Больше такого друга не встречу (джен)

Всё, что я хочу — это лишь

Услышать, как ты стучишь в мою дверь.

Ведь если бы я мог увидеть вновь твоё лицо,

Я бы умер счастливчиком, это точно.

Kodaline — "All I Want"

«Нацеленность, настойчивость и неспешность, студенты. Нацеленность, настойчивость и неспешность. Вы же не хотите потерять по дороге ногу, или, что ещё хуже, голову?...»

Джордж заорал и повалился на колени, прижимая к груди кисть правой руки. Несмотря на то, что все пальцы были на месте, он был уверен, что ещё чуть-чуть и их бы оторвало. Он чувствовал жуткую боль по линии суставов, рука крупно дрожала от напряжения. Однако, это было не в новинку — они с Фредом уже переживали нечто подобное, когда только учились аппарировать. Он прекрасно знал, в чем заключается его ошибка, знал, что нельзя самостоятельно совершать аппарацию в таком нестабильном состоянии, но на самом деле ему было наплевать. И на боль, и на безопасность. Реакция тела была всего лишь реакцией тела, внутри же все было гораздо хуже.

С трудом добравшись до кровати, Джордж лег на спину, все ещё прижимая к себе ноющую кисть. Посмотрев в потолок, он вспомнил все разы, когда смотрел на него вместе с Фредом. Отвернувшись к стене, он увидел рекламный плакат, который они придумали вместе и на котором были изображены их карикатурные лица. Закрыв глаза, он четче ощутил запах, пропитавший постель. Джорджу на миг захотелось разучиться дышать, но уже в следующую секунду он ужаснулся мысли, что тогда он никогда бы не смог больше ощутить запах Фреда.

Ведь запах и воспоминания — это все, что ему осталось. Смерть отобрала у него Фреда, отобрала будущее, отобрала счастье и смысл жизни, но не могла отобрать их. От бессилия Джордж сжал пальцами пострадавшей руки покрывало, причиняя ей ещё бо`льшую боль. Но нет, хоть отпили он себе руку — ничто не могло отвлечь от пустоты, образовавшейся внутри в тот миг, когда Фред умер. Если бы он мог его хоть еще раз его увидеть, хоть один-единственный раз! Дотронуться, сказать что-нибудь! Обнять. Мерлин, больше всего Джордж скучал по объятиям Фреда... Всё на свете отдал бы за них. Да что там — даже за одно прикосновение.

До дрожи хотелось проговорить вслух имя брата, но Джордж боялся, что, услышав его, не сможет сдержаться. Всё, что он мог, это лежать и смотреть в потолок, под которым, подрагивая, плавали «вечные» свечи, и пытаться не сорваться. Не звать, ведь прийти было просто некому, и не плакать, потому что уже, наверное, было и нечем. Последний раз Джордж ел вместе с Фредом, а пил... Кажется, перед похоронами. Джинни заставила.

Удивительно, но легче всего становилось, когда хоть на миг получалось представить, что это всего лишь страшный сон, ночной кошмар, и когда-нибудь он обязательно проснется. Ему такие снились, им обоим, на самом деле. Особенно после того, как началась война и вокруг начали умирать люди. Они с Фредом всё радовались, скрывая за улыбкой скорбь по погибшим, что, мол, смотри, братец, не забирает нас Смерть, жалеет, дураков. «Удачливые мы, Дредди».

На самом деле не было у них удачи. А выжили они так долго, не закрывая магазин, оставаясь у всех на виду, только благодаря тому, что были близнецами. И магия была у них особенная, близнецовая. Когда они колдовали вместе, по-серьёзному, это было не простое объединение сил, как у прочих. Их магия превращалась в единый поток, без границ, различий и изъянов. Никто не мог пробить их щиты. Никто не знал, что они — Фред и Джордж, Джордж и Фред — были замкнутой, закрытой системой. И пока они были рядом, пока их магия чувствовала, что способна объединиться в любой момент, она защищала их.

Джордж ведь потерял ухо не потому, что в него попало заклинание Снейпа. Это случилось, потому что Фреда не было рядом.

И Фред умер не потому, что его убили. На самом деле Фред умер потому, что его, Джорджа, рядом не оказалось.

