Тонкие миры — прочные связи (джен)

* * *

Гостеприимство ее величества Кафиатлионугиль, Светоча Разума и Воплощения Миролюбия, простиралась так далеко, что она предоставила гостям из другого измерения отдельные апартаменты в одном из центральных дворцов Итхинайяоля, столицы светлейшего государства Сисмискиятлиоди. Это очень Форда радовало: можно было наконец-то уединиться с дневником и если не привести свои мысли в порядок, то хотя бы попытаться.

К тому же местные жители — самоназвание аугуда, переводится, конечно же, «люди с простой речью» — очень любили минимализм в интерьерах. Форд наконец-то впервые за много дней оказался в комнате, где его ничто не отвлекало: ни запахи свалки, которыми тянуло из щелей хижины, ни дождь насекомых и веточек из кроны дерева, ни яркий свет и музыка за окном… Тишина, прохлада (что особенно ценилось после зноя на улице), покой…

У них даже нашлись подходящие чернила!

Форд отдавал себе отчет, что с его стороны писать пером и чернилами — прихоть, но он гордился своими каллиграфическими навыками, очень любил чувствовать, как тушь ложится на плотную бумагу. Процесс письма успокаивал его не меньше, чем последовательное изложение своих тревог и волнений. К тому же для рисунков ничего лучше туши не придумаешь.

И тут его прервали, и прервали самым бесцеремонным образом: его юная спутница вошла в комнату, пересекла ее решительным, тяжелым шагом и, когда Форд вскинул на нее глаза, чтобы спросить, что случилось, залепила ему пощечину.

Нет, не пощечину. Оплеуху. Пощечина — это нечто деликатное или хотя бы великосветское. А Венди Кордурой била тяжело, с оттяжкой, и сложенной лодочкой ладонью, чтобы было больнее.

Форду доводилось получать удары по носу, которые были слабее, чем этот по щеке.

Рефлексы сработали раньше: перо полетело на стол (так, чтобы не запачкать страницу; даже на автомате Форд сообразил, что использовать его как оружие и воткнуть нападающему в глаз будет в данном случае излишним), он обогнул Венди, чтобы схватить ее за руку… Но девчонка увернулась. Возможно, ей не хватало опыта и отточенных рефлексов, но на ее стороне была молодость и почти звериные сила и скорость.

Они замерли друг напротив друга, Форд в одной из усвоенных за годы боевых стоек, Венди — просто чуть присев и напружинив ноги, а руки разведя. Воображение Форда само собой нарисовало ей в одну руку топор.

Вне всякого сомнения, он победил бы Венди, даже будь топор в самом деле при ней. Форд был на голову выше и раза в три тяжелее, причем вся эта разница состояла в мускулах. Но глядя в прищуренные злые глаза, он понял, что победа легкой не будет.

...Кстати, глаза серые, не зеленые, как ему почему-то казалось.

— Потрудись объясниться, к чему эта сцена? — спросил Форд, маскируя сухим раздраженным тоном почти детскую обиду: он-то думал, что уже вышел из возраста, когда юные девушки будут давать ему пощечины! Это просто несправедливо!

Да и кто — Венди! Которую почти невозможно вывести из себя. Ну или так Форд думал.

— Почему ты не рассказал мне про Стэна?! — спросила она.

— Что не рассказал?

— Что ты стер ему память!

Форд сглотнул.

— Ты не…

— Естественно, я не видела! Билл превратил меня в гобелен вместе с остальными! Только Диппер и Мейбл там были вживую! И ты, конечно, раз ты стер память собственному брату! Я знала, что между вами нелады, но… как ты мог?!

Когда человек так дышит, он уже не будет драться. Часть Форда хотела скрутить Венди в захват, встряхнуть хорошенько и велеть никогда, никогда больше не вести себя с ним так, слышите, юная леди?!

Это была та часть, которая до сих пор хотела заслужить уважение Филбрика Пайнса (та часть, которая отговаривала его от попыток помириться со Стэнли первым — после всего, что он сделал!), и Форд без труда заставил ее заткнуться.

— Это была его идея, — сказал он тихо.

— Я поняла, — Венди сжимала кулаки. — Кто бы еще додумался, он всегда был мошенником… Но ты… ты же типа гений! Почему не придумал что-нибудь получше?

