Между двух миров (гет)

Друзья учат нас быть терпеливыми и заботливыми, учат прощать ошибки, закрывать глаза на чужие недостатки, верить в надёжное плечо — а иногда они учат друг друга Простейшей Легилименции или сложнейшим магическим чарам.

После первых же минут урока, на котором они с Роном поменялись ролями, Гермиона пожалела о том, что попросила компенсацию за свои труды — нужно было поискать какой-нибудь другой повод для ежедневных встреч... Она-то надеялась на то, что Рон продемонстрирует ей пару заклинаний, которые будет не сложно освоить, и они отправятся на прогулку по вечернему маггловскому Эдинбургу. Но Рональд Уизли, видимо, решил растянуть удовольствие от своего нового статуса: он учитель Гермионы Грейнджер, и она во всём обещала его слушаться!

— Как я понял, по всем правилам педагогики, первый урок должен начинаться с демонстрации собственных талантов, — многозначительно изрёк Рон, — чтобы студенты знали, что их учит не лопух какой-нибудь.

Усадив свою ученицу на диван, он вышел на середину гостиной, махнул палочкой и с загадочным видом произнёс: «Траспаренте!». В ту же секунду его тело стало полупрозрачным и вскоре исчезло в воздухе, будто он аппарировал или надел мантию-невидимку. На лице Гермионы появилось удивление, смешанное с любопытством. Подождав полминутки, она с нетерпением спросила:

— Эй, Рон, ау! Это что — конец урока?

Ответа не последовало, но, как только Гермиона попыталась встать, невидимая сила прижала её к дивану, а над ухом раздался знакомый смех.

— Рон, перестать! Что за шутки? — возмутилась она, отмахиваясь от пустоты. Фигура Рона стала проявляться так же медленно, как и исчезала: сначала возник размытый контур, затем более чёткие очертания, а последней нарисовалась его довольная физиономия.

— Ну, здорово? Научить тебя так делать? — спросил Рон.

— Здорово, но… пугать-то зачем?

— Прости, я больше не буду, — он усмехнулся. — Очень полезное заклинание, но, к сожалению, невербально не накладывается.

Он объяснил Гермионе, как нужно двигать палочкой, представляя своё тело прозрачным с головы до ног, и для наглядности решил показать:

— Вот отсюда, — он слегка коснулся её головы, провел кончиками пальцев от плеч до кистей рук, затем по ногам и остановился на щиколотках, опускаясь перед ней на корточки, — и досюда.

— Я поняла, — ответила Гермиона, удивлённо глядя на него сверху вниз.

Рон тут же встал, и они принялись тренировать заклинание, которое оказалось не таким уж и простым: ему пришлось прислониться к своей ученице сзади, чтобы показать замысловатую траекторию движения палочки. Гермиона ахнула от восторга, когда её тело постепенно растворилось в воздухе, и с удовольствием принялась бродить по комнате, ощущая себя ведьмой-невидимкой. Рон вслед за ней прошептал Траспаренте и сказал:

— Гермиона, попробуй наложить Конторно. Давай!

Она послушно повторила заклинание и тут же увидела в двух шагах слева серый контур Рона, который приблизился и взял её за руку.

— Супер, да? А нас никто не видит — хоть тут и нет никого! — воскликнул он. — Жаль, что Траспаренте действует не дольше минуты! А вообще и за минуту можно столько всего натворить! — Рон произнёс это так, словно заклинание предназначалось не для спасения жизни в минуту опасности, а для баловства в кабинете директора.

В тот вечер они тренировались допоздна, и Гермиона, кроме Траспаренте, узнала ещё и контрзаклинание от чар ненаносимости, и заклинание противодействия сыворотке правды. Но Рон бы не был Роном, если бы не обучил её Скунсофумо, которое пришлось тренировать в саду: из палочки выделялся жутчайший запах, отпугивающий всех живых тварей. Гермионе показалось, что даже ирисы на её клумбе отвернули свои головки!

Заткнув носы, они забежали в дом, и Рон загадочно произнёс:

— А ты знаешь, что существует так называемое «универсальное контрзаклинание»?

