Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

Белая сорочка, созданная из полупрозрачной, струящейся, летящей ткани, объяла тело Консуэло, легко опустившись на её плечи и лишь намекая на очертания фигуры нашей героини при каждом движении.

Надев домашние туфли на голые ноги, Консуэло взяла своё платье, заколку, одну из свеч и пошла к двери.

Она помнила о том, что прислуга всегда ожидала, когда Альберт закончит принимать ванну, на кухне — и потому направилась прямо туда.

Идя по пустому за́мку в столь лёгком одеянии, не прикрывавшем даже плечи нашей героини — коих касались лишь распущенные волосы — Консуэло ощущала себя ещё более беззащитной. И это чувство усиливала прохлада, что уже́ давно начала́ разливаться по пустому, огромному, зловеще тихому, полутёмному пространству гостиной, мимо коей она проходила — до этого заполнив все этажи и коридоры, и не достигнув лишь жилых спален, где во всякую ночь зажигалось по нескольку свечей, призванных согревать пространство и сохранять тепло.

Наша героиня не ошиблась и на этот раз. Трое мужчин разговаривали между собой, сидя на стульях в помещении, где с раннего утра и до позднего вечера суетилось множество людей — поваров, горничных, носильщиков, многочисленных помощников и стояли ароматы свежеприготовленных блюд.

Преодолевая безотчётную, но естественную стеснительность по причине своего столь откровенного облика, Консуэло, едва подняв глаза́ и чуть опустив голову, проговорила:

— Простите… Я пришла сказать вам, что закончила принимать ванну и теперь вы можете всё убрать.

Один из служащих от неожиданности безотчётно посмотрел на нашу героиню, но увидев нашу героиню в одной лишь ночной сорочке, так же поспешно потупился и немного неловко ответил:

— Да… конечно, благодарим вас, пани Консуэло.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, — проговорили в ответ почти одновременно все трое.

И после этого она поспешила удалиться.

Слуга́ не смел вставать со своего места и отводить взгляд от по́ла до тех пор, пока наша героиня не скроется из вида.

Консуэло же забыла о пережитом смущении уже́ через несколько шагов.

Она спешила к своему возлюбленному. Шаги нашей героини теперь стали быстрее, нежели это было во всякий другой момент этих вéчера и но́чи. Консуэло вновь оказалась во власти какого-то неведомого трепета. Сердце её опять билось быстрее, а дыхание стало чаще — но оттого, как ни странно, наша героиня почувствовала, что в течение этих нескольких мгновений ей стало значительно холоднее. Консуэло понимала, что виной тому не погашенный камин и не недостаточное количество зажжённых свечей, выставленных по бокам каждого коридора.

«Быть может, я похожа на героиню какого-нибудь готического романа, хотя никогда и не любила читать их, а лишь слышала истории. Молодая девушка, в белом одеянии, в тишине и полумраке огромного старинного замка, с чёрными распущенными волосами, со свечой в руках, скудно озаряющей дорогу лишь на шаг впереди себя, я иду, чтобы провести ночь рядом со своим умершим возлюбленным. Господи, как же ужасно это звучит… Тот, кто увидел бы меня сейчас, зная обо всех обстоятельствах, верно, подумал бы, что я сошла с ума и испытал бы безотчётный страх.»

Она сама испугалась своих мыслей, и пошла ещё быстрее, стараясь не оглядываться по сторонам, но смотреть лишь вперёд, перед собой.

Когда наша героиня поднималась по лестнице, то это напомнило бы тем, кому могло быть не известно всё, что пережила Консуэло до наступивших мгновений, сцену из современных фильмов ужасов.