Ыых и Вау (гет)

Ыых не любил любить Вау, когда у нее глаза усталые. Она тогда не рычит, конечно. Но и не пищит. Храпит только. И не поймешь даже — Вау на шкуре или то бревно, что Ыых из лесу притащил и у шкуры поставил. С намеком бревно — с дуплом то есть. Но Вау намека не поняла. Даже рычать не стала. Но и пищать тоже. Чего только Ыых ни делал, а она никак пищать не хочет. И глаза.

Ыых подумал, подумал. Косулю принес. Хорошая косуля. Хоть и тощая. А где жирную взять, когда весна? Снег только сошел. Зайцы вообще на один жевок. За этой косулей Ыых полдня бегал. Устал. Но довольный — добытчик! Принес.

Вау косулю одобрила. Разделала, пожарила. Вкусная косуля. Наверное. Ыых мясо ел — вкуса не чувствовал: о шкуре думал. Аж подпрыгивал, как ждал. Вот Вау доест сама, докормит и уложит Громкого — и о шкуре тоже подумает. Вау довольная, не рычит, глядит ласково. Какое уж тут мясо?!

Дождался. Поел Громкий, заснул почти сразу. Даже кричать не стал. А Вау вздохнула — сытая, довольная. На Ыыха глянула — и на шкуру пошла. Храпеть.

Заснула еще быстрее, чем Громкий. И как вот ее любить — такую?

Ыых повздыхал, попристраивался рядом, облапил. И тоже заснул. Просто так, без любви.

А утром решил, что надо подумать. Сильно подумать. Тем более что косули еще на день точно хватит. А может, и на два. Ушел из пещеры — там Вау думать мешала. То Громкого успокаивала или кормила, то мусор выгребала, то шкуру перетряхивала, то за кормом для костра туда-сюда бегала.

Сел на склоне. Стал думать.

Долго думал. Аж голова заболела. Но придумал!

Надо, чтобы Вау не уставала. Тогда не будет засыпать сразу. И пищать будет. И все как надо. Хорошо!

А как сделать, чтобы не уставала? Вон у нее дел сколько. Зарычать, что ли? Чтобы бросила все и отдохнула. Посидела с Ыыхом на склоне. На солнышке погрелась. Хорошее солнышко, теплое.

Ыых покосился на бегущую вверх по склону Вау с охапкой сухих веток — и усомнился. Нет, пожалуй. Не стоит на нее рычать. Даже ласково. Не поймет. Еще и сама в ответ рычать начнет. А то и не только рычать.

Иначе надо.

Опять думать, значит.

Ыых вздохнул тяжко. Тяжело это — думать. Вау хорошо — бегай себе с ветками и не думай ни о чем. А Ыыху мучиться.

Но на этот раз придумать получилось быстро. Натренировался Ыых за последнее время, хорошо думать стал. Быстро. Почти как бегать.

Чтобы Вау не уставала, надо, чтобы у нее не было дел. Тогда она не станет рычать, когда Ыых ее позовет. И сядет рядом, на солнышке погреться. И, может быть, все хорошо и без шкуры сладится, а на шкуре пусть Громкий спит.

А как сделать, чтобы у Вау дел не было? Дела — не зайцы. Не убегут, если на них зарычать. И значит что? Значит, самому надо все их сделать!

Ыых, когда это придумал, даже зарычал от счастья и кулаком себя по колену ударил. Хорошо как придумал! Правильно.

Так Ыых и сделал, когда Вау гулять с Громким пошла. Она теперь, когда тепло стало и снег почти весь сошел, с ним каждый день гулять ходила. За корешками и сладкими почками. Учила — какие можно есть, а от каких живот болеть будет. Он ведь совсем глупый, Громкий-то. Ничего сам не понимает. Не то что Ыых! Ыых вон какую штуку придумал.

Вау с Громким долго гуляли, Ыых все успел. Пещеру убрал — камни в один угол, мясо в другой, гнилье и кости старые в кучу сгреб и наружу выкинул. Подальше выкинул, не перед самым входом. Ыых умный.

Шкуру вытряс. Наломал веток — для костра, больших и сухих. Толстых, Вау с такими и не справилась бы. А Ыых сильный. Лапника натаскал попушистее — под шкуру, для мягкости. Много лапника принес, горкой. Накрыл шкурой, рукой потрогал. Зарычал радостно. Хорошо! Мягко лежать будет. И Вау, и самому Ыыху. И даже Громкому, ладно, шкура большая, Ыыху не жалко.

Ыых даже воды принес! В черепе саблезубого, что на камне стоял для мелких полезностей. Нижнюю челюсть Ыых давно отломал, а за верхнюю брать удобно, как за ручку. Большой череп, вместительный. Много воды входит. Особенно если дырки, где раньше глаза были, липкой землей замазать.

Принес Ыых полный череп. Лед на ручье больше проламывать не надо, нет больше льда. Хорошо! Поставил на камень у входа в пещеру. Придет Вау с прогулки, пить захочет. А к ручью бежать и не надо — вот она, вода, Ыых принес. Постарался!

Устал.

Сел в углу, у закрытой шкурой горы лапника, привалился к мягкому. И заснул.

И не видел, как Вау пришла, как обрадовалась. Вау на шкуру зовет, а он и не слышит, храпит только.

Нет в жизни счастья!