— Никогда про такое не слышала, — с интересом ответила Гермиона.

— Нам показал его тренер-китаец, когда мы проходили подготовку в Гонконге.

Глаза Гермионы заблестели.

— Я всегда восхищалась восточной магией, — сказала она, — и мне очень нравится курс «Колдомедицина востока». Кстати, в Парижском университете японские и китайские студенты были самыми способными и продвинутыми. Так что за контрзаклинание?

— Отбивает любые заклинания! Но его сложно освоить, потому что оно на китайском, а там очень важна правильная интонация! — воскликнул Рон. — Попробуем?

Гермиона уверенно кивнула.

— Ты же способная, не то, что я, — добавил он, игнорируя её осуждающий взгляд. — Так, поднимайся, подходи сюда. Смотри, как нужно двигать палочкой, — Рон очертил в воздухе треугольник, и Гермиона легко повторила его движение. — Супер! Теперь само заклинание. Сначала голос идёт вверх, а потом вниз, вот так: Уоот — виаань, — протянул Рон, — запомнила?

— Уоот — виаань, — несколько раз повторила Гермиона, пытаясь добиться правильной интонации, а потом спросила: — А что конкретно происходит, если применить его?

— Если правильно произнесёшь, противник прекратит нападение и уйдёт.

— Странный эффект, — удивилась она, — но можно попробовать! Давай, я буду защищаться, а ты применишь ко мне… Экспеллиармус ?

— Нет, лучше Левикорпус, — предложил Рон.

— Ага, хочешь, чтобы я свалилась головой вниз?

— Гермиона, пойми — чем сильней твоё желание отбить заклинание, тем лучше у тебя получится защита, — убедительно сказал он.

— Ну да, тогда, может, сразу аваду? — усмехнулась она и задумалась. — Давай лучше Обскура!

— Ну Обскура, так Обскура, — неохотно согласился Рон, — хоть повязка на глаза — это и не страшно совсем! Может, потом для верности Инкарцеро?

Гермиона нахмурилась: темная повязка, волшебные путы… Да, уж лучше постараться как следует, чтобы контрзаклинание сработало! Она взяла палочку, готовясь очертить треугольник, а Рон достал свою. Они стали посреди гостиной друг напротив друга, словно приготовившись к бою.

— Обскура!

— Уоот — виаань!

Оба выкрикнули почти одновременно, но контрзаклинание не подействовало, и Гермиона почувствовала, как на её глазах появилась тёмная повязка.

— Гермиона, давай ещё раз! Только теперь быстро произноси, а то ты долго тянешь, — проинструктировал Рон.

— Инкарцеро!

— От-вянь!!

Тело Гермионы сковали волшебные путы, и она выронила палочку. Она не могла видеть Рона, но услышала его сдавленный стон, переходящий в хохот, а потом почувствовала на себе его руки, которые её крепко обняли за плечи.

— Ну вот, получилось! Сейчас подействует, — давясь от смеха, сказал Рон, — я уже отвял! — он смеялся и не мог остановиться, и замершая на месте Гермиона чувствовала, как сотрясается его тело, которым он к ней прижимался. — Прости, пожалуйста, Гермиона, но я не думал, что ты поверишь в эту белиберду, извини, ох, хаха… только не обижайся, умоляю!

— Либертум, — прошептала она, сбрасывая с себя путы и повязку с глаз и поднимая взгляд на Рона, который всё ещё крепко держал её. — Рональд, сейчас тебе понадобятся все твои защитные контрзаклинания, я клянусь! — её глаза метали молнии.

— Гермиона, не надо! Ну я же извинился... Я был уверен — ты сразу поймешь, что это шутка, — посмеиваясь, ответил он, делая при этом преданное, виноватое лицо.

— Репелло, — сердито прошептала Гермиона: она старается изо всех сил, чтобы не ударить в грязь лицом, а он просто издевается над ней?!

Рон отлетел на пару футов и еле устоял на ногах. Гермиона подобрала с пола свою палочку:

— Локомотор Мортис!

— Протего! Гермиона! Престань! Это несерьёзно!

Она не вняла уговорам.

— Левикорпус!