«Как долго мне ждать нашей встречи?» — отрешенно, с тупой, сжигающей изнутри надеждой подумал он. Из окна повеяло холодом, и Джордж механически, за задумываясь зачем это делает, свернулся в клубок. Он не замечал ни ужасного голода, ни сквозняка, норовящего забраться ему под одежду. Ни-че-го. Единственное, что он четко осознавал, это свое нестерпимое, усиливащееся с каждой секундой желание попасть к брату. Попросту говоря, все, что хотел Джордж Уизли — это умереть.

Ну, или окончательно сойти с ума и оказаться запертым в собственных воспоминаниях с Фредом. Так, чтобы ни на секунду не осозновать реальный мир, в котором одно его существование — близнеца без близнеца — самый ужасный из существующих парадоксов.

Джинни пришла внезапно. Постучалась в дверь, конечно, но всё равно внезапно. И не то чтобы её приход был странным, нет. Если бы Джорджа спросили, придет ли Джинни, он был дал положительный ответ. Вот только не мог он сейчас думать ни о ком, кроме Фреда. Одно имя в голове, одно лицо перед внутренним взором, один голос в ушах.

«А потом она заявила мне, — рассказывал однажды Фред после расставания с Анжелиной, — что я зациклен на тебе и никого больше не вижу и не слышу. Дура. Как бы я смог позвать её на свидание, если бы не видел её? А как бы отвечал ей на вопросы, если бы не слышал? Курица как есть.»

Фред был зол тогда, хотя и понимал, что Анжелина говорила правду. И Джордж это понимал, но защищать её не стал — всегда был на стороне брата, даже если тот оказывался не прав. Тем более, делить с кем-то Фреда было просто невыносимо, и он крайне не хотел, чтобы Фред и Анжелина снова сошлись.

— Джордж, — голос сестры вырвал его из воспоминаний, но Джордж не подал вида. — Я принесла... Тут немного супа, поешь, пожалуйста.

Не дождавшись никакой реакции, Джинни прошла в дальний конец комнаты и поставила небольшую кастрюльку на кухонную тумбу. Нервным жестом поправив воротник траурной мантии, она перевела взгляд на брата. Тот лежал в постели, на боку, поджав колени к груди и глядя будто бы в никуда. Покрывало сбилось к ногам, а кожа у Джорджа была белее мела. Острым зрением ловца Джинни заметила влажные дорожки на щеках и покрасневшие глаза — он снова плакал, но, кажется совсем не замечал этого. Сердце Джинни защемило боли и жалости. Что она могла? Что вообще можно сделать для того, кто потерял самое-самое важное, незаменимое?

Джинни точно знала, что любит Гарри. И любит сильно. Но разве, увидев его на руках у Хагрида, почувствовала она то же, что и Джордж, когда увидел Фреда? Да, внутри всё оборвалось, а на глазах выступили слезы, и казалось, что надежда потеряна. Но на что была её надежда? Думала ли она о чем-то вроде «Как мне теперь жить без него?».

Не отводя взгляда от потухшего, не замечающего её брата, Джинни призналась себе, что нет. Она не могла себе даже представить, что чувствует сейчас Джордж, поскольку никогда не имела настолько близкого человека, каким был для него Фред. Даже Гарри, её первая и непроходящая уже столько лет любовь, оставался тем, без кого Джинни вполне могла бы прожить. И даже стать счастливой. Наверное.

— Я оставила суп возле плиты, — тихо, но так, чтобы брат услышал, сказала Джинни, опершись поясницей об угол тумбы. — Он ещё теплый, но, если надо, разогреешь. Поешь, пожалуйста. Мы все... — Джордж никак не реагировал на её слова и это было довольно жутко. Утром он был совсем не такой. Утром он ещё был похож на живого, но сейчас выглядел словно на него наложили «Петрификус Тоталус». Если бы не едва заметно вздымающаяся грудная клетка, Джинни бы обязательно проверила, не заколдовал ли он. — Мы все волнуемся за тебя... Ладно. Я пойду. Приходи в Нору. Мы тебя ждем.

Дождавшись, пока сестра уйдет, Джордж встал с постели и отрешенно подошел к закрытой двери. Наставив на неё волшебную палочку он бесцветным голосом произнес: «Клаудео Остиум». Палочка вдруг заискрилась, дверь резко приоткрылась и с шумом захлопнулась, но запирающие чары не легли. Джордж нахмурился и попробовал ещё пару раз, однако нужного результата не добился, поэтому махнул рукой. Он догадывался, что может происходить с его магией, но пытаться с этим что-нибудь сделать не собирался. У него были дела поважнее.

