Разоблачение государственной измены (джен)

Очнувшись, Диего с минуту лежал неподвижно, мозг отказывался складывать мысли в стройный ряд. Проведя ладонью по лицу, он попытался сесть. Мир вокруг закружился в безумном вальсе, прежде чем наконец обрести зыбкую стабильность. В голове болезненно пульсировало, острая боль постепенно перетекала в глухую, ноющую. Взгляд невольно скользнул к узкой полоске неба, где уже воцарилась луна, серебряным серпом пронзая ночную тьму.

Постойте... Почему лунный свет дробится о вертикальные полосы? Решетка? Как в тюрьме? Несколько раз моргнув, он отчаянно попытался сориентироваться, и ледяной ужас пронзил его. Он в тюремной камере. Воспоминания, словно осколки разбитого зеркала, начали складываться в кошмарную картину прошедшей ночи: Зорро… Хидальго… ловушка.

Тихий шорох вырвал его из оцепенения. Повернувшись, он увидел в соседней камере встревоженное лицо Бернардо. Значит, и он здесь. Это хоть что-то объясняло. Диего еле заметно махнул ему рукой, давая понять, что с ним все в порядке, и увидел, как слуга облегченно улыбнулся. Оглядевшись, чтобы убедиться, что их никто не видит, он прильнул к решетке и прошептал:

— Ты цел?

Бернардо утвердительно кивнул, виновато потирая затылок.

— Если тебя приложили именно туда, значит, ты не смертельно ранен, ты, тупица, — с теплотой проговорил Диего, радуясь, что его друг отделался относительно легко. Бернардо снова кивнул и указал сначала на свой затылок, а затем на Диего. — Да, друг мой, меня постигла та же участь. Ты все видел?

Бернардо кивнул и приложил руку к уху, показывая, что и слышал тоже.

— Нас подставили, Бернардо, это очевидно, — убежденно произнес Диего. Бернардо задумчиво кивнул, соглашаясь. Только это и могло объяснить происходящее. — Ты был прав, когда тревожился о встрече с этим фальшивым Зорро. Его слова звучали заученно, а капитан Хидальго оказался слишком кстати рядом. Уверен, это было представление для кого-то, но я не заметил никого вокруг. Ты что-нибудь заметил?

Бернардо отрицательно покачал головой, болезненно поморщившись от этого движения. Он снова прижал руку к ушибленному месту. Диего продолжил:

— В любом случае, нас подставили. Деньги и тот документ были частью плана. Хотел бы я знать, что было в той бумаге, но капитан выхватил его, прежде чем я успел прочесть хоть строчку. Что бы там ни было, это убедило Хидальго в том, что я предатель и заодно в сговоре с самозванцем, — Диего вздохнул. — Нам нужны ответы, Бернардо. Кто нас подставил? И зачем?

Бернардо пожал плечами и беспомощно развел руками.

Диего, стараясь не потерять равновесие, поднялся и подошел к решетке своей камеры.

— Стража! — позвал он, потирая затылок. — Стража!

— Чего тебе? — грубо отозвался Фуэнтес.

— Я требую встречи с капитаном, — заявил Диего.

— Капитана нельзя беспокоить.

Диего выпрямился, собрав остатки достоинства, и произнес:

— Я помощник магистрадо, и я требую встречи с капитаном. Немедленно! — последнее слово было произнесено довольно громко.

Фуэнтес, не дрогнув, направил дуло мушкета в живот Диего.

— Я сказал, капитана нельзя беспокоить, сеньор. Будете молчать, или я заставлю вас замолчать. Навсегда.

Фуэнтес не собирался уступать. Этим вечером он уже однажды вызвал гнев Хидальго. Больше он этого не допустит. Ни ради кого.

Диего поднял руки и отступил от решетки, демонстрируя подчинение. Очевидно, его статус правительственного чиновника или богатого гасиендадо не имел никакого значения для этого человека. Фуэнтес, пристально посмотрев на него, вернулся на свой пост, закинув мушкет на плечо.

Бернардо жестом подозвал Диего и, пожимая плечами, нарисовал в воздухе букву «Z».

Диего придвинулся к Бернардо, шепча так тихо, чтобы солдат не услышал.