Рон снова отбил заклинание, отступая за стеллаж и все равно тихо посмеиваясь.

— Конфундус! Таранталлегра!

Чего она ожидала? Ему всё нипочём...

Простонав от досады, Гермиона опустила палочку и побрела к дивану. Рон выглянул из укрытия, осторожно подошёл и присел рядом.

— Фух, это был самый трудный бой в моей жизни, хоть твои заклинания такие милые, — примирительно сказал он. Гермиона, насупившись, смотрела в пол. — Ты ещё помнишь Таранталлегра? И разве не знаешь, как я ужасно танцую? — Рон коснулся её руки. — Солнышко, ну посмейся вместе со мной! Я просто… хотел повеселить тебя.

Гермиона повернула к нему голову.

— Знаешь что, Рональд! Отвянь, — сказала она и улыбнулась: это его «солнышко» всегда производило какой-то магический эффект.

Рон понял, что опасность миновала.

— Урок окончен! — по-деловому сказал он и спросил: — Ну что, я тебе ещё что-нибудь должен?

— Нет, мы квиты, — усмехнулась Гермиона, — я бы даже сказала, что последние два заклинания были лишними, — она поправила растрепавшиеся волосы, немного помолчала и стала теребить край футболки. — Кстати, я завтра пораньше после работы освобожусь — может, поужинаем у меня, без всяких уроков, отметим наши магические успехи? А я что-нибудь приготовлю.

— Что-нибудь, кроме бутербродов? — скептически спросил Рон. — Нет-нет, ты не подумай, они были великолепны, но… давай лучше сходим в паб, чтобы ты не тратила время?

— Рон, неужели ты не соскучился по домашней еде? Мне просто неловко — я так тебя ни разу и не накормила.

— Может, купим продукты и вместе приготовим? — дипломатично предложил он.

— Это свинство, Рональд — ты мне не доверяешь? Думаешь, я задумала тебя отравить?

— Ну… вдруг ты меня ещё не простила?

— Смотря за что, — уклончиво сказала Гермиона.

— Да я просто помочь хотел!

— Не нужно, — у неё был загадочный вид, — Может, я хочу потрясти тебя своими кулинарными достижениями?

— Ты уверена? — она кивнула, а Рон поднял одну бровь. — Ну что ж, я готов рискнуть. Человек умирает лишь однажды! — изрёк он и тут же получил ладошкой по плечу.

— Приходи в восемь, — хоть Гермиона и хмурила свои бровки, Рону нравилось, как блестели её глаза. — И только попробуй притащить с собой пиццу или ещё какой-нибудь фастфуд!

* * *

Кроме Санни Соул, Рон был единственным волшебником, который мог беспрепятственно аппарировать в «Вереск». Он явился на званый ужин с пакетом сладостей, но Гермиону больше порадовал букет красных роз, которые Рон сунул ей со словами:

— Дорогая мисс Грейнджер! Примите от самого трудного ученика в вашей практике.

Рон одобрительно осмотрел её наряд, отмечая про себя, что Гермиона впервые надела что-то романтическое: длинное тёмно-синее платье, скромное на первый взгляд, запахивалось, как халатик, и завязывалось сбоку на бантик шелковыми синими ленточками, обёрнутыми вокруг талии. Естественно, бантик так и просился, чтобы за него кто-то дёрнул, но Рон решил не начинать вечер с шуток для детского сада. Кажется, Гермионе и вчерашнего юмора хватило…

Она повернулась спиной, чтобы куда-нибудь пристроить букет, и Рон заметил, как сквозь тонкую синюю ткань совсем чуть-чуть просвечивает тёмное белье. С этого ракурса платьице выглядело ещё лучше! Слегка прозрачное, с закрытым облегающим верхом, оно становилось совершенно легкомысленным по мере приближения к полу: сзади его подол рассекался длинным разрезом, начинавшимся намного выше колен, и было одно удовольствие смотреть, как Гермиона тянется за вазой на верхней полке.

По центру небольшой гостиной стоял стол, накрытый на двоих, но так плотно уставленный едой, будто ожидалась целая дюжина гостей. Усевшись за него, Рон отметил, что алкоголь в меню предусмотрен не был.

