Время итогов (джен)

Опуская паузы и наводящие вопросы, история маленького знатного путешественника сводилась к следующему.

Едва только за королём и его спутниками закрылись двери дворца, плачущего Жана заперли в его комнате, откуда ему было прекрасно слышно, как супруги фон Якконин выясняют отношения. Многого мальчик не понимал, а потому тут же забыл. Однако итог оставался всё тем же: в этот же день его стали собирать в дальнюю дорогу — в Салем, в монастырь святого Абраксаса. (Толя поёжился.) В спутники ему дали кучера и строгого гувернёра-хайдландца. Якконин даже не вышел проводить мальчика, а Милена только плакала и ничего не объясняла. Ехали они медленно и потому долго, кроме того, по дороге пару раз лопалась ось, и приходилось задерживаться дня на два. В конце-концов Жан не выдержал неизвестности и равнодушных упрёков гувернёра и однажды поутру сбежал с очередного постоялого двора через дырку в заборе, прихватив с собой только рюкзачок с кое-какими пожитками и краюху хлеба. Поплутав по лесу, он встретил деревенского мальчишку, которого уговорил обменяться с ним одеждой.

Слушатели засмеялись, к недоумению Жана, который не понимал, что они представляют: озадаченного крестьянского сына в кружевах и улепётывающего со всех ног маленького дворянина в лохмотьях.

Несколько недель мальчик потихоньку пробирался по дорогам и вдоль них, боясь спросить верное направление, и робко просил пустить переночевать, изо всех сил притворяясь безродным сиротой. Он научился спать на деревьях и сеновалах, ел всё, что перепадало, продал старьевщику медальон и две пряжки от туфель, и перестал бояться леса.

— Я видел в лесу человека с рогами, и подумал, что это чёрт!

— Может быть, вам показалось? — недоверчиво переспросил Магнус. — Ночью мало ли что может померещиться?

— Нет, это был человек с рогами! — запротестовал Жан, и спорить с ним никто не стал, лишь Люциус задумчиво нахмурился и крепче прижал его к себе.

Мальчик слишком поздно понял, что идёт в сторону, противоположную нужной: вместо Горного Герцогства — в Феаникс. Он плакал в какой-то роще, когда неожиданно из кустов выскочила злющая гончая собака и сделала стойку. Вслед за собакой появился её хозяин, охотник верхом на лошади, как потом оказалось, владелец окрестных земель, и без лишних разговоров взял мальчика к себе на седло. По пути в поместье перепуганный Жан не мог сказать ни слова, только в ужасе смотрел на удерживающие его руки в чёрных перчатках. Почему-то именно перчатки вселяли в него наибольший страх. Но худшие ожидания не оправдались, и в доме мальчика приняли как гостя. Оказалось, что охотник жил один; вечерело, и он усадил Жана с собой вместе за стол, где он выдал себя с потрохами, продемонстрировав удивительное для нищего оборвыша умение владеть столовыми приборами. Мальчик до последнего уверял, что он бедный сирота, но охотник только смеялся. Доведённый до отчаяния, Жан изловчился и вырвал из ножен висевший на поясе хозяина кинжал…

— Что, прямо вот так?! — ахнула Лия.

— Похвальная храбрость… — протянул барон, многозначительно шевеля бровями.

Смеясь до слёз, охотник без труда отнял оружие и отправил Жана спать. В этот вечер мальчик так и не понял, кто он здесь — гость или пленник. Наутро оказалось: приёмный сын.

— Детей у меня нет, жена умерла, — объяснял охотник замершему перед ним малышу. — А ты роду хорошего, хоть и не знаю, какого. Найдёт тебя кто — отдам, не найдёт — станешь моим сыном, унаследуешь дом и все земли. А года через три, глядишь, и забудешь, что не родной мне…

Жан прекрасно знал, что искать его станут не ранее, чем Люциус вернётся в Белый город. И то поиски могут завести неведомо куда. Поэтому он сказал, что подумает, и той же ночью скармливал дворовым псам хозяйскую колбасу.

