Неправильно... или? (версия 2.0) (гет)

Открыв глаза, я рывком села на кровати. Верней, попыталась сесть. Верней, не на кровати, а на… Ой, а где это я?

— Очнулась? — голос Чаквас над ухом не предвещал ничего хорошего. Как минимум сейчас она меня опять будет пилить. Вспомнить бы еще, за что…

— Э… Скорей да, чем нет, — произнесла я, сама ужаснувшись своему хриплому голосу. — Водички нет? А то я чей-то как с бодуна…

— Ох, Шепард… Еще одна такая выходка — и я лично сама тебя убью.

— А как же этот… Которому вы… Давали. Ну, типа клятву.

— Ты хоть помнишь, что такое клятва Гиппократа?

Я попыталась помотать головой. Вышло паршиво. Тем временем добрая доктор напоила меня водой, а потом — вкатила два укола, после которых все стало как-то подозрительно расплываться.

— Э… Э, вы че это со мной… Не надо меня… — протестующе пробормотала я, но было поздно. Не прошло и нескольких мгновений, как реальность расплылась окончательно и меня накрыла темнота. В темноте этой не было ничего интересного — наверное, именно поэтому я из нее вынырнула уже… По ощущениям — несколько минут спустя. Сколько же времени прошло в реале — я не знаю. И что тут у нас? Пейзаж все тот же, лица все те же… А, хотя нет — добавились Кэй и Рич. Чей-то они злые какие-то… Невыспавшиеся. Как бы мне отсюда слинять потихоньку, пока не привалило мне по шее… Вытрепку я чувствовала интуитивно.

— Снова доброе утро, Шепард, — снова Чаквас. И судя по тому, что она обращается ко мне по фамилии — она на меня очень зла. Понять бы еще, за что именно?

— Лежачего не бьют! — заорала я во всю мощь легких. Ну а что? Звукоизоляция тут отменная, голос у меня сильный, не разговаривать мне пришлось как минимум… Несколько дней… Черт, а почему я в этом так уверена? Видимо, тень недоумения мелькнула на моем лице, потому что Чаквас на мои попытки ощупать тело на предмет повреждений демонстративно задрала вверх мою пижаму, оголяя живот и давая возможность и мне, и присутствующим в лазарете не-дамам убедиться, что от ранения не осталось и следа.

Ранение… Постепенно в голове восстанавливались куски мозаики. Пьянка. Утро. Сообщение. Попытка дозвониться до Кэя и Рича… Что потом? Да, потом я, поняв, что все заняты и на помощь мне никто не торопится, как это и было в обычной жизни, отправилась на место встречи сама. Потом… Побег, попытка отбиться, боль в боку, прыжок вниз, крюк погрузчика прямо перед лицом… Кажется, я ухватилась за него руками, а потом… Гаррус? Или он мне уже привиделся? А если не привиделся, то кто тогда расправился с бандитами, которые наверняка бы при иных обстоятельствах спустились вниз и добили бы меня…

— И сколько времени прошло? — мрачно уточнила я, вспоминая, что обычно раны могут заживать по несколько недель.

— Двое суток. При этом именно за последние тринадцать часов прошли основные… регенерационные процессы.

— То есть, все зажило? — снова неверяще уточнила я. Хотя такое уже бывало, причем неоднократно. Вспомнить, как я умудрилась вляпаться в ту историю с Халиатом… Арк сказал тогда, что я на момент встречи с ним должна была быть мертва вот уже как несколько часов, а вместо этого я еще умудрилась до его корабля, находящегося на орбите, дотянуть… А Иден Прайм, где на мне живого места почти не было после всей заварушки? — Так, погодите, то есть с самого начала у меня как-то…

— Больше действуют твои способности, чем медикаменты. Стой. Ты разве не знала?

— Док, я же в медикаментах нубло, не забывайте, — я улыбнулась во все тридцать два, мысленно прокручивая в голове краткий перечень свойства основной здешней панацеи, сиречь «панацеллина». Суть этой… слизи? Жижи? Короче, этой субстанции, была вот в чем. На открытую рану наносился панацеллин, который как бы заклеивал все порезанные/порванные капилляры, сосуды, ну и так далее, заодно и обезболивая место ранения. И в результате действия пресловутого панацеллина можно было сохранить бое— и дееспособность на время намного большее, чем в прошлые времена. Потом, конечно же, все раны лечились в условиях стационара, ну или как минимум лазарета. Современные лекарства позволяли быстрей проводить лечение, но, судя по тому, как пялится сейчас на меня док и ребята — скорость все равно была далека до той, что присутствовала у меня.