— Неужели ты всё это сама приготовила? Выглядит аппетитно!

— Я думаю, ты должен начать с равиоли, — Гермиона нервно потёрла ладони.

— С удовольствием! А что это?

Она положила ему и себе маленькие конвертики из теста, и Рон довольно зажмурился, надкусив один из них и ощутив, как теплый мясной сок разливается во рту.

— М-м-м, вкусно, — промурлыкал он.

За равиоли последовали салат с креветками, ризотто и лосось в винном соусе. Рон всё искренне нахваливал, то и дело вгоняя Гермиону в краску. Они немного поболтали об утреннем уроке, на котором авроры практиковали дистанционную Легилименцию, и мистер Смелый чуть не подрался с мистером Плутом, потому что оба, как случайно выяснилось, уже две недели встречались с одной и той же девушкой. Нет, не всегда чтение чужих мыслей доводит до добра!

— Ну а всё-таки, Гермиона, скажи честно, сама ты это приготовила или нет? — хитро прищурившись, спросил Рон.

— Я сейчас обижусь, — она недовольно надула губы. — Всё сама — и никакой магии! Рецепты итальянской кухни знаю наизусть.

Заметив на ближнем стеллаже у стены потрёпанную кулинарную книгу, Рон потянулся, достал её и стал с деловым видом перелистывать.

— Сейчас проверим… Так, блюда итальянской кухни. «Лазанья с беконом» — вот что я захочу попробовать в следующий раз! Ну, рассказывай, как готовится? — он выжидательно посмотрел на Гермиону. — Ой, не испепели взглядом!

Открыв раздел «Десерты», Рон залюбовался картинкой тёмного бисквита, усыпанного шоколадной крошкой. Страничка была заложена небольшой полоской пергамента, который сразу привлёк его внимание. Пробежав по листку глазами, Рон побледнел и замер в немом ступоре.

— Гермиона, откуда у тебя это? — он так изменился в лице, что она привстала, чтобы увидеть, что же его так удивило.

Рон держал в руках своё злосчастное письмо, которое Гермиона помнила наизусть, но давно считала пропавшим. Когда сычик принёс его, она как раз гуляла в мамином саду, изучая различные блюда, и машинально засунула листок в кулинарную книгу. Туда было вложено столько бумажек с рецептами, что проклятый пергамент с тех пор ни разу не попался Гермионе на глаза.

Теперь избежать разговора о прошлом было невозможно — что ж, может, оно и к лучшему?

— Ты не узнаёшь свой почерк? — с иронией спросила она.

— Узнаю, — ответил Рон, — но… откуда это у тебя?

— Сова принесла, — Гермиона горько усмехнулась: — Невероятно! Забыл, что написал мне эту гадость?

— Что? Я всё помню! Только писал я «эту гадость» не тебе, — она удивлённо вскинула брови, и Рон добавил: — Это только часть письма. Ты не видишь, что оно заклинанием обрезано? — он поднял листок и помахал им в воздухе.

В своё время содержание письма так расстроило Гермиону, что на форму она совсем не обратила внимания.

— И ты подумала, что я могу написать тебе такое? Да ты что? — возмутился Рон.

— А что я должна была думать? Я послала тебе письмо с сычиком и получила ответ...

Рон кинул сердитый взгляд на Воина, мирно сидящего в клетке, как будто тот был в чём-то виноват.

— Я ничего не получал — оно попало в чужие руки. И я даже догадываюсь, в чьи... Чёрт возьми!

Рон вспомнил, при каких обстоятельствах была написана эта резкая записка: когда Кэрол только пришла в Аврорат, то позволила себе высказаться о личной жизни Рона за его спиной, при остальных аврорах. Зная о волшебном трио из газет, она назвала Гермиону «неудачницей, которая вместо Супергероя-который-выжил отхватила запасной вариант». Узнав об этом вечером от «доброго» коллеги, Рон не удержался и написал Кэрол всё, что думает о её выходке. Она назавтра извинилась, и инцидент был исчерпан и быстро забыт — а записка, как оказалось, осталась.

