Последний аргумент (гет)

Аврор Пирс не упоминался в статье напрямую, комментарии давала некая Дж. Л. МакГин, но канцелярский стиль повествования легко узнаваем. Джинни готова была биться об заклад, что разговаривать с журналистами мистера Пирса и мисс МакГин учил один и тот же человек, сэр Лоуренс Хэджхок — слишком знакомыми выглядели некоторые формулировки.

Пришлось хорошенько постараться, чтобы выяснить, где живет эта женщина, а затем постараться еще больше, чтобы разговорить ее, поскольку дружелюбие явно не входило в перечень ее достоинств. Впрочем, как только Джинни упомянула Даррела, откровенная враждебность мисс МакГин дала трещину, она отвела глаза и сообщила, что Пирс находится в госпитале святого Мунго. Возможно, при этих словах Джинни выдохнула слишком громко, потому что женщина улыбнулась и попросила передать Даррелу, что она ужасно сожалеет о случившемся.

Называя цель визита манекену в витрине универмага «Чист и Лозоход Лимитед», Джинни не предполагала, что могут возникнуть еще какие-то проблемы, но привет-ведьма в вестибюле госпиталя на просьбу указать место расположения мистера Пирса ответила категорическим отказом:

— Мне очень жаль, мисс, — подняв глаза от своего списка, проговорила она. — Посещение запрещено.

— Я могу хотя бы узнать, как он себя чувствует?

— Информация только для близких родственников, мисс.

Насколько знала Джинни, у Пирса не было близких родственников, ровно как и дальних. Она трижды попробовала каждую из своих льстивых улыбок, а затем — парочку настолько жалобных, что заставили бы дрогнуть и камень, но привет-ведьма оставалась непреклонна, с профессиональной вежливостью повторяя, что ей очень жаль, но пропустить посетителя в отделение ранений от магических существ она не может. В конце концов мисс Уизли предприняла стратегическое отступление, чтобы хорошенько обдумать план действий. У входа в вестибюль ее чуть было не сбил с ног высокий бледный волшебник; он явно слишком спешил для того, чтобы принести свои извинения. Джинни проводила его строгим взглядом и вновь вернулась к мрачным мыслям, но через тридцать секунд, а то и меньше, из вестибюля донесся разгневанный возглас привет-ведьмы:

— Лимонный халат, мистер Малкин!

— Лучше смерть! — огрызнулся посетитель в ответ. — Неужели вашим целителям перед поступлением на работу начисто ампутируют чувство вкуса?

— Можете вытворять все, что угодно, у себя в аврорате, но пока вы находитесь на территории госпиталя святого Мунго, вы будете выполнять правила госпиталя святого Мунго! Наденьте халат немедленно!

Джинни осторожно заглянула за дверь. Целитель нехотя облачался в халат, лицо у него при этом было такое, будто его заставляют надевать рубашку из крапивы. Обычно целителям Мунго шла их униформа, но этот и правда выглядел в ней как двухметровый цыпленок.

— Это форменное насилие, — проворчал он привет-ведьме, которая с видом победителя оглядывала его, — и я хочу, чтобы вы знали, как глубоко оно травмирует мое чувство собственного достоинства! И устыдились, мисс Брант!

Привет-ведьма только хмыкнула и сделала легкий жест в направлении лестницы, ведущей на верхние этажи. Как только целитель скрылся в дверном проеме, она бросила последний взгляд на его удаляющуюся спину, сдвинула брови и побежала за ним, грозно крича:

— Только попробуйте снять его по дороге!

Пробраться за дверь вслед за этими двумя не составило особого труда, как и переждать под лестницей возвращение пылающей праведным гневом мисс Брант. Отделение ранений от магических существ на втором этаже госпиталя несколько отличалось от других. Хотя бы тем, что пациентов отделяли друг от друга настоящие стены, а не мягкие шторы, как в общей терапии, где провел несколько недель Артур Уизли после встречи с Нагайной. Но если на соседней койке лежит парень, переживший рандеву с оборотнями в прошлое полнолуние, то захочешь, чтобы стены были как можно толще, а замки работали как следует.