— Знаешь, Шепард, если что, то ты просто… Ври, что у тебя папа-кроган, — помотала головой доктор Чаквас.

— Угу. Спасибо, я… — прежде, чем я успела хотя бы ноги с койки спустить, до этого молчавший Кайден довольно бесцеремонно уложил меня обратно. — Эй, что за…

— Айрин, ты остаешься в лазарете как минимум на три дня, — припечатала док.

— Но…

— Я сказала. Три. Дня.

«Да черта с два», — мысленно возразила ей я. Можно подумать, я не смогу из лазарета слинять. Да я из таких задниц выбиралась, что меня теперь даже не каждая колония строгого режима удержит! Вслух я этого говорить не стала, вместо этого состроив самое жалобное выражение лица и вопрошая:

— Но… Но почему?

— Я не могу понять, что стало причиной возникновения таких регенерационных аномалий и не могу ручаться…

— А может, вам и не нужно понимать, а, док? — мой голос стал глухим и бесцветным. — Может быть, вам следует вспомнить, что вы врач, а не ученый и ваша прямая обязанность — лечить людей и всякую хрень вроде меня, а не выяснять первопричины тех или иных явлений?

Я вскинула голову и Чаквас сделала шаг назад, почему-то не сводя с меня глаз. Кэй и Рич озадаченно переглянулись. Последний решил разбавить тишину нервным смешком и пояснить мне.

— Рин, доктор просто опасается, что с тобой может что-то случиться из-за регенерационного «разгона». Именно поэтому тебе будет лучше побыть какое-то время здесь, в лазарете.

— А может, я сама решу, что для меня лучше?

— Пока ты мой пациент, Шепард, решать, что именно лучше для тебя, буду я. Спи.

Пока Рич заговаривал мне зубы, док умудрилась зайти с фланга и… да, правильно! Здравствуй, здоровый и крепкий сон человека с чистой совестью! Ну я вам устрою, когда проснусь…

Однако, когда я проснулась и обнаружила, что на корабле, собственно, ночь, никаких мыслей о мести не возникало. Была первая мысль — съебаться нахуй. Дело в том, что я с самого раннего детства не любила различные медучреждения и оздоровительные комплексы.

Да я просто, черт подери, не понимала, зачем меня держать именно в лазарете? Если бы я представляла опасность для остальных, ну, скажем, заболела бы какой-то вирусной дрянью — то тогда бы я же первая и попросила меня изолировать от остальных. Различные тяжелые состояния и патологии — это тоже не обсуждается: я хоть не всегда рада людям в белых халатах, но и «народные методы лечения аппендицита» не буду пропагандировать. А вот почему меня заперли в лазарете сейчас?

Допустим, постельный режим… Да мне самой же лучше будет его соблюдать на своей собственной койке, которая чуть более удобна для лежания. Вдобавок — в моей каюте есть масса ништячков, которые делают времяпровождение в постели куда более приятным. Я вот поражаюсь с Аленко и Дженкинса, если честно… Сколько меня знают, сколько ко мне в лазарет приходят «навещать» после всяких происшествий — и ни разу без моей на то подсказки не принесли мне ни почитать что-нибудь, ни повертеть в руках все тот же кубик-рубик. Да у меня же пропеллер в жопе с рождения, я же не могу просто так лежать и плевать в потолок, мне обязательно надо что-то делать, пусть и ненапряжное. Но нет — для того, чтобы мне принесли какое-нибудь занятие, надо сто двадцать раз об этом напомнить.

Вероятность различных там аномалий… Ну, типа, раз на мне все быстро заживает… Хотя, как сказать, быстро — разные там порезы на руках вроде тех, что получаешь, когда ножом при чистке картошки режешься, заживают ни фига не быстро, а в обычном режиме. А вот опасное, судя по всему, ранение на боку… Видимо, для лечения организм мобилизует свои силы, ну и естественно, что есть внутри какая-то система, которая эти силы на фигню растрачивать не позволяет.