Форд мог только сглотнуть. В самом деле, почему он не придумал?.. Это не давало ему покоя каждый день, каждый вечер, когда он пытался заснуть. Он перебирал разные варианты: он мог вычислить про Зодиак раньше, он мог попасть в Билла из квантового дестабилизатора, он мог помириться со Стэнли раньше или, в конце концов, не поправлять его грамматику, когда они уже стояли в круге. Он мог бы. Но не сделал. И теперь его брат был все равно что мертв, а эта девочка обвиняла его совершенно заслуженно, и ему нечего было ответить.

Иногда Форд думал: неужели Стэн так же перебирал в уме все свои слова и действия тридцать лет, пока Форд был за порталом? Или — о ужас — еще и десять лет до этого?

Похоже, Венди что-то увидела в его глазах. К его удивлению, она отвела взгляд… а потом вдруг шмыгнула носом и закрыла лицо руками.

Женские слезы всегда повергали Форда в шок и полностью отнимали у него способность действовать. (Мама всегда этим пользовалась, хотя Форд прекрасно знал даже в детстве, что она отлично умеет плакать по команде.)

Он одеревенел, лишился последних разумных мыслей и только и мог, что посылать в атмосферу неведомо кому телепатические вопли о помощи. Не то чтобы он был телепатом… а даже если бы и был, металлическая пластина в его черепе помешала бы проходу сигнала.

Главное, он не понимал, почему она плачет.

Форд почти не общался с Венди до Странногеддона, если не считать стандартного «доброе утро», когда она приходила на работу. Он немного знал ее отца — тот когда-то строил для Форда его лабораторию, позднее приспособленную Стэнли под профанацию чистой науки а-ля «Лавка ужасов». Но в ту пору «Паренек» Дэн сам был почти подростком.

Он видел, как Венди работает у Стэна, определил, что она довольно ленива и редко реагирует на вспышки его темперамента; знал, что они друзья с Диппером и Мейбл. Последнее показалось ему немного странным — когда Форд был ребенком, подростки не дружили с детьми. Но кто их знает, эту современную молодежь.

Еще Форд довольно рано вычислил Венди как один из знаков с круга призыва Билла — пакет со льдом, «ледяная малышка». Однако то, что Венди оказалась отличным бойцом во время Странногеддона, стало для него настоящим сюрпризом.

И при всем том он даже не подозревал, насколько его брат был дорог Венди. Да и с чего бы? Ни она, ни Стэн этого никак не показывали.

— Он однажды сел из-за меня в тюрьму… — всхлипнула Венди.

— Ну что ж, значит, хотя бы один раз он сделал это по стоящей причине, — пробормотал Форд.

Святой Моисей, конечно же, фирменное пайнсовское чувство юмора не могло не отмереть первым.

— Да, конечно, — хмуро проговорила Венди, опуская руку и шмыгая носом. — Ладно, я пойду посплю. Диппер сказал, твоя штука перезапустится часа через три?

Губы у нее еще дрожали, но ей явно удалось взять приступ слез под контроль. Какое облегчение.

— Скорее, через четыре, — поправил Форд. — Венди, я не… я не то хотел сказать. Я… мне очень жаль. И насчет Стэна. Это должен был быть я. Это мне он должен был стереть память. И если бы была хоть малейшая возможность, но… — он беспомощно постучал кулаком по черепу: раздался знакомый железный звук. — Тут металлическая пластина, защита от Билла. Диппер тебе, может быть, говорил…

— Нет, — она мотнула головой. — Он сказал мне, что ты не мог пустить Билла к себе в голову, чтобы не было ни малейшего шанса выдать ему, как разбить барьер вокруг Гравити-Фолс. Потому что ты знал как, а Стэн нет.

— Не совсем, — Форд сглотнул. — То есть это была одна из причин, но я был готов… Если бы Стэнли не предложил, я бы все равно пустил Билла в свой разум. Иначе он бы убил Мейбл и Диппера у нас на глазах, а я просто не мог....

— И натравил бы Билла на всю Землю, да, ради своих племянников? — Венди снова шмыгнула носом. — А Билл бы все равно их убил потом. Ты еще больший идиот, чем Стэн.