— Да, Бернардо. На этот раз Эль Зорро должен спасти нас обоих. Но, боюсь, сейчас его что-то задерживает, — проговорил Диего с напускной беззаботностью, надеясь, что она не выдаст его волнения.

Бернардо вздохнул. Следующие несколько минут Диего и Бернардо осматривали свои камеры в хоть какой-то лазейки. Бернардо потерял свою маленькую отмычку в тот момент, когда его свалили с ног. Где она теперь — тайна. Оба знали, что тюремные камеры в Лос-Анджелесе не блистали комфортом, но эти, в Санта-Барбаре, были просто отвратительны. По крайней мере, сержант Гарсия изредка вспоминал о чистоте в своих владениях. Здесь же, казалось, не ступала нога уборщика с незапамятных времен. И все же, несмотря на разницу, было между ними и общее: без ключа или отмычки выбраться отсюда было немыслимо.

Отчаяние стало подкрадываться к Диего. Ему всегда претило ощущение беспомощности, а перспектива быть запертым, без единой возможности вырваться на свободу, казалась невыносимой. Даже если бы он нашел способ сбежать, но решил остаться, у него хотя бы оставался контроль над своей судьбой. Он предпочел бы открыто взглянуть в глаза капитану, чем бежать словно жалкий преступник, а потом молить о справедливости. Но надеяться на честный суд под властью Хидальго было равносильно вере в чудо, учитывая личную неприязнь капитана к нему.

«Неплохо бы иметь запасной план», — подумал он, вновь оглядывая камеру, но реальность безжалостно твердила об обратном.

— Если бы здесь был мой отец или сеньор Сантьяго, мы бы быстро во всем разобрались, — тихо произнес он, обращаясь к Бернардо. — Все знают, что я не предатель, и ни мой отец, ни магистрадо не пощадили бы никого, чтобы добиться справедливости в моем деле.

Бернардо лишь пожал плечами, развел руками и отрицательно покачал головой. Диего вопросительно посмотрел на него, затем перевел взгляд на Фуэнтеса, который по-прежнему стоял к ним спиной.

— Неужели ты хочешь сказать, что мой отец не вступится за меня? — спросил он, прищурившись.

Бернардо энергично покачал головой. Затем он поднял два пальца и указал на второй.

— Магистрадо? — Бернардо утвердительно кивнул. — Ты хочешь сказать, что магистрадо замешан в этом?

Бернардо кивнул, слегка пожав плечами, словно признавая отсутствие неопровержимых доказательств, лишь интуицию. Диего пристально изучал Бернардо. Он уважал его инстинкты, но в данном случае тот, должно быть, ошибался. Несмотря ни на что, Диего отказывался верить, что человек, которого он считал честным представителем закона и борцом за справедливость, мог быть замешан в этом грязном деле. Во всяком случае, пока.

Не успел он что-либо возразить, как их внимание привлекло движение в кабинете коменданта. Двое мужчин вышли оттуда и направились в их сторону. Одним из них был Хидальго, а другим — сеньор Сантьяго, магистрадо. Диего узнал его даже в полумраке по его росту и прямой осанке. Диего был поражен, увидев Сантьяго здесь, в Санта-Барбаре. Ведь он должен был находиться в Лос-Анджелесе и заниматься поисками пропавшего ребенка. Бернардо бросил на него многозначительный взгляд.

Диего не ответил.

Он не мог.

Сантьяго приблизился к камере Диего, а следом неотступно следовал капитан Хидальго. Магистрадо, привычным жестом сжимая эфес шпаги, долго испепелял Диего ледяным, надменным взглядом, словно эта надменность была его второй кожей. Глаза его — два бездонных омута, в которых тонули любые попытки разгадать его мысли. Никогда прежде Диего не видел Сантьяго таким. Это тревожное зрелище напомнило ему о покойных магистрадо Карлосе Галиндо и Хосе Варге, Орле — они тоже умели сохранять непроницаемое выражение лица. Но Диего отгонял от себя эти мысли, убеждая себя в ошибке. Хорхе Сантьяго был другим, он слишком долго сотрудничал с магистрадо, чтобы не заметить перемен.

— Магистрадо, — Диего склонил голову в приветствии.