Упоминание о «силах» вызвало желание пожрать. К тому моменту, как я босиком и на цыпочках выбралась за пределы лазарета, это желание достигло своей критической точки, поэтому в кают-компанию ввалился целеустремленный Ночной Дожор. Естественно, я тут же принялась шариться по полочкам в поисках съестного, поскольку точно помнила, что где-то тут, вот буквально вчера-позавчера, оставляла две пачки печенья. Ура! Вот оно! Сбоку надпись маркером: «Шепард» — так я взялась помечать все, что мне принадлежало, чтобы если где-то забуду или случайно не туда засуну, вернули по адресу. Кстати, такой болезнью страдала не одна я: как ни крути, а при всей дисциплине на борту корабля… Дом есть дом, и периодически я даже Прессли возвращала забытые в разных концах корабля датапады. Единственный, кто не демонстрировал хоть какой-то любви к бардаку — капитан Андерсон. Но про него я уже давно подозреваю, что он не человек, а робот, так что это скорей исключение, чем правило.

Весело чавкая печеньем, я запивала его холодной водой, набранной из давным-давно остывшего чайника. Металл пола приятно холодил босые ступни, легкий ветерок мягко холодил ноги вплоть до «выше середины бедра». Только обратив внимание на холод по ногам, я врубилась, что… Ну да, это была моя единственная пижама, которую я купила еще во времена учебы в «семерке» под руководством Райны и которая отличалась видом, мягко говоря, фривольным. Нет, с верхом-то все было нормально: довольно плотная кофта с неглубоким вырезом, которую можно было и в качестве домашней одежды носить, а вот на ноги полагались шорты, которые были длиной лишь на десять сантиметров больше трусов.

— Рин? — за спиной раздался голос малость удивленный. Турианский, что ожидаемо. Верней сказать, не ожидаемо, но по закону подлости следовало появиться именно Найлусу и именно в тот момент, когда я пребываю в виде, мягко говоря, далеком от идеального. Впрочем, если бы на его месте оказался бы Прессли или, скажем, капитан Андерсон, все было бы намного хуже. Кстати, пока не появились они…

— Найлус, давай ты прекратишь пялиться на мои ноги и пропустишь меня, чтобы я смогла сменить пижаму на что-то более… подходящее? А то не хватало мне еще кому-нибудь в таком виде на глаза попасться.

— Что? А… Да, конечно.

Мне показалось, или он реально смутился? Хотя нет, показалось. Просто он, в отличие от предыдущих встреченных мною представителей противоположного пола, является существом куда более вежливым и тактичным. За что и снискал мою симпатию. Нет, были еще, конечно же, Ричард и Кайден, но они мною даже не воспринимались как возможные… кхм… романтические интересы. Почему так? А вот фиг знает. Кайден, допустим, реально задалбывает своими «будь в компании, туда не ходи, сюда не ступи», а вот с Ричардом у нас и конфликтов не было, и существуем друг с другом душа в душу. Правда, Ричард положил глаз на Эшли, так что между нами точно не могло и не может быть ничего, кроме настоящей дружбы. Хотя и говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может, но практический опыт показывает совершенно обратное.

А турианец, походу, просто не соображает, какую выдать реакцию на мою прошлую реакцию. Ну а что поделать: в плане честности со «своими» у меня всегда был пунктик. Могла, конечно же, молчать или не договаривать, но вот когда напрямую спрашивать — тут уж не отвертеться. С другой стороны… По-моему, я ему во время нашего прошлого разговора достаточно четко объяснила: отлично понимаю, что мне ничего не обломится, поэтому никаких романтических поползновений совершать не буду.

