Побратим (гет)

POV Мортиши:

Весь третий курс Том зарывался в учебу с таким отчаянным энтузиазмом, как будто бы от этого зависела его жизнь. С одной стороны я его понимала. То, что творилось за пределами толстых стен Хогвартса — приводило в ужас не только нас но и взрослых магов.

Перманентная тревога витала в воздухе, а дурные вести из дома стали ежедневной утренней обыденностью, почти рутиной.

Все больше учеников снимали свои галстуки в знак траура по погибшим родственникам или знакомым. Мы и так ходили во всем черном, и иного способа выразить свою печаль у них просто не нашлось.

Чем ближе война подбиралась к нам, тем глубже в книги зарывался Том. Наверное он думал, что я этого не замечаю. Но замечала это не только я. Дамблдор, Вилкост и даже Слизнорт бросали на него задумчивые взгляды, когда думали, что он не видит.

Уимс начала встречаться с Роджерсом и записалась в театральный кружок профессора Бири. Теперь я все чаще коротала вечера с Томом в библиотеке, не сидеть же в спальне одной?

Вальпурга Блэк обходила Реддла по широкой дуге, очевидно опасаясь, что ее юный жених настучит родителям о ее симпатии к магглорожденному сироте из трущеб.

Это впрочем не мешало ей бросать на Тома в библиотеке такие взгляды, что от них воспламенился бы даже лед.

Но обязанности старосты не оставляли ей много времени на игру в гляделки. Да и Том, казалось, забыл о ее существовании. Он то и дело с задумчивым видом смотрел на стол Рэйвенкло, а точнее на первокурсницу Уоррен, которая обычно сидела к нам спиной.

Об их родстве он мне рассказал почти сразу, как и о том, что семейная особенность Гонтов обошла Миртл стороной. И то, как он смотрел на девочку, — наводило меня на мысли что проклятие беспокоит Тома куда больше, чем он пытается показать.

То, что все каникулы до лета 1941 мы торчали в Хогвартсе нисколько не сбавляло градус внутреннего напряжения. Несколько раз мы с Гомесом выбирались в Хогсмид, чтобы развеяться и прогуляться, и каждый раз Реддл отказывался идти с нами ссылаясь то на учебу, то на несуществующие дела.

Даже Аддамс заметил, что с ним что-то происходит. Но что с этим делать и как помочь брату я не знала. Мы с ребятами старались не оставлять его одного надолго. Но это мало помогало. Он уходил в себя и на наши попытки втянуть его в разговор почти не реагировал.

Конечно же он снова стал одним из лучших учеников школы. Но никакой радости по этому поводу я что-то не заметила.

Возвращение в разрушенный Лондон летом 1941 было похоже на холодный душ.

Никакие газетные заголовки и снятые галстуки не могли передать ужас войны так, как этот самый первый взгляд на руины некогда прекрасного города.

Добираться пешком до "Колокола" было отдельным квестом. Даже чары облегчения веса мало помогли, ведь местами дорожное покрытие просто отсутствовало. Обгорелые остовы домов, смотрящие в небо пустыми глазницами оконных проемов.

Оплавленный асфальт вокруг огромных воронок, в каждую из которых мог спокойно поместиться целый автобус — все это было настолько неправдоподобно и страшно, и вместе с тем настолько реально, что хотелось закрыть глаза, чтобы никогда больше не видеть всего этого.

Некоторые улицы можно было узнать с большим трудом. Некоторых теперь просто не было. Но Реддл несся так, будто за ним гналась стая оборотней и я с трудом поспевала за ним. Не зря Вилкост хвалила его на экзаменационной дуэли.

Преодолевать препятствия на пути Том научился филигранно. Кажется он даже поставил рекорд, продержавшись против Вилкост целых пять минут, тогда как наши однокурсники и до четырех минут не дотянули. Я с трудом выдержала две с половиной.

По всему Лондону кипела работа: усталые и изможденные горожане, с ног до головы покрытые пылью — вручную разбирали завалы в зданиях и на дорогах. Запах гари, солярки, извести и тлена заполнил собой все, впитался в одежду и не желал исчезать. Казалось, так пахла сама война.

