Империус (гет)

Рейнард Люпин никогда не любил больницы. Они приносили ему лишь дискомфорт и неприятные воспоминания.

Вспышки из прошлого то и дело мелькали перед глазами: его сестра кричит в агонии — роды протекают чудовищно неправильно; выражение лица лекаря, когда она объясняла, насколько маловероятно, что он когда-нибудь сможет в полной мере пользоваться ногой; бледное лицо его жены, лежащей на столе в морге — потерянной для него навсегда, и…

И Ремус. Трехлетний, покрытый грязью и кровью, кричащий и брыкающийся в руках лекарей, сражающийся с новообретенным врагом, которого только он один и может почувствовать. И снова он же, но уже взрослый — покалеченный когтями Авраама Каина во время своей битвы с тем же врагом внутри себя.

Да. Рейнард Люпин никогда не любил больницы.

И вот ему снова пришлось оказаться здесь.

Ремус.

Пока что ему еще не позволили увидеть сына. Он прибыл сюда в течение нескольких секунд после того, как Альбус Дамблдор закончил говорить — бросился в камин с летучим порохом так поспешно, что едва не оторвал голову старшему волшебнику, когда тот уже покидал камин на стороне больницы. Рей был в ужасе, нервная энергия кипела внутри него, и Дамблдору с трудом удалось убедить его не бросаться из палаты в палату в поисках Ремуса. Крепко держа его за плечо, директор сказал, что его сын в руках лекарей — самых надежных руках. Не стоило этого делать, ни к чему. Ему следовало успокоиться и ждать новостей.

Что ж. Легко ему было говорить.

Но он прав. Дамблдор часто бывал прав.

Поэтому после кратких, но сбивчивых объяснений последних событий Рей позволил проводить себя сюда — к этому маленькому кабинету лекаря по имени Хестия Джонс, чтобы ждать, ждать новостей.

С ним все будет в порядке. С ним всегда все оказывается в порядке.

Будет. Будет. Будет.

Успокойся. Не паникуй. Жди новостей.

К счастью, сидя в этом тихом помещении в одиночестве, он довольно скоро успокоился, сердце перестало неистово колотиться в груди, мысли больше не неслись вскачь, вернулась способность думать о чем-то, кроме Ремуса и необходимости найти его, найти. Однако парализующий холодный ужас, незаметно заменивший панику, оказался в двадцать раз хуже.

С ним все будет хорошо. С ним все будет в порядке. С Ремусом все будет хорошо.

Прошло, наверное, минут пять, а может, целый час или даже промелькнула вечность. Как бы то ни было, но по прошествии неопределенного количества времени дверь отворилась, и в кабинет вошли Дамблдор и два незнакомца с посеревшими лицами.

Мистер и миссис Тонкс. До этого момента Рей не подозревал, что Ремус не был единственной жертвой этой ужасной ночи. Рефлекторно от ответил на представление Дамблдора: кратко пожал руку Теду Тонксу, который слабо улыбнулся ему и смахнул редеющие бесцветные волосы с лица, и кивнул Андромеде, которая лишь на секунду встретилась с ним взглядом, прежде чем нервно вцепилась дрожащими пальцами в мятую, явно надетую наспех мантию, а затем переключилась на длинные темные и несколько растрепанные волосы. Маленькая сумка занимала ее внимание, и, что-то ища в ней со все возрастающей нервозностью, она, судя по всему, не заметила ни Рея, ни то, как тихо ушел Дамблдор. Пройдя мимо мужа, она бесцеремонно вывалила содержимое сумочки на свободную койку. Найдя наконец искомую расческу, она собрала остальные вещи назад и резкими движениями принялась расчесываться.

— Андромеда… — тихо проговорил ее муж и коснулся ее руки, заставляя прекратить явно болезненное занятие. Забрав расческу из пальцев жены, Тед Тонкс заключил ее ладонь в свои. Свободной рукой теребя висящий на шее серебряный медальон, Андромеда прижалась головой к голове мужа и закрыла глаза.

Они больше не заговорили с Реем, но он не возражал против их молчания. Он полностью их понимал.

Боже, как он скучал по Диане. Больше всего на свете он хотел, чтобы сейчас она оказалась рядом, чтобы он мог поговорить с ней, утешиться одним лишь ее присутствием, обнять ее и ощутить ее объятие в ответ. Но это была довольно эгоистичная мечта. Какую боль принесла бы ей эта ситуация…

Нет, Дианы больше нет. У него остался только Ремус.