— Да, — слова застревали у Форда в горле, но он заставил себя говорить ровно. — Боюсь, что так. Стэн — герой. А я нет. Я едва все не погубил, а его погубил без всяких «едва». Извини, что не рассказал тебе. Как-то… к слову не пришлось.

Венди глубоко вздохнула.

— Да уж, не самая приятная тема для разговора. Извини… профессор Стэн.

— Ты выучила мое имя, девочка, не притворяйся! — вполсердца возмутился Форд.

— Как хочу, так и буду звать, — дернула Венди плечом. — Потому что ты тоже Стэн. И профессор.

— Технически я никогда не преподавал…

— Бла-бла. Разбудите, когда пора в дорогу, — с этими словами она исчезла в соседней комнате.

Форд глубоко вздохнул.

Женщины.

Возможно, за пятьдесят лет они стали все-таки ему немного понятнее. По крайней мере, претензию Венди он понял. И вместе с досадой, некоторой уязвленной гордостью и тоскливой непоправимостью где-то в глубине души поднималось что-то вроде облегчения. Может быть, психологи в чем-то правы и разговоры правда помогают?

Он поднес руку к щеке — горячей после удара. Щека ныла, и Форд смутно пожелал, чтобы она болела в тысячу раз сильнее. За то, что он сделал, ему следовало бы лишиться половины тела.

Облегчение улетучивалось так же быстро, как возникло. Потянуло знакомым онемением, безнадежным холодом.

Ему следовало бы лишиться памяти, всего того, что делало его им; его хваленого гениального мозга!.. Было бы справедливо.

Но ничего не поделаешь. Теперь ни его увечье, ни потеря памяти Стэна не спасут. Ему нужно добраться до брата. Любой ценой. Только бы он был жив, только бы он был жив, а там… Форд посвятит ему остаток жизни, сделает все, чтобы брат ни в чем не нуждался. Как бы трудно ни было. Вот это будет настоящее наказание: смотреть Стэнли в глаза и не видеть там себя.

* * *

Стэн Пайнс мог бы поклясться, что чем бы он не занимался в прошлой жизни — то бишь до потери памяти — он точно не ползал по кустам, лежа на животе. Или, точнее, не делал этого недавно. Нужные навыки имелись, но мышцы ныли, как будто их исполосовали раскаленными иглами (а откуда он в точности знает, как ощущаются раскаленные иглы на коже, а?), не говоря уже о спине. Спина просто отказывалась принимать участие в этом безобразии и ныла, как пятилетний ребенок, которому не дают сладости в магазине.

Но, по крайней мере, из густого подлеска у подножия гигантских мшистых стволов открывался неплохой вид на поляну… на то, что раньше, наверное, было поляной.

Широке холмистое пространство раньше целиком покрывала высокая трава: каждая травинка с изнанки блестела серебром, поэтому, когда дул ветер, холмы шли зелено-серебряными волнами. Стэн знал это, потому что кое-где трава еще сохранилась. Кое-где ее прорезали толстые широкие следы, похожие на следы гусениц, но иной формы, непривычной Стэну. Там трава была смята и втоптана в грязь.

Куда хуже этих следов выглядели другие: широкие проплешины выжженной земли, на которых остались только пепел и сажа. Эти проплешины были шире, в несколько метров, и щедро усеивали весь обширный луг… или то был кусок степи? Или прерии? Либо до амнезии Стэн не слишком-то хорошо разбирался в природных ландшафтах, либо амнезия забрала эти знания с собой.

Так или иначе, эти проплешины очень походили на одну из тех, в которых Стэн пришел в себя. Только там еще валялись обугленные и покореженные куски каких-то механизмов.

Посреди самой широкой прогалины находилось… нечто. Гигантский механизм, не живое существо: гусеницы и растопыренные во все стороны дула наводили на мысль, что это какая-то модель танка. Танка на стероидах.

(Стероиды — это такая забавная штука, с которой качаются спортсмены.)

Стэн был более-менее уверен, что у большинства танков одно, максимум два дула. У этой… платформы… их было четырнадцать на видимых сторонах (он пересчитал), и топорщились они по всем направлениям азимута и даже вверх. Ну логично: веспиды — летающие существа и наверняка атакуют сверху.

