Парадокс выбора (джен)

Вечером, когда коридоры почти опустели, Уильям привычно скользнул в укромную нишу и прошептал условную фразу. Дверь, расплывшись в тени, впустила в зал, изменившийся под его запрос: вытянутое помещение с каменными плитами пола, круглыми мишенями на штативах, стенами, окутанными чем-то вроде приглушающего тканевого покрова. Пахло теплым камнем и старой магией, как всегда в Выручай-комнате, когда она выстраивалась под боевую практику.

Сначала — пробойник щитов. Парень уже с месяц только и делает, что оттачивает эту чрезвычайно сложную хрень. Сегодня всё должно получиться идеально.

Взмах не широкий, но упругий, с небольшой задержкой в конце, словно пружина сжата и в следующую секунду должна разжаться. Короткое, сухое наименование чар:

— Helleines, — и кончик палочки на миг вспыхивает бледно-золотым, почти белым огнем.

Луч рвётся вперёд с осязаемым щелчком воздуха, прорезая тренировочный щит так, будто тот и не был наложен. Сначала тонкая трещина, потом щит распадается на прозрачные осколки, исчезающие в воздухе. В трактате «Ruptura» из Запретной секции, говорилось, что сила этого заклятия не в мощности, а в специфическом резонансе — щит будто подхватывает колебание и сам себя разрывает изнутри.

Он повторил трижды, меняя углы и дистанцию, пока движения стали почти машинальными, а пальцы нашли идеальную плотность захвата палочки.

Наконец всё прошло без срыва чар ещё в полете, как было последнюю неделю. На понимание концепции заклинания, которую с какого-то чёрта автор забыл описать, у него и ушло всё время. Без этого заклинание просто отказывалось работать правильно. Ну и бред муторный…

Затем — второе, куда более тонкое: подавление сенсорного поля. Заклинание не впечатляло зрелищем, да даже какими-либо спец-эффектами, зато требовало контроля, как тонко настроенный инструмент. Вздох, мягкая спираль палочки, короткая фраза:

— Noxhiss.

Здесь же ничего сложного не было. Всего неделя, и чары поддались полностью.

Магия легла на кожу, как прозрачная вуаль — Ревелио и другие обнаруживающие (ну, почти все) теперь должны были пройти мимо. Для проверки он выстроил в углу пару простых заклинаний обнаружения на манекенах, зачаровав на определённый звук, если те что-то обнаружат: они вспыхнули, будто отреагировали, но тут же погасли, не найдя цели.

Поддерживать эффект оказалось сложнее, чем вызвать: приходилось словно удерживать вес невидимого купола над собой, не давая ему осесть или разорваться. Каждый раз, когда внимание соскальзывало, вуаль таяла, и сенсоры снова видели его. Он возвращал её, тренируясь дышать в ритм заклинания, пока оно стало частью этого дыхания.

Концептуально не трудно, но потребуется ещё время на отработку…

В зале стояла тишина, лишь редкие сухие щелчки пробойника и лёгкое, почти физическое ощущение, как магия перестраивает пространство вокруг, оставляя его невидимым и вооружённым.

Немного устало дыша, парень привёл себя в порядок и пошёл обратно в гостиную. Завтра будет тест по Зельям, нужно нормально выспаться. Не хотелось бы перепутать дозировку ингредиентов из-за сонливости.

Ноябрь прошёл так, словно кто-то вытер из него все острые углы и события. После той странной встречи с Адрианой дни тянулись ровно и вязко: никаких новых визитов, никаких неожиданных свёртков в почтовом ящике, никаких шёпотов в коридорах. Разве что в начале месяца он провёл уже знакомый ритуал и снял надзор с палочки — механически, без особого волнения, как выполняют проверенный десяток раз приём. Ещё одно письмо пришло от Вернер через неделю: короткая записка, без прикрас и лишних слов, где говорилось только одно — связи пока не будет, остаётся ждать.

Так и ждал, занимаясь обычными делами, будто в тихой передышке перед чем-то большим.

Большую часть скуки разбавляли беседы с Лили, в основном касающиеся учёбы, либо же игры в карты с друзьями. Ещё он пробовал написать первую главу своей же книги… но сдался после первого абзаца. Не его это, и всё тут. Также выделились Мародёры, устроив восстание пудингов. Буквально. Снова подкупив или обманув эльфов (и как только удаётся?..), они смогли зачаровать еду на то, чтобы она улетала от тех, кто её хочет съесть. Несложно представить, что тогда творилось на ужине.