Когда мы наконец доползли до паба Сэма Стоуна, я уже сбила себе все ноги до кровавых мозолей. Но искренняя улыбка на лице брата — сказала мне больше, чем любые слова. Ларч был здесь и ждал нас.

Дорога на Флит стрит была уже расчищена и у входа в "Колокол" я с удивлением обнаружила тот самый зеленый фургон, который когда-то отвез нас впервые из приюта на ферму старого Джо.

В крыше бара зияла огромная дыра и часть внешней стены рухнула внутрь, засыпав битым кирпичом все вокруг.

Насколько я поняла, Ларч и Сэм ночевали в фургоне, а днем расчищали завалы. Ибо пробраться в подвал пока не представлялось возможным. Сложив свой багаж там же, я наскоро залечила свои мозоли, спрятала в рукаве неучтенную волшебную палочку, и, наплевав на усталость, присоединилась к Тому, уже вовсю сгребавшему кирпичи в импровизированные носилки из досок. Сэм утверждал, что в подвале у них места хватит всем, осталось только до него добраться.

К четырем часам дня я уже порядочно устала и проголодалась. Вспомнив про термос Тома и упаковку сдобных котелков, которые купила еще в поезде — я полезла в фургон, где лежали наши сумки и чемоданы.

В это время Том с Ларчем пытались сдвинуть довольно большой кусок стены, заблокировавший вход в подвал. Том, разумеется втихаря применял чары облегчения веса к особо большим обломкам, но колдовать в присутствии Ларча, так чтобы он не заметил — было сложно.

Пока я копалась в вещах в поисках сьестного, Ларч послал Тома за ломом, который был где-то в кабине. Я услыхала торопливые шаги брата, щелкнул замок дверцы фургона и в этот момент прогремел взрыв...

Фургон покачнулся но устоял, меня отбросило к дальней стене.

Стекла кабины засыпали кабину мелкой крошкой. В голове стоял непонятный гул, а в уши будто налили воды. Пару мгновений я пыталась понять где я и что произошло? А потом, неуклюже выкарабкавшись из кузова, на трясущихся ногах поспешила к кабине, где был Том.

В облаке поднявшейся пыли я с трудом нашла его, от частиц осевшей извести его волосы казались совсем седыми. Том сидел на земле, привалившись к переднему колесу фургона, и явно оглушенный взрывом. Вся его рубашка была в мелких порезах, но никаких серьезных ран, кроме рассечённой брови я не увидала. Так — царапины.

Но прежде чем я успела что-то сделать с его раной — Том, шатаясь, словно пьяный, бросился внутрь, туда где оставались Ларч и Сэм. Я поспешила следом, но звенящая тишина вокруг пугала.

Судя по всему под большим куском стены оставался неразорвавшийся снаряд, который сдетонировал. Там, где должен был быть вход в подвал — зияла воронка от взрыва. Основной удар пришелся на сам подвал. Старик Стоун нашелся неподалеку. Он был мертв. У него не было головы. От увиденного меня начало мутить и я поспешно отвернулась. По крайней мере это была быстрая смерть.

Ларча нигде не было видно и я уже хотела применить Гоменум Ревелио, чтобы отыскать его. Но Том опередил меня — Он здесь! Давай скорее! — крикнул Том откуда-то из полумрака. Ларч лежал на боку, на груде битого кирпича у дальней стены, куда его отбросило взрывом. Его лицо было посечено осколками, а возле головы расползалась лужа крови. Признаков жизни парень не подавал.

Том трясущимися руками пытался нащупать пульс, но паника не давала ему сосредоточиться. Я вспомнила про палочку, выудив ее из рукава. Том непонимающе смотрел то на меня, то на палочку. Он был растерян.

— Ты же сдал чертов экзамен, Том! Проверь его чарами! — крикнула я не слыша собственного голоса. Том, взяв себя в руки, забрал из моих рук палочку и сделал то, что требовалось. Результаты были понятны даже мне. Ларч был мертв.