А он… он…

С ним все будет хорошо. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.

И снова минула целая вечность. Снова пришел и ушел Альбус, пообещав, что в следующий раз явится с новостями. После себя он оставил еще пару незнакомцев: высокого темнокожего мракоборца по имени Кингсли Бруствер и кудрявую женщину Фелицию, которая заверила его, что дружила с Ремусом в школе. Они предприняли осторожную попытку увлечь его разговором, но Рей был не в настроении выслушивать, какой смелый у него сын и как много жизней он спас. Он слишком устал и слишком боялся, чтобы заинтересоваться этим.

Его жизнь. Почему он не мог спасти свою жизнь?

Рей знал, что снова мыслил эгоистично, но речь шла о его сыне.

Так что он поудобнее устроился на стуле и под монотонно раздававшиеся голоса Кингсли и Фелиции позволил мыслям унестись далеко-далеко.

Какой была бы его жизнь, если бы ничего из этого не произошло? Если бы этот веселый и невинный трехлетний ребенок вырос без боли и шрамов, оставшихся после укуса оборотня? Рей был уверен, что жизнь точно оказалась бы проще. Безопаснее. На мгновение ему горячо захотелось, чтобы они с женой и сыном просто могли вернуться на тридцать четыре долгих года назад и прожить свои жизни заново.

С ним все будет в порядке. С ним все будет хорошо. С ним…

— … на самом деле думаешь, что с Ремусом все будет в порядке?

Вопрос, занимающий его мысли, оказался озвучен губами Кингсли Бруствера; инстинктивно Рей приподнял голову и прислушался.

«В порядке, в порядке, почему? Скажи мне, почему, дай мне надежду…»

— Я почти уверена, — ответила Фелиция, и ее голос звучал на удивление убежденно. Рей ощутил, как его сердце сжалось от надежды. — Это была идея Ремуса, а из того, что вы мне рассказали, он, судя по всему, оказался прав. Я уверена, что дементор выпил душу оборотня, получил передозировку «сладкого» и погиб от отравления темными существами. Для Ремуса это хорошо. Это означает, что он должен был остаться в своем теле в одиночестве…

Рей приоткрыл рот. Дюжина вопросов уже сформировалась в его голове, но прежде чем он успел задать хоть один, скрипнула дверь. Высокий, хмурый и усталый Альбус Дамблдор вошел в палату.

Рей вскочил на ноги, заметив это только постфактум. Тед последовал за ним.

— Альбус…

— Профессор Дамблдор…

Директор Хогвартса поднял руки.

— Минуточку. Лекарь Джонс и профессор Голдштейн уже здесь и смогут объяснить произошедшее с вашими детьми гораздо лучше, чем я.

Отойдя в сторону, Дамблдор позволил войти двум женщинам. Первая — темноволосая и облаченная в мантию цвета лайма (Рей предположил, что именно она является лекарем Джонс) — кивнула ему, а затем направилась к мистеру и миссис Тонкс. Следом же вошла… Вторую женщину он знал очень хорошо.

Ребекка мгновенно нашла глазами дядю. Она выглядела старше, чем в их последнюю встречу, пусть изменения и были едва заметны. И хотя ни одной новой морщинки, ни одного нового седого волоса не добавилось, ее глаза и поникшие плечи выдавали степень измождения. И все же на ее губах играла бледная улыбка.

— Дядя Рейнард, — тихо и устало поприветствовала она его. — Надеюсь, вы не против, но, узнав, что вы направляетесь сюда, я позволила себе отправить сову своему отцу. Он ответил, что с радостью примет вас в Грейстоунсе, если вы захотите там остановиться, а если вам что-то нужно, то просто попросите. — Медленно она протянула руку и положила ладонь ему на плечо. — В такие моменты мы все нуждаемся в поддержке семьи.

Закусив губу, Рей кивнул в знак благодарности и опустился на стул.

— Спасибо. Я ценю твою заботу.

— Ладно, давайте начнем, — заговорила лекарь Джонс, которая только что беседовала с Кингсли Бруствером. Она обошла свой стол и с тяжелым вздохом опустилась на стул. Ребекка подошла к ней, остановившись в шаге позади, и кивнула ей.

Лекарь Джонс кивнула в ответ.

— Итак, как вы знаете, я Хестия Джонс, и я работаю здесь, в больнице Святого Мунго лекарем, — начала она оживленно. — А это Ребекка Голдштейн, профессор из Института бешенства. — Джонс скользнула взглядом по Рею, затем по чете Тонкс и обратно. — Мы отвечали за лечение Нимфадоры Тонкс и Ремуса Люпина.

