Примечания:
С 2020-м, народ!
Я тут пару недель назад (как раз на Новый год, ага) написала новый миник по FMA, буду очень рада, если решите ознакомиться: https://ficbook.net/readfic/8929925
Рой перечеркнул испорченный лист и бодро отправил его в коробку, над бортиками которой возвышалась уже приличная «башенка»; если так продолжится до конца года, их отдел займёт первое место по сбору макулатуры. Улыбнувшись своим мыслям, офицер заправил печатную машинку новой бумагой и постарался сосредоточиться. В последний рабочий день недели у него всегда было приподнятое настроение, и этот раз не стал исключением. Хотя помимо светлых эмоций в душе крутилось волнение.
Назначенная им самим встреча с давно потерянным родителем должна будет произойти уже вечером, и Рой не был уверен, чего ожидать. Отец… Нет, Калман Рихтер… Или всё-таки отец? Как он отреагирует, что скажет? Мужчина потряс головой, отгоняя глупую неуверенность. Чего пытаться решать наперёд, их встреча тет-а-тет всё прояснит раз и навсегда.
Кивнув сам себе, мужчина помассировал веки указательным и большим пальцами и вернулся к работе. Пальцы уверенно нажимали клавиши, рычаги давили на литеры, те выбивали буквы на чистой бумаге и, спустя несколько абзацев, отчёт практически подошёл к концу. Дверь в кабинет открылась без стука, и Мустанг встретился глазами с показавшейся в проёме Хоукай.
— Чай будете?
— Не откажусь. — Рой сложил листы отчёта в нужном порядке, скрепил и положил в файл, отложив на край стола. Видеть кого-нибудь из генералитета в данный момент совершенно не хотелось, да и предложение старшего лейтенанта было слишком заманчивым. Мужчина быстро глянул на часы: девять минут двенадцатого. До обеда оставалось чуть меньше двух часов.
Риза по-доброму улыбнулась и скрылась за дверью, чтобы через минуту снова появиться в кабинете начальника с подносом с двумя дымящимися чашками и рассыпанным вокруг овсяным печеньем. Рой расплылся в довольной ухмылке:
— Моё любимое!
— Знаю. Моё тоже, — невозмутимо ответила девушка и поспешила взять принесённое угощение первой. Рой, забавляясь, хмыкнул.
— Помнишь, как в детстве всегда делили последнюю штучку?
— Вряд ли смогу забыть, — в карих глазах Хоукай заиграли озорные огоньки, но улыбка едва тронула губы: девушка пыталась сохранить невозмутимость: — сначала Вы разламывали печенье напополам, и лишь спустя год, кажется, или даже больше, в Вас начали проявляться мужское честь и достоинство, и Вы стали уступать последнюю штучку даме.
— Эй!
Рой искренне хотел выглядеть возмущённым, но удержать брови сдвинутыми к переносице удалось лишь пару мгновений, да и силой пробивающаяся наружу улыбка сводила на нет все старания. Устав бороться с собственной мимикой, мужчина фыркнул.
— Эта дама, — полковник сделал ударение на последнем слове, — могла дать фору многим соседским мальчишкам. Только с виду вся такая послушная и хрупкая.
— Пришлось вбить в себя инстинкт выживания, — Риза отхлебнула глоток и на миг зажмурилась: слишком горячо. Отставив кружку, девушка поспешила закусить мягким, свежеприготовленным печеньем. — Её окружали исключительно представители мужского пола и, чтобы они начали считаться с её мнением, она стала, какой стала.
— Что отнюдь не сделало её хуже. — Мустанг пожал плечами. — Я бы даже сказал, она стала ещё более прекрасной.
Риза почувствовала, как стремительно налились румянцем её щёки и поспешила спрятать лицо за стеклянной чашкой с незамысловатым узором. Чай всё ещё исходил паром, и, пусть пить его пока было трудно, кружку держать было приятно — пальцы отогревались от зябкости, тепло медленно расползалось по всему телу и можно было попробовать убедить себя, что раскраснелась она не от слов начальника, а просто потому, что наконец согрелась.