Коридор был пуст, только лимонный халат одиноко лежал посреди прохода. Джинни недолго думая подобрала его, надела и прислушалась, голос скандального посетителя доносился из-за ближайшей двери.

— Ты достал меня, Пирс! Я каждый год бросаю все свои дела, мчусь сюда и дежурю у твоей постели! А у меня семья, между прочим, мне есть чем заняться!

Ответ расслышать не удалось, Джинни подошла ближе и взялась за ручку двери. Неловко было прерывать эту душещипательную беседу, но по коридору к ней приближались две молодые женщины в лимонных халатах, и мисс Уизли не хотелось бы отвечать на лишние вопросы.

— Конечно, ты не просил! — продолжал бушевать Малкин. — Но не надейся, что я позволю тебе сидеть тут в одиночестве!

Колдомедики приближались, одна из женщин уже нахмурилась, видимо, сообразив, что не видела эту рыжую девушку раньше, и Джинни пару раз быстро дернула ручку, а затем еще и еще раз, не забывая при этом мило улыбаться «коллегам». Наконец дверь поддалась, Джинни прошмыгнула в палату, закрыла ее и на всякий случай привалилась к ней спиной.

Пирс стоял под высоким зарешеченным окном, облаченный в больничную пижаму, он вовсе не выглядел раненым или даже просто больным, только глубокие тени залегли под глазами. Пока Джинни разглядывала Пирса, Малкин, который и впустил ее в палату, с неприязнью рассматривал ее желтый халат, но уже через несколько секунд его нахмуренные брови медленно поползли вверх. Он оглянулся на Даррела и получил в ответ утвердительный кивок.

— Подпишите это, мэм, — без каких-либо предисловий целитель протянул девушке пергамент, испещренный чьим-то мелким почерком. Насколько Джинни могла судить, это было согласие на предоставление информации о здоровье. Она взяла бумагу и перо и замерла, не зная, что с ней делать.

— Эта форма только для родственников, ее не признают действительной, — скрестив руки на груди, недовольно проворчал Даррел. Поразмыслив, Джинни решила, что если с ним еще раз что-то подобное случится, она желала бы об этом знать, кроме того, хотелось сделать хоть какую-нибудь гадость в ответ на две недели полнейшей неизвестности. Быстрым росчерком пера она поставила подпись внизу пергамента. Убедившись, что она это сделала, целитель забрал документ, осторожно скрутил и убрал куда-то во внутренний карман.

— Женись на ней в течение месяца, и никаких проблем с министерскими бюрократами не возникнет, — посоветовал Малкин, как будто речь шла о лекарстве от простуды, и сделал шаг к двери. Пока Джинни, задыхаясь от возмущения, осознавала, что это не просто целитель, это друг Даррела, прекрасно осведомленный о том, кто она такая и что из себя представляет, Пирс горестно вздохнул и произнес:

— Если бы это было так просто, я бы это уже сделал.

Это был удар ниже пояса.

— Господа, я вам не мешаю?! — заливаясь краской до корней волос, прорычала Джинни.

— Нет, — сказал Пирс.

— Нисколько, — подтвердил Малкин и снова обернулся к приятелю. — Я тебя предупреждал.

Не дождавшись ответа, он взялся за ручку двери и с саркастической усмешкой обратился к Джинни на прощание:

— Желаю удачи, мэм. Весной этот парень просто с цепи срывается.

После того, как целитель вышел, мисс Уизли еще целую минуту смотрела на Даррела, гадая, добить ли его сразу или сначала поинтересоваться, как он себя чувствует. Почему-то мысль о том, что у Пирса тоже могут быть друзья, с которыми он вполне может обсуждать свои отношения с девушками, раньше ей в голову не приходила.

— Как ты меня нашла?

— Нам с Гермионой пришлось просмотреть все газеты, вышедшие за последние две недели, чтобы наткнуться на единственное сообщение об охоте на вервольфов в Южном Уэльсе. Я прочла статью и подумала: «Три вервольфа и два аврора под полной луной. Мне кажется, я знаю парня, который просто обязан был оказаться там».

