Лягушка Интриганка (джен)

После ужина Бальтазар попросил у меня последние наставления перед отъездом. Вроде бы относительно особняка он уже получил обстоятельные указания, так что я была немного озадачена, но всё же мы с ним уединились в кабинете. Размышляя над тем, что я ещё забыла ему сказать, я разместилась за столом и вопросительно на него уставилась.

— Миледи, вы планируете предпринять какие-либо шаги в отношении тех, что покушался на вашу жизнь? — вкрадчиво спросил дворецкий.

— А, вот ты про что… — протянула я. — Лорд Коуфилд и граф Макарти, да? Прежде чем что-то предпринимать, мне нужно больше сведений о них. Они постарались провести свою атаку тайно, мне тоже стоит ударить по чувствительным точкам так, чтобы это казалось случайностью.

— Я полагал, что вы захотите всё узнать и подготовил сведения, — он неизвестно откуда достал две небольших подшивки бумаг. — Я взял на себя смелость отметить то, что показалось мне подозрительным или уязвимым.

— Я изучу, — я кивнула. — И мы что-нибудь придумаем. Надеюсь, получится без явного криминала.

— Мне показалось, там возможно использовать деньги, миледи, — он сощурился.

— Ну, проблема, которую можно решить деньгами — это не проблема, это расходы, — я пожала плечами. — Ты изложил там свои идеи того, что можно сделать?

— Я думаю, что можно ответить покушением, причём более успешным, — поморщился Бальтазар. — Но, полагаю, это не ваш метод.

— Ты полагаешь, это я от милосердия? — я скептически скривилась и склонила голову набок. — Я считаю, что жизнь может приносить куда больше мучений, чем избавление от неё. Так что я бы предпочла найти более интересный и, может быть, выгодный путь. Месть ради мести не кажется мне привлекательной.

— Конечно, миледи, — он кивнул.

— Однако давай-ка для начала испортим им сон, — я сощурилась. — Пошли им телеграммы без какой-либо подписи из какого-нибудь почтового отделения подальше. Не знаю, напиши в Стоктон мистеру Эриксону, чтобы отправил её. С текстом вроде «Я знаю, что вы послали слугу сделать укол лошади маркизы». Может быть, ты придумаешь что-то более обтекаемое и пугающее.

— С вашего позволения, я бы отправил несколько телеграмм, чтобы в некотором роде нагнетать напряжение, — по лицу Бальтазара растеклась неприятная улыбка. — Доверьте это мне. А что вы думаете делать с бароном Бичемом?

— А что с ним? — он-то тут вообще как всплыл?

— Он в вас стрелял, миледи, — помрачнел дворецкий.

— И ты бы вряд ли упомянул его, если бы это была случайность, — я скривилась. — Что ж, он давно хотел вывести баронство из маркизата. Пусть мистер Трастворти пригласит его в поместье пятого ноября. Раз ему так этого хочется, я дам ему такую возможность.

— Миледи, барон напугал вас достаточно, чтобы согласились на его требования? — Бальтазар аж подался вперёд.

— Нет, — я мотнула головой. — Он меня не напугал. Просто выведение баронства из состава маркизата это длительный, сложный и дорогостоящий процесс. Некоторые этапы, конечно, могут быть решены полюбовно, но с чего бы мне идти на уступки? Прежде всего нужно будет разрешить вопрос задолженностей баронства перед маркизатом, отзыва субсидий и инвестиций.

— Большая сумма? — он сощурился.

— Около пятнадцати тысяч, — я пожала плечами. — Надо будет свериться с бумагами. А это довольно серьёзная аудиторская проверка за период с прошлой сверки. Кому-то придётся разобраться с ведомостями за пятнадцать лет.

— Разве у барона есть столько денег? — озадаченно спросил дворецкий.

— Откуда бы? — я усмехнулась. — Если бы у него были такие деньги, у него не было бы долгов. Я бы сказала, что помещики часто охотно берут в долг деньги лендлорда, а когда узнают, сколько должны отдать, приходят в ужас.

— Значит, вы хотите решить вопрос мирным путём, — он кивнул.

— Конечно, — я вздохнула. — Мне совершенно не хочется, чтобы маркизат развалился. Так что я предпочту убедительные и простые решения.

— Понял, — Бальтазар отвесил небольшой поклон и снова неизвестно откуда достал конверт. — Это пришло от мистера Фиппса. Здесь материал по тому делу, которым он просил заняться мистера Хардмана.

— Я взгляну, — я нахмурилась. — Наверное, завтра в дороге.