В отличие от подчинённой, Рой спокойно хлебал кипяток и даже не морщился. Привык за столько лет. На душе было на редкость спокойно, даже как-то умиротворённо; чай, компания дорогого сердцу человека и белесая дымка опутавшего город тумана, так свойственная середине октября — всё это расслабляло и навевало сонливость. Именно поэтому молодой полковник уже спустя час после начала работы тёр кулаком глаза да прикрывал зевки, при этом не чувствуя никакой усталости. Несколько странное сочетание, но душу грел факт, что не он один такой: почти все встречаемые офицеры — младшего и старшего состава — чувствовали себя аналогично. Радио, недавно отремонтированное Фьюри, быстро перекочевало в кабинет полковника, несмотря на негромкие возмущения младших лейтенантов Хэвока и Брэды, а также самого мастера, и хоть немного разгоняло витавшую в воздухе млявость, не позволяя закрыться в кабинете изнутри, откинуться в кресле и подремать хотя бы полчасика. Хотя Рой уже пообещал себе, что если «никакое» состояние его не покинет, он таки наплюёт на Устав и побалует себя сном на рабочем месте. Правда, сперва нужно будет сочинить байку для Хоукай, чтобы у вечно бдительного адъютанта не возникло ненужных вопросов.
Но это всё потом.
— Как самочувствие? Выглядишь жутко усталой. — Будто бы невзначай поинтересовался полковник, стараясь не хмуриться при разглядывании кругов под глазами подчинённой.
— Плохо спала последние дни, если честно, — не стала отпираться Риза. Давно покинувшие сознание кошмары неожиданно вернулись, и она совершенно не высыпалась. Снотворное не помогало.
— Ишвар?
Девушка едва заметно вздрогнула, но Рою хватило, чтобы подтвердить догадку. Переплетя пальцы в замок, мужчина подался вперёд, пристально посмотрел в глаза подчинённой. Хоукай продержалась недолго, отвела взгляд и, наконец, скованно кивнула. В какой-то степени ей было неловко признаваться в этом, пусть тут и не было ничего постыдного; особенно для прошедшего войну офицера.
— Давно началось? — полковник чуть склонил голову вбок, из-за чего взгляд ониксовых глаз казался ещё пронзительней. Как показал опыт, Хоукай лучше всего реагировала именно на такой расслабленно-всезнающий вид начальника, и Рой бесстыдно этим пользовался, когда нужно было выведать правду.
— Чуть больше недели. Я встретила на улице ишварскую девочку и вот… Словно с призраком прошлого встретилась.
— Ясно. — Рой откинулся в кресле, кивнул, прекрасно понимая, что имела в виду его подчинённая. Только в контексте смело можно опустить слово «словно»: ишвариты, особенно дети, были живым напоминанием о сделанных десять лет назад преступлениях и бередили едва зажившие раны. Но им всем нужно было учиться жить дальше. В этом особенно преуспел Хъюз, почти сразу после войны обзаведшийся женой, а потом и дочкой. — У меня тоже такое было и не раз. Помог театр, вернее «Зелёная камея»* со всеми своими песнями и обилием красок.
— Вот как?
— Да. Не надо так смотреть, я не вру. — Рой чуть надулся, недовольный скептичным взглядом подчинённой. — Эта музкомедия, кстати, и сейчас показывается. Если хочешь, можем сходить развеяться.
— В субботу я хотела пройтись по магазинам: близится зима, а у меня нет ни сапог, ни куртки. В воскресенье, быть может…
Рой даже перестал пить чай. Ответ Хоукай стал для него полной неожиданностью: обычно девушка отказывалась под различными предлогами, а тут согласилась. Сердце забилось быстрее, разгоняя кровь и приливая к лицу. Внутри затрепетала надежда и в тот момент мужчине стало решительно всё равно, что послужило положительному ответу: отчаяние, усталость, желание развеяться или же что-то большее, какие-то чувства. Несмотря на ловушку прописанных Уставом отношений между начальником и подчинёнными, Рой прекрасно осознавал свои чувства и так же прекрасно читал её. Это было нетрудно. Они вместе выросли. Знали друг друга от «А» до «Я».