Огромная металлическая херовина не двигалась. Вообще, решил Стэн, она окопалась тут надолго: чуть в стороне от платформы был разбит самый настоящий лагерь — несколько палаток, обнесенных колючей проволокой, с вышкой и всем таким. Стэн мысленно хмыкнул: если верить веспидам, захватчики прилетели со звезд, и все же они пользовались старой доброй колючкой. Может, у них еще и изолентой что-нибудь перетянуто?

Когда они прилетели первый раз, — рассказали ему веспиды, — мы пытались договориться с ними. Но даже если один из них обещал что-то, остальные не держали слово. Они сказали, что им нужны только плоды нашей земли в некоторых местах. Потом этих мест оказалось больше. Потом они начали делать что-то с нашим воздухом. Мы пытались им помешать, но не могли многое противопоставить им… Корабли, на которых они прилетели, оставались на орбите, откуда нам было их не достать. Они присылали сюда металлических, плюющихся огнем существ, не живых по-настоящему, но управляемых издалека. Чтобы победить одно такое существо, требовалось тысячи жизней улья. Это не слишком пугало нас, мы начали выращивать больше маток, чтобы те откладывали больше яиц… Но тогда эти существа стали разорять ульи. Два улья было уничтожено ими!

Когда веспиды говорили, это звучало странно: много шепчущих голосов, повторяющих что-то одно. Или — один начинает фразу, другой ее заканчивает. Стэн так и не понял, есть ли у них вообще индивидуальные личности, хотя бы в зачатках. Он не завидовал тем людям, которые вели с ними переговоры первый раз.

А это были именно люди — веспиды показали ему рисунки противника, сделанные самим Стэном в его предыдущий визит. На них были вполне себе двурукие двуногие и пятипалые индивидуумы. Хотя ни одного близкого изображения лица. Может быть, они как-то отличались лицами?

И тут появился ты, Стэнфорд Пайнс. Сперва мы хотели убить тебя, посчитав одним из них, но ты быстро убедил нас, что явился из другого мира. Ни у кого из них не было такого переводчика, который ты подарил нам. Никто из них не мог понимать нас, а мы не могли понимать их. И ты помог нам. Ты создал устройство, которое мешало их технике работать, и они больше не могли посылать против нас металлических существ, потому что их сигналы не доходили сюда.

— И тогда они явились сами, — машинально продолжил Стэн. — Внутри других машин, которыми можно было управлять вблизи.

— Ты вспомнил. Продолжать ли нам?

— Продолжайте. Кое-что я вспомнил, но никаких деталей.

(Стэн ничего не вспомнил. Просто это была очевидная мысль, он сам бы так поступил.)

— Они создали машину, которая летала над облаками, и повелевала металлическими существами с помощью световых лучей. Тогда ты рассказал нам, как можно изменить погоду на всей планете, чтобы эти лучи не проходили. Мы сделали, как ты научил, и наши небеса с тех пор всегда оставались пасмурными. Это не очень хорошо, но мы готовы были терпеть. Ты ушел. Но после твоего ухода бескрылые спустились на поверхность в огромных устройствах, которые ползли на земле и уничтожали все на своем пути. Они уничтожили еще три улья.

— Это большие потери? Миллионы ваших?

В этот момент Стэну показалось, что осы воззрились на него с холодным гневом, хотя, естественно, их огромные фасеточные глаза и прилепившиеся к стенам в огромном зале фигуры ничего не выражали.

— Это огромная трагедия, бескрылый, — прошелестело вокруг. — Раньше ты говорил нам, что вы не как мы, что вы живете мало, но каждый в собственной голове. Наши ульи существуют тысячи и миллионы оборотов планеты вокруг нашей звезды. Каждый — это грандиозные знания, которые теперь потеряны навсегда, это сокровища нашей культуры. Мы готовы на все, чтобы отомстить за них. Но нашим маткам уже не хватает еды для рождения бойцов, которые будут уничтожать этих металлических убийц.

Стэн сглотнул. Сказал бы кто ему, что он будет помогать огромным осам против людей… А впрочем, кто знает? Может, раньше он только этим и занимался.

Но, в общем, ясно. Осы или не осы, но, похоже, что пришельцы нападают на них без причины, чтобы забрать то, что по праву принадлежит местным жителям. Типичное человеческое поведение. Что там, типичное американское поведение. Стэн не удивился бы, если бы пришельцы говорили по-английски.

