Последняя из рода (гет)

Сиси совершенно не имела желания оставаться в этой больнице ещё хотя бы один день, поэтому в воскресенье вечером в присутствии немного испуганной Дженни и еле сдерживающей смех Олив она грозила Мариане Матей убийством кого-нибудь в случае, если её, Сиси, не выпустят сейчас же оттуда. Мариана сначала дико упиралась, пыталась даже сорваться на крик, но на шум прилетела Иоана и успокоила свою дочь. Иоана взяла с Сиси слово, что через каждых три часа она будет приходить в медпункт для осмотра ноги. Сиси ужасно не хотела этого делать, и благо, что рядом была Дженни, которая напомнила, что она «Доктор» и что сможет понаблюдать за раной подруги и пообещала, что будет приводить Сиси в медпункт каждые утро и вечер. Иоана с тяжёлым сердцем написала какую-то записку Дженни, нацарапала что-то в своём журнале и отпустила Сиси.

С горем пополам, но Сиси таки доковыляла до домика, всю дорогу её поддерживала Олив и всячески помогала идти: держала покрепче, когда был бугорок или ямка, останавливалась, когда боль ставала сильнее, шла помедленней, когда Сиси об этом просила, жёстко прикалывалась над больной и неудержимо смеялась каждый раз, когда Сиси тихонько под нос ругалась из-за боли или неудобства. Бен и Квентин были на крыльце, когда девочки вышли из-за деревьев. Бен отсалютовал им, а Квентин подбежал к ним и прежде, чем кто-либо успел подумать, что случилось, схватил Сиси на руки и унёс в домик. Бен с поклоном отворил перед ними дверь. Сиси ужасно это возмутило: она совершенно не хотела, чтобы Квентин нёс её на руках! Виорику позабавило это зрелище, она встала и спросила у Сиси, не хочет ли она чаю. Сиси, вспомнив, когда последний раз пила нормальный чай, а это было как раз перед тем, как она умудрилась попасть в капкан, согласилась. Джонс стало невероятно приятно, что Виорика даже не спрашивала, какой чай делать и сколько ложек сахара добавить, — это подсказало Сиси, что она тут уже своя.

В гостиную вбежала Олив. Она села рядом с Сиси и обняла её за плечи.

— Знаешь, Элизабет, мы так давно хотели устроить вам приём, но все эти непонятные эм-м-м…случаи с нашими детьми всех, знаешь ли, вывели из колеи. Но-о-о, — Олив выставила указательный палец, — но…зато у нас было больше времени для подготовки.

Сиси недоуменно оглянулась на Дженни. Дженни, наверняка, тоже ничего не знала.

— Боюсь, сегодня в наш домик придёт очень много незнакомых людей, — из тёмного коридорчика вышел Кит; с первого взгляда можно было предположить, что он просто не выспался, так как мешки под глазами были чуть ли не сродни мешкам для картошки, а сам Кит сутулился и выглядел совершенно и полностью подавленным. Он несмело пожал плечами и робко улыбнулся. — Ты прости, пожалуйста, что так произошло и что я не приходил тебя проведать, — Сиси и так уже чувствовала себя немного смущённо, так Кит решил ещё немного подлить масла в огонь, и на его бледном лице проступил болезненный румянец. Сиси замотала головой, мол, ничего особенного, переживёт.

Дженни, которая присела на мягкий поручень диванчика, наклонилась к уху Сиси и, когда Кит отвлёкся на кого-то другого, прошептала, что Кит снова сегодня плохо спал: почти всю ночь он просидел в гостиной, заливал бессонницу крепким чёрным кофе и заснул уже под утро. Сиси даже не знала, что Кит такой ранимый.

— Людей будет совершенно немного, — разуверяла Олив тем временем Кита, — только те, кто хочет, и я не думаю, что гостей будет валом, — на этих словах девушки Оскар прыснул со смеху. Олив пнула его. — Но в любом случае, Кристофор, я бы посоветовала тебе сменить футболку и умыться. Да, и, желательно, причесаться. Кстати, Кристофор, ты никогда не замечал, какие у тебя великолепные волосы?..

Виорика поставила перед Сиси чашку чая и стала рядом, сложив руки на груди.

— И как тебя угораздило попасться в капкан, скажи на милость? — просила Виорика.

Сиси виновато пожала плечами.

— Работа у меня такая, что ж поделаешь.

Виорика хмыкнула и улыбнулась.

— И зачем тебе такая работа? Вот я, например, никогда в жизни не любила всю эту беготню, стрельбу, резню… Фу, — Виорика вздрогнула. Сиси вспомнила, что ни разу не видела Виорику в привычной компании Охотников — она всегда присоединялась немного позже и чаще всего именно к Брындуше.

— А какой твой профиль? — спросила Сиси.