Ну а то, что нравится… Так я вообще девочка по жизни влюбчивая. В детском садике мне один нравился, потом другой, третий. В школе сначала симпатию снискал один-единственный одноклассник, который, несмотря на криминальные наклонности, никогда не связывался с мелюзгой вроде меня и периодически даже поколачивал тех, кто рисковал меня обижать. Потом, правда, меня перевели в другую школу, а там «любовь» сразу прошла. Потом был парень, который приезжал к нам на летние каникулы и которого я защищала от других злых ребят, при этом периодически поколачивая сама за излишнюю мягкотелость, которая заставляла его по новой «мириться» с теми ребятами и в который раз после этого убегать от них в слезах. Еще была куча народу после школы, с которыми мои отношения доходили до стадии «ой, какой он умный (сильный, добрый — нужное подчеркнуть)», каждый раз я была от новой любви типа без ума… И никогда мне это «без ума» не мешало разорвать отношения, которые не имели перспективы, или же становились обременительными для меня. Верю ли я в любовь? Тут сложно все сказать… В гормоны — точно верю. Но никогда не позволю собственным гормонам забросить меня в постель первого встречного. Что же насчет отношений… Вроде бы как и хочется всего этого. Чтобы рядом был кто-то родной, любимый, близкий настолько, что ближе него не будет никого… А может быть, просто обидно от осознания того факта, что за три года я просто не успею завести хоть какие-нибудь отношения, а значит — не успею узнать, какая она хоть бывает, эта неизвестная штука под названием «любовь». Хотя… Я, мол, не я… Вот если завести эти отношения сейчас хоть с кем-нибудь, то потом, через три года, а то и меньше… Разве не будет тому, другому человеку больно, когда меня не станет? Конечно же, можно оправдать себя словами «каждый может умереть и мы не знаем, сколько времени у нас есть, а поэтому надо наслаждаться каждым мгновением жизни и бла-бла-бла»… Но я-то знаю, что с очень высокой вероятностью, если все пойдет по канону, подохну в конечном счете? Тогда мне что, получается, и друзей заводить в этом мире не стоило? Стать эдаким Шепард-ренегатом, который… Но будь я и правда такой, то не подружилась бы с Кэем, Ричем и Рэй, не встретилась бы с ребятами капитана Нейра и с ним самим, не попала бы на тренировочный полигон «Вершина», не познакомилась бы там с Арком и в итоге — не была бы участником событий на Иден Прайм. Это что же такое получается? Что мне все-таки как бы надо быть собой? Может быть, и правда надо. Отталкивать от себя людей, которые мне нравятся… Ну не могу я этого, не люблю! Даже зная, что в итоге вся эта наша дружба ненадолго… Ну ненадолго, и что с того? Зато она будет! Зато они меня запомнят с хорошей стороны, а не злыми словами поминать будут… Хотя, учитывая мои выходки вроде сегодняшней…

— Рин, все в порядке? — участливый голос Найлуса вклинился в мои самокопания.

— Да, ничего, не обращай внимания, я просто опять выпала в астрал, — ухмыльнувшись во все тридцать два, я просочилась мимо него в сторону кают. На то, чтобы добежать до нашего с Эшли логова, мимоходом бросить взгляд на спящую без задних ног подругу, нащупать в сумке свои вещи и переодеться, запинав пижаму под койку, у меня ушло меньше двух минут. Но когда я снова вернулась в кают-компанию, то обнаружила, что Найлус успел чуть ли не заснуть на одном из стульев. На звук моих шагов Спектр обернулся и неверяще уточнил у меня:

— Так быстро?

— В смысле?

Мы непонимающе посмотрели друг на друга в течение минуты, а потом как-то сразу же решили сменить тему.

— А знаешь…

— Я тут хотел…

Какой-то нервный смешок и я предлагаю:

— Говори первым ты.

— Да нет, раз уж ты начала…

— Мы вместе начали, так что давай на правах моего непосредственно начальника выкладывай первым.

— Я хотел с тобой поговорить. Насчет… Совет решил все необходимые формальности. Сейчас ждут ответа на запрос о местоположении Лиары Т'Сони.

— А, то есть не нам ее искать придется, верно?

— А как бы мы ее искали? Корабль и военный отряд — это, конечно же, хорошо, вот только поиском направлений движения и местоположения конкретных личностей, как правило, специальные люди занимаются. Даже если ты права и речь идет о планете Кносс в Тау Артемиды… Это миллионы квадратных километров, практически на каждом из которых присутствуют какие-то руины протеан. Найти там одну единственную азари, не зная даже примерного направления — это как… Впрочем, зачем я тебе это все объясняю? Ты и так должна это все знать со времен учебы.

— Знаю в общих чертах, но в детали работы других ведомств никогда не вникала. Меня, знаешь ли, больше заботила разная конкретика, касающаяся непосредственно меня, ну и заодно — тех, кто так или иначе оказывается рядом со мной. Если тебе надо защитный барьер на три метра — то это ко мне. А вот если лекция по теме «как работают те, к кому ты обращаешься для решения вопросов» — это уже не мое.

— Хорошо, тогда по тому, что касается конкретно тебя. Я по-прежнему остаюсь наблюдателем, ну и естественно — оказываю тебе боевую поддержку во время высадок. Как мы и обсуждали ранее — будет проще, если я присоединюсь к вашему коллективу, а не вы все начнете подстраиваться под меня. «Нормандия» послезавтра официально станет твоим кораблем… Чего ты вздыхаешь? Шепард, я тебя уже совсем перестаю понимать. Что именно тебя не устраивает?

— «Нормандия», — мрачно вздохнула я. Как ни гнались прочь мысли о том, что «отжимать» корабль у Андерсона никто не собирался и вроде бы как он мне его сам добровольно передает, но совесть, эта гребаная сука, продолжала меня грызть.