— Скажи, ты веришь, что когда это случается, мы все отправляемся за Грань?

Джордж замер, не успев поднести стакан с огневиски ко рту. Он не помнил, чтобы они когда-нибудь раньше заводили разговоры о загробной жизни всерьёз, но судя по мрачному лицу Фреда, тот действительно хотел знать ответ. Сегодня они впервые увидели, как бесчинствуют на Косом переулке Пожиратели Смерти, и Джордж с трудом удержал Фреда, чтобы тот не выбежал сражаться. Близнецы не могли себе позволить позвать подмогу — Орден и так поредел, МакГонагалл строго-настрого запретила подвергать себя опасности, пока они не понадобятся Гарри, — а вдвоем противостоять двум-трём десяткам боевых магов было невозможно. «Нас просто убьют, мы никого не спасем, братец, ну всё, всё, успокойся, пожалуйста», — утешал Джордж рвущегося воевать Фреда, крепко обхватив его руками и вознамерившись ни за что не отпускать. Сделать же близнецу больно и вырваться Фред не посмел. В конце-концов ему пришлось успокоиться, и борьба превратилась в скомканные, горькие объятия. Слышать крики боли и мольбы о пощаде было невыносимо, и близнецы жались друг к другу, словно в детстве.

После того, как всё закончилось и с Косого прекратили доноситься страшные звуки дикой бойни, братья вышли на улицу и увидели столько мертвецов, сколько не могли себе представить в самом страшном сне. В живых не осталось никого; все, кто не успели попрятаться по домам, лежали бездыханные, в странных позах, то тут, то там на мостовой. Пока близнецы торопливо шли по переулку, в надежде помочь хоть кому-то, из домов стали показываться люди. Раздались первые рыдания, какая-то девочка звала маму; через минуту выбежала старуха и, прикрывая платком искаженное горем лицо, увела ребенка. Некоторые люди начали оттаскивать тела в ряд вдоль тротуара, чтобы другим было проще найти среди погибших своих родных и близких. Фред и Джордж, недолго думая, присоединились и начали помогать. К тому времени, как на Косой переулок пришли сумерки, работы не осталось, и братья вернулись в свою квартиру. Оказавшись наедине, они молча достали запас Огненного виски и решили сегодня же его прикончить.

— Не знаю, Фредди, не знаю... Но было бы неплохо. Вечность и прочие плюшки.

— Вечность? Ты как себе это представляешь? Со скуки ведь помереть можно, вот только второй раз уже вряд ли получится.

Джордж хмыкнул и опрокинул в рот содержимое стакана. Рот, горло и желудок обожгло словно огнем.

— Это если там каждый отдельно. А ты представь, сколько людей с Начала уже успели умереть; как пить дать, места не так уж и много осталось. Что если можно будет быть вместе?

Фред как-то странно посмотрел в ответ, и Джордж подумал, что впервые не уверен, что означает взгляд брата. Они сидели на полу, возле кровати, алкоголя в бутылке оставалось чуть больше половины.

— Предлагаешь вечность на двоих, — без вопросительных ноток в голосе сказал Фред, откинув голову на матрас и уставившись в потолок. Джордж зачем-то кивнул. — Ну что ж... По рукам, братец.

Выйдя из камина, задумчивая после тяжелого дня Джинни едва не врезалась в такого же уставшего, как и она, Гарри.

— Ох! Гарри! Давно ты пришел?

Гарри замер, словно совершенно не ожидал встретить Джинни в её же доме, и как-то вымученно улыбнулся.

— Привет, — он поправил очки на переносице, посмотрел на пол, потом на Джинни, а затем одним слитным движением заключил её в крепкие объятия. Ощутив возможность хоть немного побыть слабой, хоть для кого-то, Джинни прижалась к Гарри, обхватывая его руками за талию. На мгновение Гарри почувствовался таким родным, и она сдавленно всхлипнула. Почему-то от него сильно пахло разными зельями, совсем как в классе зельеварения. Уткнувшись лицом в потрепанную старую куртку, Джинни хотелось простоять так вечность, но Гарри мягко отстранился и заглянул ей в лицо. — Мне так жаль. Этого не должно было случиться.

