Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

Гермиона перелистнула очередную страницу очередного неподъемного талмуда по магическому воздействию на разум, а потом неожиданно для себя всхлипнула, опустила руки на книгу и уронила на них голову.

Все было бесполезно. После небольшого перерыва она вновь начала искать способ вылечить родителей, но все тщетно. Чем больше книг — толстых, написанных утомительным научным языком — она читала, тем больше отчаивалась. Чтобы вернуть разум ее родителям, нужно было обратиться за помощью к очень сильному и умелому легиллименту, уровня (она мрачно усмехалась сквозь слезы при этой мысли) Волдеморта. Она узнала, что пика расцвета магическая психиатрия достигла в тридцатые годы, когда маггловская только выдвигала основные теории. Маги-психиатры на глубоком уровне изучали возможности человеческого мозга, совершенствовали омуты памяти, дорабатывали теорию окклюменции и легиллименции, а также пытались найти ответ на вопрос: различаются ли сознания магглов и волшебников? Одним из самых мощных легиллиментов того времени стал Геллерт Гриндевальд. Он разрабатывал интересные теории и проводил смелые эксперименты как над чужим, так и над собственным разумом. Захватив Европу, он получил огромное количество подопытных, а вместе с тем полностью дискредитировал магическую психиатрию и психологию. После войны сотни научных трудов были сожжены. Остались только наиболее безопасные и — вот совпадение! — бесполезные работы.

Гермиона все больше убеждалась в том, что у нее нет ни единого шанса получить достаточно знаний, чтобы исправить фатальные последствия собственной самоуверенной глупости.

 — Кто обидел тебя, моя принцесса? — спросил сверху негромкий насмешливый голос. Гермиона шмыгнула носом и подняла голову, обернулась. Драко, быстро оглянувшись и убедившись, что в дальнем закутке Запретной секции библиотеки они одни, поцеловал Гермиону в нос.

 — Так почему ты плачешь? — повторил он свой вопрос. Гермиона опустила глаза в книгу. Она редко говорила Драко о своих поисках, но тот, конечно же, многое видел сам.

 — Все бесполезно. Ничего не могу найти.

Парень пододвинул стул и сел рядом, взял руку Гермионы в свою, прикоснулся губами к ее ладони.

 — Расскажи мне, какие выводы ты сделала. Я не смогу помочь, не имея сведений.

Гермиона только покачала головой — чем он сможет помочь? Она привыкла работать с информацией самостоятельно, привыкла к осознанию того, что помощи ждать неоткуда. Видимо, Драко уловил ее сомнения, потому что, чуть скривившись, сообщил:

 — Конечно, мне не тягаться в сообразительности с гениями аналитики Поттером и Уизли, но кое-что, возможно, я смогу сделать.

Гермиона тихо, чтобы не нарушать правила библиотеки, засмеялась:

 — «Гарри и Рон — гении аналитической мысли» — это лучшее, что я слышала от тебя, Драко.

 — Да, а я надеялся, лучшее, что ты от меня слышала, это признание в любви, — невероятно мило надулся он, но потом снова улыбнулся. — Рассказывай.

И Гермиона рассказала. Обо всех своих поисках, о выводах, о том, какие именно зелья могли бы помочь в реабилитации, если удастся запустить процесс восстановления сознания. Драко слушал, хмурился, а когда она закончила, недовольно заявил:

 — Говоря куртуазным языком, очаровательная леди несколько ошиблась в своих выводах, отчего попала в неприятное затруднение.

 — Говоря простым языком, — холодно перевела Гермиона, — ты только что назвал меня дурой?

Драко возвел глаза к потолку:

 — Я этого, прошу заметить, не говорил. Гермиона, — парень резко взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза, — не будь этой дурацкой войны и всего, что за ней последовало, я сказал бы, что невеста лорда Малфоя может получить все, чего пожелает, и не важно, сколько это стоит или кого ради этого нужно убить. Сейчас я могу только сказать, что моя невеста может получить все, что я в силах ей дать. У меня есть для тебя легиллимент. И я знаю, чем его шантажировать, чтобы он согласился.

Гермиона сглотнула. Только что Драко сделал либо прекрасную, либо ужасную вещь. Он дал ей — отчаявшейся — надежду. Безумную, сумасшедшую надежду. Между тем, он продолжал:

 — Немногие знают, что мой крестный не просто легиллимент, а один из лучших в этом деле. Возможно, ему далеко до Большого… — он кашлянул, проглатывая окончание знакомого Гермионе прозвища Волдеморта, — но то, о чем ты сказала, он сделать сможет.

 — И ты уговоришь его наведаться в Австралию?

Драко хитро улыбнулся:

 — Не уговорю, а буквально заставлю. Я кое-что узнал о нем и поклялся никому об этом не говорить. Вот только крестный был несколько не в форме, а потому не запрещал мне об этом писать. Или делиться воспоминаниями. Так что, думаю, он согласится.

Гермиона закусила губу от предвкушения. Ей было все равно, что натворил профессор Снейп, она просто получила маленькую надежду.

 — Драко, — улыбнулась она ему, — не знаю, получится ли у профессора что-то, но все равно спасибо.

Драко сглотнул и прошептал чуть хриплым голосом:

 — Потрясающе видеть тебя счастливой. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.

После этого он резко поднялся со своего места, еще раз поцеловал Гермионе руку и быстро ушел.