— И? — в отчаянии спросила Андромеда Тонкс, вцепившись пальцами в серебряный медальон. — Как моя дочь? С ней все будет в порядке?

Хестия поджала губы, глядя на расстроенную мать с чем-то похожим на смирение.

— Я не знаю, — откровенно признала она. — Тонкс… Нимфадора… пострадала не от обычного заклинания. Насколько я знаю, когда вы прибыли, профессор Дамблдор объяснил вам, что ваша дочь попала под отскочившее заклинание Империус, которое пыталась наложить на оборотня. Ее раны относительно неопасны — несколько синяков, большинство из которых осталось после ее падения с лестницы ранее этой ночью. Но ее разум серьезно поврежден. Душа оборотня — довольно сильная сущность, которая не рада делить разум даже с одним человеком, не говоря уже о двух. Степень ее повреждений целиком и полностью зависит от того, насколько хорошо она сумела защитить себя от удара.

Тед Тонкс рассеянно качал головой, Рей вдруг ощутил прилив сочувствия к нему. Он вдруг вспомнил, что это его дочь — мракоборец Тонкс — проводила его к Ремусу в Хогвартсе той страшной ночью прошлой зимой.

— Вы можете нам что-то сказать? — устало и несколько потерянно спросил Тед. — Это случалось прежде? Я знаю, что заклинание Империус довольно редко используется, но все же…

К удивлению Рея, ответила Ребекка.

— Известно всего четыре случая наложения этого заклинания на оборотня, — сказала она, и в ее профессиональном тоне звучали нотки сочувствия. — Первым был немецкий волшебник, в 1564-м году пытавшийся обуздать укушенного сына; он не подготовился к отдаче и умер мгновенно. Второй случай произошел в 1819-м году с перуанской ведьмой, практиковавшей темные искусства. Она пришла в сознание шестнадцать дней спустя, но потеряла рассудок и была убита суеверными магглами через несколько недель после того, как учинила разгром в близлежащей деревеньке и превратила местных лам в лягушек. Третий случай зафиксирован во время войны с Гриндевальдом. Один из его сторонников пытался заставить оборотня подчиниться его воле и поплатился за это. Ирония заключается в том, что пострадавший полностью оправился через пару недель. И, наконец… — Ребекка поджала губы. — Профессор Ланселот Прайк, мой предшественник в Институте бешенства, который, казалось бы, должен был знать, на что идет. Он оставался в коме до самой смерти в прошлом году. Он так и не пришел в сознание.

— Так что, к сожалению, мы не можем с уверенностью сказать, что произойдет, — печально подвела итог Хестия. — В случае с Тон… с Нимфадорой нам остается только ждать и надеяться.

— Почему? — словно сама того не желая, спросила Андромеда; в ее глазах стояли слезы, а муж снова обнимал ее. — Она знала, что случится?

Ребекка медленно кивнула.

— Я считаю, что да. Я была свидетелем произошедшего и уверена, что она знала, что делает. Она пыталась спасти душу Ремуса Люпина любой ценой, даже ценой своей жизни.

За этим заявлением последовала пауза. Рей обнаружил, что может лишь смотреть на пол, пытаясь осознать сказанное Ребеккой. Господи боже.

«Пытаясь спасти моего сына, она пошла на это — рискнула своим рассудком, своей жизнью».

— Но почему? — повторила вопрос Андромеда, и теперь уже слезы струились по ее бледным щекам. Она вдруг перевела взгляд на Рея, и тот заметил в ее глазах вспышку вины. — Простите меня, мистер Люпин. Но она мой единственный ребенок. Я должна понять, почему она…

— Это, увы, сейчас не важно, — проговорил Альбус, не давая вставить слово Фелиции, которая, очевидно, собиралась что-то сказать. — Давайте позволим Нимфадоре и Ремусу рассказать нам об этом самим, и я уверен, что вскоре они смогут это сделать.

В течение какого-то мгновения Рей боролся с внезапно возникшим желанием вскочить на ноги и закричать от разочарования в лицо величайшему волшебнику Великобритании.

«Как он может так говорить? Как может быть уверенным? Почему он знает об этом настолько больше, чем я? Это не может происходить. Две молодые жизни, жизнь моего сына…»

Несмотря на все старания, слезы начали наполнять и его глаза. Андромеда Тонкс уже рыдала на трясущемся плече мужа.