— Я просто ас в том, чтобы проёбывать различные великолепные шансы изменить свою судьбу, — задумчиво произнесла Виорика. Румыне не только очень даже хорошо разговаривали по-английски, но и умели знатно материться. И откуда только у них такие навыки? — А вообще-то я Служительница. Мне больше нравится духов вызывать, чем кровью обливаться.

Вдруг, откуда ни возьмись, зазвучала музыка. На большой тумбе, на которой обычно заваривали чай, теперь стоял огромный навороченный магнитофон. Сиси впервые такое видела: большой, чёрный, блестящий, издаёт звук! Совсем не такой, каким она себе представляла магнитофон, — этот был в тысячи, в миллионы раз лучше!

— Э…это магнитофон? — запинаясь от восторга, спросила Сиси.

Бен, который разглядывал какие-то маленькие, практически что плоские коробочки, повернулся к Сиси и улыбнулся.

— Да, Элси, именно. Он наш.

— Восхитительно, скажи?! — прошептала Дженни, не отрывая взгляда от магнитофона. — Ты хоть раз видела такой?

— Ха, никто такого не видел, — довольно вставила Виорика. С такой ж гордостью она говорила о «Бетси». — Это подарок от родителей Бена.

Сиси вспомнила Беновых родителей. Да, кого-кого, а их она прекрасно помнила! Царственная женщина и воинственной внешности мужчина. Не удивительно, что у них родился такой сын как Бен.

— Так они заботятся о вас? Родители Бена? — спросила Дженни. — Подарки сыну и друзьям сына?

Бен глубоко и громко вздохнул.

— Не сыпь соль на рану, Джин, — сказал он. — У них понятие «друзья сына» отсутствует. Те, кто у меня друзья, для них просто какие-то букашки. А вот те, кого они мне прочат, раздражают меня.

— Но, кажется, ты совсем не брезгуешь девчонкой, которую они тебе подогнали, — заметил Оскар.

Бен, всё ещё разглядывая то большое количество коробочек, довольно улыбнулся.

— Хэррит — это совершенно другое. Если бы я не хотел, то мы бы не были вместе.

— А давайте поговорим о чём-нибудь другом, — вмешалась Олив. — Ты, например, стоишь тут разглагольствуешь о своей даме — ты что-нибудь стоящее нашёл среди всей этой кучи барахла? — немного раздражённо спросила она у Бена.

— Нолли, сладкая моя…

— Я тебе не сладкая, — огрызнулась Олив.

Бен поднял руки вверх, словно сдавался.

— Нолли, здесь нету барахла, ты же знаешь, — Бен покрутил коробочками в руках.

Олив возмущённо фыркнула.

— Надеюсь, она не придёт, — сказала Олив, больше констатируя факт, чем высказывая предположение.

— Кто? Роджерс? — уточнил Бен. Олив угукнула. — Нет, ей не по душе такие вечеринки.

— Не нашего поля ягода она, Хэррит твоя, — прозвучал глубокий голос Брындуши, которая вышла со спальни. — Слишком большая цаца, я тебе уже это говорила.

Бен тем временем закурил, и теперь и дальше стоял, разглядывая коробочки, еле ухмыляясь лишь уголками рта и пыхтя сигаретой. Он, подняв одну бровь, оглянулся на Брындушу.

— А я тебе, Бри, говорил уже миллион раз, что мне плевать, цаца она или нет: классная — значит классная, и всё тут.

Брындуша посмотрела на Бена снисходительно, словно на братишку, хмыкнула и подошла к Виорике.

— Вас всех так раздражает Хэррит? — тихо спросила Дженни.

Виорика закатила глаза, а потом изобразила рвоту. Сиси засмеялась.

Вдруг в дверь постучали. Олив переполошилась, и на её лице появилась уже полюбившаяся Сиси задорная улыбка; казалось, никто в мире не мог так улыбаться, кроме Олив. Шеер отворила дверь. В домик ввалилось двое: симпатичная девчонка немного младше Сиси и до крика безобразный паренёк, они держались за руки. Девочка была с двумя косичками, в чёрных колготках, короткой юбке, тёмной маечке на тонких бретельках и с большим вырезом, который ясно давал понять, что лифчик девчонка не носила из-за отсутствия груди, в кожаной куртке нараспашку, немного не по размеру подобранной, и в незашнурованных ботинках. У парня на голове был полнейший беспорядок, из-под куртки виднелась великоватая поношенная рубашка в клеточку, джинсам было лет сто, а на руке, как и у девчонки, было огромное множество различных браслетов и фенечек.

— Дай закурить, — с ходу обозвался парень, обращаясь к Бену. Бен сипло засмеялся, но всё-таки вручил парню одну сигарету. — Эм-м-м… Нас вообще-то двое, — заметил парень, указывая на девчонку.

— Во-первых, она — дама, а дамам не очень полезно курить. Во-вторых, милые, вы оба ещё малявки, и поощрять я вас не буду, — шутливо пригрозил Бен.