На его лице отражалось искреннее сочувствие, а в глазах сквозила такая тяжесть, что Джинни поняла — он винит себя в каждой смерти, случившейся во время битвы за Хогвартс. Будто он мало сделал, будто мог сделать что-то ещё. Её милый, хороший Гарри... Прикоснувшись к его щеке так ласково, так нежно, как только могла, Джинни погладила Гарри, а затем заправила его отросшую челку за ухо, но та не удержалась и снова упала на очки.

— Тебя надо постричь, — улыбнулась Джинни уголками губ и решила во что бы то ни стало попытаться убедить Гарри, что он сделал всё правильно, и единственный, кто во всем виноват, это чертов Волдеморт, пусть жарят его тысяча Мордеров. Только займется она этим чуть попозже. Сегодня она слишком устала, чтобы вправлять геройским героям мозги. — Поужинаешь с нами?

— Да, — кивнул Гарри, пряча руки в карманы джинсов и кивая в сторону кухни. — Пойдем?

Ужин прошел тише, чем когда-либо раньше случалось в Норе. Гарри, проведший за последние два дня много времени в Хогвартсе и Аврорате, наизусть перечислил имена погибших. Некоторых не смогли спасти уже в Святом Мунго, и этот факт почему-то сделал смерть этих людей только печальнее. Неожиданностью стал рассказ Гарри о том, что Северус Снейп не был предателем. Не считая Рона и Гермионы, которые уже знали об этом, все, кто сидели за столом, были поражены. Никто ничего не сказал, каждому нужно было обдумать для себя, как отнестись к тому, что делал Северус, но Гарри и не настаивал на том, чтобы все сразу же изменили свое мнение. Он так и сказал:

— Я понимаю — вы не видели того, что видел я в Омуте памяти. Но надеюсь, что вы поверите мне на слово. Потому что если это не сделаете вы, то остальные... Люди должны узнать правду о Сириусе и Северусе Снейпе. Очистить их имена — это всё, что мы можем для них сделать.

Затем Билл разлил по стаканам огненное виски, и все выпили, не чокаясь. Несмотря на трагичные события, напиваться никто не стал, и кухня довольно быстро опустела. Сначала Рон с Гермионой под внимательными взглядами присутствующих ушли в спальню Рона, за ними Билл и Флер через камин отправились в свою «Ракушку». Следом попытался уйти и Гарри, но Джинни взяла его за руку и, не смея от смущения поднимать взгляд на родителей, сказала, что он может переночевать в её комнате. Артур и Молли многозначительно переглянулись, но ничего не сказали. Чарли слабо улыбнулся, встал из-за стола и сказал, что тоже идёт спать. Лишь когда Молли и Джинни начали убирать со стола посуду, Артур счел нужным предупредительно (и незаметно для дочери) покачать пальцем прямо перед носом Гарри, мол, «никаких непотребств». Залившись краской до кончиков ушей, Гарри серьёзно кивнул, тем самым показывая, что ничего плохого с младшей Уизли не случится.

Закончив с посудой, Джинни подошла к Гарри и тронула его за плечо:

— Пойдём.

Утром Джинни проснулась рано, когда за окном ещё было темно. Со двора доносились надрывные крики петухов, Гарри спал на полу на наспех трансфигурированом из коврика матрасе — лечь вместе в постель он наотрез отказался, объяснив это смущенным бормотанием себе под нос. Настаивать и обижаться тогда Джинни не стала, слишком уж хотела спать. Гарри Поттер никогда не был простым парнем, если его так уж прельщал твердый (а она сделала именно самый твердый и неудобный, какой только смогла, чтобы не повадно было) матрац на холодном, продуваемом полу, это только его дело...

Стоило Джинни открыть глаза, её тут же обуяла неясная тревога. Поправив сползшую бретельку ночнушки, она села, опустила ноги с кровати и прислушалась. Не считая привычных шорохов и надрывающихся снаружи петухов, в доме было лишних звуков. Надев тапочки и взяв с тумбочки свою волшебную палочку, Джинни тихо, стараясь не наступать на скрипучие половицы, вышла из комнаты и направилась вниз. Люмус освещал ей путь.

Внизу ожидаемо никого не оказалось. Убрав огонек, Джинни одним движением палочки зажгла свечи на кухне, налила себе в стакан чистой воды и сделала несколько глотков — пока не заметила кое-что, отчего её сердце упало в пятки.

Стрелка Джорджа на Волшебных часах стояла ровно на том же месте, что и замершая навечно стрелка Фреда: «Смертельная опасность».