— И чем же это вам, капитан, родной корабль не угодил? — раздался за моей спиной голос Андерсона. — Сидеть.

— Да просто… Ну не в корабле дело, а в том… Ну это же ваш корабль! И народ весь ваш, которых вы, также как и меня, сами набирали отовсюду, сколотили из них настоящую команду и все такое… Нечестно это как-то… — мысленно я сама себя уже корила за мямленье, но не мямлить просто не могла, поскольку связно выразиться не могла. — Это вроде как у собственных родителей отжать квартиру со сделанным ремонтом и дизайнерской мебелью вместо того, чтобы самому по ипотеке горбатиться и собственными руками все благоустраивать.

— Ну, во-первых, Шепард, ни один родитель не бросит своего ребенка, если есть возможность помочь на начальном этапе его… самостоятельной жизни. Многие, знаешь ли, обеспечивают детям жилье, образование, иногда даже работу. А во-вторых… Знаешь, мне, конечно, льстит такое сравнение, — капитан Андерсон обошел диван по кругу и сел рядом со мной. — Но не надо так легко родителей разменивать. Они у тебя одни, других уже не будет и какими бы они не были…

— Такие, как были мои — лучше бы их вообще не было. Капитан Андерсон, вы думаете, что в интернате до черта плохо, когда нет любящей семьи, всяких там обнимашек, подарков на день рождения и прочей сентиментальщины?

— Я рос в детдоме. И понимаю, что это значит…

И тут я его перебила. Впервые в жизни. Просто неожиданно та вся злость, что годами копилась на предков, выплеснулась наружу. Есть фразы, которые меня выводят из себя на «раз-два». Одна из них — попытка людей доказать мне, что какими бы ни были родители, но они у нас одни-единственные, любимые и так далее.

— Капитан Андерсон, а что вы знаете о моей семье?

— Ничего не знаю. Ты сама мне все вскользь как-то объяснила, что не живешь с ними и…

— Я, пожалуй, пойду, — Крайк сделал попытку смыться, но моя злость уже мешала мне адекватно реагировать.

— Нет уж, останься, пожалуйста. Я просто хочу по возможности избежать необходимости второй раз повторять все это для тебя, если вдруг придется. Так вот, с чего бы начать… Ах, да, с того, что моя мать расписалась с моим отцом. Мне потом неоднократно говорила, что замечательно видела, что человек ей не подходит: пьющий, довольно ограниченный, интересы у них не совпадают, если его увлечение бухлом и ее — всякой эзотерической литературой, можно называть увлечениями. Ну поженились и поженились, фиг бы с ними, я-то тут при чем. Ан нет, оказалось, что молодой семье свое жилье надо урвать, пока еще давали. Напоминаю — союз развалился как раз за четыре года до моего рождения и мало-помалу все осознавали, что лучше уже не будет. Не в ближайшее время, по крайней мере. Ну а для того, чтобы успеть хату получить, надо… Что спрашивается? Ах, да, ребенка заделать. Ну, меня то бишь. Вот так я и появилась. Романтичная история, правда? Ну да ладно, фиг с этим: не все дети от большой любви появляются, у некоторых взрослых вон вообще — гондоны случайно рвутся, про такое детям не рассказывают, как правило, ибо и стыдно, и малышню обижать не хочется в стиле «твой папа был слишком пьян, чтобы вовремя вытащить»… — Я резко выдохнула, сжала руки в кулак, а потом продолжила. — Роль моего отца в моем воспитании ограничивается как раз тем, что он вовремя не вытащил, ну и вдобавок — все-таки содержал нас с мамой до моего семилетия. А потом… А потом он бросил меня, хотя отлично знал, какой характер у его жены и что со мной может произойти в криминальном районе неблагополучного в целом города. Он увидел меня после этого только один раз — когда мне исполнилось шестнадцать и потребовалось, чтобы кто-то из родителей заключил договор на мое обучение в институте, в который, прошу заметить, я поступила сама без всякого блата и финансовых вложений. Какими словами мне пришлось апеллировать, чтобы заставить отца все-таки приехать и сделать хоть одно полезное для меня дело… Так скажем, я в обществе пьяных грузчиков эти слова не повторю. А мать… С матерью все еще веселей. Вы знаете, что такое домашнее насилие? Ну, сталкивались с термином?

— Имею представление. А еще отлично знаю, что из таких семей детей сразу же забирают.