Несостоявшийся приёмный отец нагнал его на дороге под утро, а собака учуяла Жана, забившегося в кусты при звуке конской поступи.

— Отпустите, мне надо, — твердил мальчик в ответ на все уговоры, и категорически отказывался говорить, куда именно ему надо. Ему казалось, что так он будет в большей безопасности. Дав ему на дорогу немного денег, охотник отпустил его. Мальчику показалось, что он едва сдерживает слёзы.

Через два дня на пути из Феаникса в Веннафе он встретил чудного старика в шляпе, балахоне, с посохом и длинной белой бородой…

— А от меня конь убежал, — жаловался мальчику старик, деля с ним горбушку хлеба. — И пока все свои конские дела не переделает, не вернётся ни за что. Такой уж он у меня упрямый.

— А какие это у коня дела могут быть? — спрашивал Жан, обрадованный, что попутчик не допытывается, кто он такой и куда идёт.

— Разные, — отвечал старик, стряхивая крошки с бороды и задумчиво глядя в посветлевшее после грозы небо. — Смотри, малец, радуга! Знаешь, что радуга — это мост?

— Мост? Да ну! — удивился мальчик.

— Не веришь? — огорчился старик. — Ну, тогда слушай... Построили его в древние-древние времена. Вот как сейчас помню: приходит один великан…

Они расстались на перекрёстке следующим утром, но прежде долго проговорили, сидя на придорожном камне. Говорил старик, говорил про перекрёстки, и по его словам получалось, что могут пересекаться не только дороги.

— Всё пересекается, у всего есть отражение. Если найти место, где есть дверь — не простая дверь, а необыкновенная, понимаешь? — то можно попасть в другой мир.

— А где есть дверь? — зачарованно спрашивал Жан.

— Ну, это ты сам её найдёшь.

— А что там, в других мирах? Такие же люди, как мы?

— Такие же… — вздохнул старик. — Иногда даже похожие, ну, понимаешь, имя, внешность, родственные связи… И места есть похожие. Ну, это ты сам потом поймёшь… А как дойдёшь до деревни, так к ней не подходи, обходи кругом…

Жан сделал вывод, что старик сам пришёл через такую дверь и нечаянно забыл, где она, поэтому ходит и ищет её. Деревню он и вправду обошёл, и уже в Веннафе, подслушав разговор на базаре, узнал, что на неё напала банда разбойников и, грабя, перебила почти всех жителей…

Мальчик уже сбился со счёта, сколько времени пробирался на восток. Однажды, забравшись на росший на опушке леса дуб, он заметил вдалеке как будто тучи, с той лишь разницей, что они стояли на месте. Поняв, что это горы, он бежал через поле бегом и чудом не переломал себе ноги, провалившись в кротовьи норы.

Добравшись до Бычьей головы, мальчик стал искать тропинку. Пыхтя и сдирая пальцы, он пробирался по тропе, по которой, как оказалось, уже давно никто не ходил, а ночевать устроился на головокружительной высоте у какого-то камня. Разбудил его пограничный патруль, который ещё вечером заметил карабкающегося вверх ребёнка. На вопрос, кто он такой, Жан выдал накрепко заученный пароль и разревелся от облегчения, когда услышал отзыв.

Его на руках принесли в замок, где грязный, голодный, зарёванный мальчик со сбитыми в кровь ногами гордо вздёрнул подбородок и объявил опешившему Лео, что будет говорить только с его сиятельством герцогом фон дер Кальтехеллером.

— Остальное вы знаете, — сказал Жан, показывая, что выдохся окончательно, и обнял Люциуса. Толя не знал, но был уверен, что, когда мальчик проснулся сегодня утром, Люциус сидел у его постели. Отведя глаза, он увидел, как Лия крепко, до хруста стискивает пальцы.