Но парочка уже его не слушала: парень держал сигарету, а девушка пыталась зажечь спичку.

— Подумать только: даже Служители пришли к нам, — сказал Квентин.

— Не обольщайся, Брэйт, — сказал парень, — мы пришли сюда только потому, что нам сказали, что тут будет халявна жратва и бухло.

— Иди-иди-иди сюда, Адина, я познакомлю тебя со всеми, если Валентин не хочет, — Олив взяла девчонку за руку и подвела ближе к Сиси.

Валентин, хоть и пытался изобразить безразличие, всё же бросал заинтересованные взгляды на англичан. От Адины несло дешёвыми духами вперемешку с табачным дымом.

— Адина Филипаш, — подала руку девчонка. Сиси заметила, что живот у неё внизу был голый: майка туда уже не доставала, а юбка ещё не доставала. На поясе юбки висели две цепочки. — Служительница. А вон тот дебил — Валентин Влэдеску. Не обижайтесь на него, он просто малёхо угашенный.

Сиси медлила пожимать руку Адине, как, видимо, и Дженни. Но пауза затянулась, и ставало немного неловко, поэтому Сиси первой пожала руку Адине.

— Элизабет Джонс, а это — Жанна Риазер, — Дженни кивнула головой. — Вон там, возле Квентина, — Кристофор Александр, — пока Адина оглянулась, чтобы посмотреть на Кита, Сиси поспешно убрала руку.

Адина, наверное, почувствовала неприязнь Сиси, потому вымучено улыбнулась и сказала:

— Там Валентин курит, не дай Бог, выкурит всё сам. Пошла я его развлекать.

Бен тем временем наколдовал две больших бутылки янтарного цвета, множество стаканов, и теперь они стояли, до половины наполненные, возле магнитофона, рядом с бутылками. Сам Бен, Квентин, Кит и Валентин стояли каждый со стаканом в руках, курили и говорили. Валентин пил больше всех, он больше поглощал жидкости, чем говорил. За то время, что Сиси за ним понаблюдала, он уже трижды доливал себе с бутылки. Когда Адина подошла к нему, он обнял её, положа руку ей на бедро, так, что юбка немного задралась, и стало видно изрядное количество её бедра.

Исайя сел в свое кресло, рядом сел Мирро, напротив на диванчик плюхнулся Оскар.

— Им, Валентину и Адине, чтоб вы знали, по четырнадцать лет, — приглушённым тоном сказала Виорика. Сиси ошарашенно на неё посмотрела.

— Чего?! — прошипела Дженни.

Виорика многозначительно закивала головой.

— Ага, и их возраст никак не мешает им трахаться, как кроликам, — добавила Виорика.

Сиси, не поверив Виорике и очень даже будучи уверенной в том, что она может просто сплетничать, посмотрела на Исайю. Исайя улыбнулся и пожал плечами.

— Волшебный рот школы, — негромко произнёс Оскар, откинувшись на спинку диванчика и закрыв глаза. — Каким бы Валентин чмом вам ни показался, он во многом ей помог. Она и сейчас похожа на мелкую шлюшку, согласитесь, но до него она была сущей блудницей. До него в её жизни было много всякого дерьма…

— Как ты, например, — вставил свои пять копеек Исайя.

Оскар сгримасничал и продолжил:

— Да, но Валентин теперь её единственный, и я невероятно рад этому. Такой талант, как у неё, должен принадлежать и возвеличивать лишь одного.

— Так ты спал с ней? — спросила Брындуша.

— Однажды. Это было давно, — ответил Оскар. — Около года назад, ей было тринадцать.

— И тебе не было противно? — недоверчиво поинтересовалась Дженни.

Оскар открыл глаза и сел ровно, собираясь что-то сказать, но Олив его перебила:

— Ой да какая разница, ей же не было противно. А пацану, по-моему, плевать.

Оскар, удовлетворённый тем, что сказала Олив, принял свое исходное положение.

В дверь снова постучали. Олив впустила пятерых Докторов, которые тут же радостно ринулись к Дженни, и двое Охотников постарше, имён которых Сиси не запомнила. Все ей представлялись, но Сиси почему-то запоминала далеко не всех. Она запомнила только Валентина, Адину и странного Доктора по имени Костаке, который больше всех говорил с Дженни, в основном о способах лечения животных путём скрещивания видов, а когда кто-то из остальных желал перекинуться парой словечек с Ризер, он всей своей огромной толстой тушей заслонял Дженни от всех. Костаке таким жадным взглядом смотрел на Дженни, что казалось, что он собирается скрещивать не животных, а себя и её. Сиси прекрасно чувствовала, что Дженни он противен, поэтому она перебила их разговор и спросила Дженни о лаке для ногтей. О лаке, мать его, для ногтей! Дженни сначала не поняла всего прикола, так как Сиси никогда не произносила комбинацию слов «лак для ногтей», но потом втянулась и стала взахлёб рассказывать о том оттенке, который подходит не только к её туфлям (хоть туфель у Дженни не было), но и к цвету её глаз. Костаке ещё немного помялся рядом, но когда Дженни стала рассказывать о том, какие прокладки она предпочитает, вздохнул, отошёл и стал около магнитофона, принявшись пить стакан за стаканом, угрюмо оглядываясь вокруг. У Сиси отлегло от сердца, когда этот извращенец ушёл.

