Два плюс один (гет)

Я метался по залу ожидания родильного отделения, периодически спотыкаясь о ноги сидевшего неподвижно Снейпа, который, казалось, не обращал на это никакого внимания. Мыслями мы оба были в другом месте — там, где врачи сражались за две бесценные жизни — Лили и нашего сына. Эти роды были завершением тяжелой беременности, перенесенной Лили, и, если раньше мы хотя бы могли быть рядом с ней, то сейчас нам оставалось только ждать и надеяться. Надеяться на бога, на чудо, на акушеров и хирургов больницы, где принимали роды... На желание жить нашей Лили.

Время, казалось, замерло, секундные стрелки будто цеплялись за каждое деление на часах и с огромной неохотой продолжали свое движение по кругу. Я, наверное, уже в сотый раз, словно к свету в конце тоннеля, приближался к табличке “Тихо. Идет операция”, горящей равномерно красным цветом над дверями, куда несколько часов назад увезли Лили. Потом останавливался и поворачивал назад — туда, где черной тенью застыл единственный человек в мире, который понимал мои чувства.

Наконец лампочка погасла, дверь открылась, и мы оба устремились навстречу вышедшему оттуда врачу.

— Кто из вас ее муж?

— Я! — мы ответили в унисон, на что врач лишь горько усмехнулся.

— У вас родился сын, три килограмма сто граммов. Замечательный здоровый малыш.

— А Лили? — голос Снейпа непроизвольно дрогнул, я же вообще ничего не мог сказать в тот момент.

Но врач не ответил, он лишь печально покачал головой. Больше никакие слова нам были не нужны. Ни соболезнования, ни объяснения, ни, тем более, оправдания.

— Мы ничего не смогли сделать… — дальше я его не слушал. Часы остановились.

Я отказывался в это верить. Как это может быть — нашей рыжеволосой, всегда веселой, удивительной Лили больше нет? Я не мог с этим смириться и не знал, как, а главное — ради чего — жить дальше. Я не запомнил ни похорон, ни последовавших за ними одинаковых дней. Я просто подчинялся инстинктам — наверное, спал, наверное, ел, бродил по нашей квартире и ничего не замечал, пока в один миг не обнаружил себя, смотрящим в ярко-зеленые глаза.

— Как бы мне ни хотелось иного, но по закону он — Поттер, — Снейп стоял рядом и старался говорить равнодушно, но я тогда уже слишком хорошо его знал, чтобы поверить в это. — И все права на него принадлежат тебе.

Он замолчал. Я мог бы поспорить на что угодно, что в тот момент он тоже смотрел в глаза сына Лили — единственное, что у нас осталось.

— Если хочешь, мы можем сделать тест ДНК, — я понимал, что не имею права лишить его этого шанса, но он молчал. И лишь когда я развернулся, чтобы уйти, услышал тихое: “Спасибо”.

Я вернулся в пустую квартиру и впервые за последние несколько лет провел вечер в одиночестве. Тогда я и принял решение — хотя это было еще более безумно, чем все, что мы делали раньше, вместе взятое.

На следующий день я нашел Снейпа там же, где мы с ним расстались накануне — словно он и не уходил никуда, а провел всю ночь, наблюдая за сладко спящим младенцем, которого абсолютно не интересовало происходящее вокруг.

— Знаешь, я никогда не был азартным, что бы обо мне ни думали другие... — я постарался зайти издалека.

— Ты передумал проводить тест, — Снейп тут же раскусил мой маневр.

— Передумал, — честно сознался я. — Я не могу рисковать своим сыном.

Он молча продолжал смотреть на спящего мальчика, судьба которого решалась в этот момент.

— Мы воспитаем его вместе, это наш ребенок. И мне абсолютно неважно, кто из нас его биологический отец. Главное, что он — продолжение Лили.

Часы, висящие на стене, тикали как-то особенно громко, рядом, бурно жестикулируя, переговаривались счастливые родители, тыча пальцами то в одного, то в другого малыша... Но весь мой мир зависел лишь от одного ответа, от одного слова.

— Как мы его назовем? — спросил Снейп и попытался улыбнуться.

— Так, как хотела Лили, — я улыбнулся в ответ.

И на следующий день стены нашей квартиры впервые услышали плач маленького Гарри Поттера.