Риза внезапно подняла на него глаза, и полковник непроизвольно отметил, что из всегда аккуратного пучка выбилась тонкая прядь. Прежде, чем смог остановиться, он протянул руку и лёгким движением открыл заколку, высвобождая светлые волосы из плена. Те заструились по плечам, оставляя Роя в некотором подобии удивления: неужели за какой-то год короткая мальчишеская стрижка могла превратиться в столь роскошную шевелюру? Пришло понимание, что за всё это время он так и не видел своего старшего лейтенанта с распущенными волосами. И от этой мысли почему-то стало горько.
— Тебе очень идёт, — почти шёпотом произнёс мужчина, не сводя глаз с замершей и приоткрывшей от неожиданности рот Хоукай. — Почему никогда не распускала?
— Чтобы не мешались… — Риза рассеянно провела пальцами по волосам. Каким-то непостижимым уму образом полковнику удалось загнать её в угол и она, наверное впервые за время общения с этим человеком, не знала, что сказать.
Игра в гляделки продолжалась около минуты, пока девушка первой не моргнула и не опустила глаза. От столь пристального внимания командира сделалось не по себе. Тем не менее, она не была против. Только запоздалая мысль, что дала согласие на свидание, заставила дать себе ментальный подзатыльник: если кто-то из армейских увидит их вместе в нерабочее время, обязательно пойдут слухи и у полковника будут проблемы.
Вот только забирать слова не хотелось.
Чай остыл достаточно, чтобы можно было пить, не морщась, пар уже не щекотал подбородок, а стекло отдавало рукам всё меньше тепла. Риза решительно осушила кружку в несколько глотков и с лёгким стуком поставила на стол. Поднос с печеньем практически опустел — она даже не заметила, как быстро они умяли сладости.
— До обеда осталось всего ничего, но я хочу закончить с приказом. Вам тоже советую не расслабляться, полковник. — Риза оперлась ладонями о стол, медленно поднялась. На её губах проскользнула лёгкая улыбка, но девушка быстро вернула маску невозмутимости. — я позвоню завтра вечером, решим, во сколько нам будет удобно встретиться.
— Заметь, не я это сказал, — не удержался от возможности подколоть её Рой и широко улыбнулся. Потом шутливо отсалютовал на её серьёзный взгляд, — обещаю закончить сегодня всё, что нужно сегодня закончить.
Старший лейтенант поджала губы, бросила на него предупреждающий взгляд и, привычно подхватив поднос с уже пустыми кружками, покинула кабинет начальника. Рой некоторое время жадно смотрел на закрытую дверь, а после откинулся на спинку кресла, положив руки за голову. На душе стало спокойно и радостно.
«Даже сон пропал».
* * *
Поднявшись на нужный этаж, Рой нервно одёрнул китель, смахнул набок мешающуюся чёлку и глубоко вдохнул, стараясь выровнять дыхание. От былого спокойствия не осталось следа. Отстранёно мужчина подумал, что приходить в форме было не лучшим решением, но возвращаться сейчас домой, а потом снова ехать сюда было бы пустой тратой времени. Да и что тут такого? Ну, в форме; он же не на свидание с девицей пришёл!
Тряхнув головой, из-за чего чёлка снова упала на глаза, офицер решительно нажал кнопку звонка, понимая, что иначе никогда не решится. А трусом он не был. Возня с той стороны послышалась практически мгновенно, словно Калман только и делал, что караулил его приход, и дверь с лёгким поскрипыванием открылась.
— Проходи. Добрый вечер.
Промычав в ответ на приветствие, Мустанг перешагнул порог, и хозяин квартиры поспешил закрыть дверь. Соседи были уж больно любопытные, а Рихтер не желал давать поводы для сплетен.
Отдав тренчкот Калману, который сразу же подошёл к шкафу и подцепил тот на свободную вешалку, Рой не спеша разулся, попутно осматриваясь. В прошлый раз он был слишком занят нахлынувшими на него эмоциями, чтобы что-то рассмотреть, да и братьев Элриков забрать нужно было, теперь же… Мустанг не без разочарования отметил, что квартира родителя была достаточно небольшой и обставленной совсем не богато. Не бедно тоже, правда, но, по сравнению с домиком в деревне, что услужливо подсовывала память, как-то пусто. Да, — согласился со своими мыслями Рой, — это слово лучше всего подходило для описания квартиры. Что было странно, учитывая профессионализм Калмана и его страсть ко всякого рода интересным фигуркам и штучкам.
