Полная чаша (джен)

Восстанавливался Рабастан, на взгляд Родольфуса, удивительно быстро — и тем больше он изумился, когда как-то вечером, в очередной раз с заметным трудом, но всё же уже вполне самостоятельно добравшись из своей комнаты до кабинета брата, Рабастан, упав на стул, в ярости впечатал сжатые кулаки в столешницу.

— Что стряслось? — Родольфус отложил перо. — Что не так, Басти?

— Да всё! — тот вытянул вперёд руку и, с отвращением продемонстрировав Родольфусу подрагивающие пальцы, снова сжал кулак. — Я себя ощущаю то ребёнком, то стариком — я два раза останавливался, пока шёл сюда! А здесь, по сути, один коридор и всего пара лестниц!

— Лестницы крутые, а коридор длинный, — заметил Родольфус, с некоторым трудом удерживаясь от улыбки.

— Ты издеваешься?! — Рабастан с размаха ударил ладонями об стол.

— Вовсе нет, — Родольфус, вздохнув, вышел из-за стола и присел рядом с братом. — Просто ты неверно сморишь на всё это. Не с того угла. Я могу тебя понять, но разделить твоё возмущение — увы, нет.

— Ну конечно, — фыркнул Рабастан обиженно. — Тебе-то что? Это же не ты…

— Басти, — Родольфус успокаивающе накрыл его предплечье ладонью. — Видишь ли, у меня и у тебя сейчас разные точки отсчёта. Диаметрально противоположные. Поэтому там, где ты видишь лишь беспомощность, лично я вижу прогресс. Ну подумай, — заговорил он примирительно, — ты ведь каждый день делаешь хоть что-то из того, что не мог сделать вчера. Ты проспал одиннадцать лет — и проснулся всего лишь месяц назад! И ты ещё жалуешься, что с трудом добрался до моего кабинета? Самостоятельно прошёл коридоры и лестницы — ты, который месяц назад даже сесть не мог! Тебе мало?

— Мало! — ответил Рабастан, впрочем, уже, скорее, в шутку. — Руди, я всё понимаю, — он вздохнул. — Но это невозможно тяжело! Я же помню, знаю, как это должно быть — это словно не моё тело! Ты не представляешь, как мне порой стыдно.

— Стыдно? — удивлённо переспросил Родольфус. — Мерлин, Басти, перед кем?

— Ну не перед тобой же, — буркнул Рабастан, неожиданно краснея и отводя взгляд.

— Ты, — Родольфус, сощурившись, посмотрел на брата так пристально, что тот заёрзал и демонстративно отвернулся, — о Падме?

— Это для тебя она «Падма», — проворчал Рабастан куда-то в сторону. — А я её знать не знаю… не знал. Ну, почти. Руди, она же красавица! — воскликнул он, разворачиваясь к брату так резко, что едва удержал равновесие — тот его подхватил, и Рабастан, покраснев от гнева, воскликнул: — Ну видишь!

— Я согласен, — с огромным любопытством разглядывая брата, сказал Родольфус, никак не реагируя на его последнее восклицание. — Падма очень красива. Тебе это мешает?

— Нет! То есть, да… То есть… да иди ты к дракклам, — Рабастан раздражённо вывернулся из всё ещё придерживающих его рук брата и уставился в окно.

— Если хочешь, — мирно и невинно предложил Родольфус, — я найду другую сиделку. Мужчину или женщину — как тебе удобнее?

— Ты совсем дурак? — Рабастан обернулся на него с искренним изумлением и, увидев в его глазах смех, тоже фыркнул. — Нет, не надо никого искать, — добавил он со всей доступной ему язвительностью. — Мисс Патил меня вполне устраивает.

— Басти, — Родольфус, улыбнувшись, тут же посерьёзнел. — Я хочу тебя кое о чём попросить.

— Ну? — Рабастан демонстративно вздохнул. — Я и так делаю, что могу. Даже если тебе так не кажется.

— Да, я знаю, — Родольфус посерьёзнел. — Не об этом. Падма здесь живёт уже шесть лет, и за это время стала очень мне дорога. Я прошу тебя — десять раз подумай перед тем, как решишь что-нибудь предпринять. Потому что, — он поймал взгляд брата, — я тебя отлично знаю, Басти. То, что я никогда не лез в твою личную жизнь, не означает, что я не был с ней знаком — и я настоятельно прошу тебя прежде, чем что-либо делать, задать себе вопрос, не обернётся ли это потом чужой болью.

— Я не собираюсь причинять ей боль! — вспыхнул Рабастан. — Я…

— Я знаю, что не собираешься, — оборвал его Родольфус. — И думаю, что ты меня понял. Не обманывай её и не разбивай ей сердце. Потому что с тебя станется, — постарался он пошутить.

