Время итогов (джен)

Слова герцога прозвучали как гром среди ясного неба. Даже Толя, который решил привыкать к причудам сновидений, широко распахнул глаза.

— Его величество не имеет таких полномочий, — веско произнёс кардинал, бросая быстрые взгляды на лист гербовой бумаги у Люциуса в руке. — Поэтому эта бумажка не имеет ровно никакого значения. Ваше сиятельство, мне кажется, вы позволяете себе…

— Простите, вынужден вам возразить, — весело оборвал его Люциус. — Уверяю вас, что ни я, ни вы, ни кто-либо другой уже не является министром.

— Объяснитесь! — потребовал кардинал, и его пальцы стали быстро отщёлкивать одну бусину за другой.

— В стране с этого часа действует чрезвычайное положение, так? — спросил Люциус.

— Так, — подтвердил кардинал, напряжённо глядя на него. Герцог открыл лежащую перед ним папку и бережно вытащил из неё древний, обтрёпанный по краям и на сгибах листок. Поправил очки и громко прочитал:

— «Постановление великого короля Тэнфера Светлого касаемо полномочий Его Величества». Ну, здесь можно опустить… А, вот. «Во избежание различных бед, во время чрезвычайного положения король в своих руках сосредотачивает всю власть единолично и волен распоряжаться ею по своему усмотрению, невзирая ни на кого больше, а именно: казнить, миловать, отменять и принимать любые законы, жаловать титул, земли, подарки, а равно как и отнимать оные»… Издано 528 лет назад, за 280 лет до принятия постановления Урио Пятого, а значит, аннулирует его согласно текущему законодательству.

— Ах, что же это! — воскликнула госпожа фон Якконин, которая опомнилась первой.

— Пер-ревор-рот! — раздалось над головами присутствующих. В едином порыве все взглянули наверх: там, на люстре, ранее незамеченный, сидел дворцовый попугай и чистил пёрышки.

— Верно, господин попугай, — заметил Люциус. — Это переворот.

— Я протестую! — воскликнул министр юстиции, вскакивая и ударяя кулаком по столу. — Вы издеваетесь над нами!

Люциус, напротив, откинулся на спинку кресла, а лицо его превратилось в суровую маску. Он громко хлопнул в ладоши, и тут же раскрылись боковые двери, в которые в зал промаршировало по взводу стражников.

— Спокойно, господин министр юстиции, — сказал герцог. — Мы ещё не выяснили, кто стоит за заговором с целью лишить его величество законной власти путём бюрократических интриг. Может, вы?

— Я?! — затрясся фон Дуур. За его креслом возвышались два стражника. — Да как вы…

— Арестовать, — распорядился Люциус. Стражники, не церемонясь, подхватили министра под мышки и выволокли, слабо протестующего, вон из зала. Какая-то дама упала в обморок.

— Умно, — произнёс кардинал, не спуская с герцога глаз. — Так избавиться от неугодного… Чем же вам досадил наш бедный фон Дуур?

Теперь уже бывший первый министр чарующе улыбнулся.

— О, мне — совершенно ничем. Просто я подумал, что реформа юстиции стране не повредит…

— Мы небезупречны, видит Бог, — тягуче произнёс кардинал. — Но нужны ли такие радикальные средства?

— Небезупречны! — обрадовался Люциус. — Но вот господин фон Якконин, например, убил собственного сына, однако на его таланте управленца это никак не сказалось…

— Что?! Как вы смеете?! — фон Якконин подскочил, брызжа слюной и багровея до синевы.

— В вытащенном из реки теле ребёнка вы опознали своего сына Жана, но никто не расследовал, почему он погиб, — жёстко произнёс министр. — Это вы приказали его убить? Зачем вы отправили мальчика в Салем? Что было в сопроводительном письме, которое вёз гувернёр?

Коротко вздохнув, поднялась госпожа фон Якконин и сделала нетвёрдый шаг к возвышению.

— Это ты?! — во всеуслышание воскликнула она, обращаясь к мужу. — Ты приказал убить моего ребёнка?! Моего ребёнка?!

— Дорогая, я… — начал фон Якконин.

— Ты мне не муж! — воскликнула графиня, а в следующую секунду уже лежала в обмороке на руках у своего спутника.

— Врача! — воскликнул тот, подхватывая её на руки и вынося в боковую дверь. — Ей дурно!

Герцог проводил их спокойным взглядом и продолжал как ни в чём не бывало:

— Впрочем, ребёнка уже не вернуть, и письмо это не представляет такой ценности, как ваша переписка с бургомистром Беррама, в которой вы советуете ему, как лучше распорядиться казёнными деньгами в своих интересах. Замечательнее может быть только двойная бухгалтерия, которую тот вёл в соответствии с вашими инструкциями…

С этими словами Люциус кому-то кивнул, и к нему подошёл лакей, несущий на подносе две папки. Люциус взял их и продемонстрировал всем.