Помотав головой, заметив вопросительный взгляд Рихтера, Рой прошёл за махнувшим ему хозяином квартиры в кухню. Краем глаза отметив, что отец сразу же поставил на плиту чайник, Рой присел на стул, не удержался, отодвинул занавеску и выглянул в окно. Вид открывался не шибко интересный: дорога, пара припаркованных автомобилей, соседний дом и одиноко растущий у второго подъезда конский каштан. Вздохнув, Рой поставил мысленную галочку потом убедить отца переехать и принялся осматривать кухню. Ничего примечательного: светло-салатовые обои, бежевая плитка, стол на четыре человека, плита и холодильник. Два холодильника. Наверняка как и раньше, один, маленький, для продуктов, а второй, большой, для кучи всяких консервов, полуфабрикатов, заморозок и прочих продуктовых составляющих те, что обыкновенно просто лежат «про запас». Была у отца такая привычка.
«Почему я не удивлён», — Рой помотал головой, так и не сумев подавить тихий смешок. Калман на его реакцию повернулся, недоуменно выгнул бровь, но не получив ответа, пожал плечами и достал из шкафчика чашки. Рой сдержал вздох удивления.
Этот серви́з.
— Ни за что. Я не выкину, — безапелляционным тоном произнёс Калман, подавив уже готовое сорваться с языка Роя возмущение.
Он был прекрасно осведомлён, какую бурю чувств в прошлом вызывали у сына эти чашки с тарелками. Его первая полноценная трансмутация. Вначале мальчишка был счастлив, что ему удалось сотворить что-то полезное и жутко гордился тем что отец поставил его работу на видное место, а потом, когда из-за алхимии начались проблемы, начал требовать убрать с глаз долой. Дело дошло чуть ли не до истерики, и Калману пришлось запрятать сервиз на двух человек в дальние уголки кухонного шкафа и заставить старой посудой, чтобы — не дай Небеса — мальчишка не увидел.
Рой помолчал, а после фыркнул и потянулся к чашке, желая рассмотреть рисунок. Белый материал, очень похожий на фарфор, был неровным по краям, с хорошо заметными швами и сплошь украшен зеленоватыми кляксами, лишь отдалённо напоминающими листочки. Мысленно Мустанг удивился, как его так называемый сервиз вообще выдерживал нагрузку в виде чая и закуски к нему.
— Либо исходный материал попался суперкрепкий, либо это я самый настоящий гений. Был. В детстве, — поспешил добавить последние слова Рой, заметив, как удивлённо посмотрел на него отец. Калман в ответ закатил глаза, пробормотав что-то про комплексы. И вот тут Рой просто не смолчать: он прекрасно разбирался в алхимии и не собирался возвышать то, что и цента ломанного не стоило.
Мужчина отставил блюдце с чашкой, упёрся локтями с стол, переплёл пальцы и опустил на них подбородок. Он чувствовал себя обязанным открыть отцу глаза.
— Всё это должно было развалиться на кусочки уже спустя пару недель после трансмутации.
— Но не развалилось же, — парировал Рихтер. — И материал был самый обычный. Хватит себя принижать.
Рой округлил глаза, даже не пытаясь спрятать эмоции.
— Обычно мне говорят ровно наоборот.
Отец на его заявление махнул рукой и проворчал что-то неразборчивое. Рой нахально усмехнулся и сменил позу, подперев правую щеку кулаком и закинув ногу на ногу.
— Не пережимай сосуды. Что за дурная привычка, — тут же отреагировал Калман, хотя Рой был готов поклясться, что тот стоял к нему спиной. Затылком видит, что ли? — Это у тебя с детства, между прочим.
— Всё-всё, не пережимаю.