— Увы. В наше время система не была столь совершенна. Даже у всякой алкашни детей могли забирать годами, а что уж говорить о семье, где девочка сыта, обута, одета… ну, из секонд-хэнда одета, конечно, ну так оно и понятно — мать-одиночка же воспитывает. Зато ребенок пошел в школу в пять лет, учится играть на фортепиано, далеко не последний в учебе… Дома все выглядит куда более неприглядно. Тут имеется полный набор психических заковырок. И «моя дочь должна добиться того, что не удалось мне» — и вот я вынуждена по несколько часов в день сидеть за пианино, одновременно с этим зубря школьную программу. И «ты сука, шалава и блять все в отца — бронируй место в люке» — и вот я зареванная, пытаюсь забиться хоть в какую-то щель, а меня таскают за волосы по всей квартире, дают мне пощечины, пинают ногами… Синяков-то особо нет, но мне от этого все-таки больно, а еще — страшно, что в один прекрасный момент эта гребаная туша в два раза меня больше просто случайно меня убьет… Тут и «девочка должна быть леди» — замечательная фраза, после которой меня для прогулки во дворе наряжают в пышное белое платье, а потом меня же кроют матом и бьют за то, что я вернулась домой грязная, а платье порвала, когда с мальчишками возилась в песке. Чем больше она пыталась меня прижучить, тем сильней я сопротивлялась. Как уже говорилось — я не пай-девочка и не собиралась позволять какой-то сраной жирной суке издеваться над собой лишь на том основании, что чуть больше десяти лет назад я вылезла из ее вагины. А потом я ушла из дома. В пятнадцать лет. Как только аттестат получила — так сразу и свалила. К бабушке. Та, конечно, как и все пожилые люди, обладает массой заморочек, но уж по сравнению с матерью являет себя образцом адекватности. И знаете, о чем я жалею?

— О чем же? — капитан Андерсон, судя по всему, уже не рад был тому, что начал разговор со мной. Внутренний голос требовал остановиться, не выворачивать душу наизнанку перед ним, а тем более — перед напарником, но остановиться я уже не могла.

— Примерно за год до того, как я оказалась здесь, мать пришла к бабушке якобы для разговора. Все происходило при мне, хотя в детали я не вникала. Кончилось все тем, что мать отвесила бабушке пощечину. Я кинулась на нее, схватила какую-то доску из хлама, вечно стоящего у нас в коридоре… Я никогда больше не видела, чтобы эта жирная тварь так бегала. И что самое примечательное — при следующем нашем разговоре она не сделала попыток меня ударить. Так о чем это я… Ах, да, я проклинаю всеми последними словами того человека, который первым сказал мне, что родители у нас одни-единственные и неповторимые, что мы должны любить их такими, какими они есть. Не знай я этих слов, действуй с самого начала своим умом… Я же смогла бы дать ей физической отпор еще в девять лет. Показать ей то же, что видел каждый, рискнувший меня обидеть. Показать, за что именно мне дали кличку «Бешеная». Потому что тогда она бы начала бояться меня. А страх передо мной был бы для меня куда лучшей защитой, чем жалобные вопли: «Ты же моя мамочка. Мамочка, я тебя люблю! Мамочка, пожалуйста, не надо больше! Мне больно!».

Чья-то рука сжала мое плечо. Повернув голову вбок, я поймала сочувствующий взгляд Найлуса. Не только сочувствующий, но и… понимающий, что ли. Метнув на него вопросительный взгляд, я получила едва заметный кивок в ответ. Удивительно, но мы с ним за последнее время как будто научились объясняться друг с другом парой жестов… Значит, и у него примерно такая же тема в детстве была. Понятно.

— Знаешь, я вот все думал над одной вещью. Верней, мысль одна мелькала практически с самого нашего знакомства. Во-первых, ты никогда не называла вслух свою фамилию, только в документах ее показывала, а во-вторых — как-то быстро согласилась на смену имени. Сразу же стала отзываться на Айрин Шепард, без каких-то там «мне надо привыкнуть».

— А чего привыкать? Фамилия у меня от урода-отца. Имя он же выбирал. А мне от предателей ничего не нужно. Имя «Рин» мне друзья дали. Как-то с тех пор только им и называлась. Думала в будущем документы поменять. Чтобы ничего «на память» от этих уродов не осталось. А тут вы мне так удачно подвернулись с новеньким жетоном, — я едва заметно усмехнулась. — Да еще и потом… Всегда вели себя так со мной… Помогали, поддерживали, посоветовать могли что-то. Без повода не наезжали, ну а если и прилетал мне втык, то уж по делу, что греха таить.

