Гарридрабблы (джен)

— Ну здравс­твуй, Ли­ли.

Я пи­шу, по­тому что дав­но не го­рит огонь, мол­ча­ливо свер­ка­ет лань под све­том тос­кли­вых звезд. Пом­нишь, как сры­вал­ся вет­ром цве­ток к те­бе на ла­донь; ты сме­ялась, а я наб­лю­дал с вы­соты вет­вей бе­локу­рых бе­рез. Мы тог­да бы­ли сов­сем тро­гатель­ны­ми деть­ми. Ты взле­тала на не­бо на на­ших пле­теных ка­челях, и в тот день я по­чувс­тво­вал при­тор­ный прив­кус люб­ви, как не­соз­ревшее яб­ло­ко в пер­вые чис­ла ап­ре­ля.

Ли­ли, ты пом­нишь на­шу пес­трую, аля­пис­тую по­ляну, и твои ры­жие во­лосы, рас­сы­пан­ные на мо­ем пле­че? Слу­ча­ют­ся дни, и я ви­жу — под сер­дцем зи­яет ра­на, та са­мая. От те­бя. Моя ми­лая Ли­ли, объ­яс­ни мне, з а ч е м ? Я пом­ню про­моз­гло-дож­дли­вый и мок­ро-пе­чаль­ный день, ког­да я за­шел в твой пус­той, по­лураз­ру­шен­ный, хи­лый дом. И на раз­ло­ман­ные сту­пени зло­веще-длин­ная па­дала тень, на по­лу оди­ноко ле­жала ты — мер­твая, буд­то усы­пан­ная се­реб­ром.

Пом­нишь, как под дет­ский, нес­час­тный плач, я ба­юкал те­бя по­том, а за ок­на­ми дли­лась тем­но-страш­ная, бес­сердеч­ная ста­руха-ночь. Ве­тер раз­ры­вал и про­лис­ты­вал ста­рый, ис­пи­сан­ный твой блок­нот, где ни строч­ки не бы­ло обо мне. Мы не во­ины — нам уже не по­мочь.

— Ну здравс­твуй, Ли­ли.

Я те­перь то­же здесь. Так по­лучи­лось, моя до­рогая Ли­ли.

Меня убили.