Мустанг поднял руки в капитулирующем жесте, поставил вторую ногу на пол. В вопросах здоровья спорить с Калманом Рихтером было опасно для мозгов — если разойдётся, нагрузит целой кучей непонятных терминов, расскажет о всех возможных вытекающих заболеваниях и не поскупится поведать самые противные и страшные подробности. И самое жуткое, что о побеге можно было не мечтать: если жертва пыталась уйти в другую комнату или даже на улицу, Калман просто шёл следом, не прерывая лекции.
В этом плане иметь в родственниках врача было утомительно.
Чайник пронзительно запищал, разрывая повисшую в воздухе тишину. Калман быстро протянул руку к конфорке, выключая, схватил прихватку и залил заварник кипятком. Чаинки окрасили воду в бордовый, а запах клюквы, и без того витавший по кухне, усилился в несколько раз. Рой с наслаждением втянул носом запах. Память услужливо предоставила воспоминания о далёком детстве, когда в такие же прохладные вечера отец разливал чай по тонким стеклянным стаканам в красных подстаканниках и перемазывал печенье маслом — иногда шоколадным — делая «пирожные». Как же маленький Рой любил эти сладости! Почему-то магазинные всегда проигрывали домашним, пусть и выглядели куда интересней и аппетитней.
— Будешь?
Мустанг моргнул, возвращаясь в реальность, с удивлением посмотрел на блюдечко с печеньем, перемазанным шоколадного цвета массой. Калман, заметив удивление сына, смутился:
— Не чета кондитерским изыскам, но когда-то тебе они очень нравились…
— Мне они не нравились, я их обожал, — пожал плечами Рой, стараясь выглядеть максимально непринуждённо. Аккуратно взяв одну штучку, мужчина откусил кусочек и блаженно прикрыл глаза. — А вкус всё тот же.
Калман улыбнулся и тихо выдохнул, только тогда заметив, что задержал дыхание.
Мужчина сел с напротив Роя, обхватил пальцами горячую чашку и сделал небольшой глоток, зажмурившись, когда чай обжёг нёбо и глотку. Некоторое время они сидели в тишине, прерываемой лишь хрустом ломавшегося печенья да стуком чашек о стол. Неловкость, ушедшая после того, как полковник переступил порог кухни, вернулась. Рой не выдержал первым.
— Спрашивай.
— Что именно? — наигранно удивился Рихтер.
— Что хочешь. — Рой встретился с ним взглядом. — Вижу же, что тебе интересно. Что можно — отвечу.
Мужчина вмиг как-то напрягся, покрутил в ладонях кривую чашку и наконец отставил ту на край стола. Принял сосредоточенный вид. Рой не торопил: ещё с детства он усвоил, что когда отец так смешно хмурит брови, то обдумывает что да как сказать. Калман всегда слишком много времени уделял размышлениям, зато его вопросы никогда не были неуместными или смущающими. В своё время Рой пытался тоже овладеть столь полезным искусством, но потерпел фиаско.
— Что случилось в ту ночь?
Пришла пора Мустанга чувствовать себя неловко. Он знал, что этот вопрос прозвучит, но надеялся, что не так скоро. Не нужно было уточнять, о какой ночи говорил отец, но как же это было смущающе! Тем не менее, вопрос никоим образом не касался военных секретов и стоило ответить. Хотя бы потому, что Калман имел право знать.
Рой глубоко вдохнул, отвёл глаза, сосредотачиваясь.
— Я гулял с Альфой. Она понеслась в лес за зайцем, кажется, и тогда на меня напали. Не спрашивай, кто — сам не знаю. Помню только, что их было больше и они не были похожи на детей… — как можно безразличней пожав плечами, не желая концентрироваться на сжавшим кулаки родителе, Рой старался говорить спокойно. Всё уже в прошлом. Но пальцы крутили трансмутрованную в детстве чашку и так и эдак, выдавая волнение. — Дальше Альфа вернулась и разогнала их, но я… побоялся оставаться с тобой. Не помню уже, что толком они кричали, но всё сводилось к тому что ты бы был в постоянной опасности, пока я рядом. Не мог же я так рисковать.
Калман издал звук, средний между вздохом и рыком. Он всегда предполагал нечто такое, но услышать подтверждение догадок внезапно оказалось очень больно. Десятилетний мальчишка решил уйти незнамо куда только чтобы спасти его, взрослого человека. Об этом даже думать было тяжело.
