Чудовище (джен)

Женщина, лежавшая в палате интенсивной терапии, постепенно приходила в себя. Вокруг гудели и попискивали приборы, стонала соседка по палате, и ей вторила кровать. Из коридора доносились звуки жизни больницы: цоканье каблуков и обрывки негромких фраз, хлопанье дверей, скрип колес и редкие глухие удары.

При свете дня, тени, толпившиеся по углам палаты, теперь больше не пугали ее. Страхи, еще вчера обжигавшие невыносимой болью, отступили.

* * *

Дело об аварии автобуса в связи с наличием нескольких признаков террористического акта отправили в соответствующие органы.

В управление по борьбе с терроризмом инспектора МакКензи не вызывали, и никто не навещал его из этого управления, что было несколько странно и не соответствовало стандартному ходу расследований такого рода. Обычно, если дело передавалось специализированному подразделению, то в первые дни уже представитель беседовал с полицейскими и специалистами, проводившими первичные следственные действия (осмотр места преступления, опросы очевидцев). Хотя формально этого не требовалось, но такого негласного правила придерживались все службы.

Инспектор, попав при случае в управление по борьбе с терроризмом, отыскал Эйкина Крейга, сотрудника, которому были переданы все дела. С Крейгом детектив МакКензи познакомился еще в Туллиаллэне в полицейском колледже, где проходили базовую подготовку все новые сотрудники полиции, чтобы затем продолжить обучение в различных специальных областях. С Ирландской освободительной армией у детектива Крейга были свои счеты — пять лет назад в очередной акции ИРА, при взрыве паба в Гилфорде, что к юго-востоку от Лондона, погиб его брат, двадцатидвухлетний Пол Крейг, случайно оказавшийся в баре, который посещали военные Британской армии.

Крейг удивился и пояснил, что в возбуждении уголовного дела по пострадавшему автобусу было отказано, так как не имелось состава преступления — водитель умер не насильственно, а от банального разрыва сердца, и потерял управление автобусом. Свидетели, давшие наиболее подробные показания, оба были пьяны в ту ночь, и сейчас не могли сказать с уверенностью, что тогда произошло. Женщина, двадцатиоднолетняя Марлин МакКиннон, на самом деле душевнобольная, и даже когда-то была пациенткой печально известной психиатрической лечебницы в Колчестере, поэтому ее показания как свидетеля нельзя признать достоверными.

* * *

Через несколько дней инспектору сообщили, что в его отсутствие ему звонила некая мисс Э. Хантер и просила связаться с ней через телефонную станцию студенческого городка Ливерпульского Университета.

Девушка с воодушевлением доложила детективу, что вчера присутствовала на сеансе известного гипнотизера, ученика самого Милтона Эриксона, и когда ее ввели в транс, она увидела до деталей все обстоятельства аварии, и всё, что происходило до нее. И если у инспектора необходимость в расследовании не отпала, то он может задать интересующие его вопросы.

Эмили сообщила, что они с Дейвом всю дорогу посмеивались над «старушкой» и «клерком», которые кокетничали всю дорогу друг с другом, а женщина впереди «баюкала» свой саквояж и яркий рюкзачок с Микки Маусом. Хантер утверждала, что на миг ей показалось, что рюкзачок ей отвечает, а потом мордочка «уснула».

А в момент, когда автобус резко затормозил от столкновения, саквояж с рюкзаком вылетели в лобовое стекло, женщина держала их крепко, но не смогла удержать, и баул вынесся на дорогу.

На вопрос, как выглядел чемодан пассажирки, девушка уверенно ответила, что это определенно был не чемодан, а модный саквояж от Луи Вуиттона — такой имеется у ее родительницы, уж она не перепутала бы его ни с каким другим брендом.

Загадочный багаж не давал покоя старшему инспектору: почему-то три свидетеля давали абсолютно разные, но подробные показания — в описании присутствовали черный чемодан, клетчатый на колесиках, и пестрый саквояж с ярким рюкзаком.

Ко времени позвонили из больницы и известили о том, что пациентка МакКиннон была переведена в общее отделение на реабилитацию и могла быть допрошена.

Инспектор после работы заехал в больницу для встречи с девушкой. Сейчас расследование не велось официально, но загадка таинственной личности и ее багажа занимала мысли полицейского.

Хоть теперь из пациентки не торчали трубки, но общий вид был неважный: торчащие из ран на лице цветные нитки, заплывшие глаза с желто-багровыми синяками под ними, разбитые скулы и нос, намазанные зеленкой, которая, как ни странно, оттеняла такие же темно-бирюзовые глаза. Девушка с трудом говорила, но сказать по сути ей было нечего — память она потеряла. У неё была только одна просьба:

— Сэр… умоляю… — она откашлялась, — найдите… моего сына…

* * *

— Диссоциированная травматическая амнезия на фоне ушиба головного мозга, — сообщил в беседе старшему инспектору лечащий врач, — с пациентом работаем. В привычной среде функции мозга восстановились бы раньше, но пока находится на медикаментозной реабилитации.

Полицейский, несколько лет пообщавшись со специалистами, понимал, что девушка страдает временной потерей памяти, которая вскоре восстановится.

— Хорошо, что у пациента имеется «привязка» — ее сын, — заметил доктор.

— Мы пока не уверены в его существовании, — парировал полицейский.

— Ну, по крайней мере, судя по состоянию ее внутренних органов и молочных желез, год-полтора назад женщина родила. И, более того, до последнего времени кормила ребенка грудью, — ответил специалист. — Точнее сроки родов я не назову, так как на момент аварии женщина была беременна. Хотя при необходимости можно провести дополнительную экспертизу.

— Значит, вы уверены, что ребенок действительно существовал?

— С определенностью, — ответ доктора озадачил полицейского еще больше.

* * *

Ночью Марлин снился сон, в котором на нее напало воронье. Большие черные злые птицы в бешенстве кидались в глаза, в нос, губы, когтями впиваясь в кожу до хруста, клевали огромными клювами, отщипывая кожу как кусачками. От жути ее бросало в дрожь. Быть заклеванной стаей птиц — ужасающая смерть.

Бежать от них она и не пыталась — знала, что бежать некуда. Она пыталась отбиваться, прикрыться, но вместо руки видела такое же черное крыло, как у ворон. Она сама была птицей, вороной. В неведомом порыве, обернувшись назад, она увидела за какой приз идет беспощадная борьба. Трофеем в этой битве выступало ее яйцо, ее единственный детеныш.

Только для других ее ребенок был едой.

Она защищала своего детеныша, визжала, кричала и звала на помощь, но из груди вырывалось только:

— Гарр,

Карр,

Гарр.