Гермиона захлопнула фолиант и пододвинула к себе свои расчеты. На случай, если профессор действительно согласится, ей стоило подготовить все необходимое. В том числе, зелья. Впрочем (она улыбнулась непривычной для себя мысли), у нее же есть собственный зельевар. Драко справится с этим делом куда лучше.

Гермиона выписала на отдельном свитке пергамента основные ингредиенты для трех восстанавливающих зелий, собрала все принадлежности в сумку, вернула на полку книги и вышла из библиотеки. В коридоре было пусто и тихо, и Гермиона неспешно пошла в гриффиндорскую башню. С ее лица не сходила счастливая улыбка. Она завернула за угол и резко остановилась.

Перед ней стоял Теодор Нотт. Лениво, медленно он вытащил из рукава волшебную палочку, направил ее на Гермиону и произнес едва ли не по слогам:

 — Экспеллиармус, — и добавил, глядя, как палочка Гермионы отлетает в сторону: — грязнокровка.

Гермиона сделала шаг назад, надеясь успеть сбежать, но услышала только нездоровый смех Нотта:

 — Сделай еще шаг, пожалуйста. Я буду так рад поводу послать в тебя какое-нибудь интересное проклятье.

Гермиона замерла. Поразительно глупо она лишилась своего единственного оружия, а теперь не могла даже сбежать. И едва ли можно было рассчитывать, что в субботу около двух часов дня кто-то решит наведаться в библиотеку.

 — Угадала, грязнокровка. Никто тебе не поможет, — сказал Нотт с жуткой улыбкой, будто прочитав ее мысли.

 — Ты не сможешь проклясть меня безнаказанно. Просто выпишешь себе билет в Азкабан. Отпусти меня.

 — Думаешь, я боюсь Азкабана? Из-за тебя и твоих дружков я потерял все. Поверь мне, я ничего не боюсь. Только идиоты вроде Дамблдора и его вшивой кошки-МакГонагалл верят во всю эту херню с добрыми намерениями и заблудшими душами. Инкарцео.

Гермиона повалилась на пол, плотно связанная толстыми черными веревками.

 — Силенцио, — наслал он следующее заклинание, потом присел на корточки возле лица Гермионы и почти ласково сказал: — Круцио.

На Гермиону обрушился океан боли. Она уже испытывала воздействие пыточного проклятия, но тогда она могла кричать, сейчас же из ее рта не вырывалось ни звука. В поместье Малфоев Гермиона верила, что ее мальчики спасут ее, а сейчас знала, что помощи ждать бесполезно.

Боль отошла также внезапно, как возникла. Жесткая рука отвела с ее лица растрепавшиеся волосы.

 — Я хотел бы слышать твои крики, — промурлыкал Нотт, — жаль только, нам негде уединиться. Зато я могу смотреть тебе в глаза, грязнокровка. Круцио.

Боль вернулась вновь. Гермиона выгибалась, билась на полу, если бы у нее не были связаны руки, она начала бы сдирать с себя кожу, только чтобы вытащить из себя источник этой боли. Сквозь шум в ушах она услышала словно бы издалека:

 — Экспеллиармус!

И другим голосом:

 — Я урою тебя!

Боль схлынула, но не целиком. Ребра горели огнем, во рту стоял металлический привкус. Гермиона лежала на полу, не в силах открыть глаза или пошевелиться, и отстраненно слушала.

 — Импедимента! Попляшите! — рык Нотта.

 — Остолбеней! Экспеллиармус! Протего, Мерлин тебя побери! — это, кажется, Драко.

 — Остолбеней! Убью, придурок! — Рон?

Потом все стихло. Гермиона почувствовала, как ее поднимают на руки, и застонала от боли в ребрах. Кажется, перелом. Услышала тихое:

 — Эпискей. Все в порядке, Гермиона. Я здесь.

После этого она потеряла сознание, точно зная, что на руках у Драко она в безопасности.

Очнулась она в Больничном крыле. Над ней стояла мадам Помфри.

 — Ну-ка, мисс Грейнджер, попробуйте сесть.

Гермиона подчинилась и обнаружила, что от перелома не осталось и следа — ребра не болели.

 — Отлично! Но придется полежать пару дней, у вас был очень сильный спазм.

После этого ведьма удалилась в свою коморку, а Гермиона оказалась в объятиях Драко. Тот нервно, судорожно принялся покрывать все ее лицо поцелуями, потом прижал к себе.

 — Я вам не очень мешаю? — проворчали сбоку. Драко отстранился, и Гермиона увидела Рона, тоже несколько взъерошенного.

 — Немного мешаешь, Уизли, по правде говоря, — ответил Драко, но совершенно беззлобно.

 — Рон! — воскликнула Гермиона.

 — Да-да, я все тот же, — снова проворчал он. Друг выглядел одновременно взволнованным, гордым и виноватым.

 — Рон, — повторила она, и друг встал и тоже обнял ее, но в его медвежьих объятиях не было страсти и нежности Драко. Это были объятия ее лучшего друга. Хотя они и помирились, между ними почти пропала былая теплота, и вот теперь Гермиона снова чувствовала, что все хорошо.

 — Держи свои загребущие лапы подальше от моей невесты, — мрачно посоветовал Драко, и, к огромному удивлению девушки, Рон тут же отскочил в сторону, да еще и руки поднял, всем своим видом показывая, что, нет, даже и не думал покушаться.

И тут Гермиона поняла, что в палате однозначно должен быть еще один человек. Он просто не мог не прийти сразу же.

 — Где Гарри? — спросила она, и по одинаково закаменевшим лицам Драко и Рона поняла, что упустила нечто важное. — Итак, чего я не знаю?