Merry dancers: дальше некуда (гет)

— …Клянусь вам, я не знала, с кем отправляюсь в путешествие, мисс Пиквери, — повторилась Джоконда. — Ни я, ни Персиваль не смогли его узнать под другой личностью.

— Зачем вы отправились в путешествие?

— Мои воспоминания подправлены, я не помню что конкретно случилось на острове. Но меня преследует ощущение, что мы гнались за чем-то очень нужным.

Она отпила немного воды после длинного рассказа, в котором, конечно же, опустила множество деталей. Невзирая на затравленное состояние, у нее было время подумать. Сейчас ее поместье обыскивали авроры, но они не смогут найти теплицу — ее Джоконда уничтожила, а эльфы волшебным образом растворились в неизвестном направлении, прихватив с собой пожитки хозяина и курительный череп, но эти недотепы оставили самое главное — вырвав все цветы, они оставили клубень, который она припрятала в оранжерее поместья среди прочих безобидных растений. Когда Гриндевальд освободится, их ждет хорошая трепка. Джоконде пришлось соврать, что она использовала запасы оборотного зелья Гриндевальда, чтобы обратиться в своего брата — якобы нашла его волосы на одежде. Незачем Пиквери знать о том, что никакого брата у нее нет, а она владеет мощной трансфигурационной магией. Пусть лучше считают ее слабой женщиной. Ее репутация и так висела на волоске, впрочем ей было уже все равно, она врала, лишь бы не подвергаться лишним допросам. На это не было времени. Джоконда находилась здесь с единственной целью — во что бы то ни стало выяснить у Гриндевальда, где же находится ее муж, но по закону не имела на это права, так как проходила по нему свидетелем, и это могло помешать следствию — все прекрасно понимали, каким даром убеждения владеет Гриндевальд. Но на Джоконде это бы никогда не сработало, ведь она прекрасно знала будущее.

— Мы сообщим в Австрийское Министерство Магии, чтобы они проверили Хельмута Доплера, но нам нужны доказательства и свидетели.

— Команда матросов с моего корабля, мистер Абернети, их нужно допросить, а также Гриндевальд был с приспешниками — Тобиас Кралл, Александр Крафт и Винда Розир.

— Мистер Абернети уже рассказал нам всё, но он не знал, что это Гриндевальд и не знал целей поездки, — сказала Пиквери, и Джоконда наконец убедилась в том, что Абернети не чист на руку; с ним она разберется позже. — Что до других — это серьезное обвинение, Пруденс, Розиры — очень уважаемый французский род, а Крафты — австрийский, — сказала Пиквери, однако в свете всего произошедшего это играло исключительно в пользу версии Джоконды.

— Уверена на все сто: у них консервативные взгляды, они придерживаются традиций чистототы крови и наверняка считают себя выше других, — покачала головой та.

— Это не делает Розиров и Крафтов преступниками. Поймите, я не пытаюсь вас переубедить, я уверена, что вы говорите правду, но чтобы поймать их за хвост, нужны веские доказательства.

Джоконда, несомненно, это понимала, но у нее доказательств не было, и она была очень зла на Абернети — как самый верный ее мужу человек мог переметнуться к Гриндевальду? Неужели он настолько ведомый? Что Геллерт пообещал ему?

— Я не прошу преследовать их, но, возможно, Персиваль находится у кого-то из них. Вы же понимаете, для оборотного зелья необходим живой источник материала, — сказала Джоконда. — Я не могу покинуть Америку, чтобы броситься на поиски, будучи свидетелем по делу Гриндевальда, и я благодарю вас, что я на свободе, в то время как этот ублюдок в тюрьме, — с отвращением сказала Джоконда и потерла виски; она была совершенно истощена, и неизвестно сколько еще сил у нее осталось. — Но как долго будет оставаться жив Персиваль?.. Поймите…

— Мы ведем поиски, Пруденс, — тяжело вздохнув, перебила Пиквери, — и мы пока не печатаем статью о том, что Гриндевальд пойман, выжидаем, чтобы не спровоцировать преступников забрать его жизнь. Но мы не можем надолго задержать публикацию, это новость мирового масштаба.