Пирс предусмотрительно промолчал о том, что на самом деле там было четыре оборотня и один аврор. Джиллиан была обращена несколько лет назад и — официально — никто в оперативном отделе не знал об этом, но что-то подсказывало Дэрри: Хэджхок не зря поставил ее работать вместе с Малкиным, который знал толк в зельях, и Пирсом, которого, по большому счету, не беспокоил еще один смертоносный фактор в его окружении. Они вдвоем с напарником приняли решение покрывать ее, и даже если бы правда вдруг раскрылась, никто не смог бы придраться к сэру Лоуренсу. Тем не менее, МакГин исправно получала на полнолуние либо отгулы, либо особо секретные операции. Отправляясь на задание с Джиллиан под полной луной, они называли это «выгулять собаку», чем ужасно злили саму Джил. Огромный слабо восприимчивый к магии разумный зверь обеспечивал превосходство в схватке с любым противником, включая себе подобных.

— Ты поэтому не отвечал на письма? — Джинни кивнула на прикроватную тумбочку, где, переливаясь изумрудными чернилами, лежали конверты, подписанные Молли, Джорджем и Гермионой. — Ты не знаешь, заразился ли, и ждешь следующего полнолуния?

Больничная кровать жалобно скрипнула, когда Дэрри опустился на нее. Он поднял голову и посмотрел в окно, сквозь решетки которого в палату пробивался свет весеннего солнца. Джинни была одета совсем легко, должно быть, на улице уже тепло. Хотел бы он сейчас выйти отсюда, вдохнуть свежий воздух и увидеть хоть немного больше, чем эта камера шесть на четыре метра.

Пирс не был узником возможной болезни, он был узником чести. Так как Джил заявила, что ранения он получил от одного из вервольфов в заброшенных угольных шахтах, не могло быть никакой уверенности в том, что он не получил проклятие ликантропии в довесок. Но на самом деле галемские вервольфы к тому времени были уже мертвы, это Джил швырнула его о стену, когда он попытался ей помочь. Подходить к раненному зверю, даже если он под аконитовым зельем, было весьма неосмотрительно. Джиллиан не была заразна, Малкин поработал над этим, но Даррел не мог доказать никому, что он здоров, не раскрыв ее секрет, а заодно и то, что они с напарником оказывают помощь незарегистрированному вервольфу. И потому приходилось ждать следующего полнолуния под замком. Пирс вызвал Малкина, чтобы тот хоть как-то ускорил процесс выписки, но влияние его приятеля на руководителей госпиталя не было настолько значительным, чтобы они пренебрегли элементарной техникой безопасности, выпустив из-под замка человека, который, возможно, является вервольфом.

— Я решил, что лучше не беспокоить вас понапрасну. К тому же, — он обернулся, чтобы посмотреть на нее, — там не было ни одного письма от тебя.

Джинни промолчала. Она не могла просто написать ему письмо, она не могла позволить ему даже подумать, что он ей небезразличен! Вместо этого она выжидала несколько недель, пока беспокойство не стало совершенно невыносимым, а затем учинила многоуровневое расследование с привлечением к делу своих родственников, разыскала и допросила напарницу Даррела, пробралась тайком в его палату, и это все никоим образом не доказывало, что он ей небезразличен! Вовсе нет!

Она могла просто написать чертово письмо, просто спросить, как дела, просто признать, что она беспокоится о нем, поскольку именно этого он ждал две недели, сидя в этой клетке. Но Джинни была слишком горда, чтобы это сделать, и слишком… труслива. Она боялась, что ему надоело бегать за ней, и другой причины, по которой он не приходит больше, просто нет.

— Беспокоить понапрасну? — после продолжительной паузы повторила она. — Ты серьезно считаешь укус вервольфа напрасным беспокойством? — Пирс проворчал, что никто его не кусал, но, как и абсолютное большинство колдомедиков, она его не слышала. Джинни думала о том, почему он вел себя так, будто Уизли и есть его семья, но как только у него появились действительно серьезные проблемы, не дал им даже знать об этом? Пирс был одним из самых сообразительных парней, которых ей когда-либо доводилось встречать, почему он не подумал, что, пытаясь защитить их от своих проблем, он принесет им только больше беспокойства?