— Де ла Вега, — сухо отозвался Сантьяго, не удостоив его даже формальной вежливостью.

Это застало Диего врасплох, по спине пробежал предательский холодок. Следующие слова Сантьяго подтвердили самые мрачные подозрения Бернардо и заставили Диего, вопреки его желанию, признать ужасную правду. Магистрадо, сухо и пренебрежительно бросив взгляд через плечо Хидальго, произнес:

— Предатель, капитан. Мы поймали предателя. Как удачно, мой дорогой капитан, что вы оказались именно там, где нужно, чтобы схватить молодого де ла Вегу. Деньги и документы, найденные при нем, — именно то, что нужно, чтобы доказать его причастность к заговору и государственной измене, — затем он выдержал эффектную паузу, прежде чем произнести: — Все увидят, что при моем правлении правосудие восторжествует!

Сантьяго одарил их улыбкой, но темные глаза оставались холодными и жесткими.

— Да, Ваше Превосходительство, — ответил Хидальго, криво ухмыльнувшись.

В этот момент Диего был уверен: Сантьяго его подставил. Будь Сантьяго честным и благородным магистрадо, каким он себя выставлял, он бы выслушал его версию событий. Но он этого не сделал. Его приговор был уже вынесен. Земля уходила из-под ног, и Диего судорожно вцепился в прутья камеры, чтобы не упасть. Слово "предательство" не могло передать всю глубину его потрясения. И дело было не только в обвинении в преступлении — Зорро и так не раз обвиняли в разных злодеяниях, в том числе и в том, что он и есть Зорро. Дело было в предательстве человека, который называл себя блюстителем закона, столпом справедливости, человеком, которым Диего восхищался и с которым работал бок о бок. Он безоговорочно доверял ему, а тот использовал его в своих грязных играх, какими бы они ни были. Во рту появилась мерзкая горечь. Сжав зубы, Диего процедил:

— Не думайте, что я не стану бороться с этим, сеньор магистрадо. Я не предатель, и вы это знаете.

Сантьяго разразился холодным, злым смехом.

— Ты? Бороться? Ты не в том положении, чтобы бороться. Доказательства неопровержимы. У меня есть безупречные свидетели. Тебя будут судить, признают виновным и повесят как предателя, де ла Вега. Как и твоего слугу.

Диего стоял у решетки своей камеры, напротив Сантьяго, лицом к лицу.

— Мой отец узнает обо всем, что произошло, и обратится за помощью к губернатору. Вы были волком в овечьей шкуре, сеньор магистрадо, но губернатор — на стороне закона. Он позаботится о том, чтобы восторжествовало истинное правосудие.

— Ты ошибаешься, мой юный друг, — прошипел Сантьяго. — Я не волк. Я — змея в твоем саду наивности.

Диего на мгновение задержал взгляд на лице Сантьяго, а затем опустил его и уставился на богато украшенный эфес его шпаги. Словно прочитав его мысли, Сантьяго провел пальцем по извилистым контурам выгравированной змеи, которая зловеще блеснула в свете лампы.

— Обмануть тебя было так же легко, как убедить Еву вкусить запретный плод. Возможно, даже проще, — Сантьяго осклабился. Диего стиснул зубы, признавая горькую правду. Сантьяго продолжил, и в его голосе зазвенела сталь: — Теперь слушай внимательно, — его взгляд стал жестким, а улыбка исчезла. — Теперь слушай внимательно. У меня есть цель, которую я сам определил, и я намерен ее достичь. Ты, мой юный друг, — всего лишь жертва этой судьбы. Твой отец станет следующей жертвой… если только…

— Мой отец? — переспросил Диего, застыв от ужаса. — Что значит «если только»?

— Если только ты будешь держать рот на замке. Доказательства, которые «нашли», сделают тебя предателем. Как думаешь, сколько времени мне потребуется, чтобы «найти» доказательства, которые сделают предателем и твоего отца? Может быть, он был твоим сообщником? И в любом случае, я контролирую военные силы как здесь, так и в Лос-Анджелесе. Твоему отцу не удастся добраться до губернатора.