Это был логичный ход, но наверняка те, кто держал его в плену, уже обо всем знали, как минимум потому что лояльных Гриндевальду людей не взяли под стражу, их допросили, поставили за ними круглосуточное наблюдение, но не лишили свободы. И даже Кастеллано и Пилигрима, который с позором ушел с поста, не преминув обвинить Джоконду в пособничестве Гриндевальду, и о том, что именно она привела Гриндевальда к нему. Но каково было удивление старика, узнавшего, что она же и сдала его в МАКУСА, обеспечив его поимку. МАКУСА взяли количеством, только из-за того, что Пиквери знала, что это вовсе не Грейвз, авроров в подземке было очень много, а иначе они могли бы упустить преступника. А Джоконде пособничество Гриндевальду сошло с рук благодаря честности, а что ей оставалось делать? Даже ей, наследнице Слизерина с кровью Мерлина и Дамблдоров было не под силу одолеть хозяина Бузинной палочки. Она в раздрае, у нее не так много опыта, она недостаточно сильна. Было бы глупо идти на него в одиночку, и потому решение сдать всё Пиквери — единственному человеку, который никогда бы не поддался его сладким речам, пришло как-то само собой. Эта женщина всегда вызывала у Джоконды уважение.

— Мэм, прошу вас…

— Я не могу удовлетворить вашу просьбу. Он — опасный Темный волшебник, и он уже изувечил вас. Вы не следователь и не прокурор.

— Прокурор? Я могу пройти по делу как юрист, у меня есть лицензия, я оканчивала…

— Вы меня совершенно не слышите, Пруденс, — на секунду устало прикрыв глаза, Пиквери потянулась к подостывшей чашке кофе — кажется, она не спала всю ночь.

Большая удача, что у чудаковатого магозоолога оказалась Гром-птица, которая сумела распылить над Манхэттеном зелье забвения и удалить негативные воспоминания у немагов, пока авроры восстанавливали город. Конечно, невыразимцам тоже пришлось поработать, но если бы не Ньют Саламандер, магическое сообщество было бы раскрыто. Гриндевальда наверняка расстроило, что им удалось избежать катастрофы, он ведь так мечтал открыться магглам. Джоконда не испытывала злорадства, что помогла разрушить его планы, ей было все равно, ей нужно завершить начатое — найти Персиваля, высадить цветы и вернуть воспоминания Дамблдору. То, через что она прошла, полностью иссушило ее, не осталось даже слез, не было сил, не было ничего от прежней Джоконды.

— Госпожа президент, вы моя последняя надежда, только Гриндевальд знает, где находится Персиваль… — Да, она давила на жалость, но кроме этого ничего не оставалось делать.

— Он молчит, воды в рот набрал, его всю ночь допрашивали следователи, но он не произнес ни слова и, поверьте, всех интересует, где сейчас Персиваль Грейвз.

— Он говорил, что Перси сошел с ума, госпожа президент. — Джоконда скорбно сдвинула брови, а затем помассировала переносицу. — Он пытал его, я прошу вас, если у вас есть хоть капля сострадания и вы относитесь к своему верному подчиненному несколько более лояльно, чем просто как к коллеге, пожалуйста, позвольте мне поговорить с Гриндевальдом.

Пиквери снова тяжело выдохнула, не сводя с нее взгляда.

— Да вы и сами не в порядке…

— То, что со мной — не важно, у нас нет времени, и я хочу вернуть своего мужа живым. У меня никого нет, кроме него, и я так долго жила в клетке разума.

Геллерт молчал, а значит он не рассказал об Александрин Моро, но это не значит, что, увидев ее, он не раскроет все карты. Это было слишком опасно, но выбора нет, главное, выведать у него информацию. Пиквери не торопилась вновь уходить в отказ, она прекрасно понимала, как важен Персиваль для Джоконды, да и для МАКУСА. Их обеих волновало то, что сделал с ним Гриндевальд.

— Хорошо, — устало сдалась президент, все же позволив себе смешать работу и личные чувства, что было на нее совершенно не похоже, — я это устрою. Тайно, конечно же. И с вами пойдет Абернети.

— Только не он, госпожа президент. Я ему не доверяю, — прямо возразила Джоконда, хотя собственными глазами видела, как он поднял палочку вместе с остальными аврорами на Гриндевальда — видимо, мог переметнуться обратно, раз его господина поймали, или же на какое-то время затаиться, вынашивая план по его освобождению.

Но… Геллерт должен будет сбежать, и Джоконда не знала, стоит ли обличать Абернети — что, если именно он станет причиной побега Геллерта?

— Остался ли хоть кто-то, кому вы доверяете? — с едва уловимой иронией спросила Пиквери, понимая, что она в каждом видит шпионов Гриндевальда, но Джоконда проигнорировала это.

— Голдштейн, Тина. Она была в самой гуще, она помогала Саламандеру. И вы должны знать, что Персиваль всегда ей благоволил.

— Голдштейн больше не аврор.

