Альберт и Консуэло (гет)

Теперь черты Консуэло выражали умиротворение и спокойствие, однако она всё ещё ощущала утомление, слабость и лёгкую дрожь во всём теле. Наша героиня была бледна, но всё же на щеках Консуэло проступал едва заметный румянец — не болезненный, горячечный — это было подлинное, пробуждение, истинный расцвет любви к жизни во всех её проявлениях.

— Давай присядем ненадолго, — сказала она Альберту, понимая, что не может сейчас никуда идти.

Когда он взял пальцы руки нашей героини в свои — то почувствовал тепло — признак безоговорочной ясности рассудка и истинного успокоения души от болезненной горечи воспоминаний, способных лишить человека всей полноты жизнерадостности и гармонии.

Наши герои неспешно дошли до ближайшего дерева и сели, прислонившись к толстому стволу. Всё это время Альберт не сводил глаз со своей избранницы, глядя на неё с лёгким беспокойством и трепетом и не отпуская её руку, казавшуюся теперь даже более хрупкой и тонкой, чем всегда — сквозь полупрозрачную кожу ясно как никогда просвечивали тонкие нити голубых вен.

Некоторое время они провели в молчании.

Наша героиня смотрела куда-то вниз, но не видела перед собой ни земли, ни собственной одежды, ни рук, сложенных на коленях.

Консуэло перенеслась в своё прошлое — словно позволив себе на некоторое время забыть, где она находится, о существовании Альберта, о том, что он непрестанно смотрит на неё, отрешиться от всего окружающего, перенестись на десять или пятнадцать лет назад и ощутить вокруг все цвета и запахи, что окружали тогда нашу героиню.

Глаза Консуэло были полуприкрыты, а состояние похоже на медитацию. В ней словно всё вставало на свои места, двигаясь медленно, но в верном направлении, а дыхание нашей героини было медленным и глубоким, оно словно помогая этому процессу, и с каждым вздохом внутренний мир Консуэло становился более гармоничным и согласованным в своём звучании. И эта метафора не случайна — душа художника похожа на картину, на живой, беспрестанно меняющийся портрет или пейзаж, а душа певицы подобна бесконечному музыкальному произведению. Но, конечно же, только на этом становление личности Консуэло не заканчивалось, и впереди было ещё много того — хорошего и плохого — что дополнит и сделает ещё более подробным и упорядоченным её духовный мир.

Нашему герою вспомнились дни, когда после их встречи в подземелье Шрекенштейна Консуэло, пережив жестокую нервную лихорадку, вот так же сидела в кресле, пытаясь окончательно прийти в себя, а Альберт читал ей книги, написанные великими философами, а иногда просто был рядом — вот так же — но только боясь даже случайно прикоснуться к плечу своей возлюбленной сквозь тонкую ткань платья из невесомого шёлка.

Наконец наша героиня произнесла — как будто бы издалека, всё ещё находясь там, в своих нечаянных грёзах — но не с теми отстранённостью, погружённостью в другой мир, в чудеса, созданные воображением, что бывают у безумных, поражённых тихим приступом помутнения рассудка, а с безмятежностью человека, близкого к просветлению — не Альберту и не себе:

— Да, ты прав. Прежних переживаний больше нет. Они тускнеют. Их словно покрывает серебряная дымка, превращаясь в твёрдую, но прозрачную завесу. Эта завеса оставляет все картины и пейзажи видимыми, но делает их недосягаемыми, они потеряли свою силу и более не способны вызвать чувства, что ещё несколько минут назад разрывали моё сердце изнутри.

Голос Консуэло звучал ровно и спокойно, в нём не было и намёка на сожаления. Она в последний раз вздохнула. Этот вздох уже был слышим, и, словно окончательно пробудившись, наша героиня подняла глаза, повернулась к Альберту и произнесла с бесхитростной и чистой улыбкой:

— Ты помнишь тот мотив, что мы сочинили для следующего выступления? Давай повторим его, пропев на пару.

Лицо её выражало теперь ещё большую весёлость и беспечность, чем прежде — словно и не было этих только что пережитых мучительных минут. Сейчас наша героиня осознавала, что Альберт был прав — если бы он сейчас был занят каким-то делом вдали от неё — она просто бы не перенесла того, что с ней происходило и вымолила у бога скорейший исход и отправилась бы вслед за своей матерью.