А в начале декабря зима наконец заявила о себе всерьёз. Ночью выпал снег, и к утру всё утонуло в глубоких сугробах. Дворы, крыши, старые лавки на улице — всё погрузилось в белую тишину, которая глушила шаги и превращала холодный воздух в хрустящий и чистый. Уильяму это нравилось — зима здесь была настоящей, с морозом, что щиплет пальцы, и снегом, который скрипит под ботинками, а не с тем унылым «пять градусов и слякоть», что он помнил из других мест, крайне отдалённых.

Гриффиндорцы под предводительством Поттера и Блэка вышли на улицу почти полным составом. Всё началось с того, что Сириусу стало скучно, а дальше всё было делом техники: спровоцировать пару ребят, несколько скарбезных шуток и вот весь факультет вывалился на улицу в яростном порыве закидать Блэка снегом (идея Поттера) и отдохнуть от учёбы.

Сириус молча слепил идеальный шар, взвесил его на ладони — и, не моргнув, зарядил Поттеру в плечо. Тот отыгрался тут же, метнув в ответ и невозмутимо громко, использовав Сонорус, объявив:

— Да начнётся генеральное сражение! Кто последний выживет — станет героем Гриффиндора на день!

Через минуту окрестная территорию вокруг замка жила и гудела: первокурсники строили низкие валы, шестые и седьмые курсы спорили, как лучше укрепить фланг, а смех и боевые кличи летели над головой, как перелётные птицы.

В какой-то момент к ним присоединились и Пуффендуйцы, поддавшись всеобщей вакханалии.

Если сначала Моррисон не сильно хотел принимать в этом участие, больше сосредоточенный на том, чтобы профессионально отлёживаться в свой законный выходной, то сейчас… его это даже увлекло и вырвало из небольшого эмоционального оцепенения, которое всегда на него накатывает, стоит остаться в одиночестве.

Всё же врач был прав, и восстановление идёт своим ходом — парень вновь начал наслаждаться простыми мелочами в жизни, получать несравненное удовольствие от успехов в магии и общения с Лили.

Мысли о Софии если и появлялись, то лишь в одном ключе: удовлетворение от того, что она больше никогда и никого не сломает, как самого парня. Более не было невольных ассоциаций, Эванс отлично сделала своё дело, не зная того: одним своим присутствием и общением улучшая состояние и без того шедшего на окончательную поправку Уильяма.

Он укрылся за скороспелой баррикадой — неровной, но высокой. Снег лепился к перчаткам, пальцы заныли от холода, и это было прекрасно. Рядом, почти в ухо, с глухим «пф!» врезался снежок, расплескав белую пыль по кромке укрытия. Он на автомате слепил новый — плотный, тугой, как галька, — прицелился и отправил снаряд в Фрэнка, который прятался за берёзой метрах в десяти.

— Ай! — Донеслось от дерева, и за ним тут же вспухла новая снежная куча — Фрэнк укреплял позицию, используя магию.

Слева пронеслась Марлин МакКиннон — растрёпанные длинные светлые волосы без шапки, кончики слегка завиваются, на щеках морозные всполохи. Она скользнула в укрытие, ловко слепила шар и, почти не целясь, метнула его в Алису.

Снег пошёл в ход всерьёз. Снаряды свистели между стволами, шлёпались о плащи, разбивались о кору и валились в сугробы. Эдвин трансфигурировал палку в полноценный двухметровый щит — вышла отличная защита, тогда как его противник, Адам, выстроил ступени на вал, чтобы метать сверху. Римус, наоборот, выкопал «волчьи ямы» — неглубокие провалы, где уже успели побывать двое первокурсников и одна шапка с помпоном.

Блэк, взобравшись на дерево неведомым образом, оглядел поле боя, вскинул руки и заорал во всю мощь лёгких:

— Гриффиндор, в атаку! Лить огонь по флангам, шевелитесь! Тесните этих барсуков!

— Это снег, гений, — фыркнул Поттер и, не сбиваясь с шага, засыпал противников очередью коротких бросков.

Уильям крякнул, пригибаясь, и, в неожиданном приливе воинского вдохновения, рявкнул так, чтобы перекрыть общий гам:

— Рядовой МакКиннон, приготовить картечь! Кадия выстоит! За победу! За Императора!