Уже прошёл почти что час с тех пор, как пришли первые гости, Валентин и Адина, а Сиси ещё ни разу не вставала. Ноги затекли, и хотелось в туалет от того чая, что дала Виорика. Сиси, опираясь на Дженни, поднялась. Нога всё ещё ныла. Дженни кинулась помогать Сиси, но та дала отчётливо понять, что в помощи не нуждается. Пока она шла к туалету, то отчётливо чувствовала на себе кучу взглядов.

Сиси совершенно не заметила, что свет в туалете включён. Сиси открыла дверь и застыла, как вкопанная. На полу валялись чёрные колготки, ботинки маленького размера и бельё. Крышка на унитазе была опущена, и на ней сидел Валентин, а у него на руках лицом к нему — Адина. Она ритмично двигала тазом туда-сюда, крепко обнимая Валентина за шею и целуясь с ним. Сиси подумала, что это, наверное, и есть то самое «взасос». Валентин, услышав, что звуки извне стали громче, отпрянул от Адины и встретился взглядом с Сиси. Сиси даже не знала, что предпринять, а даже если бы и знала, то, наверное, ничего бы и не сделала, — всё тело окаменело, ноги не слушались, стали будто приклеенные к полу, а широко вытаращенные глаза не могли сойти с лица Валентина. Адина уткнулась носом в плечо Валентина и вдруг громко застонала, ускоряя свои и без того быстрые движения.

Валентин схватил Адину в охапку и зашикал на неё. Адина засмеялась, но внезапно оглянулась. Сиси подумала, что если и можно было бы сгореть на месте, то она бы именно это сейчас и сделала.

— Ой, Элизабет, какая неловкая ситуация, — весело сказала Адина. — Но ты заходи, не стесняйся.

Сиси только и смогла, что пошатать головой, отказываясь.

— Ну, раз нет, то придётся нам менять место, — сказал Валентин. — Мы оденемся и освободим туалет, только подожди, Элизабет.

Сиси молча закрыла дверь и стала ждать, прислонившись к стене.

С ума сойти.

Они делали это. Это. В четырнадцать лет.

Сиси и представить себе не могла, что у неё когда-нибудь будет такая реакция на секс. Ей как бы должно было быть противно, но противно не было. И даже не столько интересно, сколько просто опустошающе: теперь у неё в голове были только Валентин и Адина. Если они так спокойно позволяли себе это в чужом туалете, то, наверное, не брезговали и полом, улицей, общественными местами.

— Что ты там стоишь одна? — спросил один из Охотников, имя которого Сиси забыла.

— Т-там занято, — заикаясь, произнесла Сиси и улыбнулась.

Охотник удовлетворился ответом и отвёл от Сиси взгляд.

Из туалета быстро вышла Адина, таща за руку Валентина. Валентин остановился.

— Иди и выбирай кровать, — сказал он Адине. Адина хитро улыбнулась и зашла в комнату мальчиков. — Ты прости, Элизабет, что так получилось, — обратился Валентин к Сиси. Сиси же не могла теперь на него спокойно смотреть, но всё-таки выдавила из себя улыбку. — Ты, наверное смутилась…

— Совершенно нет, ты что, — рьяно начала оправдываться Сиси.

— Ну ладно тогда.

Валентин легко пожал плечами и последовал за Адиной, плотно закрыв за собою дверь. Сиси, как ошпаренная, залетела в туалет и заперлась там. Она открутила кран с холодной водой и умылась. Боже, какие же горячие щёки! Сиси мокрыми руками взялась за уши — они пылали огнём. И когда ей в последний раз было так стыдно? Никогда, наверное.

Справившись со всем, Сиси взялась мыть руки и решила снова умыться. Лицо раскраснелось от холодной воды, но Сиси вдруг пришло в голову, что они тут уже неделю, а сдвигов в деле совершенно никаких. Это накатило на Сиси волнение. Елена всячески пыталась отстранить Сиси от расследования, а потом этот инцидент с капканом, и теперь Джонс совершенно бессильна. В конце следующей недели она должна вернуться домой с головой того существа, которое убивает беззащитных детей, а она вот стоит в туалете с болящей ногой, смущённая парочкой подростков, занимающихся сексом. Ужас. Позор. Сиси опёрлась об умывальник и сделала пару глубоких вдохов и выдохов. Сейчас она, словно ничего и не случилось, вернётся ко всем в гостиную и с завтрашнего дня примется за дело, чего бы ей это ни стоило.