Диего задумался. Он прекрасно понимал, какая власть сосредоточена в руках магистрадо в этом округе. Именно с этим Диего и столкнулся, когда, вернувшись из Испании, вновь вступил на родную землю. Сантьяго, опираясь на свою армию, фактически правил здесь, словно в своей личной маленькой империи. Зорро сумел одолеть Монастарио, избегая открытого столкновения и используя свою хитрость, чтобы досаждать и срывать планы команданте. Это вынуждало его действовать вне закона, стремясь при этом к справедливости для народа. Но магистрадо был противником куда более опасным, ибо сам был искусен в обмане. Его змеиная натура была так хорошо скрыта, что даже проницательный Диего не заметил ее, пока не ощутил ядовитый укус. Безупречная репутация Сантьяго среди жителей округа, военных и даже губернатора делала обвинения без неопровержимых доказательств бессмысленной затеей. Но если магистрадо решится обвинить его отца в государственной измене, учитывая, как ловко он подставил самого Диего, исход дела будет предопределен. В темных глазах Сантьяго он увидел тень виселицы, ожидающей его отца, если он осмелится сопротивляться.

Сантьяго с тайным удовольствием наблюдал за Диего, видя, как мысли вихрем носятся в его голове. Он загнал его в угол, лишив возможности маневра. Диего был слишком мягок сердцем, чтобы подвергать опасности своего отца. Он готов был пойти на все, лишь бы избежать этого риска. Улыбка тронула губы магистрадо. Желая убедиться, что Диего осознал всю глубину своего положения, он произнес:

— Ты ведь понимаешь, что если ты промолвишь хоть слово своему отцу, если попытаешься оправдаться, его бездыханное тело будет висеть рядом с твоим на виселице, как тело предателя? Там будет три трупа вместо двух?

Он увидел в глазах Диего подтверждение своим словам.

— Отлично. Значит, мы понимаем друг друга. За тобой будет установлено неусыпное наблюдение, и обо всем, что ты скажешь или сделаешь, мне будет немедленно доложено. Не разочаровывай меня. Помни. Жизнь твоего отца — в твоих руках.

Повернувшись к капитану Хидальго, он отдал приказ:

— Капитан. Вы лично сопроводите этих заключенных в Лос-Анджелес, когда придет время. Суд состоится там, под председательством судьи Васки.

Хидальго склонил голову в знак согласия.

— Видишь, Диего? — обратился Сантьяго к пленнику. — Только самый лучший судья достоин судить сына дона Алехандро де ла Веги. Когда он вынесет обвинительный вердикт, никто не посмеет усомниться в его беспристрастности. Ведь судья Васка — самый уважаемый и честный судья во всей Калифорнии. Ты согласен, Диего?

Диего все знал о судье Васке, но предпочел промолчать, понимая, что Сантьяго просто играет с ним. Не дождавшись ответа, Сантьяго сказал Хидальго:

— Я возвращаюсь в гостиницу. Позаботьтесь хорошенько о наших гостях.

— Слушаюсь, магистрадо, — ответил Хидальго.

Повернувшись к Диего, Сантьяго с ядовитой улыбкой произнес:

— Надеюсь, ты не будешь возражать, если я займу твою комнату на ночь? Я вижу, у тебя есть другие помещения.

Хидальго разразился грубым хохотом. Сантьяго, довольный своей шуткой, удалился. Капитан проводил его до ворот гарнизона.

Диего кипел от ярости. Он смотрел вслед Сантьяго, покидающему гарнизон. Несколько раз он прошелся взад и вперед по камере, затем встретился взглядом с Бернардо. Без слов он признал правоту своего друга в отношении Сантьяго. Бернардо печально кивнул. Ему не доставляло удовольствия быть правым в этом случае. Но больше всего Диего терзал вопрос, на который он не мог найти ответа. Почему его обвинили в предательстве? Что могла дать его смерть?

В отчаянии Диего закричал сквозь прутья своей камеры:

— Пожалуйста, скажите мне только одно, сеньор! Почему? Зачем вы это сделали?

Сантьяго не обернулся. Его смех донесся до Диего в ночном воздухе, словно эхо из преисподней. Это был единственный ответ, который он получил. Диего долго смотрел вслед Сантьяго, сгорая от бессильной злобы. Наконец, в порыве гнева, он ударил кулаком по решетке своей камеры и бросился на лежанку, пытаясь найти выход из этого кошмара.