— Как она могла? — нахмурившись, пробормотал Рон.

— Кто? — Гермиона уставилась на него в ожидании ответа. Какого чёрта он молчит? Неужели не понимает, как это важно для неё, ведь это проклятое письмо мучило её долгие месяцы?

— Кэрол.

В голове у Рона проносились более поздние события. Кэрол подошла к нему перед рождеством, чтобы вручить свой скромный подарок, и долго извинялась за то, что испортила ему жизнь, что недостойно поступила… К тому времени она уже устроила свою личную жизнь с молодым человеком из отдела правопорядка, но Рон всё равно чувствовал себя виноватым: Кэрол в своё время так помогла ему, вытянув из депрессии! Это он должен был перед ней извиняться! Их редкие встречи в Аврорате давно стали приветливо-спокойными, но будь Кэрол сейчас перед ним, Рон бы не сдержался и сказал ей пару ласковых...

Прервав свои раздумья, он наконец взглянул на Гермиону, которая всё ещё выжидательно смотрела на него.

— Гермиона, я никогда бы не прогнал тебя! Наоборот, я хотел тебя видеть, но ты всё время от меня куда-то убегала, — Рон еле слышно прошептал заклинание, превращая злополучную записку в пепел.

— Когда я узнала от Гарри, что ты вышел из больницы, я хотела проведать тебя, но потом получила это письмо… — её губы задрожали.

— Я не хотел, чтобы ты уходила, слышишь? Мне было плохо без тебя, всегда! — он вскочил, в два шага преодолевая расстояние до Гермионы, и притянул её к себе, хватая за плечи. — Прости меня! Я не знаю, почему между нами всё так вышло... — Рон заглянул в карие глаза, полные слёз. — Солнышко моё, ну не плачь! Прошу тебя! Ну что ты...

Как только Рон стал её успокаивать, Гермиона уткнулась ему в плечо и расплакалась. Он сам почувствовал, как к горлу подкатывает ком, настолько острыми были эмоции… Обхватив его за талию, она стала бормотать что-то невнятное, но Рон смог расслышать только бесконечные «прости», перемежающиеся всхлипами, и бережно гладил её по голове и по спине, пытаясь успокоить.

— Всё, я уже простил. А ты меня простила? — спросил он, дав ей выплакаться. Она еле заметно кивнула. — Ну, посмотри на меня! Ты же учительница! Какой пример ты подаёшь своему ученику?

Гермиона усмехнулась ему в подмышку, немного расслабилась и шмыгнула носом. Рон взял со стола салфетку.

— На, высморкайся, а то испортишь мою любимую рубашку, — она послушно вытерла слёзы и прошептала какое-то неизвестное заклинание. — Что ты сказала? Мне уже страшно... Я такое впервые слышу — не превращай меня во что-нибудь нехорошее!

— Это чтобы успокоиться и вернуть нормальный вид, — Гермиона икнула и, наконец, подняла голову: от слёз не осталось и следа, и глаза были совсем не красные. — Прости, я давно не плакала.

— Я уже понял, мисс Грейнджер, что это ваша реакция исключительно на меня.

Она нахмурилась.

— Пожалуйста, не зови меня так.

— Хорошо, — сказал Рон, улыбаясь, — Гермиона — самое красивое имя на свете!

Она нервно усмехнулась. Рон был единственным, в чьих устах это имя действительно звучало по-особенному. Почувствовав невероятное облегчение, Гермиона провела пальцами по мокрому пятну на голубой рубашке, думая о том, что всё ещё стоит, крепко прижимаясь к сильному и горячему телу Рона, что он медленно гладит её по спине, и в этих руках ей так хорошо и спокойно — так бы и осталась стоять до конца жизни! Её пальцы заскользили вверх, пока не коснулись колючей щеки, подбородка, шершавых губ, которые только что произнесли её имя — так тепло и ласково. Она хотела сказать Рону, что тоже любит его имя, но вместо этого поднялась на цыпочки, закрыла глаза и поцеловала его. Она вложила в этот поцелуй весь огонь своего отчаяния, вину измены, страх перед будущим и безмерную радость оттого, что разрешилось, наконец, всё, что так долго её мучило. Рон простил её, простил! Он не хочет, чтобы она уходила! Гермиона обняла его за шею, а он обхватил её за талию, немного отрывая от пола. Ей показалось, что тело качается в невесомости, и летит куда-то к свету, а все беды и обиды остаются за спиной, падая в темноту прошлого. Это было давно забытое блаженство — чувствовать своими губами его жадные губы, своей грудью бешеное биение его сердца. Она подумала, что больше не будет ничего бояться и что сильные руки, которые так легко оторвали её от пола, никогда не обидят её.

