Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

— Ты рехнулся? — заорал дед, вскакивая с кресла у камина в своём кабинете. — Больной ублюдок!

Он пригладил рукой колючую бороду и задумчиво уставился в огонь. Казалось, новость, принесенная ему с утренней совой в первый день каникул старика сильно шокировала.

Виновато потупив взор, Гленн крепко сжал зубы, чтобы не сказать лишнего. Игра в благородство старику хорошо удавалась, но была только игрой. Сегодня зрителями были Броуди и Дуглас, как самые приближённые. Однажды Баллард отравил племянницу, поскольку та забеременела от кого-то из вражеского клана и опозорила род. Мораль в мире древней магии была чем-то размытым — они жили по очень старым законам. Считалось, что иначе нельзя, ведь духи могли как наделять клан силами, так и отбирать их, стоило магам дать слабину и предать своё прошлое.

Сам Дамблдор черпал в этом замке древние знания и таскал отсюда ценные артефакты. Поэтому такой уклад — не беспокоил никого за пределами дома. Его жильцам приходилось выживать, полагаясь только на собственные силы. По этой причине сохранить свою жизнь — удавалось не всем.

Парень никого не стеснялся и никого не боялся, пусть и не сам придумал эту дурацкую идею с беременностью. Она его коробила не меньше, чем Мериду, просто его желудок был крепче. Взгляды осуждения, бросаемые на него Броуди — единственное, что было вынести сложно. Когда-то дед вырезал всю его семью под надуманным предлогом ответного набега, хотя о первом история умалчивала, и похитил ребенка-анимага, способного превращаться в волка, не будучи оборотнем. Просто потому, что в клане таких не было, а на гербе волк — был. Он растил его несколько мягче, чем остальных, и Броуди давно стал Целлером, преданным деду. Мужчина нравился ему и единственный помогал выживать, но Гленн давно научился не доверять никому.

Однажды его кто-то сильно толкнул в спину, и веселая игра с маленькой кузиной закончилась её смертью от его руки. В другой раз он поднес яд той самой племяннице на сносях, совершенно не зная, что именно было налито в стакан. Кто знает, что ведая или не ведая совершал Броуди? В сердце Гленна жила чернота, а в ней — желание перегрызть родне все вены и выпить их кровь. Каждому!

— Ты чего молчишь? — продолжал допытываться дед. — Выродок! Я говорил за ручки подержаться, а не... — он яростно замахал рукой перед носом, — вот это вот всё!

— Ты хотел её убить… — пробормотал парень, желая поскорее окончить спектакль. — Требовал, чтобы перед этим я добился доверия. Сейчас — она мне доверяет.

— Еще бы! — фыркнул Дуглас. — Тебя, недоумка, действительно ничего не смутило, когда ты… ну…

Броуди зло посмотрел на соседа и тот счел за благо не доводить мысль до конца.

— Правду о ней говорят — гнилой плод может породить только такой же… — прошептал Дуглас в сторону.

Не обращая внимания не обидные реплики, которые слышал тысячу раз, парень продолжил.

— Можно выудить любую информацию и заставить её шпионить. Чем ты не доволен?

Дед сам устал от своих драматичных воплей и сел обратно в кресло, осматривая его оценивающим взглядом. После чего одобрительно и еле заметно ухмыльнулся.

— Возмужал… — прошептал он вскоре. — Мужчина!

Ему стоило усилий не засмеяться — в памяти всплыла растерянная речь сестры, где она доказывала Люпину, что он то не мужчина, то мужчина, но совсем не тот. Всячески пытаясь выгородить его, когда не понимала, что этого вовсе не требуется. Она делала это просто так, без причины, пусть он ей и не нравился.

— Отец? — раздался голос Броуди. — Гленн должен понести наказание!

Только сейчас парень понял, как взбесил мужчину, у него даже губы от ярости побелели. Поговаривали — он был влюблен в Розу пылкой юношеской любовью, но она симпатизировала другому, равному по годам.

— Наказание… — задумчиво протянул дед и в его руке появился стакан, в который он заглянул с не меньшей задумчивостью. — Да чего в жизни не бывает, Броуди? Кто мы с тобой такие, чтобы его осуждать? Единокровная — ну и что тут такого…

По всей видимости Баллард понял, что переиграл сам себя. А потому не знал, как вырулить на ту поверхность, где семья не захочет линчевать Гленна, воодушевленная его криками.

Замечание о единокровности не убедило даже Дугласа — беспощадного воина и весьма порочного представителя семейства, о чьих связях с чужими женами и дочерьми ходили легенды. Его старшая сестра и мать Розы приходилась Балларду не только супругой, но и очень дальней родственницей, из ирландской ветви Целлеров. Однако никто этим не гордился, и брак до сих пор считался не очень здоровым.

Покосившись на старика с неодобрением, он демонстративно повернулся к Броуди и согласно ему кивнул.

— Согласен с Броуди, абсолютно.

Дед разнервничался окончательно, ведь самый лучший шпион за весь период его предводительства кланом грозился вот-вот остаться за воротами и не попасть в его сети.

— Дети мои! — он поднялся на ноги и подошел к мужчинам. — Вам напомнить все ваши… ошибки? Не стоит кидаться на мальчика — он выполнял мой указ!

— Но ты не… — попытался возразить Дуглас.