Но, похоже, шутка не вышла: Рабастан усмехнулся грустно и спросил:

— Думаешь? — он качнул головой и провёл рукой по волосам, разом и приглаживая их, и ероша. — Я вот не уверен… по-моему, она видит во мне просто пациента — уж точно не мужчину. И я её понимаю, — он болезненно поморщился и поднялся. — Ладно, извини за истерику — ты работал, я не буду мешать, — Рабастан невнятно махнул рукой и ушёл, не увидев, как улыбается ему вслед Родольфус.

Он не слишком удивился чувствам брата — он догадался о них, когда впервые увидел, как тот смотрит на Падму. Родольфус и сам не знал, что думает об этом — с одной стороны, нельзя было пожелать брату лучшей супруги, но с другой... уж слишком очевидно, что чувство Рабастана скорее всего продиктовано обыкновенным отсутствием выбора, наложившимся на выздоровление после длительного воздержания. Сейчас его брат мог быть вполне искренен, но когда он окончательно поправится, начнёт выходить и жить по-настоящему, это чувство легко может исчезнуть. И Родольфус не сможет его за это винить — только Падме от этого вряд ли будет легче.

С другой стороны, она была взрослой и сильной женщиной и вполне умела за себя постоять.

Однако Родольфус всё равно ощущал ответственность за неё — ответственность, а ещё желание защитить.

Так же, как и Рабастана. Он был искренен, говоря, что давно уже видит в ней то ли дочь, то ли сестру, и надеялся не оказаться однажды в ситуации выбора между ней и братом.

И когда, через пару дней после разговора с Рабастаном, Родольфус увидел как-то сидящую в нише на подоконнике Падму, расстроенно и задумчиво поглаживающую оконное стекло ладонью, он почувствовал неприятный и болезненный укол и, поколебавшись, подошёл к ней и остановился рядом.

— Что случилось? — мягко спросил он.

— Я ужасно привыкла к этому дому, — она посмотрела на него, и Родольфус увидел влагу на её ресницах. — И грущу, что пришла пора его покидать.

— Ты хочешь уехать? — тоже погрустнев, спросил он.

— Не хочу, — она постаралась улыбнуться и вздохнула. — Но я очень скоро перестану быть нужна Рабастану — по-хорошему, я уже ему не нужна, но пока формально остаётся массаж и…

— Ну при чём здесь Рабастан, — оборвал её Родольфус. — Падма, я ведь говорил тебе — это твой дом, пока ты этого хочешь. Я бы рад был, если бы ты осталась здесь навсегда, — он слегка улыбнулся. — Привела бы сюда мужа, в будущем, родила здесь детей… и, в любом случае, твоя жизнь здесь никак не зависит от Басти. Лишь от твоего желания.

— Не могу же я так просто здесь остаться, — возразила она, соскальзывая с подоконника.

— Почему? — удивился он так искренне, что она рассмеялась:

— Потому что с какой стати?

— Просто так, — пожал плечами Родольфус. — Перед кем тебе оправдываться? Впрочем, — он посерьёзнел, — я могу тебя понять. И понимаю. Если ты останешься теперь, безо всякой внешней причины, слухи, едва подзатихшие с моей свадьбой, всколыхнутся снова, и на сей раз отвечать тебе будет нечего.

— Ну и что? — на сей раз пожала плечами уже Падма. — Я давно уже вышла из того возраста, когда должна кому-то что-то объяснять или оправдываться — если это не касается дела. Впрочем, полагаю, что друзья и близкие поймут. Ну а остальных всё это не касается. Но… Спасибо за предложение — я пока не знаю. Мне и неловко, и ужасно хочется согласиться, — она улыбнулась. — Мне здесь лучше, чем где бы то ни было, я давно ощущаю этот дом своим и всё время напоминаю себе, что…

— Вот и славно, — он приобнял её за плечи. — Оставайся. И не плачь, пожалуйста, — мягко попросил он. — Тем более что пока ты очень нужна Рабастану, — улыбнулся он.

— Ненадолго, — она тоже улыбнулась. — Он прекрасно восстанавливается, и я думаю, что скоро вполне можно будет потихоньку начать работать с палочкой.

— Думаю, что без тебя это всё было бы куда медленнее, — осторожно проговорил Родольфус.

— Красота порой помогает, — без стеснения или ложной скромности кивнула она. — Дополнительный стимул — это всегда хорошо. Тем более что, как мне кажется, — добавила она с лукавой улыбкой, — Рабастан куда менее сдержан с женщинами, нежели его старший брат.

— Не то слово, — шутливо вздохнул Родольфус. — Я могу его понять: очнуться и одной из первых увидеть такую красавицу…

— Вот и славно, — она опять улыбнулась. — Пусть старается. Думаю, что летом он начнёт выходить и вспомнит, что вокруг полно красивых молодых женщин, которых он наверняка заинтересует. И это тоже станет замечательным стимулом — уже для восстановления магических умений.

— С тобой ведь случалось такое? — спросил Родольфус, сам не зная, радуется ли он этому.

— Что в меня влюблялись пациенты? — уточнила она и спокойно кивнула. — Конечно.