Упасть до дна (гет)

15 лет назад.

— «Ты предатель, Гермиона», — произнёс вслух Рон, почёсывая пальцем затылок. — Кто это написал? И почему это ты предатель?

— Я не знаю… — сказала озадаченная Гермиона. Она попыталась припомнить, что же она такого сделала и кому, но в голову ничего не шло. — Здесь не стоит подпись, да и почерк мне не знаком… Странно.

— Наверное, это чья-то глупая шутка, — махнул рукой Гарри. — Не воспринимай это всерьёз.

Он подошёл к сове, достал из кармана печение и протянул его ей. Сова заухала и с благодарностью схватила лакомство.

Гермиона почувствовала какую-то неприятную тяжесть внутри, как будто подсознание её точно знало, в чём она повинна перед этим неизвестным отправителем.

— Брось, Гермиона, не стоит так расстраиваться из-за этой записки, — уговаривал её Гарри, наблюдая за тем, как лицо подруги помрачнело.

— Согласен, — активно закивал Рон. — Может, какие-то девчонки решили подшутить над тобой, потому что завидуют тебе. Ты же знаешь, какими вредными и злопамятными они бывают. Вот мне один раз Джинни подсыпала соль в кофе только из-за того, что я нечаянно поломал растение, которое она выращивала целых полгода. Ты бы видела моё лицо!

— Да… — неуверенно произнесла она. — Это просто чья-то шутка. Я же никого не предавала.

— Как ты вообще можешь кого-либо предать? — развёл руки Рон. — Это абсолютно исключено!

Но Гермиона уже не слушала друзей, убеждающих её в абсурдности послания. Её так расстроили эти слова, что настроение мигом вернулось в исходную точку, будто пять минут назад Лаванда Браун снова окатила её холодной водой.

— Вы идите. — Она принялась стягивать с себя куртку. — Идите, а я, пожалуй, останусь. Мне нужно ещё эссе проверить, подготовиться к завтрашнему уроку по рунам… И ещё сегодня дежурство.

Гарри и Рон одновременно перевели взгляд с Гермионы на злополучное послание, прекрасно понимая, почему она отказывается составить им компанию. Они хотели провести этот день втроём, как в старые добрые времена, а вместо этого вынуждены покинуть свою подругу в таком расстроенном состоянии. Веселиться без Гермионы не хотелось. Гарри с сожалением бросил свою куртку на диван, сел рядом и с притворным рвением сказал:

— Тогда я тоже остаюсь. Будем делать задание вместе. Что-то мне тоже расхотелось куда-то идти.

Рон нахмурился так, как будто у него больше никогда не будет возможности пойти в Хогсмид, но тоже остался с друзьями. От одной мысли об уроках у него появлялось непреодолимое желание наложить на себя руки, но его оценки действительно в последнее время резко ухудшились, а поэтому следовало немедленно закопаться в книги. Пусть не в деревушке они проведут этот день, но зато все вместе.

* * *

Последний выходной день подходил к концу. Гермиона и правда, как и обещала, просидела весь день за уроками, а вот ребята не стали посвящать весь день скучным книгам. Наверное, она пыталась отвлечься и забить голову рунами, зельями и заклинаниями, лишь бы не думать о клочке пергамента, испортившем это воскресенье.

Однокурсники возвращались из Хогсмида с полными карманами конфет и с довольными лицами. Гарри и Рон с завистью смотрели на них. Они твёрдо решили, что уж на следующих выходных точно отправятся в деревушку во что бы то ни стало.

На ужин Гермиона тоже отказалась идти, сказав друзьям, что в её чемодане есть коробка шоколадных лягушек и она всё равно не хочет есть, а вот Рон и Гарри проголодались.

По дороге в Большой зал они смогли, наконец, поговорить о странном поведении Гермионы.