— Я выразился слишком туманно! — рявкнул Баллард. — Правда, Гленн?

Парню ничего не оставалось, кроме как кивнуть и вновь опустить взгляд, разыгрывая раскаяние.

— Может, стоить вас поженить? — спросил дед, осмелев.

— Ты забыл — кто она, — спокойно ответил Гленн. — Сомневаюсь, что Волдеморт или её папаша одобрят, когда узнают, что я Целлер.

— А кто им скажет? Мало ли какие фамилии живут под одной крышей в Шотландии? Тем более на ребенка папаша согласен, если верить тому, что мне донесли…

— Он просто не хочет его убивать.

Разумеется — семейный союз между ними последнее, чего хотел Баллард. Он просто повысил ставки, и услышав о свадьбе, мужчины согласились на всё. И не наказывать Гленна, и даже смириться с самим фактом, и принять гостью в замке, где чужих не принимали в принципе. Уже всё казалось приемлемым по сравнению с настолько мерзким браком в роду. Дуглас, покидая кабинет, всё еще что-то бормотал об уродце, который не должен родиться, но дед уже успокоился. Он почти сиял, явно представляя, как уничтожает Гарольда и врывается в замок Салазара, а за ним туда врывается буря мести богини Морриган.

Пришлось кашлянуть, привлекая его внимание, пока дед не пустил слюни — все же его пока не отпускали.

— Подойди, парень, подойди… — попросил старик.

Гленн, не поднимая глаз, подошел.

Баллард похлопал внука по руке и подмигнул.

— Удовольствие получил и дело сделал? — пробормотал он с мерзкой ухмылкой. — Кто знает, может, ты и впрямь умнее остальных? Поживем — увидим…

После этих слов перед глазами парня предстало странное видение — дед в луже крови, выпотрошенный, словно свинья после забоя. Картина была знакомой и приятной его сердцу — невольно он улыбнулся, и она быстро рассеялась. Баллард пришел в восторг от такой реакции, поняв её совершенно превратно. Он одобрительно и слегка удивленно хмыкал, пока Гленн не закрыл за собой дверь.

За ней его поджидал Броуди с горящими от ярости глазами — он подскочил и врезал ему по лицу с такой силой, что Гленн отлетел обратно к двери и почувствовал сладкий вкус крови на губах. На этом мужчина не планировал останавливаться и замахнулся над его головой во второй раз. Позади послышался визг бабки — матери Розы, обычно интересующийся только кружевами да стряпней, а никак не домом или детьми. Она хотела подбежать к нему, но ей преградил дорогу брат, пару секунд назад подобравший у лестницы его палочку.

— Ты убьешь его, Броуди! — закричала она. — Что ты творишь?!

— Не вмешивайся, глупая женщина! — рявкнул Дуглас.

Дрожащая от напряжения рука Броуди обмякла, он потянул его за рубаху и резко отшвырнул на пол.

Наклонившись вплотную к его лицу, он прошептал прерывающимся от ненависти голосом:

— Любил тебя, как родного, но ты точно его отродье — обыкновенная мразь…

* * *

Она жутко не выспалась и пришла на завтрак самой последней, и то благодаря Сабрине, заметившей, что из-под одеял торчит чья-то нога.

— Занятия скоро, ты чего дрыхнешь? Плохо тебе, да? — тормошила она её двумя руками. — Надо Гарри сказать, что мы продолжим не на каникулах, а в сентябре!

Гораздо эффективнее для неё лично было бы сказать Гарри не таскаться к ней ночью, пугая до усрачки и лишая сна до утра. Впрочем, девчонке она лишь пробормотала что-то благодарное и поковыляла в главный зал, чувствуя, как в животе раздаются голодные трели.

— О, а ты чего встала? — удивилась Дайанна и подвинулась. — Садись! Мы тебя, кстати, специально не будили — ты всю ночь вертелась, как на углях.

— Зельеварение первой парой! — возмутилась она. — Меня на угли посадят, если я пропущу, не подумала?

— Ой, — махнула рукой подруга, дожевывая пирог. — Какая ответственная старшекурсница. Не помрет дед без твоих ответов в конце года. Учебники и те уже сдали.

— Ты еще и стонала, и с кем-то во сне разговаривала, — решила добавить Кэс. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Нормально… — соврала она, ведь заснула только под утро и ничего нормального в этом не было. — Серафим, передай кекс, пожалуйста.

Мальчишка смотрел на неё неотрывно, словно его заморозили в одной позе и отвести взгляд от неё он просто не мог. Просьбу про кекс он, судя по всему, не расслышал.

Она повторила:

— Серафим, я не хочу сосиски, передай мне кекс, пожалуйста!

Кекс ей аккуратно леветировал Райанн, явно желающий прекратить эти вопли. Серафим же посмотрел на проплывающую у его носа тарелку, как на внезапно возникший инопланетный корабль.

— А ты себя хорошо чувствуешь? — спросила у него Кэс, обожающая лечебные зелья и всех, кто соглашался их на себе испытать.

— Отлично! — слишком резко ответил ей мальчишка. — Просто не выспался… Но настойку колокольчиков больше пить не буду, прости… От неё дико пучит.

