ему просто повезло. Несколько пальм, колодец, каменная длинная колода с выемкой, поить животных, он покачал рычаг, навалившись всем телом, он очень устал, и встал на колени, опустив обожженное солнцем лицо в солоноватую мутную воду.

Он открыл дверь и вошел внутрь. Она лежала на полу, под ярким небом, на песке и показалась ему мертвой, и он встал на колени и приложил руку к груди, там где была распахнута ночная сорочка, к выступающим ребрам под тонкой кожей, еще чуть теплой. И тогда он поднял лежащий в песке нож и разрезал ей грудь, воткнул нож в песок, и раздвинул руками кожу, мышцы и выломал ребра, ее сердце еще бьется, и пульсируют сосуды на нем, и он стал выковыривать из него кусочки какие-то, цилиндрические, сплющенные, как крупная ледяная дробь, надрезал и выковыривал, прорезал сердце совсем и увидел, что оно забито крошевом льда и замерзающей кровью, стал черпать рукой и вынимать это все, кровь затекала под ногти и окрашивала их края алым. Под его рукой было жарко и холодно одновременно, от крови и льда, и ему было жарко и холодно одновременно, жарко от горячего ветра пустыни и холодно изнутри, тоскливо и холодно, потому что песок начал лететь от поднявшегося ветра и засыпать эту женщину, и ее распахнутую грудь и это раскрытое перед ним сердце, и вот он уже сидит, погрузив руки в песок, потому что ее тело уходит от него все глубже и глубже, вниз, проваливается. И он вытянул перед своим лицом руки, испачканные вязкой засыхающей кровью, с прилипшими песчинками, ему показалось, что горячие слезы закипают в глазах и он сейчас заплачет, и вскочил. Песок, во все стороны, куда ни посмотри — песок, и кругом лежат мертвые растерзанные зайцы, и ветер колышет их шерстку.