Их идиллию прервал стон, полный досады и отчаяния, и Гермиона почувствовала, как её ступни опускаются на пол, а тело снова приобретает вес. Рон отстранился, повернулся к ней спиной и, опершись руками о стол, обречённо опустил голову.

— Рон, что с тобой? — с тревогой прошептала она.

— Гермиона, нам… нам нельзя сейчас, — в растерянности пробормотал он, тряся головой. — У меня есть обязательства, которые нельзя нарушать.

Она не верила своим ушам.

— У тебя кто-то есть?

— Конечно, нет! Но… давай сядем и спокойно поговорим, — Рон исподлобья взглянул на неё, и на душе у Гермионы снова заскребли кошки. Они сели по разные стороны стола.

Рон заговорил быстро и возбуждённо:

— Записываясь в программу, я подтвердил, что одинок: что у меня нет ни детей, ни жены, ни невесты. Это одно из условий для той работы, к которой нас готовят, а мне она очень нужна, понимаешь? И не только из-за денег! Я чувствую, что гожусь для неё, что смогу вырваться из Лондона, из Англии, поездить по всему миру. Как только мы подпишем контракт, на год уедем в Америку — основная база находится там. Я не смогу приезжать домой — думаю, нас готовят для особо секретного отдела с центром в Нью-Йорке.

Гермиона буквально глотала каждое его слово. Он собирается уехать на год?

— За вами что, следят? Проверяют, с кем вы спите, как по трейсерам? — возмущённо спросила она.

— Конечно, нет! Им плевать, с кем я сплю. Дело не в этом, ну как ты не понимаешь? — он провел руками по волосам и посмотрел в карие глаза напротив. — Я не могу тебе сейчас ничего предложить: никаких серьёзных отношений, никаких обещаний, никаких планов!

Её взгляд смягчился, а губы задрожали.

— Это не важно. Мы можем… просто дать волю чувствам и побыть вместе, сколько получится, без планов и обещаний, — она понимала, что звучит довольно жалко, прямым текстом предлагая ему себя без каких-либо обязательств.

Он с тоской посмотрел на неё и покачал головой.

— Я так не могу, Гермиона! Как ты себе это представляешь: я пересплю с тобой раз или два, или пять, а потом исчезну на год? Это безответственно и… подло.

Гермиона готова была зарычать от досады. С каких это пор Рон стал таким щепетильным, сдержанным и ответственным? Ну как он не понимает, что нужен ей? Что она должна снова ощутить их магические нити, дать выход тому напряжению, которое просто разрывает её на части...

Возможно, Рон прочёл это в её глазах, но на сегодня это были ещё не все неприятные новости, и он поморщился, готовясь выложить остальное.

— Гермиона, послушай... Завтра мне нужно в Лондон на пару дней, так что я больше не приду на уроки. Курс Простейшей Легилименции для меня завершен, — она так изменилась в лице, что он поспешил добавить: — Срочная работа, ничего не поделаешь!

Гермиона выдавила улыбку.

— Ну что ж, удачи! Я надеюсь, у тебя всё получится, Рон, только … — она вздохнула, — на прощальный ужин не приносят красные розы.

Рон был рад свернуть на безопасную тему.

— Прости, я не очень в этом разбираюсь. Хотел тебе ирисы купить, но ты бы подумала, что я их в твоём саду нарвал, — отшутился он. — Кстати, с чего ты взяла, что это прощальный ужин? Я буду приходить к тебе в гости — если ты, конечно, не против! И договорюсь в отделе магического транспорта, чтобы твой камин подключили к большой сети, а то мне надоело аппарировать в сто заходов. Можно?