Дворецкий оставил письмо на моём столе и вышел. У меня причин задерживаться тоже не было, и я, прихватив документ, пошла к себе. Надо было выспаться.

Малодушные мысли снова начали роиться в моей голове, стоило мне только открыть глаза. Ну в самом деле, вот только школы мне сейчас и не хватало. Но… Выбора у меня не было — надо было ехать. Атмосфера за завтраком стояла довольно мрачная. Почему-то. И самой вялой выглядела Офелия, уныло ковырявшая ложкой кашу.

— Леди Пристинфорд, — обратился к ней дядя. — У вас всё в порядке?

— А? — она встрепенулась и подняла на него глаза. — Да, думаю, да. Просто… Я так привязалась и к леди Габриэль, и к вам, а теперь останусь одна. Снова.

— Меня не будет всего месяц, — кисло улыбнулась я. — И вы можете приехать в поместье в начале ноября — я буду там числа второго.

— Обязательно приеду, — Офелия просветлела. — Но всё же три недели… Здесь будет так пусто.

— Что ж, мне бы, конечно, не хотелось, чтобы вы сами устраивали какие-либо мероприятия здесь, но оставаться в особняке безвылазно совершенно ни к чему, — я склонила голову набок. — Сейчас светский сезон, многие приехали в Лондон. Если для вас это не будет изнурительно, вы вполне можете возобновить прежние знакомства и посещать некоторые мероприятия. Я бы даже сказала, мне бы хотелось, чтобы вы бывали в обществе. Ах да… Я так и не озаботилась тем, чтобы найти для вас горничную.

— Думаю, я не могу сделать этого сама, — она улыбнулась. — У вас есть определённые особенности найма, и мне не стоит вносить сумятицу самодеятельностью.

— Я не могу взять с собой Сару, так что она позаботится о вас, пока меня не будет, — я кивнула. — А там, я надеюсь, я кого-нибудь найду.

Впрочем, расстались мы не в холле и даже не на перроне. Хотя дяде надо было собираться, они с Офелией решили проводить меня прямо до пансионата. Правда, мне пришлось вытурить их в отдельное купе, чтобы вместе с Уильямом прочитать то, что прислал мистер Фиппс. А прислал он нечто весьма исчерпывающее. Хотя, помнится, говорил, что мы сможем всё узнать на месте. Но, видимо, передумал: я ведь буду заперта в темнице для благородных девиц, а Уильям всё-таки не сыщик. В общем, дворецкий её величества обстоятельно написал, что произошло и почему мистера Смита желают видеть на виселице. И мне по мере чтения это желание становилось всё более и более понятным.

Дорога до Шеффилда занимала около четырёх часов. И когда Уильям ушёл из моего купе в тяжких раздумьях, я надеялась потаращиться в окно и настроиться на пребывание в пансионате. По крайней мере, можно было допустить, что там на меня покушений не будет. Наверное. Но, как говорилось в одной книжке, «когда волшебнику надоедает искать у себя в тарелке толченое стекло, значит, ему надоела жизнь». Я, конечно, не волшебник, но и жить мне не надоело.

Однако моё уединение было скоро нарушено мистером Холмсом. Он пришёл в моё купе в образе в образе доктора Тревельяна с явным настроем побеседовать. И я надеялась, что не снова о том же самом.

— Довольно показательный процесс, ваше сиятельство, — кратко улыбнулся он, усевшись напротив. — Удивительно, что истцу вообще удалось довести дело до заседания.

— Полагаю, там сошлось сразу несколько причин, — я улыбнулась ему в той же манере. — Лорд Райтуес, кажется, хотел создать эпизод прецедентного права. И ещё, я думаю, он посчитал разумным исключить подобные притязания в будущем.

— Однако, если бы то письмо было подлинным, виконт мог бы выиграть дело, — мистер Холмс склонил голову набок.

— Если бы оно было подлинным, мы могли бы прийти к соглашению в досудебном порядке, — я пожала плечами. — Я не читала текст — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это подделка. Но Уильям сказал, что это было канцелярское «обещание» помолвки с гарантией компенсации в случае, если она сорвётся. Впрочем, нам действительно не показывали его до суда.

— Как вы поняли, что это подделка? — он сощурился.

— Это была очень грубая подделка — бумага слишком дешёвая, а почерк и рядом с маминым не стоял, — я поморщилась. — Там не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы разобраться.

— Но адвокат виконта всё же предоставил это суду как улику, — мистер Холмс на мгновение свёл брови, а потом склонил голову набок.