— А зря, — невольно вырвалось у Джоконды, — она помогла в поимке Гриндевальда, и я слышала, что благодаря Ньюту Саламандеру с нее были сняты все обвинения. Тина заслуживает второго…

— Мы с этим разберемся, — намекая, что она лезет не на свою территорию, сказала Пиквери.

Что ж, Джоконда в любом случае уже получила что хотела и просить большего не имела права. Пусть Абернети, если он и предатель, не узнает большего, чем уже знает. Но по мере осознания, что ей вновь придется встретиться с Геллертом, телом вновь овладевала дрожь. Она боялась его больше, чем Волдеморта, каким бы чудовищем ни был отец, что бы он ни заставлял ее делать, Гриндевальд сотворил с ней нечто стократ хуже…

* * *

Когда она, Пиквери и Тина, которую все же восстановили в должности аврора в кратчайшие сроки, проходили по галерее второго этажа, полного заключенных за решетками, то слышали в свою сторону свист, их называли цыпочками — мужское отделение тюрьмы не отличалось манерами и изголодалось по общению с женщинами. В камере для особо опасных преступников содержался только один — Геллерт Гриндевальд, туда они и направлялись, и потому заключенные быстро это смекнули и изменили игриво-пошлые шуточки на его воспевание. “Гриндевальд всех вас поимеет!” — это было самое мягкое, что слышала Джоконда. Она впервые видела, что его действительно превозносят. Заключенные считали его великим, для нее же он был омерзительным и подлым подонком, уничтожившим ее психику и посмевшим касаться ее как женщины. Ее вновь передернуло от воспоминаний и от того, что она, не понимая, что ею манипулируют, считала, что желала его и даже любила. Гриндевальд обдурил не только ее, но и Альбуса Дамблдора, и похоже ему было все равно, кто перед ним — мужчина или женщина, если соблазнение было необходимостью на пути к достижению цели. Он умело манипулировал чувствами, но все же так до конца и не сумел подчинить ее… Его обыграл Персиваль Грейвз, невольно предоставивший жене сведения, восстановившие ее память. Воистину проделки Времени могли удивлять!

В камере, куда их завели, не было ничего, кроме крошечной клетки, в которой стоял железный стул с приваренными к подлокотникам кандалами. Защищенное помещение и клетка, не пропускающая магию, а также бьющая отбрасывающим проклятием, если преступник попробует сбежать — Джоконда читала о подобных мерах безопасности еще в академии МАКУСА. Он без волшебной палочки, что он сможет сделать? И все же, Джоконда побаивалась, а Тина и Пиквери крепко сжимали волшебные палочки — у них их не забрали. Абернети сильно возмущался, что госпожа президент идет на допрос к преступнику под защитой Голдштейн — младшего аврора, и то должность ей вернули только сегодня. Но да пошел он пешим маршрутом в труднодоступные места. Если сумеет, Джоконда обязательно найдет доказательства, что этот червяк встал на сторону Гриндевальда, но сейчас было не до него.

Когда левитировали преступника, Джоконда не сразу откинула капюшон, но он смотрел только на нее — в скрюченной позе с отведенными за спину руками, он умудрялся не выглядеть сломленным. На щеках виднелась двухдневная щетина, всегда аккуратно уложенные волосы сейчас были в беспорядке. Взгляд не потускнел, он не считал себя пойманным в ловушку, Геллерт был уверен, что ему удастся сбежать и буквально лучился надменностью. И он был прав… Сковывающие левитационные чары сняли, их сменили кандалы, приковавшие его к стулу. Авроры покинули допросную по приказу Пиквери, хотя на их лицах было написано несогласие — слишком опасно оставлять госпожу президента на попечении Тины Голдштейн. Это же Гриндевальд, неизвестно что он может вытворить.

Преступник сел, размяв затекшие руки и положив ногу на ногу, не испытывая совершенно никаких неудобств, только продолжал изучающе смотреть на Джоконду.

— Не знал, что ты придешь меня навестить, дорогая, — сказал Геллерт наигранно нежно и гадко улыбнулся, когда она сняла капюшон.

— Не знала, что ты все же разговариваешь на допросах, — процедила Джоконда злобно, испытывая подлинный страх, но обращая все свои чувства в ненависть — это помогало держаться.

Проигнорировав колкость, он посмотрел на Пиквери и с серьезным лицом сказал:

— Госпожа президент, прошу простить, что я в таком виде, — осмотрев себя, он только поправил запачкавшиеся манжеты рубашки Персиваля Грейвза, лязгнув цепями, — ваш визит для меня неожиданность, я бы подготовился лучше.