Он понимал, что, запертый в этой клетке, мало что может сделать для своего спасения. Бернардо, столь же беспомощный, томился в соседней камере. Солдаты капитана Хидальго были суровы и неумолимы. В обычных обстоятельствах он, возможно, сумел бы применить хитрость Лиса, чтобы вызволить себя и Бернардо, но сейчас перспективы казались безнадежно мрачными. Угроза Сантьяго связала ему руки: он не мог подвергать отца опасности, затевая побег, когда их доставят в Лос-Анджелес. И вообще, любая попытка вырваться на свободу, предпринятая им или Бернардо, могла спровоцировать Сантьяго на исполнение его гнусных обещаний, независимо от того, где это произойдет — здесь или в Лос-Анджелесе. Он обреченно вздохнул. Сантьяго безошибочно угадал его самое слабое место, нанеся удар именно туда. Он ни за что не подвергнет жизнь отца опасности, даже ценой собственной. Как этот человек мог так ясно видеть его мысли, и при этом он сам совершенно не понимал, что творится в душе Сантьяго?

Диего сел на жесткой лежанке и прислонился спиной к холодной стене. Бернардо, сидя на своей койке, смотрел на него сквозь частую решетку, разделяющую их камеры. Диего, понизив голос до едва слышного шепота, проговорил:

— Что ж, друг мой. Кажется, это конец. Магистрадо хитроумно заманил нас в ловушку, и наша участь, похоже, предрешена. Я не вижу ни единого выхода, который не привел бы к гибели моего отца. Мы не должны пытаться бежать или сопротивляться, иначе Сантьяго воплотит свою угрозу в жизнь. Я в этом уверен. С глаз моих словно спала пелена, и я вижу его теперь таким, каков он есть на самом деле. Вижу его абсолютную, леденящую душу безжалостность, которую ты, каким-то образом почувствовав, пытался меня предупредить. Я не променяю жизнь отца на свою собственную, и магистрадо это прекрасно понимает. Но знай вот что. Я буду умолять о твоем освобождении, когда нас будут судить. Судья Васка — человек справедливый. Он может прислушаться ко мне, когда я расскажу ему о твоем… состоянии. Ты не должен умереть лишь потому, что оказался рядом со мной. Ты не просил, чтобы тебя втянули в это грязное дело.

Диего устремил взгляд в грязный пол камеры.

Бернардо замер. Он чувствовал всю боль своего молодого господина, оказавшегося в этой безвыходной ситуации, где нет спасения ни для него, ни для его мозо. Сам Бернардо ощущал себя беспомощным, терзаясь тем, что не смог вовремя объяснить Диего, насколько опасен для него Сантьяго. Если Диего погибнет, его собственная жизнь потеряет всякий смысл. Он не сможет жить с сознанием того, что подвел своего господина. Он просунул руку сквозь стальные прутья решетки и коснулся руки Диего, пытаясь привлечь его внимание. Когда Диего поднял на него глаза, Бернардо начал жестикулировать. В вольном переводе его безмолвные слова звучали так:

— Куда ты поведешь, мой учитель, туда и я последую. Куда ты пойдешь, мой господин, туда и я пойду. Если ты будешь жить, мой учитель, то и я буду жить. Если ты умрешь, мой друг, то и мне незачем будет жить.

Слезы медленно катились по его щекам.

Сердце Диего было тронуто до глубины души. Все, что он мог сделать, это просунуть руку сквозь решетку и крепко сжать руку Бернардо. В голосе его звучала глубокая, искренняя признательность:

— Никто не мог бы пожелать лучшего друга, чем ты, Бернардо.

Бернардо улыбнулся сквозь слезы. Диего поднял взгляд на ночное небо, видневшееся сквозь решетки.

— Тогда все в порядке. Мы вместе в этом деле. Наша единственная надежда — молиться о чуде. Когда мы больше не можем помочь себе сами, всегда есть к кому обратиться в трудную минуту. Если не за помощью, то за утешением, — он с любовью сжал руку Бернардо. — Да, мы будем молиться.

В темноте своих камер двое мужчин перекрестились и начали вместе молиться.