— Если бы у нас не было с собой писем матушки, заявление о несоответствии почерка было бы голословным, — я пожала плечами. — Правда, у нас были свидетели, которые могли подтвердить, что это писала не она.

— Странно, что адвокат не сослался на то, что письмо могло быть написано под диктовку или составлено поверенным, — он снова кратко улыбнулся.

— Может, это просто не пришло ему в голову, — я снова пожала плечами. — Да и это не имело смысла после того, как Уильям привёл аргумент в отношении датирования.

— А, да, — мистер Холмс кивнул. — Верно. А идея ходатайства? Это придумал ваш секретарь?

— Ходатайство он подал сам, я об этом не просила, — я улыбнулась. — Но вот сама идея получить судебный запрет была моей, — ну, или, как бы не совсем…

— Это может стать занятным прецедентом, — он сощурился. — Вы не подумали, что с вашей подачи люди будут через суд запрещать другим приближаться к ним, просто потому что кто-то не нравится?

— Честно говоря, я сомневаюсь, что это сработает на ком-то ещё, — я поморщилась. — Думается мне, лорд Райтус просто проявил ко мне участие. У меня нет отца, который мог защитить меня от разного рода проходимцев вроде виконта. А раз уж мой адвокат передал такое ходатайство, значит, мне потребовалась более убедительная защита, чем опека графа Фантомхайва. Хотя для подавляющего большинства этого достаточно. И потом, — я вздохнула. — Думаю, Уильям тоже постарался при составлении документа, чтобы убедить судей принять мою сторону.

— Вы так доверяете своему секретарю? — мистер Холмс склонил голову набок.

— Я верю в его способности, его знания и таланты, — хмыкнула я. — Хотя в случае с Уильямом — он и в самом деле один из моих особо доверенных людей. Но говоря более обобщённо — доверие к людям, вера в людей и вера в их способности и возможности три разных вещи.

— Вы знали, что иск будет отклонён? — внезапно вернулся к начальной теме сыщик.

— Уильям обещал, что виконт не получит от меня ни пени, — я пожала плечами. — И я доверилась ему в этом. Почему я должна была сомневаться?

— И вы не допускали возможности того, что суд встанет на сторону виконта? — скептически скривился мистер Холмс.

— Не особо, — я мотнула головой. — Нам, конечно, могло не повезти с судьёй, но на самом деле никто особо не захотел бы связываться с маркизатом. У меня, так сказать, весьма убедительный тыл.

— Даже если бы требования были законны? — нахмурился он.

— Если бы требования были законны, мы решили бы все вопросы в досудебном порядке, — недовольно фыркнула я, пвторяясь. — Но они не были. Так к чему этот вопрос?

— Мне показалось, что вы с некоторым пренебрежением относитесь к закону, — мистер Холмс вздёрнул подбородок.

— Вам показалось, — отрезала я.

Хотя… Если быть честной, я, возможно, в некоторых ситуациях была готова балансировать на грани законности в некоторых делах. А иногда можно было воспользоваться и статусом, и деньгами, чтобы где-то что-то устроить так, как мне было надо. Если, конечно, это напрямую не было связано с моей основной, показной работой. Впрочем, и там тоже «всё, что творит сие лицо, делается с указания и попущения её величества».

В Шеффилде у меня тоже была гостиница — «Мадхушала». Таверна — таверна. Не мудрствуя, так сказать. Её формальным хозяином был отставной армейский повар, уроженец этих мест. Он работал там уже пять лет — с тех пор, как вернулся из Индии. Обеденный зал он украсил военными трофеями, а вот кухня и комнаты там были самые обычные, по местным стандартам, так сказать. Именно там должны были остановиться мистер Холмс и Уильям после того, как они «проводят» меня в пансионат. Когда мы сошли с поезда, было уже время обеда, а до пансионата надо было ещё ехать в экипаже по разбитой дороге, что означало вяло плетущуюся лошадь и три четверти часа созерцания октябрьских пейзажей. Так что я решила, что мы сначала пообедаем у майора, они оставят свои вещи, а потом поедем.

Еда у майора Флетчера была простой. Хотя весь антураж обеденного зала кричал что-то про Индию, в меню были вполне обычные английские блюда. Оно и понятно: чтобы готовить заморскую кухню, нужны были главным образом специи, а кроме них разные иные интересные ингредиенты, которые не так просто достать. По крайней мере, в пределах той цены, чтобы завтрак не стоил как четвёрка арабских скакунов. И нам пришлось удовольствоваться куриным супом и пирогом с почками, который майору удавался особенно хорошо.