— Здесь, — сказал он, указывая на красную, — находится вполне приличная официальная бухгалтерия. А здесь, — он показал на чёрную, — та, которая существует на самом деле, а не только на бумаге.

Толя протёр глаза, забыв, что находится во сне. Это были те самые папки, которые он видел у министра во время их путешествия: тот часто просматривал документы и что-то прикидывал… после Беррама.

Якконин посинел, захрипел и упал в кресло.

— Врача, — холодно распорядился Люциус. Появился врач, откуда-то принесли носилки. Стражники уложили на них фон Якконина и быстро унесли прочь.

— На этом объявляю торжественное заседание закрытым, — сказал герцог и с абсолютно издевательским выражением лица позвонил в колокольчик. — Стража, арестовать всех министров!

На глазах теряя выдержку, поднялся кардинал.

— Вы не имеете права распоряжаться мною, духовным лицом! Пусть вы сместили меня с должности, я всё ещё кардинал!

— Не вы ли настаивали на том, что церковь должна управлять государством? — удивился Люциус. — Впрочем, забыл предупредить: к вам посланник Святого Отца романского… Прошу вас.

Толя уловил рядом с собой движение и оглянулся. Его сосед, священник, поднялся и в полной тишине заговорил:

— По приказу Святого Отца романского вы, кардинал Бонифаций, должны немедленно явиться в Романию к его двору и объяснить источники своего обогащения, в частности, откуда у вас эти чётки из драгоценных камней, а также то, кем вам приходится женщина, проживающая у вас в доме.

Он договорил и сел.

— Чётки… чётки подарены мне паствой, — с трудом произнёс кардинал, слабея на глазах.

Толя подумал, что, чем сильнее он старался казаться на людях, тем страшнее оказался крах.

— Вы объясните это Святому Отцу, — успокоил Люциус. — Стража, арестовать!

Никто не посмел возразить или помешать. В потрясённом молчании цвет общества смотрел, как арестованных министров выводят вон.

— Ну что же, дамы и господа, — подвёл итог герцог. — Ведь бал никто не отменял?

Намёк стал ясен всем. Зашуршали платья, заскрипели отодвигаемые стулья. Толя сидел, не в силах двинуться с места. Сон это был или не сон? Свержение Кабинета министров, появление Жанны, неожиданно свалившийся дворянский титул…

Вскоре в зале остались только король, герцог, принцесса, Лия, Магнус, Лео и паж, притворяющийся, что его здесь нет.

Люциус тяжело вздохнул, снял корону и положил перед собой на стол.

— Всё, — сказал он и запрокинул голову. — Вы свободны, брат мой.

Хаурун молчал и смотрел на него во все глаза, как будто видел впервые. Лия и Магнус пытались растолкать барона, который всё-таки заснул, а Магнус улыбался. Жанна сидела по-прежнему с неестественно прямой спиной и смотрела на свои колени. Люциус полулежал в своём кресле, расслабленный, усталый, а рука его безвольно свешивалась с подлокотника. Взгляд Хауруна метнулся к нему, к Толе и остановился на принцессе. Потом король решительно поднялся и подошёл к ней. Жанна вскинула глаза, и Толе показалось, что она испугана.

— Ваше высочество, — произнёс Хаурун, галантно целуя ей руку.

— Ваше величество… — прошелестела принцесса.

— А? Что такое? — воскликнул барон, подпрыгивая на стуле. — Уже закончилось?

Поняв, что Хаурун и Жанна неотрывно смотрят друг на друга, а Лия и Магнус заняты Лео, Толя быстро взбежал на возвышение и подошёл к креслу герцога. Тот никак не отреагировал на звук его шагов, не пошевелился он и тогда, когда менестрель склонился над ним. Толя прислушался к ровному дыханию и с изумлением понял, в чём дело: Люциус попросту спал! Менестрель осторожно отвёл волосы у него с лица, коснулся бессильной ладони, которая слегка сжалась, когда он переложил руку Люциуса поудобнее. Герцог пошевелился, вздохнул, приоткрыл мутные глаза.

— О… Кажется, я уснул… — пробормотал он. — Такое бывает, это от напряжения…

Толя не выпускал его руки, позабыв о страхе.

— Так это правда? — спросил он. — Этот идиотский указ отменён, и Хаурун свободен?

— Да, правда, — ответил Люциус, встал несколько неловко: видимо, слишком перенервничал, хотя во время заседания этого не было видно.

Толя набросился на него, обхватил, стиснул в объятиях, сминая расшитый мундир. Страха не было, только радость и благодарность.

— Тш-ш, вы мне рёбра переломаете, — сказал герцог ему на ухо, но по голосу было понятно, что на самом деле он тоже рад.

Дворцовые часы пробили половину одиннадцатого. Откуда-то издалека донеслись звуки вальса: бал всё-таки начался.

Принцесса Жанна поднялась, опираясь на руку Хауруна, и несмело заглянула ему в глаза.