— А не было мыслей, что этого они и добивались? Что ничего бы мне не сделали, ведь я был там единственным врачом.
— Тогда я об этом не думал, — не стал врать Рой.
— Понятно… — голос Калмана стал тише и будто бы потерял цвет. В глазах появилось так нелюбимая Роем грусть. — Мне следовало сказать тебе, что я планировал переезд.
Рой устало улыбнулся. Анализируя прошлое, он и сам пришёл к таким выводам: всё, абсолютно всё в поведении отца указывало на это, но тогда сам Рой был слишком мал, чтобы улавливать и понимать такие тонкости.
— Так где ты жил до шестнадцати? Сомневаюсь, что десятилетних детей принимают в военную академию.
Рой фыркнул. Отец всегда любил подтрунивать над ним за навязчивую мечту стать офицером.
— Меня приютила владелица местного бара… Не надо так смотреть, — недовольно нахмурился Мустанг. С мадам Кристмас его связывали самые тёплые отношения, и позволять кому бы то ни было, даже отцу, думать или говорить о ней плохо он не собирался. — Она накормила и отогрела с дороги. А когда выяснила, что я оказался один в Централе, разрешила остаться. Не думаю, что приукрашу, если скажу, что она заменила мне мать.
— Хотелось бы с ней встретиться, — будто бы невзначай заметил Калман.
Рой намёк понял и закатил глаза.
— Может, как-нибудь познакомлю.
В принципе, желание Рихтера было понятно и обосновано, но Рой не был в восторге. С Калманом он не виделся и не общался ни много ни мало девятнадцать лет, а со временем людям свойственно меняться. Он сам был уже далеко не тем наивным мальчишкой, открывающим сердце любому, кто был с ним добр. Не то чтобы он не доверял отцу, но осторожность никому ещё не мешала.
Почувствовав его напряжение, Рихтер опустил глаза, искривив рот в грустной улыбке. Провёл пальцем по рисунку скатерти. Он хотел, очень хотел узнать, как сложилась жизнь его мальчишки, но вместе с тем понимал, что так сразу Роймант ему не откроется. Он изменился. Сильно. Взгляд утратил беззаботность и доверчивость, стал более внимательным и настороженным, как и подобает офицеру его ранга. Разве что огоньки интереса ещё проскальзывали. Роймант изучал его — это было понятно. Проверял, сравнивал, насколько сильно они изменились. Всё это было вполне логично и ожидаемо, но мужчина не мог избавиться от чувства, что если сейчас сделает или скажет что-то не так, то тоненькая нить доверия между ним и сыном оборвётся окончательно. Кто-то когда-то сказал, что первое впечатление — самое верное, и Калман, всегда скептично относившийся к данной фразе, в этот раз боялся оплошать.
— Сначала я скрывал от неё свою алхимию, но она как-то сама обо всём догадалась.
Калман моргнул и поднял голову, попутно пытаясь вспомнить, о чём шла речь. Ах да, о владелице бара, заменившей Ройманту мать. Сам Рой успешно сделал вид, что не заметил заминки отца.
— У неё до сих пор чуйка на всякие тайны, странности и иже с ними, — Рой улыбнулся кончиками губ и встретился глазами с Рихтером, — после раскрытия прошло совсем немного времени, когда однажды утром она буквально за руку отвела меня к странному, несколько пугающему мужчине, жившему на соседней улице…
Калман почувствовал, как напряглись его мышцы, но усилием воли заставил лицо сохранить нейтральное выражение. Рой ни за что бы не отзывался об этой женщине хорошо, сделай она ему плохо. Значит, знакомство не должно было носить негативный характер. Вероятно, тот мужчина был каким-нибудь исследователем, а может, тоже Алхимиком.
— … В итоге я стал ему кем-то вроде ученика. Но так как с практикой у него не особо получалось, он с головой ушёл в теорию. Впоследствии его исследования очень мне помогли и я стал тем, кем стал. Огненным Алхимиком.
«Значит, угадал». — Калман незаметно выдохнул и расслабился, понимая, что никакой опасности сыну не грозило.