— Не понимаю, — возмущался Рон, — что на неё нашло? Из-за какого-то огрызка бумаги, на котором нацарапана эта бессмыслица, она убивается целый день! Ну, кто, скажи мне, всерьёз стал бы задумываться над этим посланием? О Гермионе никак невозможно сказать, что она предатель. Это всё равно, что назвать Грохха изящным и прислать ему балетную пачку! Серьёзно, она не в себе. Впечатлительная такая стала. Отказалась от еды, к тому же… Я её не узнаю.

— Да, с ней что-то творится в последнее время, — соглашался Гарри. — Может быть, это скоро пройдёт? Думаю, это всё происходит от того, что она пытается быть полезной сразу всем. Помнишь, как её задели те статьи в «Пророке»? Она и план по спасению успела уже составить. Я тоже вспоминаю те статьи с содроганием, но прекрасно понимаю, что мне не под силу одним взмахом волшебной палочки разом избавить всех людей от бед и несчастий. Она слишком многого от себя требует. Всем помочь невозможно.

Рон остановился.

— Ты чего?

— Помочь… — пробормотал он. — Она хочет ему помочь. Но он же убежал!

— Что такое, Рон? — переспросил Гарри, не разобрав его бормотания.

— Она правда слишком много на себя берёт, Гарри, — согласился Рон, задумчиво глядя на друга. Он колебался, но спустя мгновение всё-таки решился на разговор. — Есть тут кое-что, о чём ты не знаешь, но она просила не говорить тебе об этом. Возможно, она потом меня прибьёт за это.

Гарри пытливо уставился на друга.

— Что-то важное?

— Ну, для неё это важно, а я думаю, что это перебор! Нет, ну подумай только, она помогает Ма…

Рон не договорил. Сзади к ним неслышно подкрался Пивз и кинул в Гарри и Рона горсть каких-то шариков, которые тут же стали взрываться под их ногами, наделав много шума в коридоре. Кувыркаясь в воздухе и выкрикивая своё излюбленное «Поттер-обормоттер», он поспешил скрыться. Прикрывая уши руками, Гарри и Рон злобно смотрели ему вслед.

— Ненавижу его! — буркнул Рон, когда в коридоре вновь воцарилась тишина.

Подумать только, Рон чуть не выдал тайну Гермионы. Не мог он больше скрывать это от Гарри. Но, видимо, следовало бы всё-таки придержать рот на замке, раз даже Пивз прервал его. Это своего рода знак.

Гарри и Рон продолжили свой путь к Большому залу, но на этот раз оба ругали Пивза, придумывая для него оскорбительные прозвища.

* * *

Пока все ученики поедали ужин в Большом зале, Гермиона сидела в гостиной Гриффиндора и, не сводя глаз с пергамента с обвинением, шептала заклинание. Перед ней на столе стоял кувшин с водой, большая жёлтая чашка, книга «Создание новых чар: распространённые ошибки и как их не совершить» и мешочек с каким-то зелёным порошком. Она водила палочкой над кувшином, чертя в воздухе замысловатый узор. Несколько раз вода начинала закипать, но затем опять становилась холодной, отчего Гермиона недовольно хмурила брови.

— Что я делаю не так? — обратилась она к книге, как будто та могла ей ответить. — Наверное, нужно сначала заговорить пустой кувшин, а затем налить в него воду.

Но даже с пустым кувшином заклинание не работало, а порошок исчезал, едва коснувшись дна; вода не могла связать чашку и кувшин между собой, а на пятый раз Гермиона оговорилась в одном слове и чашка лопнула. Отлетевший осколок попал прямо в ладонь Гермионы, оставив глубокий порез, и она обессилено села на диван, прижимая к раненой руке платок. У неё ничего не получается! Она не может помочь Гарри, не может помочь Драко, даже с этими чарами справится она не в силах. Глаза наполнились слезами. Она смотрела на струйку крови, стекающую по запястью, и сильнее сжимала платок в руке. Что с ней происходит? Почему вдруг на неё обрушилась лавина бессилия и осознания собственной ненужности? Это чувство было ей знакомо. Так было, когда рядом появлялись дементоры. Но ведь сейчас их здесь нет.