Марлин заморгала, на мгновение потеряла нить, а потом заливисто расхохоталась:

— Что?! Какая Кадия? Ладно, картечь — это я могу!

Она шустро создала горсть мелких, шершавых снежков, выстроила их аккуратной россыпью на кромке баррикады и, не давая противнику передышки, пошла в темп — два, три, четыре, пять с помощью Ваддивази. Алиса ойкнула, пригнулась, но один шар всё же нашёл цель и распался у неё на шарфе.

Бой идёт все против всех, союзы создаются, дабы через пару минут пасть жертвой предательства.

В пролеске развернулась честная, широкая зимняя свалка. Между берёзами мелькали пятна шарфов и плащей, чернели рукава, блестели от инея ресницы. Первокурсники визжали, когда удавалось пробить старшекурсников залпом «картечи», семикурсники отвечали методично, по секторам, как в учебнике: трое подавляют, двое обходят, один закрывает щитом из трансфигурации, подсмотренных у товарищей. С каждым броском щёки становились жарче, пальцы — ловчее, а снег под ногами укатывался в плотный, звонкий наст.

— Уильям, справа! — Предупредила Марлин.

Он нырнул ниже, и снежок прошелестел над макушкой, липко шлепнувшись в сугроб за его спиной.

— Принято. Контратакую! — Он прицелился поверх валов: Фрэнк высунулся слишком смело.

Бросок, короткий, быстрый. Попадание.

— Ай! — Фрэнк рассмеялся. — Ну всё, держись!

Линия Поттера сдвинулась вперёд: Джеймс, согнувшись, волоком тащил широкий толстый плащ — получилось подобие подвижного щита. За ним — двое первокурсников, обстреливая всё, что шевелится, и гордо рыча что-то победное. С другой стороны Блэк уже влез на низкую каменную кромку, объявил её «батареей имени меня» и с артистическим злорадством засыпал противников штурмовой серией.

— Левый фланг! — Крикнул он. — Где моя картечь?

— Здесь, капитан! — Марлин щёлкнула по очередному снежку большим пальцем, отправляя его красивой дугой. — Император одобряет!

— Кто этот Император, клянусь Мерлином? — Простонала Алиса, вовремя сменив сторону конфликта, но, смеясь, кидала в ответ, изредка попадая в чью-то шапку.

Снег летал везде: полосами и дугами, короткими ударами и длинными навесными бросками. Ветви были припудрены, как пирожные, и всякий раз, когда шар попадал в ствол, с дерева сыпалась новая порция инея на головы и плечи бойцов. Один из малышей с серьёзным видом принес крышку от котла — вышла «катапульта»: двое натягивают шарф, третий кладёт снежок и отпускает. Механизм работал через раз, зато восторгу было на две головы выше замка.

— Ещё заряд! — Уильям поймал ладонью новый ком от Марлин. — Идёт!

Он метнул — и одновременно, плечом к плечу с ней, поднялся на вал. С той стороны выскочил Фрэнк — в рукавах снег, волосы в колтунах, довольный и воинственный.

— Сдавайтесь! — Гаркнул он.

— Отказано! — Искренне, как ни разу в последние месяцы натурально заржал Уильям и, не сбавляя хода, метнул в него сразу два быстро слепленных шара. Один ушёл в щит, второй попал под шиворот.

— А-а-а! — Фрэнк подпрыгнул и, смеясь, рухнул в сугроб, хороня себя заживо.

По краю «поля» кто-то уже лепил маленьких снежных големов — для антуража. Кто-то, наоборот, построил мини-«башню» и принялся подавать с неё сигналы — «белым дымом», то есть размахивая шарфом. На мгновение всё это выглядело не дракой, а праздником, где роль оркестра играл звонкий хруст снега и радостные выкрики друзей.

— МакКиннон, огонь ступенчатый! — Не удержался Уильям.

— Это как? — Спросила она, уже смеясь.

— Быстро, красиво, непрерывно!

— Могу! — Она с весельем пошла в ритм: раз-два-три, короткие броски без замаха, как из лёгкого арбалета. — И Император доволен, — серьёзно добавила Марлин, уже входя во вкус собственных непонятных реплик.