Ей хотелось вцепиться в него руками и ногами, чтобы оставить возле себя, задержать любым способом: заколдовать, память стереть, придумать какое-нибудь убедительное враньё, прикинуться умирающей…

— Конечно, приходи. Мы же друзья, — тихо сказала она.

Несмотря ни на что, она должна была радоваться — Рон её любит! Ещё вчера этого казалось достаточно для счастья, но сегодня… этого было мало.

* * *

— Уважаемые авроры! Курс Простейшей Легилименции и Окклюменции завершён, и я могу с гордостью сказать, что вы были очень способными учениками. Надеюсь, приобретённые навыки не только пригодятся в вашей нелегкой работе, но и станут ступенькой к Высшей Легилименции. Не каждому это дано, но, как знать, может, кто-нибудь из вас со временем одолеет и эту науку. А пока тренируйтесь каждый день — но только не на своих родных и близких! — Гермиона улыбнулась. — Желаю вам удачи.

Раздались аплодисменты, и ей захотелось поклониться.

— Мисс Грейнджер, а во сколько прощальный вечер? — уточнил мистер Смелый.

— В восемь. Будут студенты со всех курсов, так что не пропустите.

— А где можно оставить благодарственный отзыв? — не унимался шотландский аврор.

— На вечере Книга Почета школы будет лежать возле входа, — ответила она.

Предстоящий праздник, как и все предыдущие, не сулил ей ничего приятного, и Гермиона собиралась провести его без приключений. Всё, как всегда: платье для коктейля, причёска, лёгкий макияж, час-другой обязательных вежливых бесед — и домой, спать! И никаких шотландских песен! Жаль, что Санни уехала в отпуск так не вовремя, да ещё и продлила его дольше обычного. В своём последнем письме подруга улыбалась с колдографии, сделанной на фоне пальм и темнокожих аборигенов, и писала, что никогда раньше не была так счастлива. Миссис Палмерс рвала и метала, узнав, что набор в группу Магического Гламура придется отложить ещё на месяц, а Гермиона тихо порадовалась за подругу и несколько раз задушевно поговорила с загорелой Санни на колдографии.

Рон уехал, и Гермиона сходила с ума. Он скоро навестит её, и они снова поболтают о том, о сём, а потом он пройдёт отбор в какую-то там супер спецгруппу для самых крутых парней и уедет на целый год играть в свои мужские шпионские игры... Гермиона знала, что ведёт себя, как эгоистка. У неё самой есть любимая работа, возможность постоянно учиться, она чувствует себя нужной и состоявшейся — конечно же, и Рон достоин всего этого! В глубине души она понимала, что он поступает правильно, держась на расстоянии: это был всё тот же парень, который сделал ей предложение после их первой ночи.… Несмотря на измены Рона, Гермиона не чувствовала себя униженной — выплакавшись в гостиной «Вереска» в его рубашку, она освободила душу от прошлых обид и простила его.

Прокручивая в голове прошедший месяц, она радовалась тому, что вернула дружбу Рона: их ежедневное общение стало для неё таким же необходимым, как вода или еда, но… жажда совсем другого рода жгла все внутренности, несмотря на старые, проверенные способы утолить её. Тело и душа требовали не дружеских бесед, ярких воспоминаний и безудержных фантазий, а настоящего тепла и любви, которые Гермиона мечтала получить, но не могла. Рон был единственным человеком, с которым она могла дать выход своей сексуальности — это можно было считать научно доказанным фактом. Она чувствовала себя бутылкой с шампанским, которую хорошенько встряхнули, долго думая, открывать или нет, взялись за пробку, покрутили… и вернули на полку. Собираясь на школьный вечер, Гермиона убеждала себя в том, что человеку для того и дан разум, чтобы обуздать чувства, поэтому нужно поставить шампанское в холодильник и не трогать до поры до времени. Как долго? Пока виновник всех её бед не выскочит из камина или не явится во сне?