Кровь продолжала змеиться по коже, капая на ковёр. Такая прекрасная идея с чарами посетила её, но она не может воплотить её в жизнь. Исполнение казалась таким простым, что Гермиона уже видела, как с блеском справляется с поставленной задачей, как благодаря ей создаётся сеть подобных каналов… А теперь она видит лишь самоуверенную девочку, которая поставила перед собой слишком высокую планку. И с Драко так же… Почему-то она даже подумала, что Чёрная метка, возможно, спасёт его родителей от смерти, если уж она не смогла. За этой мыслью сразу последовала другая, более страшная: а что если Драко сбежал из замка и отправился прямиком к Волдеморту? Может, он согласился на его условия? Если так, то Гермиона не сомневалась, что это ловушка, и что никакого спасения для него быть не может. Нет-нет, он не мог так поступить… За то время, которое они с ним провели вместе, Драко здорово изменился, так что о Чёрной метке на его левом предплечье и речи быть не может.

Гермиона закусила губу.

«А где же он тогда? — в тысячный раз задала она себе этот вопрос. — Возможно, решил действовать в одиночку? Но что он может один? Или… — Гермиона ужаснулась от новой догадки. Сердце заколотилось как бешеное, а рука ещё сильнее сжала платок, отчего ногти на пальцах побелели. — Он, что, задумал покончить с собой? Как Паркинсон?..»

Исключено. Она не рассмотрела в нём суицидальных наклонностей за время их общения. Да, он труслив и нерешителен, иногда жесток и неуравновешен, но чтобы покончить с собой… Гермиона была уверена, что Драко боится смерти, а значит, не поступит подобно своей подруге.

Захлопнув книгу, собрав осколки чашки и вылив воду в камин, Гермиона направилась в больничное крыло — её начало беспокоить не останавливающееся кровотечение из раны.

* * *

Наступил понедельник, а вместе с ним потянулась длинная череда уроков и домашних заданий, в окружении которых Гермиона ощущала какое-то долгожданное спокойствие. Она по возможности заваливала сама себя работой, вызывалась помогать профессорам, много времени проводила с Хагридом, охотно исправляла ошибки Рона и Гарри, а о Драко предпочитала больше не вспоминать. Но всё равно каждый вечер, засыпая в уютной кровати, Гермионе приходило в голову одно и то же: где бы ни был Драко, ему там не нравится, ему неуютно, он хочет вернуться в бальный зал. Она будто кожей ощущала всё это, и не смогла бы найти объяснения подобному. Сны, наваливающиеся на неё глыбой камней каждую ночь, заставляли её сердце сжиматься от тревоги за него. Она старательно пыталась отбросить все эти переживания и жгучее желание броситься из замка ему на помощь… но куда?

Так, уговаривая и успокаивая себя, Гермиона коротала зимние дни. Пыталась рассуждать о своих чувствах, давая себе понять, что она может обойтись без Драко.

«Да, мне нравится Драко Малфой, но я же прекрасно могу жить, дышать и есть без него. К тому же, если это его сознательный выбор, то так тому и быть».

Но как бы она не старалась запутать собственную голову, ничего у неё не получалось, и каждый день всё начиналось с начала.

Те чары, которые она так стремилась создать, чтобы помочь магглорождённым волшебникам, ей по-прежнему не удавались, что заставляло её часами просиживать в библиотеке и надоедать профессору Флитвику своими расспросами.

— Создать чары очень трудно, мисс Грейнджер, — говорил профессор. — Только самым сильным и упорным волшебникам удаётся понять все тонкости. Я, к примеру, так и не научился их создавать. Возможно, ваша голова наполнена переживаниями? Это может быть помехой, так как для создания собственных чар нужна отрешённость от всего и светлые мысли. Хотя, иногда чары создаются абсолютно случайно, и никто ещё не нашёл этим случаям достойного объяснения. Это загадка.

