К Еве (гет)

Ева в тайне желала, чтобы Фрэнсис закончил эссе позже всех и остался в кабинете, когда другие будут отпущены. Но этому не сбыться, поняла она, когда на стол легли несколько листков с размышлениями на тему веры.

Он даже не посмотрел на нее, просто положил и развернулся, пришлось сказать ему в спину:

— Мистер Вульф, останьтесь до окончания занятия.

Не ответил, вернулся на свое место и расслабился, уткнувшись в телефон. Другие ученики, как назло, не поторапливались завершать работу, будто никому не хотелось уйти пораньше.

— Миссис Лоос, у меня нет мыслей больше, чем на тысячу слов, — пожаловалась Лайма Лаум, и Ева оказала услугу прежде всего самой себе, ответив:

— Сдавайте сколько есть, в этот раз я не снижу балл за количество.

Фраза дала зеленый свет для всех, ученики толпой поспешили сплавить работу и счастливые и довольные покидали класс раньше времени. Только Фрэнсис сидел, не то чтобы недовольный, но явно скучающий.

— М-м-м? — поджал губы намекая, что пора бы и услышать причину персонального задержания.

Ева открыла рот, чтобы приступить к долгому рассуждению об их отношениях, о том, что он дорог и необходим, что эта холодность не устраивает и прочее. Но вовремя рот закрыта, осознав, что рассуждение выйдет не только долгим, и даже не только нудным, но еще не услышанным.

Взгляд опустился и упал на стопку свежеиспеченных эссе, и в этом Ева нашла спасительную нить, ведущую в надежде к продуктивной беседе. Беседе, не монологу.

— Если это был ты… — начала осторожно, и Фрэнсис тут же нагло перебил:

— Это был я, — и столько самодовольства.

— Да, только почему совершенно иной почерк? А? — ей показалось, что в руках вовсе не спасительная нить, а петля для висельника.

— Какая вы наблюдательная, — сарказм и усмешка, Фрэнсис достал блокнот из сумки и ручку, — могу доказать авторство.

И не доказывал. Рука с зажатой ручкой нависала над чистым листом и не опускалась, не писала. Фрэнсис ожидал, когда Ева попросит «доказательства», вопросительно смотрел в этом ожидании, и все не получал команды приступить к письму.

Перехватило дыхание, Ева поднялась и медленно, плавно направилась к Фрэнсису, не разрывая зрительного контакта.

— Докажи, — и села на самый край его стола, бедром касаясь пружины блокнота.

Фрэнсис засмеялся, опустил взгляд на ее грудь и после на собственную руку, и уже потом заговорил с ней, глядя в глаза:

— Все просто, мисс Лоос, в какой-то степени вы правы и умны, но в той же степени и нет, — ручка перекочевала из пальцев правой руки в пальцы левой. — Я писал вам от чистого сердца, а сердце с левой стороны, — и будто в сцене красивого фильма прижал ладонь правой руки к области сердца и тут же убрал, — что мне вам написать сейчас в доказательство?

Ева проглотила ком в горле, и задрала подбородок, приступая к диктовке:

— Я прилежный ученик современной школы с лучшим преподавательским составом…

Какая же ерунда, — внутренне сокрушалась Ева, смотря в окно, — разве «лучший преподавательский состав» может быть там, где учительница позволила ученику ее возжелать?

— Из года в год я стремлюсь к приобретению лучших знаний, закреплению до этого полученных умений и самосовершенствованию.

Если бы так было, то не было бы никакой запретной любви. Господи, неужели Фрэнсис правда любит меня? За окном все моросило, целый день, не переставая.

— Я прислушиваюсь к себе, внемлю старшим и всячески уважаю критику, работающую на меня, и полезные советы более опытных людей.

Может, надо пройти курс у психолога? Справимся ли мы с происходящим? Ева посмотрела на Фрэнсиса, дописывающего надиктованное левой рукой, и потянула свою к нему. Успела коснуться лишь кончиков волос, как он резко отпрянул в сторону:

— Трогать не надо.

Ева даже не услышала, только произнесла задумчивое:

— Фрэнсис…

Хотелось выплеснуть это из себя. Признаться, как не хватает его чуткости, внимания, слов... как сильно не хватает его присутствия. А еще сильнее хочется обнять, прижать к груди этого колючего мальчика и заверить, что всё уладит и всё уладится, что встретит он еще свою любовь, как встретил мать, что полюбила всей душой.

— Это все? — спросил Фрэнсис и, когда Ева кивнула, поднялся, забрал сумку, оставив и блокнот, и ручку на столе: — Удачного дня, мисс Лоос.

Оставшись в одиночестве, Ева взяла блокнот и первым же делом бросилось в глаза, что Фрэнсис не соврал. Те же буквы. Слегка вытянутые и наклон в левую сторону, сильный нажим… оторвала лист с написанным и увидела бесчернильный отпечаток написанного на следующим листе. Все верно, сильный нажим.

И только после Ева слезла со стола и пожалела, что больше не сидит. Он написал, но вовсе не то, что диктовала, совсем не то!

«Ты обманываешься, полагая, что не можешь без меня по причине вымышленной материнской любви. Опомнись, признайся, что просто хочешь меня сама. Тебя тянет ко мне, влечет, даже я начинаю чувствовать это.

Тепло твоих бедер, я вижу зажим, держащий чулок, сквозь тонкую ткань натянувшейся юбки. Ты явно соблазняешь меня, ощущаю твое желание как собственное»

К животу прилил жар, и уши загорелись, словно лампочки. Иллюзия маленького мальчика, росшего без матери и должной нежности, рассеялась, и Ева увидела усмехающегося взрослого парня, сделавшего татуировку, курящего, если верить Саре (а Саре впредь верит), и мечтающего поиметь ее.

Странное яростное возбуждение настигло так внезапно, что ни единой возможности для возобновления дыхания. И эта попытка погладить Фрэнсиса лишь убедила его в собственной правоте. Но все не так!

Ева схватилась рукой за стол и нашла в этом опору. Что творится?.. Все неправильно и истолковано неверно…