— Несладкая у тебя жизнь была, — тихо произнес Найлус.

— Нормальная. У нас у большинства такая была. У меня даже, может, получше, потому что мать все-таки не пила, так что жратва дома всегда была и не с голой задницей по улицам ходила. В чем-то даже можно «спасибо» сказать той, прошлой жизни.

— А вот это уже бредом даже мне кажется, — тихо произнес капитан, настороженно глядя на меня.

— А чего не бред? Навыки все мои — оттуда. Психика — оттуда. Характер — оттуда. Будь на моем месте девочка из благополучной семьи, а не хоть и образованное мало-мальски, но все же шпанье-ака-я… Думаю, ее жизнь бы прямо на Элизиуме и закончилась. Или на Вершине. Или на Иден Прайм. Ну а может, на той же Цитадели. Да и научила многому такая жизнь. Друзей по поступкам выбирать, ценить то, что имеешь, а не жаловаться… То, что я тут сейчас сорвалась… За это извините. Знаю, не должна была, но меня всегда бесили любые попытки обелить моих родителей в моих же глазах. В общем-то, капитан Андерсон, вы знаете теперь мое к вам отношение и… Ну устройте мне вылет с этого корабля, пока не поздно, ну не могу я та-а-а-ак! — последнюю фразу я старалась проныть как можно более выразительней, потому что… Ну неправильно это все!

— То есть я должен сейчас тебя выкинуть с «Нормандии», а потом просто смотреть на то, как ты, приняв руководство новым кораблем, а тебе придется его принять, потому что для твоей работы потребуется транспорт. И я должен издалека любоваться на то, как ты гоняешься по Траверсу за Сареном, в промежутке между заданиями при этом не отдыхая в родном и любимом доме, а разгребая склоки в новом коллективе, заодно пытаясь хоть чему-то научить вчерашних выпускников различных военных академий, так, что ли?! — кажется, капитан Андерсон разозлился. Уж не понимаю, на что именно. Но на всякий случай я голову-то в плечи втянула. — Ну и кем бы я был после этого, Рин? Ты думаешь, что это только для тебя твои приятели и я семью заменили? А что насчет меня? Ты думаешь, что ты для меня чужой человек после того, что мы все вместе пережили? Или что мне твои ребята чужие? «Нормандию» у меня все равно заберут: не раньше, так позже. Так уж получается, что десятилетиями одним и тем же кораблем никто не командует. И если этот корабль окажется в руках абсолютно левого человека… Угадай, что будет с некоторыми? Кто-то станет терпеть вечное брюзжание Прессли и его ксенофобские пассажи? А может, кому-то придется по нраву Моро с его нелицеприятным юмором? Или твой друг Кайден долго на корабле задержится?

— Ну… нет, но…

— Вот именно, что нет. И сейчас у меня, возможно, впервые в жизни есть выбор, кому отдать это судно. И я не просто так выбрал тебя. А теперь слушай сюда, капитан, второй раз повторять не буду. Твоя самостоятельность, граничащая с безрассудством — это, конечно же, хорошо. Где-то там, на заданиях, в ситуации, когда вдруг не на кого положиться. Но сейчас это абсолютно неуместно. Ты больше не одна. И никогда снова не будешь одной, потому что всегда рядом с тобой есть те, кто помогут, стоит лишь только объяснить им, что тебе нужна помощь. У тебя своя задача и в группе, и на корабле, и в будущей погоне за Сареном. И чтобы у тебя появилась возможность качественно выполнить свою задачу… Дай другим выполнять их собственную, не перекладывая их на себя.

— Так точно, сэр, — сипло пробормотала я, чувствуя, что в горле поселился странный комок.

— Ну что же… Раз мы все решили… Танцы со шваброй я тебе все равно прописать не успею, а взбучку ты и от своих ребят получишь с утра пораньше. Спокойной ночи, Шепард.

— Спокойной ночи, сэр, — тихо произнесла я. Парой минут спустя в отдалении щелкнула дверь каюты капитана. — И все равно это как-то… неправильно.

— Шепард, ты знаешь, что я тебя… Что я с тебя… Охуеваю просто, — нарочито спокойным голосом произнес Спектр. — Тебе корабль подарили, в Спецкорпус практически зачислили, завтра поведут снарягу новую подберут, да и вдобавок — дадут допуск на полигон, подобных которому ты и в глаза-то не видела. А у тебя… Вот чего тебе не хватает?

