Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

Огонь в камине почти погас, становилось холодно, но Северус не делал ничего, чтобы согреться. Он сидел в кресле перед камином и смотрел в пустоту, не замечая ничего вокруг себя и размышлял о том, что, похоже, так ничему и не научился на собственных ошибках. Снова, во второй и, надо думать, последний раз в своей жизни он отошел в сторону, отдавая любимую девушку другому. Тогда, двадцать лет назад, ему не хватило смелости и веры в себя. А сейчас? Ответа на этот вопрос он не знал, и пытался заглушить боль в груди фальшивыми рассуждениями о преподавательской этике, недопустимости отношений между профессором и студенткой, и даже о разнице в возрасте. Но врать самому себе Северус не любил, поэтому очень быстро признал, что все его рассуждения — чушь, не стоящая и выеденного яйца. «Что ж, ты просто молодец, — сказал он сам себе ядовито, — ты отличным образом закончил начатое — выбросил свою жизнь на помойку». Рассматривая блестящую каминную полку, Северус раз за разом прокручивал в голове каждую свою встречу с Луной Лавгуд и буквально смаковал собственные трусость и бездействие. «Отлично, теперь ты можешь снова упиваться жалостью к себе», — подумал он, надеясь сарказмом немного заглушить ноющую боль в груди. На мгновение ему представилось, что, лет пятнадцать спустя, когда он по-прежнему будет преподавать зельеварение, первого сентября в Большой зал войдет ребенок с очень знакомыми светлыми волосами, и история повторится, пусть и с явными отличиями. Родители этого ребенка, разумеется, будут живы и здоровы, Северусу не придется следить за ним, но в его горле каждый раз будет вставать тугой ком при взгляде на светлые волосы или, может быть, большие серо-голубые глаза первокурсника по фамилии Лонгботтом.

«Можешь себя поздравить, это прогресс. По крайней мере, его фамилия не Поттер», — сообщил он себе, но, что совершенно неудивительно, облегчения не испытал. Северусу хотелось бы вернуться в прошлое, хотя бы на несколько часов назад. Не прятаться в собственных комнатах, а пойти и отыскать в замке Луну, возможно, предстать перед ней полным идиотом, но получить хотя бы маленький шанс на счастье. Впрочем, маховика времени у него не было, поэтому оставалось только лениво сидеть в кресле и с наслаждением заядлого мазохиста проворачивать нож в ране.

Резкий звук заставил его рывком подняться на ноги и повернуться ко входу в гостиную.

На пороге стояла красная, заплаканная Лавгуд.

 — В чем дело? — спросил Северус резче, чем хотел, чувствуя, что его сердце прыгнуло куда-то в горло и забилось там с огромной скоростью.

Девушка ничего не ответила, но из ее больших серо-голубых глаз ручьями текли слезы. Всхлипнув, она ладонями размазала их по щекам. Ее губы дрожали.

Северус сжал руки в кулаки, короткие ногти впились в кожу. Он быстро подошел к рыдающей девушке, за руку втащил ее в комнату и обнял за плечи, прижимая к своему плечу. Магией закрыл дверь.

Лавгуд, еще раз всхлипнув, вцепилась пальцами в его мантию, уткнулась лицом куда-то под мышку и замерла.

Никогда за всю свою жизнь Северус не чувствовал себя одновременно так глупо и так хорошо. Одной рукой он неумело начал поглаживать Луну по волосам, краем сознания отмечая, что сегодня они действительно похожи на гриву единорога — мягкие, чистые и струящиеся. Он монотонно гладил девушку, наверное, несколько минут, кроме руки не двигалось ничего — он замер, давая ей выплакаться, и наслаждался короткими мгновениями близости. Чуткий нос, привыкший различать малейшие оттенки запахов, ощущал ароматы дождя, жасминового шампуня и слез. Он прикрыл глаза, наслаждаясь этой смесью запахов, но сразу почувствовал, что Луна чуть отстранилась от него. Он открыл глаза, желая понять, все ли с ней в порядке, но она быстрым движением положила ему руки на плечи, приподнялась на цыпочках и поцеловала в уголок губ. Мягкое прикосновение показалось ему похожим на удар током, он вздрогнул и осторожно запустил пальцы в ее волосы, надавил на затылок, привлекая к себе, и поцеловал в ответ. Едва ли не впервые в жизни он чувствовал, что поступает правильно — именно так все и должно быть. Девушка отвечала на его поцелуй неуверенно, но искренне, прижимаясь к нему всем телом. Слезы на ее лице высохли, на щеках вспыхнул румянец, который Северус видел через полуприкрытые веки.

Старые часы на камине пробили семь, и Луна дернулась от неожиданности.

 — Я выкину эти часы, — сказал Северус неожиданно хриплым голосом, желая действительно проклясть этот предмет, во второй раз разрушающий очарование момента.

Девушка издала странный звук — не то хихикнула, не то всхлипнула. Северус чуть отстранился и спросил:

 — Чаю?

Она закивала, и он отошел в сторону, не столько колдуя над чайником и заваркой, сколько стараясь скрыть охватившие его эмоции. Впрочем, если учесть, что за его спиной стоял эмпат, можно было и не пытаться. Северус чуть прикусил нижнюю губу, надеясь, что легкая боль поможет ему вернуть самообладание.