— О да… — протянул Гилберт и хмыкнул. — Сложно забыть те звуки… и ароматы… Помню еще Вилфред в стенку стучать начал… Он прям с другой стороны… Подумал, наверное, что-то взрывается…

Сидевший рядом с ним Кайл чуть не подавился от сдавленного смеха и закашлялся.

— Подумаешь, разок с граммовкой ошиблась… — обиделась она. — Сейчас всё идеально!

— А что настойка делает? — заинтересовалась Мерида, поглощая кекс.

— Бодрит! — чуть не плача ответила Кэс. — Просто немного бодрит!

— Бодрит — это точно, — продолжал бормотать Гилберт. — Особенно ночью, и особенно всех окружающих…

Опрокинув в себя чай, Мерида решительно протянула руку к насупившейся Кэс.

— Давай мне!

Когда заулыбавшаяся Кассиопея уже протягивала ей флакон, его вдруг резко перехватил Серафим. После чего еще более резко выпил до последней капли и вытер рот тыльной стороной ладони, словно утолил страшную жажду.

Она так и замерла с протянутой рукой и открытым ртом.

— Я сильнее не выспался, — сказал он ей. — Зельеварение надо сдать.

— Серафим! — воскликнула Дайанна. — Ты его почти из рук вырвал — это грубо!

Сама она хотела сказать что-то обиднее и громче, но не успела. Сзади подошел Гленн и тихонько потянул её за локоть.

Она подняла голову и спросила:

— Чего тебе?

— Выйдем, — сухо ответил он. — Надо поговорить.

Раньше он не выдергивал её из-за стола, а потому лекцию о правилах поведения пришлось отложить.

Перешагивая через скамью, она ухитрилась сначала наступить братцу на ногу, затем зацепиться второй ногой и, наконец, рухнуть на него всем весом. Гленн без особых усилий вытащил её из ловушки стола, подхватив за талию. Голова кружилась от недосыпа и лупить его по коленке в очередной раз Мерида не стала. Всё это время она боковым зрением ловила на себе завистливые взгляды старшекурсниц, и слышала какое-то необычное движение позади себя, но сфокусироваться могла только на чем-то одном.

— Чего это с ним? — спросил Гленн, когда они отошли.

— С кем? — пробормотала она.

— Ладно, — он будто передумал обсуждать лишнее. — Твой отец запретил распускать сплетни. Сказал, что ты потом не отмоешься. Так что просто обращай на меня больше внимания. Надо, чтобы у тех, кто знает или пытается узнать, не осталось сомнений. Ясно?

— Да я и не собиралась вывешивать объявление… Это ты вчера самоубиться пытался — точно бы вся школа заметила! — она фыркнула, сложив руки на груди. — Несолидная угроза, серьезно?! А ты попробуй хотя бы час проквакать — посмотрим!

Он рассмеялся и, привалившись к стене, оперся на неё рукой.

— Ты смешная. Маленькая и смешная…

После чего в тысячный раз принялся играть её волосами — то накручивал пряди на палец, то лениво откидывал за плечи.

— Ты мне их скоро все повыдергиваешь, Гленн! — зашипела она, заметив на выходе из зала Гилберта и Серафима.

— Прости, — пробормотал он, но пальцы из её волос не убрал, словно загипнотизированный. — Единственное, что от матери помню — волосы…

Она сглотнула и попыталась было пробормотать что-то утешительное, но вдруг резко вспомнила, что мать у них — одна на двоих. Внезапно ей стало так больно и обидно, за то проклятие, что она в одно мгновение взяла и разрыдалась в голос. Словно кто-то внутри открыл кран со слезами, но вместе с тем перекрыл весь воздух. Она лишь всхлипывала с открытым ртом и торопливо вытирала мокрые щеки, а Гленн просил успокоиться.

— Она тебя любила-а-а… — выла она тихонечко, всё еще опасаясь привлечь лишнее внимание. — А меня просто прокляла-а-а…

Гленн перестал её успокаивать, даже оторвался от стены.

— Кого прокляла? Тебя? Моя мать?!

— Твоя! — всхлипнула она. — И моя! Я всё знаю, и как она умерла — тоже! И знаю, что ты знаешь! Не смотри на меня, как на маленькую дуру! Не смей!

— Твой отец — монстр, — прошептал он. — Только монстр мог рассказать такое ребенку.

Она хмыкнула и вытерла слезы.

— А он как раз и не знает, что я знаю. Узнала случайно и ему не сказала. Он не мог её не убить. Выбора не было — я ему точно была интереснее. Расскажешь кому-то — план провалю моментально. Понял меня?!

Гленн покачал головой и горько усмехнулся.

— Ты защищаешь… его чувства?

Она удивленно пожала плечами.

— А что, нельзя, что ли?

— Можно, наверное… Просто я не уверен, что они у него вообще есть.

— Так! — она сердито топнула ногой и оглянулась.

Вдалеке маячил профессор Люпин с директором, а Серафим всё еще делал вид, что не смотрит на них, но это было точно не так.

— Ладно-ладно, не злись, — Гленн поднял руки. — Для тебя, видимо, они есть. Только ты серьезно ошибаешься. Моя мать не просто любила меня. Она любила даже меня. Она не могла наслать проклятие на младенца, которого носила под сердцем… только если…

— Только если… что?