— Может, и правда пиздюлей пора получить? Может, треснешь меня?

— Тебя и так слишком часто били. Причем, судя по всему…

— По голове, да-да-да. Слушай, а я и не знала, что у тебя есть этот… черный юмор. И, главное, как ты выматерился-то на чистом русском, прямо даже без намека на акцент. Это что мне теперь, перед Советом оправдываться придется, каким макаром я умудрилась их агента свести с пути истинного?

Найлус рассмеялся, а закончив «юмористическую паузу», сообщил мне о прибытии Гарруса в наш, так сказать, состав. Это меня очень обрадовало хотя бы потому, что толковый снайпер ой как нужен, а Вакариан пока что единственный, кого я знаю и с кем, что наиболее важно, успела поладить. Как-то незаметно, слово за слово, мы проболтали еще около часа. А потом Найлус ушел и… И как раз когда я собиралась уйти, дверь лазарета открылась и за моей спиной раздался голос Карин Чаквас.

— Капитан Шепард, я не помню, чтобы вам было разрешено покидать лазарет.

— А я и без вашего разрешения оттуда убегала, убегаю и буду убегать, — врубила я «режим бунта» и потихоньку попятилась в сторону коридора, ведущего к нашей с Эшли каюты. Однако, едва я сделала несколько шагов спиной вперед, как все той же спиной уткнулась в кого-то. Обернувшись, обнаружила за своей спиной Рича и Кэя, которые с самыми мрачными выражениями на невыспавшихся лицах приняли меня под белы рученьки и нежно повели в сторону лазарета. Ну, верней сказать, они пытались повести.

Я же проявила себя во всей красе. Сначала упала на пол, заставляя напарников буквально тащить меня волоком. Потом принялась тормозить обо все окружающие выступы и поверхности. Возле дивана в кают-компании мы надолго застряли, поскольку я вцепилась в его подлокотник не только руками и ногами, но еще и зубами, а разжать мне зубы… Вы пробовали разжать челюсти вцепившегося в кусок мяса бультерьера? И не пытайтесь — дело гиблое. К сожалению, я не бультерьер — меня взяли банальной щекоткой, а потом — просто подняли на руки и понесли. Понесли, гады! Ну да, их двое, а я одна, да еще и ма-а-а-аленькая! Ну, в смысле, по размеру. Кэй и Рич парни здоровые, весят каждый под восемьдесят кило, а я что могу сделать своими шестьюдесятью пятью? Вот и я о том же, что ничего. Так что в лазарет меня затащили, на койку уложили и тут же принялись читать лекцию о том, какая я плохая. Дескать, обо мне заботятся, мне же как лучше делают, ночей не спят обо мне беспокоятся, а я же, лахудра такая, еще и сбегаю.

Примерно на этой части рассказа меня прошибло на сентиментальную слезу, которую все по ошибке приняли за расстройство. Кайден, добрая наивная душа, тут же принялся меня успокаивать, при этом полностью забив на то, что я-то могу вырваться. Удивление напарников, которые поняли, что я их развела на сочувствие — бесценно. Было. Наверное. Потому что я его не видела — воспользовавшись замешательством Кайдена, я выскочила у него из-под руки, после чего пулей кинулась к спасительному выходу. У дверей родной каюты меня практически нагнали, но я успела заскочить внутрь и запереть двери.

Парни, конечно, попытались меня уговорить перестать валять дурака, но были дружно посланы нахуй. Почему дружно? Потому что из-за их воплей под дверями проснулась Эшли, которая, мягко говоря, не любила, когда ее будили не по графику и, вдобавок — абсолютно чужие. Честно говоря — за то, что подруга не сдала меня в лазарет, я была готова ее даже расцеловать. Но остановило два обстоятельства. Первый — Эшли тут же заснула. Второй — на меня могут не то подумать. Так что благодарность была отложена до лучших времен, а я сама завалилась на койку. Отсыпаться. Ну, верней, подрыхнуть два-три часа до момента «подъема», когда можно будет потрепаться с командой, особенно — с только присоединившимся к нам Гаррусом. Вот уж самая хорошая новость за прошедшее время.

Примечания:

А ведь хотела всего-лишь немного подкорректировать, но в итоге — начисто переписала прошлый текст, хоть и с сохранением смысла... Чей-то мне кажется, что вторая версия будет намного сильней отличаться от первой. А я-то, наивняк, в прошлые комменты написала, что "некоторые главы останутся в своем первозданном виде"...