— Но стоила ли того ее жертва? — прозвучал глубокий, пусть и слегка надломленный голос Бруствера. — Как сам Ремус?

Хестия и Ребекка обменялись длительным взглядом. Лекарь откинулась на спинку стула и медленно закрыла глаза.

— В случае с Ремусом у нас есть как хорошие, так и плохие новости, — сказала она несколько неуверенно. — Физически он в плохом состоянии, но это лишь порезы и переломы — ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Несколько недель постельного режима и лечения, и его тело будет как новенькое. — Она вздохнула. — Но его разум…

— Заставляет нас сомневаться, — продолжила Ребекка без запинки, но Рей заметил, что ее маска профессионализма была вовсе не так непроницаема, как ей бы того хотелось.

Совсем как ее отец. Он тоже всегда скрывал эмоции за стеной равнодушия…

Ребекка, однако, продолжала говорить:

— Мы наверняка установили, что, благодаря своевременно наложенному мисс Тонкс заклятию, душа, которую выпил дементор, действительно принадлежала оборотню. Человеческая душа Ремуса Люпина осталась в его теле.

На мгновение тяжесть тревог, давящая на плечи Рея, чуть приуменьшилась. Он все еще Ремус. О боги, он все еще Ремус. А тот волк, тот чертов волк, который угрожал его разуму в течение тридцати четырех лет, исчез…

— Но. — Тяжесть вернулась сторицей. — Мы не в состоянии понять, что это означает для разума Ремуса. Если не считать Дольфа Греймура, это лишь второй случай, когда оборотень пережил поцелуй дементора. Я могу только опираться на свои исследования в работе с Авраамом Каином.

Рей стиснул в пальцах рукоять трости с такой силой, что ногти вонзились в полированное дерево. В следующее мгновение он ощутил, как ладонь Дамблдора с длинными пальцами легла на его плечо и слегка сжала.

Почему он? Почему всегда Каин?

Ребекка провела ладонью по лбу.

— Все, что я сейчас скажу, представляет собой теории, но я уверена в их правильности. — Она подняла взгляд. — Однако я очень устала. Я обсудила все это с Хестией и профессором Дамблдором, но, Фелиция, помимо меня, ты лучше всех знакома с моими работами. Если тебе придет на ум какая-то мысль или ты заметишь ошибку в моих рассуждениях…

— Я скажу, — отозвалась Фелиция, и Рей скорее почувствовал, чем увидел, как она сделала шаг вперед. — Конечно, скажу.

— Хорошо. — Сцепив руки, Ребекка опустила голову, очевидно, собираясь с мыслями. — Итак, — начала она. — Когда Авраама Каина поцеловал дементор, он умственно регрессировал до уровня десятилетнего мальчишки — до того возраста, когда он был укушен, когда утратил контроль над своим разумом, став бешеным.

Рей дернулся. Он вспомнил, как темноволосый мальчик обвиняюще смотрел на него. Каин… Авель… регрессировал до уровня ребенка? Боже милосердный…

Ребекка провела пальцами по растрепанным волосам.

— Теперь что касается предположения о… другом… — начала Ребекка и почему-то мельком бросила взгляд на Дамблдора, который сочувственно кивнул. — Я экспериментировала с зельями, улучшающими память, в надежде восстановить воспоминания Каина. Мне это не удалось. — Она глубоко вздохнула. — Однако он сумел вспомнить кое-какие события, произошедшие после того, как его укусили, и до того, как волк захватил его разум. Значит, не укус провоцирует потерю воспоминаний — Каин полностью потерял память только с момента, когда стал бешеным. — Ребекка снова вздохнула. — Отсюда я делаю вывод, что Ремус не потеряет память полностью — он лишится воспоминаний только о тех моментах, когда поддавался влиянию волка. Я считаю, что в целом его человеческий разум и память остались без изменений.

— Но это хорошо… — неуверенно проговорил Кингсли Бруствер, озвучивая сомнения, терзающие Рея. — Не так ли? Разве это не означает, что с ним все будет в порядке?

Ребекка поджала губы.

— Это зависит от многих факторов, — мягко ответила она. — Но не забывайте, что он перенес тяжелейшую травму. В течение более чем тридцати лет он делил разум и тело с душой оборотня, и для того, чтобы ужиться с ней, ему пришлось прийти с ней к некоему подобию перемирия. Но теперь одна половина этого шаткого союза оказалась грубо вырвана, и у него не было ни малейшего шанса подготовиться к этому. Он был оборотнем с самого раннего детства, поэтому он даже не помнит, каково это — не делить свой разум с волком. А разум способен на самые странные вещи в стремлении защитить себя.

