Упала, очнулась - султанша! (джен)

Один час и одну истерику спустя на отдельном кусочке пергамента осталось два имени: Искандер и Шехит Мехмед. Ну, строго говоря, три имени и два человека.

Первый сидит в Амасье, второй в Румелии. Вроде по истории Хатидже могла выйти замуж за второго, а первому сто процентов была женой.

Нужна личная встреча.

— У тебя есть верные люди? — серьёзно спросила я, обернувшись к брату. — Хочу собрать максимум информации о характерах этих несчастных.

— Не так много, — отрицательно покачал головой он. — Лишь евнухи и аги, из высокопоставленных чинов никого.

Валиде могла бы помочь, но не станет — она предвзята и выдаст лучшую рекомендацию тому, кого посчитает более полезным для своего шехзаде.

Нужен кто-то, кому можно доверять и кто сумеет опросить множество лиц, при этом не вызывая подозрения. Слуги любого паши, очевидно, не станут рассказывать кому попало о не самых приятных сторонах своего господина, внедрить шпиона нет возможности.

— Аги будет достаточно.

— О чём ты? — нахмурился Сулейман.

— Пусть походит по городу, пособирает сплетни. Паша не Султан, народ его должен видеть хоть иногда. Обязательно найдутся люди, которые что-то знают. Причём сначала пусть едет в Амасью — расстояние до неё и Румелии по прямой хоть и примерно однаково, но в первом случае путь идёт по суше, а во втором по островам и морю.

— Можно послать Ибрагима! — обрадовался собственной идее братишка. — Кажется, его приёмная мать живёт неподалёку от Амасьи, думаю, он будет рад её навестить.

— Нет, — отбрила я. — Во-первых — заинтересованное лицо, не подходит. Во-вторых, Валиде пасёт всё твоё близкое окружение, если узнает истинную цель его отъезда, а поверь, с её опытом интриг она узнает, то пиши пропало. Пусть даже прокатит, тогда твоему дражайшему Ибрагиму учинят допрос в любой свободной пыточной, и только после того, как мама убедится, что он не опасен, вы, может быть, встретитесь. Если повезёт. Вероятно, стоит ему покинуть пределы Манисы, и вы больше никогда не увидитесь.

— Что?

— Жизнь жестока, — театрально развела руками я.

— Нет, первая часть, с чего заинтересованное лицо?

— Ты разве не видел, как он на меня смотрит?

Лучше перестраховаться, а то мало ли что.

Судя по скептическому взгляду, не видел.

* * *

Пригород Бурсы.

Склонившись над тазом и содрогаясь в судорогах, девушка выблёвывала остатки ужина. Дышать становилось сложно, в глазах бегали мушки, но спустя минуту приступ прошёл. Утерев слюни и выступившие на глазах слёзы, бедняжка всхлипнула, дрожащей рукой отодвинула посудину с воняющей массой и беззвучно заплакала. В последнее время жизнь превратилась в какой-то ужасный кошмар.

Сначала выдали замуж против воли. Отвратительная первая брачная ночь с плотоядно улыбающимся уродом, уже в летах, но ещё не стариком. Моментально наступившая беременность, словно насмешка Всевышнего — столько времени в гареме и хоть бы что, а тут раз и готово.

Бывшая наложница закрыла лицо руками и сгорбилась на постели. Нещадно болела голова, токсикоз доканывал. В чём же грех? За что такое наказание?

За стеной едва слышно играла музыка — дорогой супруг проводил вечер с наложницами, ведь негоже мужскую силу расходовать. Даром что старший сын ровесник новой жены, но нет, надо ещё, ещё.

— Чтоб ты сдох, — зло прошипела девушка, с ненавистью уставившись в угол. — Чтоб тебя и весь род твой поганый под корень извели!

Даже никого в услужение не дал, а между прочим, она носит его ребёнка. Ещё один тычок в больное место — ты здесь никто и звать тебя никак. Молчи, терпи, знай своё место.

Новая судорога выбила воздух из лёгких и заставила склониться над тазом. Лекаршу, конечно, звали, но та равнодушно окинула взглядом молодую жену и обронила "это нормально при беременности", не прописав хотя бы трав. Ведь деньги не казённые, потерпит, не развалится.

Руки судорожно вцепились в холодный металл.

* * *

Две недели спустя.