Но Том Реддл не был бы Томом Реддлом, если бы сдался. Отбросив палочку он сначала попытался сделать Ларчу искусственное дыхание, но поза в которой лежал мужчина не позволяла делать это эффективно, да и технику эту он знал лишь в теории.

Тогда он сделал то, что уже делал однажды. Применил чистую магию. Без палочки и без особой надежды на чудо. А я тем временем, подобрав палочку применяла к Ларчу те исцеляющие чары, какие только знала. Эпискей, Эннервейт, Анапнео и все подряд, что хоть как-то могло помочь. Но вскоре бросила это занятие и опустилась на колени рядом с Томом.

Золотистые искорки побежали по коже Ларча, а Том положив руки ему на грудь и закрыв глаза бормотал что-то, но слов нельзя было разобрать.

Минуты тянулись как часы. Я сидела на груде битого кирпича позади Тома и молча держала его за плечи, прислонившись щекой к его широкой спине, меня потряхивало то ли от холода, то ли от страха.

В какой-то момент он покачнулся и я с ужасом поняла, что он потерял сознание, свалившись на грудь погибшему другу. Я применила к брату Эннервейт, но вместе с Томом очнулся и Ларч.

Слабый болезненный стон вырвался из легких молодого парня, а кровь с новой силой полилась из многочисленных глубоких ран на его лице. Том был совершенно без сил, но на его лице расплылась торжествующая улыбка, хотя глаза все еще были полны слез.

Поняв, что дальше медлить нельзя, я сунула руку в карман своей старенькой ветровки, где нашла сушеного скарабея.

— Держи его крепко, Том, — прошептала я, и обхватив брата поперек торса прошептала пароль для активации порт-ключа: "Дом Аддамсов"

Последнее, что я помню отчетливо — это удивленный взгляд миссис Аддамс, которая сидела в кресле у камина и читала газету, когда мы втроем вывалились из ниоткуда прямо посреди гостиной. После этого я видимо отключилась.

* * *

Когда я пришла в себя за окнами было темно. Голова все еще болела и слегка подташнивало, но никаких других повреждений на мне не было. Спасибо крепкому старому фургону дяди Джо.

Это была та самая спальня в которой мы с Томом ночевали прошлым летом. Но ни Тома, ни Гомеса, ни Ларча в комнате не было. За дверью горел свет и наскоро одевшись, я рискнула выбраться в гостиную, чтобы найти хоть кого-то.

До меня только сейчас дошло, что все наши вещи остались в фургоне возле разрушенного взрывом бара.

Том нашелся в гостиной, вместе с миссис Аддамс. Они в четыре руки обрабатывали раны на лице лежавшего на длинной кушетке Ларча: Миссис Аддамс зашивала особо глубокие порезы, а Том смазывал их какой-то мазью, накладывая поверх смазанных участков чистые марлевые салфетки. Бровь Тома теперь тоже украшала повязка, частично прикрывавшая глаз, отчего он стал похож на пирата.

— А, ты уже проснулась, милая? — прощебетала миссис Аддамс. — Там на кухне есть чай с печеньем и немного тушеного картофеля. Остался с ужина. Можешь перекусить.

— Наши вещи... — начала было я, но Том тут же успокоил меня:

— Мистер Аддамс с Гомесом уже поехали за ними.

— Мы испачкали вам ковер, простите, миссис Аддамс, смутилась я, заметив кровавые пятна на светло лиловом ковре возле камина.

— К дьяволу ковер! — проговорила она, завязывая очередной узелок и обрезая нитку, — Главное, что вы живы. Не зря я уговорила вас оставить порт ключи у себя.

— Как он? — спросила я у брата, пытаясь на глаз оценить состояние Ларча. Тот был одет в другую одежду, но теперь снова был без сознания.

— Мистер Аддамс сказал, что жить будет, больше ничего пока прогнозировать нельзя, — Том бросил на меня предупреждающий взгляд, но я и так знала, что говорить о воскрешении Ларча не стоит.