— Только если не любила сильнее… — он выдохнул. — Скорее всего, она просто пыталась удалить тебя из клана, чтобы его судьба тебя не задела. Своя жизнь ей уже не была важна. Думаю, мама понимала, что не вернется. В наших суровых краях родители часто так делают. Не у всех выходит, но…

— Нет… — пробормотала она, чувствуя, как холодеет. — Быть не может… Нет!

— Тихо, тебя трясёт… — он вдруг крепко её обнял, но совсем не так, как вчера. — Просто не поминай её злым словом. Она не заслужила. Если любила меня, значит, любила и тебя.

Когда они разомкнули объятия, оба выглядели взволнованными и задумчивыми.

— Что значит — даже тебя?

— Ты ещё маленькая для такого.

— Гленн, не смей! — рыкнула она.

— Я не шучу — это не для детских ушей, — ответил он серьезно. — Тебе вообще моя жизнь ни к чему.

Она схватила его за обе руки и пристально посмотрела в глаза.

— Гленн, не время со мной спорить. Твоя коленка всё еще рядом…

Он усмехнулся, вздохнул и тоже оглянулся.

Серафим, казалось, приближался к их закоулку, когда на него не смотрели. Люпин уже не шел, а стоял вместе с дедом, и они вдвоем кидали на них многозначительные взгляды. Стену напротив подпирал Гилберт, демонстративно от них отвернувшийся. Они все что-то задумали и на разговор явно осталось совсем мало времени.

— Скажи хотя бы на ухо — я должна понять. Это не детское любопытство!

Поколебавшись, он наклонился и прошептал ей на ухо страшные и ужасные вещи.

— Поняла теперь?

Она поняла больше, чем он мог себе представить и чем мог вынести её желудок. Эти пять минут у стены стоили ей покоя, но она была благодарна, что они случились. Мертвая женщина вдруг обрела черты матери со сложной судьбой, а противный шотландец — превратился в брата. Легче не стало, боль только глубже въелась, словно руну вырезали прямо по сердцу. Буквально вчера она думала, что просто помогает отцу добыть необходимые артефакты, а сегодня её душу уже сжигал гнев на Балларда Целлера. Она положила руку на живот, ощутив что-то неясное, словно сгусток магии, который появился из ниоткуда.

— А в гневе ты страшна… — пробормотал Гленн. — Глаза прям потемнели. На отца стала похожа.

Она взглянула на него с удивлением.

— Мертвого, — уточнил он. — Не на этого.

Отвлекшись от своих мыслей, она словно заново услышала шепот Гленна в своей голове.

— А твой… а тот… кто… тогда…

— Выпотрошил его, как свинью, уже давно, — ухмыльнулся Гленн. — С одним несложно справиться.

— Свинью?

— Жирный был.

— Ага, хорошо… — прошептала она и прикрыла рот рукой. — Гленн, а на этом этаже есть туалет?

Он удивленно склонил голову и сделал шаг назад.

— Опять? А ты точно ребенка не ждешь, Мерида?

— Сначала вырву на тебя, а потом уже расскажу… — промычала она сквозь ладонь.

— Побежали! — он схватил её за руку и потащил за собой.

Они вихрем промчались и мимо Серафима, и мимо Люпина, и мимо Гилберта. О чем бы они там не хотели поговорить — беседу пришлось отложить. Желание не опозориться у всех на глазах добавляло ей скорости. Она так бегала в последний раз в старой школе на тренировке черлидеров.

На паре по Зельеварению она старательно выводила схемы сушки полыни в тетради и поглощала мятные леденцы, которыми её щедро снабдила Зарина. Она уверяла, что тошнота от нервов, но даже не представляла от каких, обвиняя во всех бедах экзамены. Беременность, хоть и ложная, да разделанные свиньи с их страшными деяниями смешивались в голове в одно гадкое месиво и мутить начинало, стоило об этом всём только подумать.

— У меня уже в носу холодно! — скривилась Милинда. — Чем ты там чавкаешь?!

— Хочешь? — спросила она и протянула ей конфету.

— Давай, — раздраженно ответила девчонка, но взяла угощение. — А ты чего на них так налегаешь?

— Тошнит немного, — пояснила она.

— Понятно, — кивнула Милинда и вернулась к схеме. — Тыква вчера какая-то кислая была, все заметили…

— А мне?! — возмутился Алистер, тот еще пухлый любитель поесть.

— Да пожалуйста! — она развернулась и отсыпала ему целую горсть. Во-первых, он сам с ней всегда делился, а во-вторых в принципе был приятным человеком, пусть и происходил из какой-то очень важной семьи.

— Ого! — сказал он и тоже развернулся. — Карл, хочешь?

Через минуту конфеты сосал весь класс, а директор начал шумно втягивать воздух своим крючковатым носом и морщиться.

— Зелье разлили?! — спросил он вскоре и подошел к ним ближе.

— Не, это конфеты, — пояснил ему кто-то. — Мятные.

— Мерида всех угостила… — тихо пробормотала Милинда, от старания прикусив язык и вырисовывая на схеме листочки. — Тошнит её…

Всё занятие директор сидел в кресле молча и разглядывал что-то видимое только ему одному на потолке. Он даже не кричал и не угрожал всеми карами, которые мог вспомнить, когда оказалось, что Карл забыл школьную тетрадь и рисует на листке. Добили его окончательно именно эти конфеты. Он оперся одной рукой о её парту, а второй схватился за сердце.