— Госпожа, — склонилась передо мной темноволосая хатун.

— Гюльфем, верно? — спросила я, останавливаясь.

— Да, госпожа.

Девушка покинула покои брата, мы столкнулись почти у дверей. Да, кажется, скоро ожидается пополнение в семействе — родится Мурад.

С племянником Махмудом я могла проводить много времени, но только если он не начинал орать. Вот это был форменный ужас, хотелось сразу заткнуть уши и выбежать вон. Если б только было куда.

Курсы османских бухгалтеров успешно освоены и закончены, дело за практикой, которая монотонна и весьма скучна, но что поделать. Только и веселья, что томиться в ожидании новостей от аги Сулеймана, которого он успешно выставил за дверь тайком от матери, вышивать, да с наложницами и сёстрами беседовать.

Мечи пришлось забросить, только иногда я клянчила у брата возможность взять его — красивый, большой, тяжёлый, инкустированный драгоценными камнями, просто чтобы рука не забывала хватку. Произведение искусства, а не оружие. Но каждое утро после сна я вместе с девушками делала зарядку в своих покоях, стояла в планке, отжималась, в общем, разогревала тело, как могла. Наложницы поэтому так много танцуют — чтобы тело оставалось подтянутым и упругим, ведь, не дай Всевышний, господин увидит целлюлит.

Потом шли в баню, вспотевшие, мылись, приводили себя в порядок и отправлялись на приветствие Валиде. Дальше я около часа помогала ей разбирать бухгалтерию, а потом, собственно, всё. Дела на день закончены. Обычно я шла к сёстрам, и мы отправлялись куда-нибудь в сад на прогулку. Бейхан опекала шебутную, шуструю Шах, а я в основном общалась с Фатьмой. Длилось это не слишком долго, всё-таки зима, даже в здешнем климате достаточно холодно, поэтому некоторое время спустя мы уже сидели в чьих-нибудь покоях, пили тёплый щербет и разговаривали. Иногда заглядывал Сулейман, буквально на минуту, чтобы поздороваться со всеми нами, и уходил по своим делам. Я понимала, так и должно быть — он теперь санджакбей, но, кажется, прощаясь, на мне он задерживал взгляд на секунду дольше, чем на сёстрах. Приятно.

Когда темы для разговоров исчерпывались, или мне просто надоедало, я шла навестить Фюлане с Махмудом. Путь пролегал через гарем, так что можно было и наложниц посмотреть, и себя показать. Бейхан порой присоединялась к посещениям, и нянчалась с малышом, но происходило это реже, чем я ожидала, потому что Шах не любила маленького племянника. Ей просто было неинтересно присутствовать там, ведь она и сама ещё малышка, не понимает, что к чему.

Вот только рядом с Махмудом всегда находилась любящая мать, а у Шах такой роскоши не было. Валиде ограничивалась сухим приветствием по утрам и коротким поцелуем в щёку. Мне было действительно жалко ребёнка, который изо всех сил тянется к матери, а она его игнорирует. Причина была очевидна — девочка мала и потому бесполезна, если нас, старших, в ближайшие годика три-четыре можно раздать замуж, то её время придёт только лет через одиннадцать.

Невольно вспомнился один случай.

— Валиде, — поклонилась я. — Доброго вам утра.

— Хатидже, девочка моя, — расцвела улыбкой мать, — проходи, садись.

Она похлопала рукой по месту рядом с собой на диванчике. Я послушалась, да и действительно успела полюбить женщину, которая в этой реальности стала моей матерью. Она пела колыбельные мне в детстве, нянчила, заботилась. Вспоминая своё поведение лет в четырнадцать, когда скандалы были почти постоянным спутником наших отношений, я отчаянно краснела. Но материнское сердце всё прощает, и наблюдая каждый раз, как загораются лаской глаза Айше Хафсы при виде меня, я испытывала ровно то же. Желание помочь, защитить, уберечь.

Присев рядом, я обняла Валиде и поцеловала её в щёку. Подростковое буйство не прошло даром, и от негигиеничного обычая слюнявить руки мне удалось отвертеться. Мать, хоть и была недовольна, спустила это на тормозах.

— Есть новости, мама?

— Нет, дорогая, я ещё не успела приступить к делам. Как раз собиралась отпустить Шах.