Когда чай был готов, Северус повернулся к Луне и увидел, что она забралась с ногами на диван и спрятала лицо в ладонях. Он подошел и протянул ей чашку. Как и ожидалось, его приближение девушка почувствовала, неуверенно опустила руки и взяла горячую чашку.

 — Что произошло? — спросил Северус и, немного поколебавшись, сел на подлокотник дивана.

Девушка отпила чай, еще немного помолчала, а потом все-таки сказала:

 — Я не удержала собственных нарглов сегодня вечером. И они натворили много дел.

Северус не выдержал и тихо хмыкнул. Его и злила, и восхищала эта манера отвечать на вопрос так, чтобы возникало еще больше вопросов.

 — А если постараться объяснить то же самое так, чтобы я понял?

Луна пожала плечами:

 — Вы и так все поняли.

Резонное замечание.

 — Не до конца.

Она снова пожала плечами и начала теребить прядь волос. Северус перехватил ее руку и показал головой:

 — Не стоит вязать из них узлы. Рассказу это не поможет.

Видимо, Луна поняла, что он не отступится, поэтому ответила:

 — Я думала, что мой рационализм мне поможет, но оказалось, что я очень сильно подвержена влиянию эмоций. Я опять говорю неправильно, да? — спросила Луна, подняв на Северуса чуть смущенный взгляд.

Он левитацией подвесил чашку в воздухе, опустился на пол, так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Луны, постарался сделать свой взгляд максимально строгим и сказал:

 — Мне нужны не рассуждения, а факты. Что именно натворили твои нарглы?

 — Вы можете посмотреть. Так будет лучше.

 — Уверена?

Луна кивнула, и Северус достал палочку.

 — Легиллименс, — произнес он, и Луна мягко впустила его в свой разум.

Сориентировавшись в уже ставших привычными цветах, звуках и запахах ее внутреннего мира, Северус нашел нужное воспоминание.

Луна и Лонгботтом стояли в незнакомой Снейпу комнате. На стенах были развешаны картины — судя по всему, их рисовала Луна. Все персонажи, оторвавшись от своих дел, изучали двоих живых людей. Луна заметила это и, чуть порозовев, произнесла:

 — Отвернитесь!

Судя по всему, это было простенькое заклинание, во всяком случае, все герои рисунков одновременно развернулись спинами к людям.

 — Они иногда слишком любят подсматривать за мной, — сказала Луна удивленному Лонгботтому.

 — Они милые, — заметил тот, переминаясь с ноги на ногу.

Оба замолчали, глядя куда угодно, но не друг на друга. Лонгботтом первым нашел в себе мужество сделать несколько шагов к Луне и мягко взять ее за плечи. Северус скрипнул зубами, ощутив неожиданно сильную ревность — хотелось оказаться в той же комнате и запустить в ученика каким-нибудь особенно болезненным заклинанием. Легкая боль тут же отрезвила его — разум Лавгуд не позволял никаких проявлений агрессии.

Пока Северус боролся с несильным, но неприятным откатом за неверные действия, в воспоминании разворачивались события. Лонгботтом начал очень неуверенно целовать Луну, она вроде бы отвечала, но буквально через несколько мгновений отшатнулась в сторону.

 — Луна, прости! — тут же сказал парень.

 — Невилл, я очень глупая! — ответила Луна, прижимая руку к губам. Парень попытался было подойти к ней, но она замотала головой.

 — В чем дело?

 — Невилл, — прошептала она, из глаз брызнули слезы, — ты очень хороший друг.

Мир завертелся, и Северус увидел дорожку на границах антиаппарационных чар Хогвартса. Луна чуть покачнулась после аппарации и, восстановив ориентацию в пространстве, бросилась бежать по направлению к школе.

Воспоминание закончилось, и Северус снова увидел перед собой сидящую на диване девушку.

 — Мне стыдно, я сделала Невиллу очень больно, — сказала Луна обычным своим безэмоциональным голосом, но по дрожанию губ Северус догадался, что она очень сильно нервничает.

Северус почувствовал, что сейчас — именно тот момент, когда он может изменить все. Одно его слово — и эта девушка покинет его комнату, извинится перед Лонгботтомом и, в конце концов, построит с ним счастливую жизнь. Вероятнее всего, все вокруг будут очень рады такому союзу. Они ровесники, оба — герои войны, при этом чистокровные волшебники из хороших и достаточно обеспеченных семей. Вероятно, это будет правильно.

Однако за свою жизнь Северус очень часто поступал согласно каким-то придуманным им самим критериям правильности. Было правильно гордо отойти в сторону, когда Лили демонстративно начала встречаться с Поттером. Было правильно пойти, по совету хорошего друга, в Пожиратели Смерти. Потом было правильно передать хозяину подслушанное пророчество, на коленях умолять Лорда и Дамблдора сохранить жизнь его любимой девушке. И, наконец, очень правильно было ненавидеть Гарри Поттера на протяжении долгих семи лет.

Северус чувствовал, что устал от этих чудовищных «правильных поступков» в своей жизни. Поэтому он просто наклонился и снова поцеловал Луну. Она обхватила его руками за шею, притянула к себе.

Не прерывая поцелуя, Северус поднялся с пола, пересел на диван, усадил девушку к себе на колени и понял, что сейчас все стало… нет, не правильно, а хорошо.