Она вскочила на ноги и подставила ему плечо, а затем усадила на свой стул, всё еще держа его руку. Кожа на ней была теплой, сухой и очень шершавой, как у всех зельеваров. Наверное, это был первый раз, когда она дотронулась деда. В какой-то момент ей стало его жаль — пусть он почему-то и поссорился с Кайлом, но у него есть Один и Цинния. Сердце его боится за детей, ведь он не понимает, как отреагирует милорд на известие о таком недосмотре. А неизвестность — страшнее всего.

Но, взглянув в его глаза, она резко отпрянула и отпустила руку.

Старик пытался проверить, настоящая ли её беременность. Однако Гарри, разбудивший дочь той ночью, позаботился о том, чтобы все думали именно так, и ни одна внешняя проверка никогда не смогла бы сломать его личную магию.

А ещё… отец, наверное, тоже не отказался бы, чтобы в детстве о нём кто-то переживал. Или хотя бы не праздновал его смерть на похоронах — уже было бы неплохо. Прошло много лет, а дядя до сих пор замирает с сигарой в руках, уносясь мыслями в прошлое.

Что ж… волнуется дед, значит? На здоровье!

В класс ворвалась Гестия Снейп и бросилась к мужу, ослепляя всех блеском своих белоснежных волос.

— Северус? Сердце? Я позвала помощь!

Затем её взгляд скользнул к ней — не равнодушный, а злой.

— Урок окончен!

Вечером она почти торжественно подвинула стул к Гарри в гостиной, где он опять читал свои странные книги о магии, попросила незаметно приглушить звук и поставить защиту. После чего попросила сказать, правда ли всё то, что ей рассказал брат. Тонкие пальцы отца дрогнули — она успела заметить. Идея застать его врасплох в людном месте сработала просто отлично.

— Ты убил мою мать? — уверенно спросила она.

Такой вопрос, в принципе, не может быть ожидаемым, но для него он стал словно пощёчиной. Гарри дёрнулся, замер, не успевая придумать ничего достойного. Затем закусил губу и отвёл взгляд.

— Я запретил ему говорить с тобой об этом…

— Правду, отец.

Она впервые его так назвала, осознав, что выглядеть он может хоть младенцем, хоть старцем — внутри давно зрелая личность и душа, которая её породила, а сейчас ведет по жизни, как может.

— Знал, что однажды ты спросишь… — голос его едва слышен. — Не знал, что так скоро…

— Отвечай, не бойся — про проклятие я тоже знаю. Всё прочла и, не поверишь, даже проверила.

— Неужели она лежала на кровати все эти годы?

— Ага… — подтвердила она.

Он закрыл книгу и медленно, словно набираясь смелости, поднял на неё взгляд.

— Я убил твою мать, потому что в первую очередь спасал тебя. Но ещё… я просто хотел её убить, — он говорил чётко, словно объяснял что-то ребёнку. — Я не знал её, не любил и даже тогда не помнил, как она выглядит. После смерти я просто приказал сбросить её тело в океан. Мне очень жаль. Но если твоя душа действительно выбирала отца… она промахнулась.

— Ого, — она ногтями вцепилась в стул и вжала голову в плечи. — Можешь же быть честным, аж дух захватывает…

— Мне дорогого стоит такая честность — ты даже не представляешь…

— Что, любишь меня? — она горько усмехнулась, смахивая слезу.

— Очень… — прошептал он.

— Ладно, — она вздохнула, пытаясь выровнять дыхание и унять стук сердца. — А что… с остальным?

— Правда, но…

— Что еще за «но»? Когда ж они закончатся?

— Мерида, он не договаривает — совсем немного, но лучше не расспрашивай его ни о чем. За этой недомолвкой — твоя большая боль, уже её ощущаю. Не так уж он тебе безразличен…

Выпрямившись на стуле, она возмутилась:

— Это что — чертов ребус какой-то?!

— Мерида — это его жизнь…

Она поднялась, но уходить не спешила.

— Начнёшь насылать на меня проклятия? — поинтересовался он и вздохнул. — Война? Истерики? Блевательные батончики в еду?

— Господи, так что, делали?

— Зря, что ли, близнецы их ящиками продавали…

— Брр! — она передёрнула плечами. — Дай руку.

От неожиданности он не пошевелился, и она сама наклонилась и взяла его руку.

— Не из-за тебя она там оказалась, Гарри, — тихо сказала она. — Спи спокойно, я давно знала. Максимум, на что способна — пара дохлых мух в чай.

Он еле заметно улыбнулся, а она усмехнулась, отчего из глаз снова брызнули слезы.

Пройдя к дивану, она без сил повалилась рядом с Зариной и Серафимом.

— Ты чего вся как побитая? — приподняла бровь Зарина. — Да ещё и мокроту развела… О чём вы там говорили?

— Неприятности у общих знакомых, — нехотя ответила Мерида. — Грустная история, аж не сдержалась.

— Кто-то умер? — спросил Серафим.

— Да, мать, — выдохнула она и снова всхлипнула.

— Ужасно, — прокомментировала Зарина.

Помолчав ради приличия и закончив листать журнал с яркими картинками, она проявила беспокойство:

— Не тошнит больше?