В конце концов, через месяц она оставила попытки понять, в чём же ошибается.

Гарри продолжал посещать уроки Дамблдора, в надежде, что вот-вот директор скажет ему: «Пора, Гарри. Я нашёл крестраж и нам с тобой придётся его уничтожить». Рон старательно избегал Лаванды Браун, решившей всё-таки вернуть его себе во что бы то ни стало. Чуть ли не каждый день она поджидала его у подножия лестницы, ведущей в спальню мальчиков, чтобы первой пожелать ему доброго утра. Гермиона же стала получать анонимные письма с неприятными высказываниями в свой адрес, но не обращала на них никакого внимания, потому что знала — автором этих писем является всё та же мисс Браун. Не трудно было вычислить её по характерной манере письма и любимым прозвищам, которыми она стала всё чаще называть Гермиону. Джинни всё так же продолжала защищать подругу: она то и дело ставила Браун подножки, насыпала в кубок с соком порошок, от которого кожа Лаванды приобретала зеленоватый оттенок, выкрадывала домашнюю работу, даже как-то насыпала ей на школьную мантию чесоточного порошка. Кажется, Джинни получала от этого истинное удовольствие.

Однажды на День Святого Валентина Гермиона получила букет гладиолусов. Никакой записки в букете она не обнаружила и решила было, что это очередной «сюрприз» от Лаванды, но тем же вечером Рон смущённо признался ей, что думал о ней весь день, поэтому и решил отправить цветы. Это признание заставило Гермиону погрустнеть. В последнее время Рон стал слишком часто оказывать ей знаки внимания: открывал перед ней двери, когда друзья втроём заходили в «Три Метлы», принимался нахваливать приготовленное ею зелье мимолётного вдохновения, рецепт которого она вычитала в какой-то книге; а один раз чуть не ввязался в драку с Блейзом Забини, когда тот задел её плечо локтем на уроке Снейпа. Он явно был настроен решительно. Гермиона не могла сказать ему прямо, чтобы он прекратил всё это, ведь он потом, скорее всего, не будет разговаривать с ней лет пять. Конечно, приходилось иногда тактично намекать Рону, что это не подходящее время и место, что Гермионе сейчас не до романтики. И именно после таких намёков Рон обижался. Как же ему объяснить, что ей хорошо, когда Рон выступает рядом с ней в качестве друга? В такие моменты она всегда вспоминала о Драко, и ничего не могла с собой поделать, когда на глаза наворачивались непрошеные слёзы. Всё-таки ей нужен был Малфой. Ей нужно было хотя бы быть уверенной, что с ним всё в порядке. Но проходили дни, а он так и не дал о себе знать.

На одном из уроков профессор Снейп сказал любопытным слизеринцам, что родители Драко забрали его на какое-то время по семейным обстоятельствам, но заверил, что Малфой вернётся. Хотелось бы в это верить, но Гермиона прекрасно знала, что Нарцисса и Люциус Малфои находятся в подвалах Малфой-мэнора в плену в Волдеморта.

Гермиона часто вызывалась на ночные патрули по Хогвартсу. Обычно ей в пару ставили Рона или одного из старост Пуффендуя, а бывало и так, что она дежурила в одиночку. Тихие, полутёмные коридоры, холодные классы и скрытые от глаз закоулки, в которых она частенько ловила целующиеся парочки. Гермиона не могла не использовать свои одиночные патрули, чтобы не обыскивать замок на вверенных ей территориях. Эти фанатичные поиски открывали ей новые секреты Хогвартса, но Драко ей так и не посчастливилось обнаружить. Каждый раз, говоря себе, что он в той части замка, в которой она ещё не искала, Гермиона возвращалась в башню Гриффиндора с потухшими глазами.