Я перевела взгляд на малышку, которая, видно, пришла позже обычного — сёстры имели привычку заходить к матери утром, а мыться вечером, поэтому пока я была в бане, они посещали Валиде, и дружелюбно улыбнулась.

Но получила в ответ сердитое лицо.

Шах сидела на подушках со своими няньками слегка в стороне, в ногах матери. Четырёхлетняя девочка, очевидно, завидовала — ещё бы, мать усадила рядом, а теперь мы собираемся обсуждать какие-то свои дела, в которые её не посвящали. Да и сомневаюсь, что Валиде обнимала её, как меня, потому что видела я их отношения. Айше прикасалась к дочери лишь по необходимости, например, удерживая голову руками во время поцелуя в макушку, и на этом всё.

— Мама, я тоже хочу! — с обидой воскликнула сестрёнка.

— Ты слишком мала, — поджала губы Хафса и мотнула головой, приказывая служанкам убрать ребёнка. Те послушно встали и протянули руки к подопечной, но та вскочила сама и подбежала к матери, вцепившись маленькими ручонками в её юбку.

— Пожалуйста! — всхлипнула Шах.

Валиде выдернула платье из рук плачущей девочки и холодно произнесла:

— Сегодня без сладкого. Заберите её.

— Мама!! — заревела сестра, но её уже силой подхватили на руки и унесли в коридор. Даже оттуда ещё несколько минут слышались удаляющиеся горькие крики.

— Матушка, — слегка шокированно пробормотала я, — не слишком ли жестоко?

— Нет, — отрезала она, одарив меня холодным взглядом. Впрочем, тут же смягчилась и велела Дайе принести гаремную книгу.

Подобное двуличие напрягало.

— Пойдём, Гюльфем. Поговорим.

* * *

— Больше тянуть нельзя! — рявкнул Сулейман.

— Можно! — прошипела я. — От этого судьба моя зависит!

— Его могли убить, он мог сбежать, да что угодно могло случиться, — холодно проговорил он, усилием воли беря себя в руки. — Султана нельзя заставлять ждать.

Нужно выбрать жениха, чтобы назначить с ним встречу. Видеться с двумя разными мужчинами без официального статуса мне не позволят.

В дверь постучали.

— Да! — зло произнёс брат.

— Шехзаде, — склонился вошедший Ибрагим, не поднимая глаз. — Ага прибыл.

Я была готова разрыдаться от облегчения и расцеловать и слугу, и сокольничего, но не знала, с чего начать, поэтому промолчала.

— Зови немедленно!

Из рассказа уставшего с дороги юноши, которого, видимо, притащили в покои прямо с порога ворот, удалось выцепить всё, что я хотела.

Народ Искандера-пашу не то чтобы любит, но уважает, Амасья сейчас в хорошем состоянии, торговля идёт бойко, взяток почти нет. Есть уже взрослые сыновья, которые старше меня, одна дочь, вышедшая замуж за какого-то бейлербея и живущая где-то в неделе пути от санджака отца.

Но самое главное — все на рынке, как один, говорили, что паша не урод, не бьёт слуг, не издевается и полномочиями не злоупотребляет. До Шехит Мехмеда гонец, может, добраться бы и успел, но вернуться назад — точно нет, так что выбор у меня, по сути, отсутствует.

Ну что ж, история, пока всё идёт по твоему плану.

— Я сейчас же отправляюсь к Валиде и сообщу о своём решении.

— Ступай, — кивнул брат.

— Спасибо, — обратилась я к гонцу, — ты очень многое сделал и получишь достойное вознаграждение.

Глаза юноши расширились, видимо, раньше никто из господ не удосуживался просто поблагодарить какого-то жалкого слугу.

— Что вы, госпожа, не стоит беспокойства.

Проходя мимо Ибрагима, я заметила слегка, совсем чуть-чуть нахмуренные брови, если не знать — куда смотреть, то не заметишь.

И ухмыльнулась.

Спустя несколько минут я уже стояла перед Валиде, которая, одарив меня удивлённым взглядом, похлопала по сиденью рядом с собой.

Спасибо, я постою.

— Матушка, вы с братом дали мне выбор, за что я вам бесконечно благодарна. Полагаю, наиболее выгодный союз возможен между мной и Искандером-пашой.

Глядя на довольную улыбку, расплывающуюся по лицу Айше Хафсы, я содрогнулась.