Моррисон вовсе не считал эту игру чем-то зазорным. Наоборот — в разгар всего того бедлама, что постепенно просачивался во все щели его жизни и даже умудрялся отравлять рутину, подобные моменты были редким, почти драгоценным островком передышки. Иногда нужно было давать волю внутреннему ребёнку — тому тихому, упрямому голосу, который есть в каждом, даже в самом серьёзном человеке.

По снежному полю, усыпанному следами и изрытому следами атак, летели снежки, шлёпались о деревья и баррикады, раскалывались о чьи-то спины. Марлин, стоявшая рядом, что-то оживлённо кричала Алисе, но в следующий миг в её спину прилетел идеально слепленный снежок.

— Ох! — Трагически выдохнула она, хватаясь за сердце, словно смертельно раненный герой, и тут же завалилась в снег. Для полной достоверности высунула язык и осталась лежать неподвижно.

Уильям мгновенно вычислил виновницу — Лили, которая с торжествующей улыбкой уже успела отступить к линии своих. Не теряя времени, Моррисон рванул вперёд, лавируя между летящими снарядами. Пришлось пригибаться, чтобы не попасть под заградительный огонь Пуффендуйцев, а ещё какого-то особо смелого первокурсника, который метил в голову без тени сомнений.

— А ну стой! — Азартно выкрикнул он, прорываясь через снежный обстрел.

Лили, визжа от смеха, попыталась улизнуть, но он догнал её, схватил за талию и, почти не сбавляя скорости, закинул в ближайший огромный сугроб. Снег взметнулся белым облаком, осыпая обоих. Но Эванс, даже падая, ухватилась за него мёртвой хваткой, и, потеряв равновесие, он рухнул следом, зарывшись в холодную, мягкую глубину.

Моррисон, отплёвываясь от снега, не спешил подниматься. Сугроб приятно холодил разгорячённое лицо, дыхание всё ещё было чуть сбивчивым от погони, а вокруг стоял тот особенный, притихший шум, когда снежки перестают лететь именно в твою сторону. Лили лежала почти вплотную, раскинув руки и глядя куда-то в серое зимнее небо, а на губах у неё играла глупая, беззаботная улыбка.

Он уже собирался что-то сказать, но Эванс опередила его:

— Уильям, знаешь, я… — начала она и вдруг осеклась, закусив губу.

Моррисон, чувствуя, как остатки напряжения после всего последнего месяца растворяются в этом мгновении, выдохнул спокойно и также расслабленно произнёс:

— Никогда не меняйся, Лили. Ты идеальна.

Она смущённо отвернулась, и он этого даже не заметил, слишком увлёкшись редким ощущением тишины внутри.

— Если ты так хочешь… — тихо пробормотала она.

Уильям в этот момент понял простую вещь — её присутствие действует на него лучше любого исцеляющего зелья. С ней мысли о Софии перестали жечь, кошмары отступили, а эмоциональное состояние выровнялось настолько, что он мог просто и без остатка наслаждаться обычной игрой в снежки.

Он даже усмехнулся про себя: Интересно, если поставить Лили рядом с душевнобольным… сколько времени ему понадобится, чтобы полностью выздороветь от одного её позитивного взгляда?

Их короткое, почти интимное уединение в тишине снежного поля было грубо выдернуто обратно в вихрь событий — апофеоз анархии ворвался в виде Сириуса Блэка, несущегося по сугробам за Марлин. Та, «воскреснув» с преувеличенным драматизмом, отстреливалась на ходу, разбрасывая вокруг себя облака снега и заливая всё пространство звенящим, заразительным смехом.

Уильям, не спеша подниматься, наблюдал, как она, споткнувшись о кочку, наклоняется, чтобы зачерпнуть новый ком снега. Но Сириус был слишком быстр. В одно мгновение он настиг её, сцапал в крепкие объятия и закружил, будто пытаясь вплести её смех в сам воздух этого дня. Белые хлопья снега, сорвавшиеся с веток, обрушились на них, словно благословляя момент.

Марлин, смеясь, обнимала парня, а Сириус, не прекращая этого вихря, неожиданно наклонился и поцеловал её. Не шумно, не нарочито — просто, но с той искренностью, что не нуждается в зрителях.

Уильям, глядя на них, вдруг поймал себя на мысли: они идеальная пара. И в этом снежном хаосе, среди криков, смеха и летящих снежков, в их движениях было что-то настолько правильное, что спорить с этим было бы глупо.

Интересно, Лили думает то же самое?