Несколько раз Гермиона порывалась рассказать всё Гарри: о своих приключениях вместе с Драко и о том, что может ему угрожать, о родителях Драко. Но каждый раз обрывала себя, понимая, что Гарри нужно сосредоточиться на крестражах. А быть может, она просто боялась осуждающих взглядов друга?

В один из таких тревожных дней, когда в Гермионе боролись сразу несколько волнующих мыслей и противоречий, к ней подошёл Рон. Гермиона сидела на подоконнике, прижав к груди книжку.

— Наконец-то я тебя нашёл, — смущаясь, сказал он, подсаживаясь к ней.

Гермиона, однако, не заметила его смущения, всё ещё поглощённая внутренним спором. Она медленно повернула к нему голову, но взгляд её не сфокусировал его лицо.

— Почему ты не присоединилась к нам с Гарри и Джинни? — продолжал Рон. — Мы ходили в парк ледяных скульптур. Было здорово!

Наконец, Гермиона разжала объятия, в которых была книга, и посмотрела Рону в глаза.

— Прости, что ты сказал?

— Мы сегодня с Гарри и Джинни были в парке ледяных скульптур. Мы же хотели пойти вместе после уроков, помнишь? Но ты убежала куда-то, как только прозвенел звонок. Пришлось идти без тебя.

— Да, я хотела кое-что изучить, пока не забыла, — оправдывающимся тоном произнесла Гермиона. — Ты же знаешь, сколько нам сегодня задали уроков.

— Уже месяц ты только и делаешь, что сидишь над книгами и ходишь патрулировать замок! — возмущённо воскликнул Рон. — Пора бы и отдохнуть.

— Возможно, — согласилась она.

— Так вот я и предлагаю тебе сегодня вечером взять киноки и спуститься к озеру.

— Что взять? — не поняла Гермиона.

— Ну, ты как-то рассказывала, что магглы зимой катаются на киноках по льду, — объяснил Рон, задумчиво стуча указательным пальцем по подбородку. — Кинуки…

— Коньки, — поправила его Гермиона, улыбнувшись.

— Да-да, именно, коньки.

— Но у меня нет с собой коньков, а ты всё равно не умеешь на них кататься.

— Ну, так трансфигурируй что-то… — Рон огляделся в поисках подходящего предмета. — Газету, например, — он увидел забытый кем-то развёрнутый номер «Ежедневного пророка» на лавочке. — А научить меня кататься на них можешь ты.

Гермиона поджала губы, размышляя.

— Хорошо, — поддалась она. — Но только без коньков. Мы просто прогуляемся до озера. А учить я тебя буду в другой раз.

Рон просиял. Он спрыгнул с подоконника, протянул руку Гермионе, и, ожидая, пока она укладывает книгу в сумку, мечтательно прищурился.

* * *

Снег скрипел под ногами, когда Гермиона и Рон медленно приближались к озеру. Новорождённый месяц улыбался им, вдохновляя Рона на подвиги. Он побежал вперёд Гермионы, подхватил руками ком снега, слепил снежок и легонько бросил в неё. Она сначала запротестовала, но затем и сама вступила в шуточный бой.

Они резвились как дети, забыв на мгновение о каких-то важных, тревожащих их без конца проблемах и задачах. Когда Рон позволил Гермионе выиграть маленькое сражение, он повалился на снег, а она присела рядом. Хохоча, отряхивая комья мокрого, тающего снега, они пытались отдышаться.

— Гермиона, ты самый лучший человек на свете, — признался Рон. — Ты не похожа ни на глупую Лаванду, ни на высокомерную Дафну Гринграсс, ни на странную Палумну. Ты самая лучшая!

— Рон, — смущённо улыбнулась Гермиона, — это не так. В мире хватает хороших людей.

— Но ты лучшая! — настаивал он. — Я тебя люблю, ты знаешь?