В гостиной было ещё более шумно и дымно. Сиси села на своё место. Дженни разговаривала с какой-то девушкой, слишком умной на вид. Дженни представила её Сиси. Девушку звали Корина, она была одноклассницей Дженни, и они вместе выполняли всю парную работу на уроках.

— Корина, а ты не знаешь случайно, где Октавиана? — спросила Сиси. Она была больше чем уверенна, что Октавиана знала об этом мероприятии.

Корина пожала плечами:

— Октавиана на дежурстве, а Мариана не разрешает уходить с дежурства по таким причинам.

— Но ведь Октавиана уже была на дежурстве, сегодня она должна быть свободна, — вспомнила Сиси. И правда, Октавиана сама говорила, что в воскресение она отдохнёт от Матеев.

— Мариану умом не поймёшь, — ответила Корина. — Она делает всё, что хочет: это её право, и никто не может ей помешать.

В дверь постучали. Сиси думала, что уже поздно для новых посетителей, но как бы не так. Олив, которая целый вечер была в роли дворецкого и официанта, резво подлетела к двери.

Сначала вошло человек десять, лица которых были Сиси смутно знакомыми.

Немного погодя, вошли остальные. Их было трое. Один — знакомый, Константин, тот, который положил глаз на Дженни. Второй — парень удивительной красоты. У него были тёмно-синие большие глаза, чёрные длинные волосы ниже плеч, связанные в хвостик, точёные черты лица, слегка пухловатые губы. На нём было всё кожаное: куртка, штаны, митенки, только футболка была не кожаная, но всё же чёрная. На его лице не было и капли горделивости и презрительности, которую всегда можно было ожидать от мужчин с такой внешностью. Его глаза были добрыми и лучистыми, как если бы глаза Олив стали синими, как у него. Как только он посмотрел на Дженни, то тут же помахал ей рукой и улыбнулся. Дженни, еле заметно вздрогнув, помахала ему в ответ. Парень этот был под руку с другой собой — высокой девушкой, грудь которой была чуть ли не в размер двух её голов. Она также была красивой, имела острые высокие скулы, бледную кожу. Её волосы каштанового цвета были заплетены в косу, которая кольцами обвивала её голову, и чем дальше, тем кольца становились меньше. Таким образом, голова её приобретала гуманоидную форму. Но это нисколечко не мешало этой девушке нести своё тело так грациозно и слегка небрежно, словно она всю жизнь только то и делала, что воспитывалась, дабы быть принцессой: плавная, даже без намёка на малейшие подпрыгивания, походка, синее, в мелкий белый цветочек платье, перехваченное на непомерно узкой для такой груди и задницы талии, было, скорее всего, далеко не новое, но поскольку его носила эта девушка, то оно автоматически ставало в миллион раз красивее и новее.

Первым делом эта тройка пошла здороваться с Квентином и Беном, при этом новоприбывшая девушка вручила Олив огромную тарелку с печеньем, а Олив обрадовалась, словно дитя. Константин сразу же выделил в толпе Дженни, помахал ей рукой и жестом дал понять, что скоро подойдёт.

— Кто это такие? — спросила Сиси в окружающих.

— Разве ты ещё не знаешь? — удивлённо спросила Дженни. — Не может быть! Все они — Главари. Константин — Главарь Охотников, другой парень, Дмитрие Дьяконеску, — Докторов, а Элиза Фадор — Мастеров.

— И откуда ты только всё это знаешь? — деланно-зло прошептала Сиси, защекотав Дженни. Дженни начала громко смеяться.

Они дурачились, когда к ним подошли.

— Вот, собственно, и они — сама серьёзность, посланная Госпожой для нашей защиты, — сказал Квентин, указывая на Сиси и Дженни рукой со стаканом.

Рядом с ним стояла Элиза Фадор и слегка снисходительно улыбалась, волооко глядя на девочек, она держала в одной руке стакан с выпивкой, а в другой — сигарету. Сзади подошли ещё Константин и Дмитрие. Дженни и Сиси немного смутились.

— Боже мой, Элиза, ты мало того, что пьёшь, так ещё и куришь, — сказал Дмитрие. Его голос был такой, что в него можно было влюбиться, даже не зная и не видя человека.

Элиза картинно закатила глаза и волнующим голосом произнесла:

— Боже мой, Дьяконеску, ты что, папа мой? То, что ты у нас за здоровый образ жизни, ещё не значит, что мне нельзя выпить и выкурить одну сигарету. А для таких, как ты, я принесла печеньице, вон оно — прямо возле выпивки стоит. Диетическое печеньице — самое то для тебя.

Дмитрие улыбнулся и цокнул языком.