— Не утруждайте себя, мистер Гриндевальд, — парировала Пиквери с той же издевкой, — даже если вас одеть в чистую одежду, чище вы от этого не станете. Где находится Персиваль Грейвз?

Она никогда не лезла за словом в карман и всегда держалась достойно, согласно своему статусу. Но все же на лице Пиквери проскочило отвращение, его общество не доставляло ей никакого удовольствия. Гриндевальд изобразил удивление, и только поудобнее откинулся на едва ли комфортном железном стуле, словно это был не меньше, чем трон или удобное кресло напротив мраморного камина в богатом поместье.

— И это все, зачем вы пришли? Персиваль Грейвз? Другие спрашивали меня о моих планах и целях в Нью-Йорке, о кротах в МАКУСА.

— Где мой муж, ублюдок? — не выдержала Джоконда; ее спина задеревенела, но внезапно она почувствовала успокаивающее прикосновение — Пиквери мягко сжимала ее плечо.

Геллерт выглядел так, словно его совсем не волновали цепи и охранные чары, он наслаждался тем, что его пришли поразвлекать — видимо, наскучили голые стены карцера за последние два дня.

— Александрин… — протянул он, смакуя фальшивое имя и пожурил: — Тебе не идет выражаться, я уже говорил тебе об этом.

— Меня зовут Пруденс Грейвз, — процедила она, а он только театрально вскинул бровь.

— Так ли? — сощурившись, спросил Гриндевальд, указав на нее пальцем, и сейчас, Джоконда была уверена, он искал способ как наиболее издевательски рассказать присутствующим о том, что Пруденс Грейвз — фальшивка, но ей было все равно, иного шанса спасти Персиваля у нее не будет.

— Я все вспомнила, тебе не удалось уничтожить мою личность, — холодно произнесла она, а он только усмехнулся и стал равнодушно разглядывать свои ногти.

— Я до сих пор гадаю, кто же ты, Пруденс Грейвз или Александрин Моро? Или кто-то другой? — негромким и спокойным голосом сказал он и внезапно произнес: — Быть может, Джоконда Уинтер? Это ведь твое настоящее имя?

Ей едва хватило самообладания, чтобы проигнорировать его поразительно точную догадку, но она знала на что шла. Вряд ли он не попытается испортить то, что осталось от ее жизни, даже сидя за решеткой.

— О чем он говорит, Пруденс? — спросила Пиквери, встревоженно взглянув на нее.

— Личности Александрин Моро не существует, он выдумал ее, чтобы управлять мной, а Джоконда — это название моего корабля, картина Леонардо Да Винчи, мисс Пиквери, — ответила она максимально равнодушно. — Персиваль звал меня так, потому что считал, что я похожа на женщину на портрете, и когда я потеряла память, я решила, что меня зовут именно так.

— Правда?.. — Гриндевальд только усмехнулся, его эта ложь ни капли не впечатлила. Однако он знал многим больше, он знал, как она заполучила личность Пруденс Грейвз, и готовился рассказать об этом, намеренно выдерживая затянувшуюся паузу и заставляя ее нервничать. — Ты удивительно изобретательна по части лжи…

— Отвечай, где Персиваль, твои игры никого не интересуют! — перебила Джоконда надменно, в его манере, как ей показалось, но Геллерт только вновь усмехнулся.

— Мои игры? Кто из нас больший актер? — он сменил позу, захватив колено в ладони. — Но пусть это останется на твоей совести. Ты не оценила дар, который я тебе дал — мое покровительство, мою любовь.

— Мерлин, какая отвратительная ложь, Геллерт, — обратилась она привычно по имени, что наверняка сильно удивило Пиквери и Тину, молча наблюдающую за происходящим. — Такие чувства тебе не ведомы, ты используешь любовь только для манипуляций, ты ведь и его никогда не любил?.. — без имен сказала Джоконда, у нее буквально вырвалось упоминание о Дамблдоре, а он понял.

— Александрин, — он чуть склонил голову, с подозрением глядя на нее, — ты знаешь обо мне чуть больше, чем я рассчитывал. Он рассказал?

— Показал, — бесцветными губами проговорила она, чувствуя, что слишком эмоциональна, что нужно быть сдержаннее, чтобы не выдать лишнего при Пиквери и Тине, но ее душила обида — за себя, за Персиваля, за Дамблдора. Они с Гриндевальдом оба друг друга провоцировали — это было заразно. — Ты обманул самого светлого человека на свете, Геллерт, воспользовался им, как и остальными…

— Личная обида… Он до сих пор страдает… — протянул Гриндевальд, заключив об этом с ее слов, но внезапно на его лице появилось нечто ему несвойственное — тень сожаления?