Пока майор самолично провожал новых постояльцев в их комнаты, а Офелия с дядей ушли нанимать экипаж, я написала записку. Она была для корчмаря, но я не могла отдать её сама. Как бы вот мне сейчас была полезна электронная почта… Ну, или магия. В записке, впрочем, ничего такого не было: я просила расписать рецепт пирога, пока ещё не зная, как именно я буду это использовать, и спрашивала, что тут по новым людям, начиная с августа. Уильям вернулся первым, и я попросила его, чтобы он передал записку после того, как они вернутся из пансионата. Я даже предполагала, что вот как раз Уильям оттуда вернётся именно сюда, а мистер Холмс отправится в расположение части. Там есть, что узнать.

Наконец мы уселись в экипаж, запряжённый весьма немолодым першероном, и медленно поехали в «Мэйфлауэр». В Шеффилде, похоже, моросило с самого утра, и если бы не тяжеловоз, мы бы вязли каждые десять ярдов. Однако он медленно, но уверенно тащил повозку. Минут пять мы ехали в тишине, и я снова предприняла попытку настроиться на пребывание в пансионате, стараясь избавиться от навязчивых мыслей о своих делах.

— Ваше сиятельство, что вы думаете о развитии современной криминологии? — внезапно раздалось в экипаже.

Я перевела взгляд с мутного окна на мистера Холмса и через мгновение осознала, что и все остальные уставились на него.

— Почему вы задаёте подобный вопрос мне? — неожиданно севшим голосом спросила я.

— Потому что расследование может оказаться связанным с уголовным делом, — сощурился он. — А раз так, я нахожу вопрос уместным.

— Я полагаю, что эта наука находится в стадии начального развития, — нахмурилась я.

— И почему же? — мистер Холмс сверлил меня взглядом.

— Уильям, — я бросила взгляд на секретаря и отвернулась к окну.

— Современная криминология опирается на факты, которые не всегда можно трактовать единым образом, — заговорил он. — Взять к примеру то письмо, которое было представлено виконтом Мастэрдфилдом на суде. Если бы у миледи не было писем её матери и если бы не сохранился документ о заключении помолвки с сэром Оливером, единственным аргументом в пользу подделки была бы дешёвая бумага. В сущности это было бы слово её сиятельства против слова виконта. Криминология сейчас во многом опирается не на научные методы выяснения истины, а на свидетельства людей. А люди лгут. Это я вам как юрист говорю.

— А вы считаете, что наука могла бы подтвердить или опровергнуть подлинность документа? — уточнил сыщик.

— Как будто вы сами не знаете, что мужской почерк отличается от женского, — усмехнулся Уильям. — А я держал то письмо в руках — его писал мужчина. И хотя наверняка утверждать отличия принадлежности почерка можно лишь с ограниченной вероятностью, нет сомнений в том, что он зависит от характера. И даже если бы я никогда не видел писем, написанных рукой леди Эллен, она так писать точно не могла. Для её нежной и утончённой натуры буквы были слишком грубыми.

— Графология, кажется, уже довольно развита, — заметил мистер Холмс. — Но я согласен с вами. Наука может стать хорошим подспорьем для разрешения спорных вопросов в доказательствах. Я, знаете, проводил химические опыты, и мне удалось вывести реагент, который осаждается только кровью.

— Интересный опыт, — согласился секретарь.

— Это опыт для практического применения, — назидательно сообщил сыщик. — Представьте: на одежде подозреваемого нашли бурое пятнышко. Что это? Ржавчина, пятнышко соуса, кровь? Эксперты не возьмутся определить. А мой реагент определит это за пару минут.

— Это представляется убедительным, — протянул Уильям.

— А ваш реагент скажет, чья это кровь? — не сдержалась я. — Может быть, у него пошла носом кровь. Или он порезался, когда брился. Или испачкался, когда разделывал гуся к рождественскому ужину. Или кровь попала, когда мясник в лавке отрезал ему кусок говядины. Или кто-то приложился к нему разбитой губой во время драки в баре. На основе того, что на одежде кровь, нельзя утверждать, что это она именно жертвы.

— Даже если она на одежде подозреваемого? — сощурился мистер Холмс.

— А все подозреваемые оказываются виновными? — поджал губы Уильям.

— Хотите сказать, мой опыт бесполезен? — недовольно скривился сыщик.