— Дамы и господа, это не только серьёзность, но ещё и невероятная красота и магнетизм Великобритании, — громко сказал Константин, став рядом с Дженни и обняв её за плечи.

Дженни покраснела как рак, Элизе показалось это очень забавным, и она рассмеялась с Дженни. Ризер же покраснела ещё больше. Сиси очень испугалась, что Дженни вдруг расплачется с досады.

— Меня зовут Элизабет Джонс, я — одна из тех серьёзностей, которых Госпожа прислала блюсти здесь порядок, — сказала Сиси, сверля взглядом Элизу.

Но это не помогло: Дженни промямлила, что ей надо отойти, и, ловко маневрируя между людьми, ушла. Все были немного озадачены. Константин стоял, неловко улыбаясь и смотря вслед Дженни.

— Я… Я что-то не так сказал? — осведомился он.

— Да нет, Константин, это не ты. Это я, — легко сказала Элиза. — Я её смутила, нужно будет извиниться, когда она вернётся. Как, говорите, её зовут?

— Жанна. Её зовут Жанна, — сказала Сиси.

— Миленько, — только и ответила Элиза, оглянувшись в том направлении, куда ушла Дженни. — А мы уже познакомились с Кристофором, он такой приятный молодой человек. Ты хоть знаешь, Элизабет, кто я такая?

— Да, наслышана, — ответила Сиси, пытаясь вложить в свой голос чем больше замаскированного под восхищение презрения.

Элиза, наверное, всё-таки раскусила это и улыбнулась, так добродушно, что этой улыбкой можно было порезаться.

— Вот и чудно. Тогда мы, парни, не нуждаемся в представлениях, — сказала она преимущественно Дмитрие.

— Она очень славная девочка, Элиза, — с нотой укора произнёс Дмитрие.

— Кто? Жанна? Да-а-а, я это уже заметила, — ответила Фадор, приседая на поручень диванчика, прямо возле Сиси, занимая место Дженни. Сиси инстинктивно немного отпрянула от неё. Но Элиза, будто не заметив этого, продолжила: — Да, она такая скромная. Если будешь её обхаживать, Константин, сперва объясни ей, что не стоит стесняться комплиментов и незнакомых людей, — Элиза слегка пригубила выпивку. — Но мне она понравилась: такая крохотная, словно кукла. У меня когда-то была похожая на неё кукла, да! Я играла ею день и ночь, но потом почему-то подстригла ей волосы, а одежда её порвалась и испачкалась, да и я выросла, и я её выбросила. Я даже не помню, как я её назвала. Кажется, Остен. А почему Остен? Не знаю, — Элиза задумалась и сделала затяжку.

— Странно ты называла своих кукол, милочка, — сказал Квентин. — Более простого имени не нашлось?

— Наверное, нет, — легко пожала плечами Элиза. — Но это была моя кукла, первая и единственная кукла, мне подарила её Виорела от имени своей семьи на день рождения. Таких ни у кого не было, да никто и не имел игрушек. Но моя кукла была такой, что даже наши принцессы обзавидовались: такая фарфоровая кожа, каштановые кудряшки, большие глазки — настоящая красота! А почему Остен — не знаю. Без понятия даже.

— Виорела часто дарит детям подарки? — спросила Сиси.

— Впервые слышу, чтобы кому-то в нашей школе дарили подарки учителя, — ответил Константин. — Но Элиза у нас похлеще «принцесс», так что… С ней всё может приключиться, — Константин привстал на носочки и оглянулся, ища кого-то в толпе. Неужели ему и вправду понравилась Дженни? — Я пойду поищу Жанну, а то её очень долго нет, — сказал он и быстро ушёл.

Сиси тем временем заметила, что очень многие бросают на их компанию взгляды. Наверное, причиной этому были Элиза и Дмитрие: Элиза, без капли стеснения, курила и пила, ни на кого не обращая внимания, а Дмитрие разговаривал со всеми и откликался каждому, кто бы ни завёл с ним беседу. Он был простодушен и весел, часто шутя и вызывая этим неподдельный смех, Дмитрие распространял свой шарм и обаяние на каждого, кто находился с ним рядом. Элиза, оказалось, тоже не была горделива, не носила корону, иногда вставляла в разговор реплики, которые либо были двусмысленными и вызывали стыдливый румянец, либо от которых не разразиться смехом было очень сложно. Но её повадки, томный взгляд, ленивые и плавные движения, похожие на па танцовщицы, большая грудь и внушительная задница делали её желаннее, выше, красивее, увереннее, лучше других. Элиза, видимо не стремилась такой быть, но так её воспринимали, и она научилась этим мастерски пользоваться. Фадор воспринимала это как должное, и все привыкли к такому раскладу дел: Элиза — негласное правило, несменный пример для подражания, единственная муза и непровозглашённая, но всё-таки признанная королева.