— О ком вы говорите, Пруденс?

— О ещё одной жертве манипуляций Темного мага по имени Геллерт Гриндевальд, через которую он переступил, мисс Пиквери.

— Ты ничего не знаешь! — рявкнул он неожиданно злобно, обнажив истинные чувства. — И лезешь не в свое дело…

— Мне будет что сказать ему, — усмехнулась Джоконда, вместе с удивлением от его реакции, очевидно намекающей на глубокую рану, она ощутила также и силу, теперь она знала его слабость. — Как можно стремиться уничтожить то, что любишь, Геллерт? Каким чудовищем надо быть… — Он рванулся с места, едва не схватившись за прутья клетки, но, видимо, вовремя вспомнил, что его ударит заклятием, и замер.

— Кем он тебе приходится?! — сдержавшись от дальнейшей перепалки и обмена колкостями, спросил он, пытаясь вернуть голосу спокойствие, но в нем отчетливо слышалось рычание.

Геллерт медленно опустился обратно на стул.

— Дальний родственник, не брат и не отец, — ответила она честно и посмотрела на Пиквери, взглядом убеждая, что даст ей все ответы позднее. — Ты верно догадался лишь о нашем родстве, но слишком увлекся составлением моего досье и вызвал нестыковки, которые позволили мне усомниться в правдивости созданной тобой личности.

— Ты всегда была человеком Альбуса Дамблдора, да? Похоже, я слишком самонадеянно решил, что смогу выбить из тебя эту ересь. Такая же магглолюбка, как и он, это слишком бросалось в глаза, — презрительно продолжил он.

— Вы близки с Дамблдором, Пруденс? — не выдержала Пиквери, теряя нить разговора.

— Не совсем. Его мировоззрение мне близко, госпожа президент, — расплывчато сказала Джоконда, а Гриндевальд заметил, что она пытается увильнуть и теперь только наблюдал, что же она еще соврет и, несомненно, подливал масла в огонь:

— А что насчет Слизерина?.. Гонты?

Неужели он решил вывалить на Пиквери все, что знал о ней? Хотя чего она ожидала…

— Гонты? — переспросила Пиквери. — Причем тут Гонты и Слизерин?

— Пруденс Грейвз — тайна, которую не удалось разгадать великому Гриндевальду, — издевательски в его манере сказала она, стараясь уколоть, видя на лице Пиквери, что та потом спустит с нее три шкуры и выбьет суть разговора, — но это я пришла задавать вопросы, Геллерт. Итак, где мой муж?

Он засмеялся — низко, самодовольно, подлый Геллерт Гриндевальд не собирался давать ей то, что она хотела. А она наконец-то поняла, зачем была нужна ему, зачем он почти свел ее с ума. Неужели он думал стравить ее с Альбусом? Неужели именно поэтому так усердно тренировал ее в боевой магии?.. Теперь все сходилось, и Джоконда осознала, что она — единственная причина, почему Гриндевальд появился в Нью-Йорке в двадцатых годах, и только она виновата в том, что произошло с Перси.

— Если он и жив, то ненадолго, — сказал он хоть что-то, — он либо навредит себе, либо скоро умрет от голода, но больше я ничего не скажу, — затем его голос обрел угрожающие ноты: — А когда я выберусь отсюда, я найду тебя и заберу свое по праву.

— О чем он говорит?.. — вновь вмешалась Пиквери.

— Своего наследника, конечно, — протянул Гриндевальд с самодовольной ухмылкой, словно то, что он с ней сделал — было его невероятным достижением, а Джоконда невольно коснулась живота и нашла в себе силы собрать всю злость и ненависть, чтобы сдержаться и впасть в апатию.

— Пруденс?.. — оторопела Тина, с сожалением и вместе с тем неверяще глядя на нее. — Это…

— Ты думаешь, я позволю ему родиться? — с вызовом спросила Джоконда, и даже всегда сдержанная Пиквери не смогла не показать эмоций, она только прижала ладонь ко рту. — От такого чудовища, как ты? Как наивно с твоей стороны, Геллерт…

— Ну же, ты не такой человек, ты праведница и идеалистка, Пруденс Грейвз, невзирая на все свои недостатки, — не согласился он. — Ты не из тех, кто может причинить вред нерожденному ребенку.