— Вообще-то, нет, — я покачала головой и слегка улыбнулась. — Скажите, вы можете пойти королём до того, как сходите пешкой?

— Что? — он озадаченно свёл брови.

— Габриэль имеет в виду, что нельзя закончить исследование, не начав его, — повернулся к нему дядя. — В каждом человеке много уникального, а потому, поскольку вы начали исследование в области определения крови, возможно, учёные в области физиологии и анатомии пойдут дальше и смогут научиться определять, чья она. Развитию часто нужен начальный толчок. И вы, вероятно, дали его своим опытом.

— Хотя при наличии других достоверных и убедительных доказательств кровь на одежде может стать решающим фактом, — заметил Уильям.

— Развитие криминологии сократит число судебных ошибок, но загонит процессуальное право в угол, — негромко произнёс дядя, и я вытаращилась на него.

— Каким образом? — изогнул бровь мистер Холмс, пока я старательно посылала Франкенштейну мысленные волны с призывом промолчать. Они не добрались.

— Как сказал Уильям, сейчас доказательная база опирается на свидетельства людей, а люди лгут, — дядя пожал плечами. — Чем обстоятельнее криминология сможет разбираться с уликами и доказательствами, тем больше их будет требоваться для того, чтобы убедить суд. Чем больше можно будет выяснить научным путём, тем меньше решение по делу будет зависеть логических измышлений и свидетельств. Хотя полностью от них отказаться, разумеется, будет невозможно.

— Так вы полагаете, что наука сможет определять принадлежность крови? — недоверчиво спросил мистер Холмс.

— Когда-то люди считали, что земля плоская, теперь мы знаем, что это не так, — улыбнулся дядя. — Наука способна переворачивать устоявшиеся представления и превосходить ожидания. Так что, я полагаю, да — когда-нибудь наука сможет определять принадлежность крови.

Ну и других самых разных телесных тканей и жидкостей. Что это, чёрт подери, опять за разговор такой? Франкенштейн разве не догадывается, что его измышления делают его подозрительным?

— Когда-то кельты считали, что молнию может созвать только бог Тор, а теперь люди и сами научились её получать, — мягко заметила Офелия. — Мне кажется, это более точная иллюстрация ваших слов, мистер Джемстоун.

Мистер Холмс посмотрел на баронессу так, как будто у неё на голове внезапно выросло дерево. А дядя улыбнулся ей и кивнул.

— Да, пожалуй. Человек учится, и это прекрасное свойство разума.

Тем временем я, вообще-то, ехала в женский пансионат. Где юные леди обучались этикету, манерам, музыке, живописи, философии и разного рода декоративно-прикладным искусствам. А мы тут про такое.

Дождь снаружи усилился, и капли с шумом забарабанили по крыше экипажа. И мне уже хотелось побыстрее доехать до места. Как ни крути, а трёх недель было более чем достаточно для расследования. Я бы даже сказала, что более чем достаточно было и двух. Так что для меня всё это действительно представляло собой продолжительный отпуск, во время которого надо было чуть-чуть поспрашивать. Хотя некоторые злорадные закоулки моей души шептали бросить дело полностью на мистера Холмса, и пусть он сам разбирается, кто там где чего и как.

Наконец повозка замедлилась, хотя мы и так еле тащились всю дорогу. Возница подъехал прямо к крыльцу, где нас встречала делегация из трёх строгих на вид дам. Меня они встретили сдержанными улыбками, а вот на остальных смотрели почему-то с прищуром, как будто их присутствие вызывало у них недовольство.

— Мисс Гилмор, — представилась самая строгая на вид дама. — И я директор пансионата «Мэйфлауэр». Как мне кажется, я передавала достаточно чётко наши правила относительно прислуги, леди Муркивинд.

— Баронесса Пристинфорд не прислуга, она моя компаньонка, — улыбнулась я. — Офелия и дядя приехали только проводить меня.

— А эти двое мужчин — ваш врач и ваш секретарь? — она кивнула на Уильяма и «доктора Тревельяна».

— Именно так, — кивнула я.

— Идемте внутрь, сегодня ужасно испортилась погода, — мисс Гилмор развернулась к дверям. — Обсудим всё в моём кабинете.

И мы угрюмой гурьбой, вместе с моим чемоданом, миновали холл, четыре пролёта лестницы и длинный коридор. Унылая обстановка — возможно, только казавшаяся таковой из-за промозглости, сырости и тёмных туч — превратила в моём сознании «целых» три недели во «всего только». И я ещё подумала, что мысль пообедать до приезда сюда была крайне удачной.