К их компании присоединился Кит. Он был слегка навеселе, поэтому выглядел немного лучше, чем в самом начале вечера: его глаза тускло блестели, на губах играла будто удивлённая улыбка, а щёки покраснели от жары и выпитого. Сиси впервые видела Кита таким, и ей стало как-то непривычно. Может, потому, что она никогда не думала, что Кит когда-либо возьмёт в руку бокал со спиртным, а, может, от того, что в Обители запрещали даже думать об этом, так что алкоголь — это было табу.

— Бен куда-то делся, — сказал Кит, будто сделал самое важное в истории человечества открытие.

Олив, которая подошла к ним немногим раньше Кита, пренебрежительно фыркнула.

— Куда-то, — перекривила она. — Куда же это он мог уйти, никому не сказав?

Элиза похлопала Олив по плечу.

— Вернётся, — только и сказала Элиза, по-доброму улыбаясь Олив.

Олив же взъерошилась и уставилась на Элизу.

— А что не так? Разве мне интересно, где он? Разве меня это волнует? — прищурив глаза, осведомилась она. — Нисколечко, если честно.

Элиза уже начала что-то говорить, но её перебил Кит:

— А разве можно на территории школы пить алкоголь? — громко сказал он, задумчиво, словно мудрец на предмет своих исследований, глядя на стакан в руке, подняв его на уровень своих глаз.

Исайя повернулся в своём кресле к Киту и ответил:

— Ну, вообще-то нельзя, но кто нам запретит нелегально и втихаря его проносить в домики?

— А директор? А учителя? — возмутилась Сиси. Разве так можно? Так безалаберно относиться к тому, чем ученики занимаются?

— Здесь всё не так консервативно, как у вас в Великобритании, — сказал Квентин и отхлебнул со своего стакана. — Здесь не поощряют, но немного прикрывают глаза на всё это. Ты думаешь, сейчас никто не знает, что мы тут устроили? Заметь, Сиси: музыка, шум голосов, сигаретный дым скоро сквозь щёлочки в оконных рамах будет просачиваться, но никто, слышишь, никто не заставил нас прекратить. Даже Виорела Раду, ярый борец за активный образ жизни и избавление от вредных привычек. Даже её брат, который точно вставил бы нам знатных пиздюлей за весь этот хлам, который мы здесь устроили, тем более, что он — наш куратор…

— Мне кажется, что она меня знает.

Все посмотрели на Кита.

Сиси знатно испугалась. Кит, наверняка, напился в хлам, и теперь болтал языком всё, о чём нужно было говорить и не нужно было.

Они втроём, Сиси, Кит и Дженни, уже обсуждали то, что Виорела во время их первой встречи очень странно повелась с Китом. Всю неделю Кит только то и делал, что говорил Сиси о вылазке да Виореле Раду. Сначала Дженни испугалась, что Кит, не дай Бог, влюбился в замужнюю женщину-учителя, но Кит быстро успокоил Ризер тем, что, как оказалось, Виорела его немного пугала: она всегда смотрела ему вслед, а когда говорила с ним, то смотрела как-то слишком нежно и ласково, из чего Дженни сделала вполне умный вывод — это Виорела Раду влюбилась в Кита.

Поведение учительницы и впрямь было странным. И сколько бы парни не говорили, что Виорела — неземной доброты человек и что она любит всех и вся, Сиси казалось, что всё это неспроста. Неподдельная нежность Виорелы смущала даже Сиси, не то что бы Кита. Нет, женщина не была настойчива или навязчива, но ей сложно было скрыть на лице своём то воодушевлённое выражение, когда она видела кого-нибудь из них троих, а в особенности Кита. Лицо её сразу приобретало свежий вид, оно начинало сиять, появлялась мягкая улыбка и какое-то стеснение, объяснения которому, как думала Сиси, не было.

— Кто тебя знает? — спросила, слегка нахмурившись, Элиза.

— Учительница эта ваша, Виорела, — ответил Кит.

— Вряд ли это так, — заметил Дмитрие. — Она наверняка видит вас впервые. Откуда она могла вас знать? С чего ты это взял, Кристофор?

Кит, слава Богу, помедлил, что позволило Сиси смешаться:

— Она просто такая приветливая, добрая, отзывчивая, и она совершенно не выделяет нас среди остальных. Поэтому нам троим, мне, Жанне и Кристофору, кажется, что она нас знает, мы уже неоднократно это обсуждали, и всё никак мы не привыкнем к её обаянию и теплу душевному, — Сиси смотрела на Кита, Кит на неё, и, казалось, её взгляд смог вполне передать Киту то, что Сиси не могла сказать ему вслух. Она будто бы внушала ему, что так оно и есть: что они все просто удивлены доброжелательностью Виорелы, да и всё. И Кит, внимательно, пристально, что так свойственно всем пьяненьким людям, понявшим, что что-то пошло не так, смотрел на Сиси и всем своим видом давал знать, что он понял свою ошибку.