— Мистер Стоун погиб, к сожалению, — вздохнула я и Том кивнул, избегая смотреть мне в глаза, чтобы я не увидела в них подступающих слез. Но я и так знала, что старина много значил для Тома. И не только потому что давал ему подзаработать летом, но и потому что относился к нам как к родным.

— Когда лицо Ларча снова стало напоминать человеческое, его переместили в одну из гостевых спален, снабдив сигнальными чарами.

— Проспит еще минимум сутки, — констатировала миссис Аддамс вытирая руки об передник. А теперь, молодой человек, ты мне скажешь честно где именно ты так выложился, что схлопотал такое сильное магическое истощение? Ты едва сам не отправился на встречу с Мерлином! — теперь она грозно взирала на Тома, уперев руки в боки. Том молчал. — Почти пинту укрепляющего пришлось в него влить, а он молчит как партизан на допросе!

— Ну мы применили много лечебных заклинаний к Ларчу... — начала оправдываться я, давая Тому шанс собраться с мыслями.

— И ни одно из них не является энергозатратным, — прервала меня миссис Аддамс. — Правду, Том, я жду!

— Он был мертв, — едва слышным глухим голосом проговорил Том, — брови миссис Аддамс поползли вверх, а во взгляде скользнуло любопытство. — Я уже делал это раньше. Оживил поросенка на ферме, куда нас возили летом. И я подумал, что смогу... Он мой друг... Если бы он умер... — и Том неожиданно для всех разрыдался.

Миссис Аддамс ничего больше у него не спрашивала, а только отпаивала его горячим чаем, повторяя, что все уже хорошо и мы в безопасности.

У меня обнаружилось сотрясение мозга и мне выдали соответствующее зелье, наконец избавившее меня от головной боли.

Вскоре вернулись оба Аддамса. Они отбуксировали фургон с нашими вещами прямо сюда. А утром мы узнали, что в фургоне они привезли и тело Сэма, которого рано утром похоронили на местном кладбище, неподалеку.

Ларч пришел в себя только через три дня. Он почти не разговаривал, с трудом узнавал меня и Тома, а еще он почти полностью оглох. Его смешливое живое лицо теперь напоминало посмертную восковую маску, исполосованную глубокими шрамами. А когда он улыбался правая половина его лица оставалась неподвижной, делая его лицо еще более жутким. И тем не менее он был жив.

Через месяц он уже приспособился к жизни в доме Аддамсов, и даже пытался играть на клавесине, хотя руки еще плохо его слушались. Мы остались у Аддамсов до конца лета. Хоть у Тома и была мысль посетить ферму Соммервиллей, но он не был уверен, что такого Ларча там воспримут нормально. Тем более что сам Ларч своей семьи не помнил.

Он вообще мало что помнил из прошлой жизни. Том винил во всем себя, но миссис Аддамс уверяла, что все дело в травме головы. И даже если бы Ларча спасали без помощи магии — такие повреждения редко остаются без последствий.

Мистер Аддамс принял Ларча на работу в качестве водителя, механика и дворецкого, выделив ему неплохое жалование. Все профессиональные навыки сохранились у Соммервилля в полном объеме. И машину он водил намного аккуратнее, чем сам Карлос Аддамс. Ларчу дали комнату для проживания и даже повесили внушительный колокол на чердаке, чтобы он мог слышать, когда его вызывают. Для всего остального мира, включая собственных родителей, Ларч Соммервилль был мертв.

* * *

Взрыв в пабе наградил Тома тонким шрамом, пересекающим левую бровь. И глубоким шрамом на душе, который он тщетно старался скрыть. Этот шрам оставила в его сердце смерть.

В конце лета мы все же выбрались на ферму Джо, чтобы вернуть фургон. Но оставаться там после всего произошедшего не хотелось. И необходимость лгать, глядя в глаза тете Кэтрин и старому Джону, которые уже похоронили одного сына и теперь им предстояло пережить смерть еще одного. Все это тяжелой виной легло на плечи Тома, который лично передал некоторые вещи Ларча его родителям.