— Как мало ты обо мне знаешь, — монотонно парировала она, а затем крепко задумалась, прежде чем предложить довольно жестокий бартер: — Его жизнь в обмен на жизнь Персиваля Грейвза…

Гриндевальд на миг даже опешил.. Она торговалась жизнью за жизнь — похоже, он и впрямь недооценивал ее, а может, она просто сошла с ума от горя.

— Пруденс, это слишком… — начала было Пиквери.

— В каком же ты отчаянии, дорогая… — только произнес Геллерт — слишком умный, чтобы купиться на подобный шантаж. — Что ж, посмотрим. Я найду тебя и своего ребенка где бы вы ни были, как только выберусь отсюда…

— Ты никогда меня не найдешь. Ты сгниешь в Нурменгарде, — она засмеялась, раскрывая часть его биографии, а дальше пусть додумывает.

Но все ее нутро кричало от боли, и Джоконда едва держалась, ей было все равно, что теперь придется многое объяснять Пиквери, этот допрос закончился ничем, только еще большим унижением — Гриндевальд не собирался говорить, где ее муж… Он не сводил с нее пристального, маньячного взгляда, когда его вновь сковали левитационными чарами и отправили в карцер. И ребенок ему был нужен вовсе не из желания стать отцом, а взрастить себе подобного, он слишком заразился идеей уникальности ее крови. Дамблдоры, Слизерин, Гриндевальд, и это при том, что он не знал о Мерлине — она, признаться, хотела бы посмотреть на его горящие жаждой глаза, если бы он узнал еще и о нем. Нет, Гриндевальд никогда не получит этого ребенка, а она никогда не последует за ним.

— Пруденс, — несколько угрожающе прозвучал голос президента, прежде чем им открыли дверь. — Объясните, что это было?

Тина не встревала в разговор высокого руководства, но и она, несомненно, навострила уши.

— Он вбил себе в голову, что я потомок Слизерина, потому что могу разговаривать со змеями, госпожа президент, — ответила Джоконда, вспомнив, что Тина уже давно в курсе этой их с братом маленькой особенности. — Давайте только не здесь об этом, — взглянув на сопровождение, попросила она, а затем пошатнулась от головокружения, и Тина придержала ее. — Я в порядке.

Эти известия несколько шокировали Пиквери, и она, проследив за ее взглядом на наблюдающего за ними аврора, понимающе кивнула.

— Вам нужна помощь, Пруденс, у вас с головой, кажется, не все в порядке, — рассудив по последнему разговору с Геллертом, сказала Пиквери — она не ожидала такого исхода.

— И уже очень давно, но я приду в норму. Я просто хочу найти своего мужа, мисс Пиквери, у меня опускаются руки…

— Почему вы не сказали о ребенке… — тихо спросила она, чтобы не услышали авроры. — Я бы ни за что не позволила вам встретиться с Гриндевальдом, он сумасшедший, он угрожал вам.

— Именно потому и не сказала. По крайней мере, Персиваль еще жив, теперь я знаю точно. А еще я знаю, что он в Нью-Йорке, госпожа президент.

— Но… откуда? — удивилась она.

— Геллерт почти прямым текстом сказал, что он умрет от голода, а значит, за ним никто более не приглядывает. Это могли быть только эльфы, которые после его поимки испарились. Либо он сам. Персиваль заперт где-то без еды и воды и в непонятном состоянии, — Джоконда на миг остановилась. — Я бы хотела проверить всю нашу недвижимость еще раз, прошу, давайте отложим наш разговор на завтра.

— Хорошо, но вам все же стоит обратиться к врачу, — согласилась Пиквери, хотя после услышанного была в праве не отпускать ее.

* * *

Джоконда думала о том, почему Гриндевальд говорил намеками — о ее личности, например, почему он не сдал ее, хотя мог? В чем его выгода? Неужели он действительно вознамерился вернуться за своим ребенком и решил, что его матери лучше быть на свободе? Ее предложение: жизнь ребенка за жизнь Персиваля было отвратительным, но она не знала как еще повлиять на него. Джоконду саму от себя тошнило, неужели в страхе за мужа она могла произнести подобное вслух? Пиквери права, ей срочно нужно к мозгоправу, подобные мысли не могут принадлежать здоровому человеку, и как у нее язык повернулся? Чем, в таком случае, она лучше Гриндевальда? Но от ребенка все же стоит избавиться. Джоконда родилась и выросла в веке, где подобное не редкость, но в этом времени были, конечно же, другие моральные устои.