Но в следующую секунду Сиси сделала то, что ей совершенно не следовало бы делать — она бросила взгляд на Квентина. Она и сама не поняла, зачем она это сделала. Может, потому, что он стоял возле Кита, и глаза просто сами посмотрели, а, может, потому, что она желала убедиться, поверил ли кто-нибудь, но в любом случае, этим неосторожным поступком она случайно разрушила всё, что только что сделала. Квентин же смотрел всё это время на неё, и поэтому легко поймал её взгляд. Он криво улыбнулся и подмигнул, и Сиси поняла, что всё насмарку. Квентин раскусил её. И при всём очень легко, просто посмотрев в глаза.

Элиза и Дмитрие пробыли в домике ещё где-то час и ушли. Как оказалось, Константин нашёл Дженни и увёл её на крыльцо — там они вдвоём и пробыли весь вечер. Сиси очень переживала, что Дженни, дурочка, возьмёт и влюбится, а потом придётся ехать домой, а её чуткое и ранимое сердце разобьётся, и что тогда делать? Но, казалось, Дженни это ничуть не расстраивало. Она вернулась с крыльца с хорошим настроением и ярким румянцем на щеках. Сиси имела надежду, что румянец был вызван холодным воздухом или, в крайнем случае, какими-то разговорами, но ни в коем случае не чем-либо другим. Киту было всё равно, где была Дженни и с кем, потому что он был попросту пьян, но Дженни всё равно обиделась на него.

После Элизы и Дмитрие все остальные тоже невольно потянулись к выходу. Буквально за полчаса все гости ушли, и Сиси заметила, что практически никто не познакомился с ней. Людей было много, а знакомых прибавилось мало. Сиси стало от этого немного грустно, но она почему-то корила себя за эту слабость, за то, что как-то отзывается на безразличие окружающих к ней. Это было совершенно на неё непохоже, поэтому Сиси была в смятении. Она бросилась помогать Олив убирать в домике, но Шеер отмахнулась и сказала, что справится сама. Видимо, у неё уже был опыт уборки домика после гуляний, потому как буквально за десять минут Олив с помощью Брындуши и Виорики привели домик в порядок.

Сиси первой пошла в душ. Она хотела смыть себя весь этот вечер: секс двух подростков в туалете, то, что Квентин успел и на руках её поносить, и раскрыть её ложь, то, что голова была полна сигаретным дымом и совершенно не соображала.

Туман перед глазами наконец-то рассеялся, а Адина и Валентин уже начали казаться обычной парой, которой не чужды плотские утехи.

Только одно всё так же беспокоило Сиси, не давая нормально дышать. Её лёгкие будто тесно сковали железными кольцами, и ей не хватало воздуха.

Перед ней всё время были глаза Квентина: она зажмуривалась, пытаясь отогнать от себя все мысли, и видела их, они были везде. Сиси казалось, что Квентин настолько ей не доверяет, что наблюдает за ней, даже здесь, в душе. Его карие лукавые глаза, казалось, наблюдали за каждым её движением, и Сиси, будучи в душе, чего-то стеснялась. Этот, чёрт его дери, Квентин, взял и застрял где-то в памяти, и теперь его глупая, странная, не сулящая ничего хорошего улыбка каждые две минуты возникала перед глазами и ужасно смущала. Эта его ухмылка стала двадцать пятым кадром — она совершенно никуда не вписывалась, но наплевать на неё было невозможно, она будоражила, заставляла сердце биться чаще, а мозг — работать активнее.

Он точно что-то знал, этот Квентин, этот румын. Он точно что-то знал. Что-то о ней, что-то о том, кем она на самом деле есть. Он не мог просто так ей так улыбаться, просто не мог.

Сиси не заметила, как застыла под горячим душем. Она просто думала и думала, не в силах пошевелиться.

— Элизабет, ты там спишь?!

Громкий стук в дверь вывел Сиси со ступора. Это был Квентин. И здесь был он, Квентин!

Сиси присела, обхватила руками колени и уткнулась в них носом. Горячие капли стекали по волосам, по всему телу, не уменьшая, а, наоборот, ещё больше увеличивая то волнение, которое сидело у неё в животе.

...Она краешком уха услышала, что Исайя будет спать на диванчике в гостиной, потому как Валентин и Адина переспали именно на его кровати. Сиси ещё удивилась, как Исайя поместится на том диванчике — такой большой, плечистый, огромный.

...Олив, заметив смятение Сиси, спросила, в чём дело, но Сиси, сославшись на ужасную усталость, легла спать, чисто машинально поджав колени под себя и засунув между ног руку.

Заснула Сиси довольно быстро.

Она никогда ничего не забывала, особенно если это касалось обещаний, данных ею кому-то. Но она напрочь забыла написать своему лучшему другу Виктору письмо или хотя бы записку и сообщить, что с ней всё хорошо.