Подобная логическая ошибка имела смысл, только если он вообще не знал, как это работает. Только если он всегда был один.

— Дэрри, ты вообще представляешь, для чего нужна семья?

Лицо его вдруг изменилось: уверенная улыбка погасла, уступив место выражению бесконечного удивления. Даррел отвернулся, так ничего и не ответив. Спустя несколько томительных секунд Джинни подошла ближе и села на стул напротив него. Она никогда не спрашивала, что случилось с его собственной семьей, и сейчас было неподходящее время.

— Прости, я не должна была так говорить.

— Не в этом дело, — он снова улыбался, но теперь уже совсем по-другому. — Ты назвала меня по имени впервые за все время, что мы знакомы.

Джинни была права, когда сказала, что жизнь для него заканчивается за пределами аврората, и не только потому, что несвязанные со службой вещи казались ему скучными. Он был Гарри Поттером шестнадцать лет, и о существовании этого человека знал каждый первый в магической Британии. А затем он стал человеком, о существовании которого не знал никто, кроме Поттеров и его самого. За пределами аврората, вдали от своих коллег, он просто не существовал. Даррел приложил большие усилия, чтобы вернуть своих друзей, но Джинни упорно отказывалась признавать сам факт его существования... Он уже почти поверил, что потерял ее, отказавшись снова занять место Гарри, почти смирился с тем, что ему никогда не подобраться ближе, чем это может сделать «друг семьи». И вот она назвала его настоящим именем, тем, что принадлежало только ему, а не призрачной тени его прошлого.

Джинни смотрела на него во все глаза и не понимала, почему ей так нестерпимо хочется его обнять. Что изменилось с этой маленькой деталью? Почему произнести его имя было все равно что разрушить каменную стену между ними, как если бы это было могущественное заклятье, устраняющее преграды?

Девушка сцепила руки в замок так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ей понадобится еще немало времени, чтобы разрешить себе быть к нему немного ближе, но первый шаг уже сделан и дорога будет легка. Джинни снова кивнула на тумбочку и сказала мягко:

— Ответь на письма, позволь им узнать, что у тебя неприятности.

— Незачем. — Пирс упрямо мотнул головой. Он не хотел омрачать жизнь своих друзей напрасными опасениями. Он еще помнил, как переживала Молли, получив известие о том, что оборотень напал на Билла. — У меня бывали неприятности и похуже.

— Могу себе представить! — фыркнула она, переходя на привычные саркастические интонации. — И ты гордо справлялся с ними в одиночку, мистер Крутой Парень Пирс! — Джинни подалась вперед, поставив локти на колени: — Так вот, ты больше не один. Ты влюбил в себя всю мою семью, изволь за это отвечать. Дай им возможность заботиться о тебе, как ты заботишься о них. Молчанием ты ранишь их сильнее.

Желтые конверты все еще смотрели с тумбочки укоризненно, хотя Даррел не раз перечитывал письма, полные искренней заботы о нем. Он помнил каждое слово, обращенное к нему, но не считал нужным отвечать. Он не привык принимать заботу о себе, но Джинни была права: если он хочет быть частью этой семьи, придется это сделать. Перо еще никогда не казалось таким тяжелым, как в тот момент, когда он осторожно выводил:

«Дорогие Рон и Гермиона, — представляют ли они, насколько на самом деле ему дороги? — Простите, что не давал о себе знать так долго… — Даррел вдруг остановился, перо застыло над бумагой. За что он просил прощения на самом деле? За то, что сделал две недели или десять лет назад? И простили бы они его, если бы знали настоящую цену этим словам?

Он поднял глаза на Джинни. Девушка сидела на стуле, откинувшись на спинку, и смотрела на него с легкой полуулыбкой. Она больше не злилась, и, судя по всему, ей нравилось быть с ним рядом. И почему-то Даррел был уверен, что она видит именно его и никого другого. Прошлое больше не имело над ней власти, а он все еще барахтался в этом болоте, перебирая проступки человека, которым не являлся уже десять лет.

Длинная история о Мальчике-Который-Выжил давно закончилась.

Самое время перевернуть страницу.