Она почувствовала зверский голод, оставив все силы на общение с Гриндевальдом. Голова раскалывалась. Прихватив пару сэндвичей из ближайшей забегаловки, она аппарировала в пустое поместье, на кухне которого даже ни разу не была. Ни слуг, ни эльфов, только одиночество и ржание голодных коней в отдалении; она непременно займется животными, но только не сейчас. Все ее мысли были обращены только к одной цели — найти Персиваля. Джоконда планировала просмотреть все документы, ведь она не помнила всех адресов их недвижимости.

Сидя под настольной лампой и закусывая сэндвичем, она изучала бумаги. Ее память все еще имела пробелы, она не помнила и половины зданий и квартир. А еще Джоконда очень устала, если она и спала в последние трое суток, то очень тревожно и мало, и на самочувствии это хорошо не сказывалось, да еще и периодическая тошнота из-за беременности… Если не Геллерт мучал ее, то теперь его ребенок, которого она считала отродьем, — так думала Джоконда, боясь к нему привязываться, да и после того что сделал Гриндевальд, ни о какой привязанности не могло быть и речи. А уж Персивалю такой сюрприз точно не понравится. Сложно было собрать себя в кучу, волнение превратило ее в собственную тень, в зеркало даже смотреть не хотелось. Она абсолютно не знала что делать и где искать мужа. Убеждая Пиквери, что он где-то в Нью-Йорке, она сумела и убедить в этом саму себя. Геллерту незачем было давать ей подобную наводку, возможно, он просто издевался, наблюдая за ее реакцией. Но одно Джоконда знала точно: она больше никогда не будет в безопасности в этом времени — это он четко дал понять. Что бы ни случилось с ребенком, он придет отомстить за его гибель. У нее совсем не осталось сил и слез, в последний раз такой раздавленной она чувствовала себя после гибели Гидеона, и сейчас очередной Темный волшебник забирал у нее любовь всей ее жизни. Персиваль был всем для нее, он принял ее со всеми недостатками и ради него она день ото дня становилась лучше, и он по-настоящему ценил это. Для нее он был идеальным мужчиной, и только для нее он открыл свое суровое аврорское сердце. Она вспомнила каждую секунду, проведенную с ним, каждое мгновение, каждый поцелуй… Они не ссорились, могли повздорить, но все как в обычных семьях — не более. Оба жили только друг ради друга и, наверное, им бесконечно повезло встретиться и так сильно полюбить, ведь их чувства за два года брака не угасли ни на цент. Теперь зная, что Персиваль переживал день ото дня, она искренне не представляла, какое титаническое самообладание он имел, сколько вынес, зная что ничего не может изменить… Зачем же Дамблдор будущего попросил его об этом, и сама Джоконда, она была уверена, была с ним в сговоре, но она бы никогда не хотела причинить ему такую боль и вынудить отдать жену в руки Гриндевальда. В этих воспоминаниях и в письме Персиваля было столько надежды, что ей удастся его спасти, но у нее уже почти опускались руки. Взяв список недвижимости, написанный ее таким изменившимся за десять лет почерком — почерком М.П.Г., она собралась было связаться с Джоэлом Мортинсоном, которого определила ей Пиквери, чтобы тот сопровождал ее, когда услышала негромкий щелчок.

Сердце пропустило удар — теперь она боялась внезапных звуков — взгляд выловил на столе карманные часы Альбуса Дамблдора. Они были открыты, а секундная стрелка бешено крутилась, ускоряясь и ускоряясь, пока стала уже совсем незаметной для человеческого взгляда.

“Эти часы могут очень помочь тебе в трудную минуту, они знают, когда нужна помощь”, — раздался как наяву голос Альбуса Дамблдора, и Джоконда даже удержалась от того, чтобы оглядеться, словно он находился рядом.

Быстрым шагом она вернулась к заваленному документами столу и взяла в руки часы, а секундная стрелка резко остановилась, а затем, качнувшись, указала в сторону двери.

— Что же это, — только проговорила Джоконда.

Всего секунда, и она тронулась в том направлении, а когда вышла к галерее второго этажа, стрелка вновь качнулась и указала в сторону лестницы. Словно компас, часы показывали дорогу, но куда? Какие чары были наложены на этот предмет? Ее сердце поневоле стало отбивать чечетку; бедная, уставшая и истощенная Джоконда уже мало на что рассчитывала, но сейчас, держа в руках, по-видимому, не просто карманные часы, она ощущала тревогу, которая переросла в нечто совершенно неожиданное — в надежду. Альбус Дамблдор до сих пор помогал ей и куда-то вел. После лестницы часы провели ее сквозь несколько холлов и гостиных поместья, пока не указали в сторону двери в винный погреб, в котором чаще бывали слуги, нежели она сама. Спустившись вниз и продвигаясь между стеллажами с винами и крепкими напитками, она только зачарованно смотрела на стрелку, упорно указывающую вперед, где находилась глухая бетонная стена. В сомнении сдвинув брови, Джоконда убрала часы в карман и задумалась. В этом поместье она знала каждую комнату, каждый угол, в этом погребе больше ничего не должно быть.