И вот, пожалуйста, теперь он смотрел на огромное металлическое страшилище, ощетиненное пушками. Действительно совершенно в американском духе, не хватало только белой звезды США и камуфляжной раскраски тоже. Огромная херовина была черной, будто вырезанной из угля, и никаких отличительных знаков Стэн разобрать не мог. Может быть, из-за его очков, которые так плохо показывали…

— У тебя есть бинокль? — спросил он ближайшую к нему осу, ту, что с коробочкой.

Он понятия не имел, была ли эта самая веспида, или они передавали коробочку друг другу. Скорее всего, второе. И все-таки эта казалась ему знакомой, как будто он начал угадывать разницу в угле наклона челюстей.

— Бинокль? — спросила она.

— Стеклянная штука для улучшения зрения? Вы такими пользуетесь?

— Ты говорил нам о таком, — кажется, в механическом голосе осы звучала неуверенность. — Это связано с углом падения и отражения света?

— Да!

— Тогда у нас нет бинокля. Ты сделал один, но он разбился. Но я могу показать тебе, то, что ты хочешь увидеть.

— Как?

— У веспид хорошее зрение и есть то, что ты называешь телепатией ограниченного радиуса действия. Я могу показать тебе картинку, которую вижу. Ты говорил, что у тебя от этого болит голова, но недолго терпеть можно.

— Хорошо, — ворчливо сказал Стэн, пытаясь морально приготовиться. — Только никакого чтения мыслей, ясно тебе?

— У вас слишком путаные мысли, их нельзя читать, — откликнулась оса.

И вдруг без дальнейших преамбул Стэн увидел прогалину впереди так ясно, будто у него был бинокль с двухсоткратным увеличением. Нет, не бинокль. Штук триста биноклей сразу.

Фрагменты изображения скакали и прыгали перед глазами, дробились и накладывались друг на друга. Взгляд не мог сосредоточиться на чем-то одном, картинки, кажется, танцевали по кругу, как в калейдоскопе, и, в довершение всего, Стэнли одновременно видел и небо над головой, и землю под ногами, и себя самого, неестественно увеличенного, растянувшегося на земле под кустами… боже, ну он и жалкий толстый старик…

«Чертовы фасетки! — сообразил Стэн слишком поздно. — Зачем я в это ввязался!»

Но поделать было ничего нельзя: ему правда нужно было рассмотреть эту пушечную платформу. Может быть, так он поймет что-то…

Не то чтобы Стэн мог понять многое: если он когда-то и разбирался в технике, то больше не имел к этим знаниям доступа. Он мог приблизительно догадаться, что в этой штуке, похоже, были вентиляционные отверстия, закрытые решетками — и может быть, через них можно было как-то саботировать внутренности?.. Ага, в стиле «Звезды смерти», ну конечно…

Еще он таки разглядел отличительные знаки — покрытые толстым слоем сажи и пепла, они были едва различимы на боку платформы. Наверное, платформа все-таки изначально не была черной, просто сверху на ней осела грязь… Ну, знаки-то различил, но прочесть не смог: ничего похожего на английский алфавит. Полумесяц рогами вверх и два круга сверху, как будто капли. То ли цифры, то ли буквы, то ли герб вроде серпа и молота, пойди пойми.

Зато он внезапно увидел нечто другое. На выступающем краю платформы сидел, болтая ногами, какой-то паренек. Он спрятался за какой-то пристройкой, чтобы его не было сверху, от люков гигантского танк. Плюс он находился со стороны, противоположной палаточному лагерю. «От работы отлынивает», — мгновенно понял Стэн.

Изображение плясало и дробилось, но Стэн сумел разобрать, что пареньку, во-первых, лет двадцать, не больше, а то и меньше. А во-вторых, что он курит самую настоящую сигарету, прикрывая ее от ветра.

Мысль, которая наполовину оформилась, когда он рассматривал разнообразные картинки, развешанные в его «спальне», вдруг сделалась ясной и четкой.

Стэн не герой. Ему нечем помочь веспидам. Он может только сбежать, а для этого нужно наладить контакты с захватчиками…

Но разве не того же, по большому счету, нужно веспидам? Наладить контакты с захватчиками?

Даже если осы этого пока не понимают.

С парнем, который тайком устроил перекур, укрывшись от начальства, Стэн знал, как договориться. Это вам не летучие тараканы с ульевым разумом.