— Нет, прошло, спасибо, — машинально ответила Мерида. — А вы Гленна не видели?

— Тебе нужно у девчонок постарше спросить, Мерида, — строго сказала Зарина. — Это они за ним днем и ночью следят. Он, конечно, красавчик, но всё это… неприлично!

— Ну, ночью скорее всего очень плохо следят… — издал странную реплику Серафим.

Мерида даже не стала его одёргивать — в этот момент она заметила, как в гостиную вернулся Гленн. Судя по всему, он не собирался задерживаться, но, увидев её, притормозил.

Вскочив с места, она почти помчалась, не в силах терпеть. Мерида очень хотела сказать ему три важных слова, прямо сейчас. Просто произнести их, чтобы мир, наконец-то, услышал. Она понимала, что выглядит как бешеная возлюбленная, но ей было плевать.

— Мерлин всемогущий — не споткнись… — вздохнула Зарина.

— Ты чего? — спросил Гленн. — Серо-зеленая какая-то? Рыдала, что ли? Лицо в пятнах…

Усевшись на диван, она прошептала:

— Хотела сказать тебе, чтобы ты не считал меня маленькой и бесполезной.

— Я не считаю… — пробормотал он с лёгкой усмешкой.

— Очнись, Гленн! — она рассердилась на него. — Не думай, что только твоя жизнь странная. Вспомни, кто мне близок и где я живу. Имен перечислять не стану — просто хорошенько подумай…

Он вдруг всё понял. Полуулыбка, кривая и привычная, сошла с его лица, уступив место серьезности.

— У нас о таких, как ты, говорят — зло живет у них под кроватью, — произнес он тихо, почти с грустью. — Это когда оно своё, родное… часть тебя.

— Пусть говорят, — она кивнула. — А я вот сейчас говорила с Гарри — он всё подтвердил и во всем признался. Сказал даже больше, чем я бы хотела услышать.

— Он злится на тебя? За расспросы?

— Никто из нас друг на друга не злится — этого не будет! — сказала она твердо и покачала головой. — Прости…

— Ого, ему бы книгу о родительстве написать.

— Тебе дурно?

— Извини — я хам, знаю… — пробормотал он и немного согнулся. — К чему ты вела? Про странную жизнь?

— Еще Гарри сказал, что ты мне не договариваешь, немного.

— И тут он прав, да что же это такое творится…

Ей показалось, что он сейчас заплачет и за колкими фразочками прячет что-то болезненное.

— Я всё равно примерно поняла, о чем он и хочу тебя попросить — не натвори глупостей, если план провалится, — шептала она убежденно. — Не смогу зло под кроватью заставить сделать то, что оно делать не хочет. А вот повлиять на него — точно смогу. Баллард — теперь должен ответить и мне!

Он поднял на неё глаза, блестящие от слез, которым словно не было выхода.

— Этот план — он придуман не мной…

Они замолчали на минуту, не отрывая глаз друг от друга.

— Ты если сейчас не скажешь — взорвешься, — заметил он, вымученно улыбнувшись. — Говори давай, не стесняйся.

Она опустила глаза и прошептала:

— Очень жаль мать…

— Иди ко мне, глупый, избалованный ребенок… — он потянул её к себе и усмехнулся.

Она легла ему на плечо и шмыгнула носом.

— Мне тоже, Мерида… — пробормотал он ей в макушку. — Просыпаюсь каждое утро — и собираю сердце по частям, чтобы просто подняться. За мной стоит полчище мертвых, но она — в первом ряду.

* * *

— Ты это тоже видишь? — прошептала Дайанна, усевшись на спинку дивана и дернув подругу за рукав.

Зарина обернулась, пытаясь рассмотреть, о чем та говорит, и чуть не заорала от возмущения.

— Да они вообще стыд потеряли! Его же могут посадить, правда? Как она жить то потом будет, а? И кто он вообще такой, кто-нибудь знает? Ничего не пойму…

— Пусть посадят, — прохрипел Серафим, словно говорить мешала гнойная ангина. — Азкабан по нему плачет…

Зарина покосилась на него с подозрением.

— Ну скажешь тоже, — неуверенно пробормотала Дайанна. — Я там с дедом тысячу раз была — врагу не пожелаешь… А она в него вон как втрескалась — мозги все отсохли!

— Они сегодня после завтрака так зажимались — скоро донесут на него, идиота, — вздохнула Зарина, отложив очередной журнал. — А если… кхм… ночью решат встретиться — точно быть беде...

— Фу, какая мерзость, Зарина! — подруга скривилась.

Но та, с видом более знающей, отрицательно покачала головой.

— У нас три кладовки! Как думаешь, чем выпускники там занимаются? Рассказать?!

Серафим вдруг услышал собственное мычание — какое-то горячее чувство подступало прямо к горлу и мешало дышать. Оно разливалось под кожей, словно яд, и любое движение, любой вздох — отдавались болью по телу.

— Лучше не надо… — пробормотала Дайанна, глядя уже только на него. — Тебя поэтому за завтраком успокоить не могли, Серафим?

Он медленно поднял на неё взгляд и увидел, как девчонка слегка вздрогнула. По всей видимости он её чем-то напугал, но сделал это, конечно же, не специально. Последние два дня он сам себя в зеркале пугал, будто видел в нем незнакомца.