Гермиона сбежала с вечера через час: на её счастье среди учеников школы оказалась знаменитая певица из Лос-Анджелеса, которая надолго приковала к себе всеобщее внимание, и ухода какой-то там учительницы никто и не заметил. Остановившись на крыльце школы, Гермиона вдохнула полной грудью теплый июньский воздух, радуясь аромату земли, травы и листвы. Решив прогуляться по вечернему городу, она пересекла парк и свернула на небольшую улочку, которая вскоре вывела её на Хай-стрит.

Проспект гудел от шумной и пёстрой толпы, сам город бурлил от нашествия туристов в разгар традиционного Эдинбургского фестиваля, и у Гермионы зарябило в глазах от артистов в ярких костюмах, от уличных музыкантов и продавцов билетов. К ней подбежал молодой человек с выбеленным лицом и, сверкая белозубой улыбкой, предложил флаер на вечерний спектакль.

— Приходите, не пожалеете! Невероятно смешная комедия! — воскликнул он и тут же повернулся к другому прохожему.

«Замкнутый круг» — романтическая комедия о двух заблудших душах», — прочитала она на флаере. Мерлин, а есть ли на свете что-нибудь другое, кроме замкнутого круга, по которому её заблудшая душа носится уже не первый год? На рекламке были изображены в профиль молодой парень и девушка, стоящие друг к другу спиной, но, присмотревшись к картинке, Гермиона заметила, что у пары сцеплены руки, и улыбнулась.

По улице прогремел духовой оркестр; на небольшом помосте два молодых циркача выполняли такие трюки, словно в их телах не было костей. Засунув флаер в сумочку, Гермиона подошла к киоску с сувенирами и залюбовалась картинами с видами шотландских гор. Вдруг среди шума толпы она различила непонятную, но приятную слуху итальянскую речь:

— Lucia, uccellino, vieni qua, subito! (Лючия, птичка, иди быстрей сюда!) — проговорил знакомый голос, и Гермиона удивлённо обернулась. Молодой мужчина в джинсах, кепке и красной футболке стоял неподалёку, повернувшись к ней спиной, и махал рукой загорелой темноволосой девушке, которая охотно отозвалась:

— Сhe c'è, Ron? (Что там, Рон?) — спросила она, глядя на сувениры и обнимая парня за плечи. Гермиона разглядела под просторной блузой девушки слегка наметившийся животик. — Carino! (Мило!)

Парочка весело болтала, разглядывая и примеряя театральные маски. Повернувшись в профиль, мужчина приложил к себе маску свирепого духа гор, и его спутница изобразила ужас, а потом звонко рассмеялась. Они расплатились за покупки и, взявшись за руки, пошли вдоль по улице прямо навстречу Гермионе, которая всё это время неподвижно стояла возле прилавка с сувенирами. Вдруг темноволосая итальянка споткнулась на мощёной камнем мостовой, мужчина наклонился, чтобы поддержать её, и задел Гермиону плечом.

— Извините, пожалуйста, — сказал он по-английски, вежливо улыбаясь, — простите, мисс, я не хотел! — его голубые глаза блеснули, и он тут же отвернулся и поспешил дальше, держа за локоть свою подругу. Та что-то сказала по-итальянски и, указывая на яркую афишу, потащила его ко входу в небольшой театр. Прежде чем скрыться за дверью, мужчина оглянулся, удивлённо посмотрел на Гермиону, ненадолго задержал на ней взгляд, а потом тепло улыбнулся.

Это было так странно и необъяснимо и вселяло оптимизм — встретить Орландо здесь, в Эдинбурге, и видеть его таким счастливым спустя год после того, как его жизнь казалась неудавшейся и исковерканной! Гермиона забыла о личных переживаниях и почувствовала лёгкую эйфорию оттого, что её совесть может, наконец, успокоиться: бог простил её за грехи, внял её молитвам и дал её другу то, чего она для него просила — любви и счастья. Рано или поздно и у неё всё должно наладиться!

Гермиона ещё немного побродила по улицам, дыша праздничным воздухом Эдинбурга, восхищаясь красотой подсвеченного старинного замка, а потом аппарировала в «Вереск», почти забыв о своей беде: она по-прежнему безнадежно влюблена в человека, с которым не может быть вместе.