— Ревелио, — проговорила она, но ничего не произошло — конечно, ведь авроры уже всё здесь обыскали, они наверняка использовали что-то более мощное для обнаружения скрытых чар, нежели простое “Ревелио”.

И все же, стрелка часов упорно указывала на эту стену, словно компас. Еще один компас от сильного волшебника.

— Бомбарда! — рявкнула Джоконда, и ближайшие к стене бутылки разлетелись на осколки, забрызгав помещение белым и красным вином, а в стене появилась небольшая дыра, в которую можно было пролезть.

Взмахнув волшебной палочкой, Джоконда развеяла каменную пыль и с опаской подошла ближе, отправив вперед шарик Люмоса. За проломом обнаружилось помещение, которого здесь раньше не было, отмахнувшись от внезапно вылетевшей изнутри мухи, она, пригнувшись, шагнула внутрь и замерла, увидев сгорбленный силуэт на полу в груде тряпья на выглядящем ужасно тонким матрасе. Мужчина закрывал руками лицо и трясся, что-то бормоча себе под нос, испуганно суча ногами и вжимаясь в стену, а сердце Джоконды разбилось на части.

— Перси… — как в тумане прошептала она и всхлипнула, едва узнавая в этом несчастном человеке всегда уверенного и гордого Персиваля Грейвза.

Неужели он все это время был здесь, прямо у нее под носом? Джоконда бросилась к мужу, не обратив внимания, насколько он напуган. Он истошно вскрикнул, когда она попыталась его коснуться, и зажмурил глаза. Исхудавший, бледный, он не был похож сам на себя — затравленный, совершенно напуганный, он жмурился, закрываясь от нее руками.

— Перси, это я, Джоконда… — Дрожа, она сидела перед ним на коленях. — Твоя Джоконда…

Его била крупная дрожь, а с губ срывались непонятные звуки, даже когда он нашел в себе силы посмотреть на нее, то только зажмурился вновь, вновь замотав перед собой руками. В этом помещении ужасно пахло, за ним никто не ухаживал последние несколько дней, и, кажется, пахло от него — он справлял нужду прямо под себя. Он не узнавал ее и не понимал где он, не мог говорить, мог только бояться. На его пальцах и под ногтями была запёкшаяся кровь, следы крови на матрасе и на стене — Геллерт был прав, он действительно мог причинить себе вред.

Она никогда прежде не видела этого сильного мужчину в таком состоянии. Он был ее жизнью, и то, кем он стал, приносило ей чудовишную боль. Мерлин, какая несправедливость, за что ему это?.. Она вдруг осознала, что пережила многим меньше, чем он. Но он был жив, и это главное. Не узнавая ее, он издавал испуганные резкие звуки, было бесполезно с ним разговаривать, как бы она ни хотела услышать из его уст родное “Джоконда”, сейчас это было невозможно. Он обезумел и ничего не соображал, а из инстинктов остался только страх. Гриндевальд уничтожил его, сломил, забрал его разум, но Перси так и не выдал ему тайн Джоконды или МАКУСА. Он предпочел сойти с ума, чтобы защитить ее…

Ей ничего не оставалось делать, кроме как оглушить его, ожидать внезапного озарения не приходилось, по крайней мере пока. Когда Джоконда перенесла его в их спальню, ей пришлось привязать его к кровати, ведь она не знала, что он может сделать. Он был совершенно неадекватен, но что, если завтра, увидев утреннее солнце, проснувшись в чистом белье на свежей постели, он сможет прийти в себя? Что, если привычная обстановка этому поспособствует?..

Мерлин, она действительно нашла его, но что от него осталось?.. Только очистив его и уложив в постель, она тихонечко легла рядом, наконец позволив себе проплакаться, хотя считала, что слез уже не осталось. От них с Персивалем ничего не осталось, их семью разрушил самонадеянный подонок по имени Геллерт Гриндевальд, и все же, она сохраняла надежду, что все еще может вернуться на свои места, только так ей удалось ненадолго уснуть, прижимая к груди часы Дамблдора и благодаря его за этот бесценный дар, приведший к ее мужу…

Примечания:

В пятницу постараюсь выложить последнюю главу и эпилог сразу. Очень жду отзывов!