Многие юные Алхимики мечтали оказаться под крылом взрослого, разделяющего их способности и могущего обучить их правильному использованию: несмотря на уникальность дара, базовая алхимия была идентична для всех. Спокойствие мужчины нарушилось внезапным осознанием титула сына. Как он сказал: Огненный Алхимик? Сердце забилось в бешеном ритме, прямо пропорционально возникающим в памяти вырезкам из газет и радионовостей, сообщавших о ходе гражданской войны в Ишваре. И позывной одного Алхимика упоминался довольно часто, чтобы запомнить.
«Нет, пожалуйста!»
В горле собрался ком слюны, и Калману пришлось приложить усилия, чтобы сглотнуть. Он отказывался верить в сформировавшиеся догадки, но быстрый взгляд на посеревшее лицо сына и полные немого напряжения глаза говорили за себя. Его Роймант и правда прошёл войну, находился на передовой и внёс значительный вклад в победу над повстанцами.
Из груди вырвался тяжёлый вздох. Мужчина закрыл лицо руками.
Рой, по-своему истолковав жест, на миг прикрыл глаза, после чего опёрся ладонями о столешницу, поднимаясь. Где-то в области сердца кольнуло, но офицер никак не показал эмоций: он понимал Калмана. Какой гражданский врач захочет находиться в одной комнате с самым опасным Алхимиком страны, убивавшем десятки людей лишь одним щелчком пальцев? Ответ напрашивался сам собой. Рой лишь надеялся, что отец примет во внимание его офицерскую службу и не будет презирать его слишком сильно.
Его остановили. Просто схватили за рукав кителя, не позволяя сделать очередной шаг.
— Не надумай лишнего.
От трёх коротких слов по телу пробежали мурашки, а в глазах неприятно защипало. Рой плотно сомкнул веки, постоял неподвижно некоторое время, но после решительно вырвал руку. С его стороны было бы неосмотрительно показывать свои эмоции незнакомцу, пусть тот и был ему приёмным отцом. Они слишком долго не виделись и мужчина вполне мог кардинально измениться. К тому же, он ещё девятнадцать лет назад не особо жаловал военных, хоть и понимал, что мощная армия для Аместриса — гарант мира и безопасности.
— Не понимаю, о чём ты. — Голос прозвучал совершенно нейтрально, и Рой остался доволен проделанной работой. Только вот Калман, как оказалось, прекрасно помнил об этой его привычке сдерживаться. Рой слегка вздрогнул, когда на спину между лопаток, опустилась ладонь.
— Слушай… — неуверенно начал Калман, — я могу лишь представлять, через что тебе пришлось пройти в Ишваре, но…
— Не стоит.
— А?
— Я прекрасно помню, что делал там. До сих пор иногда во снах вижу их лица и слышу крики. Думаю, я внёс наибольший вклад в ликвидацию повстанцев.
Калман нахмурился ещё сильнее, быстро помотал головой:
— У тебя не было выбора, ты был связан приказом.
— Оставим эту тему, — перебил Рой. Ему совершенно не хотелось обсуждать дела давно минувших дней. Во всяком случае, в данный момент. Возможно, если они продолжат общаться и доверие вернётся на прежний уровень, он как-нибудь и поделится с отцом своими переживаниями. Но точно не сейчас. — Если тебе есть что спросить ещё — говори, нет — я, пожалуй, пойду.
— Понял, о войне ни слова, — легко согласился Калман, на всякий случай подняв руки ладонями вверх в знак примирения. — Как у тебя дела на работе, в личной жизни? Что связывает с теми мальчонками?
Видимо, тема была не из «запретных» — понял Калман по смягчившемуся взгляду офицера — и Рой вернулся за стол. Уперев локти в стол, сложил пальцы «домиком»; ониксовые глаза пронзили собеседника насквозь, пригвождая к месту, не позволяя терять зрительный контакт. Так Мустанг мог быть уверен, что вовремя заметит любую подозрительную или негативную реакцию и успеет обратить разговор в свою пользу. Он не собирался выкладывать о себе всё, но в общих чертах обрисовать ситуацию вполне можно было.
— Пожалуй, начну по порядку…