Зарина на переглядывания и перешептывания внимания не обратила — она готовилась к важной миссии, отряхивала платье и набиралась смелости.

— Пошли, — скомандовала она подруге. — Хотя бы расцепим, пока декан не зашел!

— Может, лучше пост какой поставить, у спальни? — засомневалась Дайанна. — Как мы её от него оттащим? За ноги, что ли?

— Дайанна! Мы подруги или кто?!

— Иди, я за тобой… — пробормотала та обреченно.

Когда Зарина отвернулась она метнулась к нему на диван и зашипела в ухо:

— Ты для неё слишком маленький — девочки растут намного быстрее!

После чего погрозила пальцем, будто предостерегала от чего-то, и рванула вперед за подругой. Они всё же расцепили парочку и почти пинками загнали Мериду в коридор со спальнями, но только Серафим знал, что эти усилия уже бесполезны.

Он понимал, что Мерида еще долго на него не посмотрит — но успокаивал себя тем, что время идет быстро. Чувство к ней было не какой-то глупой детской привязанностью, напротив. Мальчишка готов был ждать долго, готов был защищать, не навязываться, в какой-то момент дать полную свободу, чтобы однажды ярко напомнить о себе и покорить. Многие считали его глупым, потому что он читал мало умных книг и не мог толкать витиеватые речи, как Вилфред.

Серафим не был отличником и не умел играть в шахматы, но в шахматы — блестяще играл его холодный ум. Он видел подоплеку там, где другой не видел почти ничего. Всего минута раздумий понадобилась ему, чтобы понять, кто и зачем забрал жизнь у Габриэль.

Справившись с накатившей яростью, он побежал в кабинет Ремуса и вымолил у него тайную встречу с отцом. Тот молча привёл его к нему и быстро вышел, оставив их наедине.

Убедившись, что профессор не подслушивает, Серафим медленно подошёл к Пожирателю, заглянул ему в глаза — без намёка на страх или смущение.

— Кто тебе сказал, что я хочу её убить? — процедил он. — Мерида? Гарри? Кеннет? Кто?! Говори!

— Она сама, — Долохов развёл руками. — Да и в голове у тебя… были картинки.

— Но зачем… ты?!

Он тяжело вздохнул и отвёл взгляд в окно.

— Не хотел, чтобы твоя рука поднялась на мать, Серафим… А моей — не привыкать.

Он погладил его по голове, и от неожиданности тот даже не сразу отпрыгнул. Ему не понравилась ни нежность — непонятно вообще от кого, — ни само вмешательство в его жизнь.

— Я же мечтал перерезать ей горло…

— Знаешь, сын, — неуверенно начал он. — Перерезал в своей жизни не одно горло, сотни. Поэтому могу сказать с уверенностью — это плохое желание для ребенка…

Он понял, что это — первая забота от отца, и даже кивнул ему, чтобы не выглядеть малолетним придурком. Но всё равно уходя, хлопнул дверью так, что пролетавший мимо Пивз от испуга шагнул в стенку.

Впрочем, понять Долохова он мог — тот явно чувствовал вину, хотя был вообще ни в чем не виноват и к нему у Серафима не было даже микроскопической доли претензии. Мужчина ему просто жутко не нравился, сильно обидел невниманием и был абсолютно чужим. Как любой прохожий на улице. Он что, обязан ко всем незнакомцам чувства испытывать? Да ему всё равно на этого Антонина!

Понять же Мериду и её внезапную влюбленность в этого мерзкого Гленна — было гораздо сложнее. Казалось, ничего не предвещало беды. Она лениво таскалась с ним по школе, как с чемоданом без ручки, и он наблюдал за каждым их шагом. Он сомневался, что она в кого-то там втрескалась ровно до тех пор, пока не услышал под дверью декана его вопль о беременности.

Серафим вначале плохо понял, почему об этом сказали именно Гарри. Впрочем, мальчишка был среди них самым умным и ответственным, и надо же кому-то из тех, кто рядом постоянно, знать о её особенном физическом состоянии. Кому еще поручить наблюдение, не Скорпиусу же, в самом деле?

Больше он слушать ничего не стал, да и не смог бы — сработала защита. Видимо, декан и сам не планировал так кричать. Серафим его понимал — новость вызвала шум в голове, а руки задрожали, как у директрисы приюта после попойки. Захотелось задушить виновника немедленно, но он решил не поддаваться эмоциям, всё разузнать и спланировать.

Однако заснуть, понимая, что нежное и хрупкое тело Мериды обрюхатил какой-то почти взрослый придурок, а то что это Гленн он не сомневался, оказалось нереальной задачей.

Утром он принял решение убедиться, что она хотя бы действительно влюбилась, а не стала его жертвой. Он нашел какие-то подтверждения чувств, так обниматься и рыдать на плече враги точно не будут. Тем не менее его ненависть к нему — только росла. На шотландца вешалось полшколы, а старшекурсницы устраивали засады. Ему сложно было дойти из одного кабинета в другой, чтобы в него «случайно» не врезалась парочка девчонок с бумагами или книгами, которые он помогал им собирать со всё понимающей пошлой ухмылкой.

Он не видел никаких весомых причин для их романа. Гленн точно побывал в тех кладовках с другими и даже не раз! Зачем ему вдруг… она? Может, из-за известной фамилии?