Рей с каким-то пугающим вниманием наблюдал, как на лице Фелиции отразилось понимание. Кровь отхлынула от ее лица.

— Ох Мерлин, — прошептала она, и взгляды присутствующих обратились к ней. — Ты имеешь в виду…

Ребекка заглянула Фелиции в глаза.

— Скажи, что, по-твоему, я имею в виду.

— Что его разум перезапустит себя, — проговорила Фелиция, глядя на старшую женщину с недоверием. — Та часть его памяти, что была связана с волком, не сумеет адаптироваться; ей придется отключиться, чтобы сохранить его психику. И все, что останется на поверхности…

Она замолчала; тишина оглушала. Ребекка кивнула.

— И что останется? — спросил Рей, даже не осознавая, что делает это. — Ради бога, кто-нибудь, объясните, что не так с моим сыном?

Ребекка мрачно посмотрела на него.

— Примерно час назад, когда я удостоверилась, что его физическое состояние стабильно, я на время отключила подачу успокоительного, — ответила она серьезно. — Я хотела обследовать его психическое состояние. Но когда я попыталась с ним поговорить, он не мог сказать ничего внятного — он просто плакал и бился в истерике. Он не узнал меня и понятия не имел, где находится. Только когда я поняла, о чем он просит, до меня наконец дошло. — Она тяжело вздохнула. — Он звал мамочку и папочку, потому что очень боялся, что злой человек с желтыми глазами вернулся и теперь попытается забрать его. Последнее, что он помнит, это ночь, когда его укусили. Дядя Рейнард, Ремус не помнит ничего с тех пор, как ему было три года.

Последовавшая за ее словами тишина оглушала.

Рей смотрел на Ребекку, тогда как в его уме — таком сонном и словно бы оцепеневшем до этого момента — вдруг разразился настоящий шторм мыслей и эмоций, среди которых преобладал дикий ужас. Три? Ремус, его взрослый сын, считает, что ему три года?

С горечью он вдруг вспомнил свое недавнее желание начать их жизни заново.

Он мечтал… Он хотел…

Но, боже, не так.

Ремус.

— И как нам вернуть его? — спросил Бруствер, снова задавая самый важный вопрос и разрывая тишину. — Можем мы вернуть его?

— Я думаю, да, — сказала Ребекка уже увереннее, после того как Фелиция, очевидно, пришла к тому же выводу, что и она. Однако она продолжала с тревогой смотреть на дядю. — Ключом к решению этой проблемы являются зелья, усиливающие память, которые я испытывала на Каине. Продуманное применение этих зелий совместно с тщательно подобранными заклинаниями, я считаю, приведет к восстановлению его памяти. Но процесс должен быть постепенным. Даже не принимая в расчет побочные эффекты от такого огромного количества доз зелья, мы должны дать время его мозгу адаптироваться к новому состоянию, восстанавливая по несколько лет воспоминаний за раз. Я думаю, что лучше всего будет начать с момента укуса и возвращать ему по три-четыре года в день, пока не достигнем воспоминаний о сегодняшнем утре. За ним необходимо будет следить, общаться с ним должны будут люди, которых он знал в соответствующий временной интервал — нам нужно убедиться, что отсутствие волка никак не скажется на его памяти, пока он будет восстанавливать ее. — Ребекка внимательно посмотрела на Рея. — Вы лучше всего подходите на эту роль, дядя Рейнард. Вы готовы мне помочь?

Мысли неслись вскачь. Правильно ли он понимал сказанное Ребеккой? Разуму Ремуса придется повзрослеть еще раз?

«Могу ли я? Может ли он?»

— Я помогу, — сказала вдруг Фелиция. — Я могу охватить только школьные годы, но уверена, что знаю его достаточно хорошо.

— Я тоже поучаствую, — решительно сказал Дамблдор.

Последовала тишина. Рей ощущал на себе взгляды каждого из присутствующих.

«Мой сын. Он все равно остался моим сыном, сколько бы лет ему ни было. Сработает это или нет… Он все равно Ремус, мой мальчик».

— Дядя Рейнард? — позвала его Ребекка.

Движением руки скинув ладонь Дамблдора с плеча, Рей с трудом поднялся на ноги и расправил мантию.

— Ради своего сына я готов пройти через ад, — тихо сказал он. — Конечно же, я помогу тебе.