Пришлось соврать, что когда мы приехали то все уже было кончено. А тела забрали соответствующие службы. На Соммервиллей страшно было смотреть: Два старика с пустыми взглядами на осунувшихся лицах. Они больше не были похожи на самих себя.

Неразорвавшиеся снаряды унесут еще много жизней даже годы спустя, а война пройдется кровавым катком по тысячам семей и миллионам судеб. И все же этот день будет первым, когда чужое горе стало и моим тоже. Когда война коснулась и меня.

Том больше всего боялся проболтаться, что его друг жив, и еще больше боялся, что тогда Ларча, в его нынешнем состоянии, отправят в Бетлем или другое подобное заведение до конца его дней.

К тому же природу магии, воскресившей Ларча Соммервилля сложно было бы объяснить даже опытным целителям. Предсказать что именно могут обнаружить маггловские врачи, возьмись они тщательно обследовать выжившего, — не мог никто!

Был ли он в полной мере живым? Конечно, Ларч не был похож на всех этих инфери, упырей, зомби и прочую нежить из ветхих справочников по некромантии, но и на прежнего Ларча, живого, общительного, веселого Ларча, травившего байки и анекдоты, — он больше похож не был.

И как бы Том не старался скрывать свои истинные чувства, но когда он теперь смотрел на него, в его взгляде сквозила тоска. Тоска по тому старому другу, который никогда уже не вернется. Но когда Том начинал хандрить — Ларч неизменно приносил ему чай и сэндвич с курицей, как когда-то, когда готов был отдать маленькому Тому свой последний кусок хлеба. Только теперь он делал это молча, и с каменным лицом. Но Том был рад и этому.

Родни у Сэма Стоуна не оказалось. И разрушенный паб вскоре должен был перейти в собственность тому, кто пожелал бы его восстановить. В конце концов земля на которой он был построен все еще принадлежала городу. И тот кто выкупит землю — получит и паб. Вернее то, что от него осталось. Но пока желающих не было.

Лондон лежал в руинах и пытался зализывать свои раны, а война и не думала заканчиваться.

Это лето не было похоже на предыдущее, то ли потому, что мы окончательно выросли, то ли потому что война уже оставила свой отпечаток на каждом аспекте нашей жизни, навсегда меняя ее и наше отношение к ней. Никто из нас больше не чувствовал себя в безопасности. Нигде. Угроза новой атаки висела в воздухе и не давала нам расслабляться ни днем, ни ночью.

И будто бы в подтверждение наших страхов и дурных предчувствий в августе случилась еще одна трагедия. Погиб Карлос Аддамс.

Из за ремонта основного пути его поезд перенаправили на резервную ветку, а та оказалась тоже повреждена. Локомотив сошел с рельсов и взорвался. Дом Аддамсов погрузился в траур. Карлосу Аддамсу было всего сорок восемь лет.

На этом фоне сборы в школу прошли как будто бы мимо нас. Мы просто делали то, что нужно, стараясь не думать о случившемся.

Гомес после смерти отца был не в себе. Мистера Аддамса хоронили в закрытом гробу. Кипяток из взорвавшегося паровоза сильно повредил тело. Через пару дней Гомес зачем-то откопал на чердаке свою детскую железную дорогу и запустив по ней поезд — взорвал его при помощи переделанной нескольких петард.

Потом он смеялся. И этот истерический смех младшего Аддамса пугал меня намного больше чем угрюмое молчание Тома и заплаканное лицо миссис Аддамс.

Гомес Аддамс был похож на настоящего безумца и от этого становилось не по себе.

А еще он наотрез отказался садиться в Хогвартс-Экспресс. И миссис Аддамс пришлось отправлять его в Хогсмид камином.

Так начался наш четвертый курс. И на этот раз мы отчетливо видели тех странных черных крылатых лошадей, напоминавших то ли иссохшие мумии, то ли скелеты обтянутые кожей... Они попарно были заряжены в "безлошадные" повозки, что каждый год везли нас от станции к замку. В этом году о повозках не спорил никто. Фестралов видели, казалось, абсолютно все. Так закончилось наше детство.