Увидев, как парень гладит её волосы — он психанул и подговорил Гилберта хотя бы вмазать гаденышу, когда Мерида от него отойдет. Друг никогда не спрашивал «зачем» и «почему», вначале просто выполняя просьбу, но в тот раз они сбежали от них, словно за ними организовали погоню.

Вечером он понял, что больше просто не может терпеть. Он сломал ей жизнь, а она обнимается с ним на диване, не таясь. Девчонки были правы, полагая, что это уже как-то слишком. Мерзавец демонстрировал её всем, словно трофей, и сегодня ночью за всё поплатится.

Друзья называли Серафима тенью Гарри, способной повторить за ним любое заклинание с первого раза. Занятия в подземелье и впрямь давались ему легко, вызывая просто-таки необузданную радость. Приближаясь к месту, где мальчишка открывал им настоящие тайны, он ощущал в груди трепет, словно внутри начинал танец рой мотыльков. Только ради этого волшебного ощущения и стоило оказаться в летней школе, а затем в Хогвартсе. Пусть предметы, где надо было много писать, и давались ему хуже, а трансфигурация пера в карандаш срабатывала, словно снотворное. Сложные и интересные заклятия Серафим выполнял на ура.

Поэтому он больше не будет исполнять Сектусемпру, как последний неуч и идиот. Теперь у него в арсенале полно куда более удивительной магии.

Используя Морс Инцессус, зачет по которому сдал Лейстрейнджу самым первым, он прошел в спальню Гленна бесшумно, слившись с темнотой и не отбрасывая тени. Мерзавец спал безмятежно — с голым торсом, раскинув руки и раскидав волосы по подушке. Сырость в помещении была ощутимой, и все остальные укрылись почти с головой, но шотландца явно грела слишком горячая кровь. Глядя на него, Серафим изменил план, и приготовился покрыть тонким льдом сердце гаденыша.

Гарри учил их покрывать всё тело для обездвиживания, но объяснил, что жертва с охлажденным таким образом внутренним органом умрет до того, как лед растает без следа, и так талантливые темные маги часто безнаказанно убивают врагов. На самом деле Серафим давно сомневался, что Гарри что-то там диктует какой-то дух, но старался много об этом не думать. Он просто был счастлив находиться рядом с ним и учиться.

Ведь стоя над Гленном, словно сама Смерть, и чувствуя его жизнь в своих руках, он хорошо понимал, кто наделил его силой.

Оглянувшись и убедившись, что все крепко спят, а в три ночи так и должно было быть, он решительно поднял перед собой палочку и сделал шаг вперед. Легкие отблески от догорающих в камине углей скользнули по мускулистому и красивому телу ублюдка.

Внезапно он понял — перед ним сейчас родной отец ребенка Мериды. Возможно, он родится и даже станет похожим на Гленна. А если гаденыш не планирует их… оставлять? Как оставили его самого? Если он, вдруг, станет нормальным отцом? А если всё еще хуже, и она не влюбилась на пару недель, а… любит?

Убить он мог очень легко и чувствовал в себе необходимую тьму. Сердце его не дрогнуло, дрогнула только рука. В нем будто боролись два демона — никто из них не шептал ничего хорошего, всё-таки демоны, как ни крути. Просто один был немного взрослее. Правда, бессильными перед его необычными чувствами к рыжей девчонке — оказались они оба.

Мысленно проклиная себя, он выбрался в коридор, почти не дыша, и попал в пустую гостиную. Глаза застилала непрошеная влага, но он всё еще двигался бесшумно, почти невидимый. Она спала, свернувшись калачиком и укутавшись в два одеяла. На тумбочке горела свеча и валялись проклятые конфеты от тошноты. Увидев их, Серафим от злости скрипнул зубами. Но её легкое дыхание и сверкающие волосы, казалось, успокоили его душу. Он провел пальцами по её щеке и заправил прядь волос за ухо, чтобы те не щекотали ей нос. Мерида вздохнула после этого как-то неровно, и он поспешил прошептать ей то, ради чего сюда и пришел.

— Он тебе не нужен. Я скоро вырасту. Стану сильнее его, и красивее. Дождись!

Уйти сразу он не смог, и это было ошибкой — вскоре она что-то почувствовала и резко открыла глаза, с трудом приподнявшись на локтях и вглядываясь в темноту, надежно его скрывающую.

— Гарри? Отец? — пробормотала она, еще не проснувшись. — Ты опять?

Подождав пару секунд ответа, но ничего не услышав и не разглядев она просто упала на подушку, разметав по ней волосы.

Спустя неполную минуту Серафим стоял уже у третьей кровати за сегодняшнюю ночь.

— Возле меня нельзя так близко стоять, когда я сонный — опасно…

— Говорят, ты всегда был опасным.

— Разве это плохо? — прозвучал насмешливый вопрос.

— Нет, — возразил Серафим. — Это очень хорошо, для всех нас.

Не дожидаясь еще каких-то слов от Гарольда Снейпа, он лег в кровать и почувствовал умиротворение. Словно им была разгадана давно мучившая его тайна.

— Идеально с тенью слился, кстати.

— Сам министр учил… — прошептал он.

— Спокойной ночи, Серафим.

— Спокойной ночи… Гарри.