Луиза (джен)

«Пойдём отсюда», — сказал он Луизе, и они вышли. Мама даже не заметила, что кричит на одну Настьку. В коридоре Луиза не стала переобуваться, просто бросила свои уличные туфли в пакет, взяла зонтик и замерла перед порогом. Витька замешкался, потом понял, что она ждёт, когда он откроет перед ней дверь.

— Сейчас пойдёт дождь, — сказала Луиза.

Он словно очнулся. Они с Луизой брели вдоль реки, но почему-то не в сторону Луизиного дома, а противоположную.

— Прости.

— Ты не виноват. — Начал накрапывать дождик, и Луиза раскрыла зонт. — Прячься.

— Я иногда хочу сбежать из дома, — признался Витька.

— Сбежишь, — уверила его Луиза. — Будет семнадцать лет — и сбежишь. Поступишь в институт и будешь сам себе хозяин.

— А на тебя дома не орут?

— Орут. На всех орут. И все хотят сбежать из дома. Надо просто дотерпеть до семнадцати лет.

— Долго ждать, — вздохнул Витька.

— Долго, — согласилась Луиза. — Зато, может быть, мы с тобой вместе сбежим. Кто знает?

Он уставился на неё, но она рассмеялась, обращая всё в шутку, и он тоже рассмеялся. Редкие мелкие капли шуршали по зонту. Она рассказала ему, как её насильно обучают музыке и заставляют читать, и они гуляли, болтая о своём трудном детстве, как вдруг Витька увидел из-под розовых кружев зонта чьи-то ноги в грязных сапогах. А потом ещё одни. Обе пары сапог были ему хорошо знакомы.

После всего, что сегодня случилось, он не думал, что может случиться что-нибудь ещё хуже, поэтому беспечно пошёл с Луизой гулять вниз по реке, напрочь забыв о своих друзьях-приятелях из соседней деревни. И привёл Луизу прямо к ним в лапы. Все четверо остановились. Луиза спокойно приподняла зонтик, чтобы рассмотреть мальчишек. Дождь почти кончился. Лысый Славка поставил на землю ведро с уловом, положил удочку и вперил в Луизу нахальный взгляд. Ромка, который был без снастей, тоже заинтересовался незнакомкой.

— Так, так, Витька невестой обзавёлся? — спросил Ромка неизвестно у кого.

Добродушно так спросил. Ещё десять лет назад слова «жених и невеста» считались ругательными, и за них полагалось давать по ушам, однако у нынешнего поколения детей это была чуть ли не похвала — дескать, вы взрослые, и Витька решил не обижаться. Но тут вперёд вышел неисправимый Славка, нарочито небрежно вытащил пачку дешёвых сигарет, эффектным движением выбил одну и обратился к Луизе:

— Девочка, у тебя прикурить не найдётся?

Это был финиш. В долю секунды Витька понял, что сейчас навсегда рассорится со своими лучшими друзьями, размахнулся, шагнул к Славке, но Луиза его опередила.

— Да, пожалуйста, — по-простому, дружески произнесла она и извлекла из кружевного карманчика увесистую, совершенно мужскую зажигалку в форме патрона.

Любой пацан за такую удавился бы. Это потом зажигалки-патрончики будут лежать в каждом киоске, не представляя особой ценности, а в те годы в глухой деревне ни о чём подобном не слыхивали.

— Фига... — Славка взял диковину и хотел высечь огонь, но не знал, где верх.

Луиза со снисходительной улыбкой наблюдала, как он вертит зажигалку. «Нарочно не зажгла, — догадался Витька. — Чтобы помучился». Он понял, что драки не будет, и у него немного отлегло от сердца.

— Как её, это... — спросил мучающийся Славка.

— Дай сюда, — Луиза щёлкнула зажигалкой и опять протянула её Славке — играться. — Витя, это твои друзья? Познакомишь?

— Это Ромка, это Славка, — сквозь зубы процедил Витька. — Луиза.

На фоне зажигалки редкое имя никого уже не удивило — Луиза так Луиза. Мальчишки кивнули, исчерпав все запасы провинциальной вежливости, и начали выхватывать друг у друга зажигалку, по очереди высекая огонь. Лица у них при этом были на редкость умные.

— Очень приятно, — сказала Луиза, тоже кивнув. — Слава, а мне можно сигаретку?

Более невинного голоса Витька никогда в жизни не слышал. Два друга замерли — если они и намеревались после осмотра зажигалки приступить к хулиганским действиям, то теперь, кажется, передумали. Славка молча протянул Луизе сигарету, поджёг и зачарованно стал смотреть, как непринуждённо девочка затягивается. Это определённо была не первая её сигарета. Вот те на, подумал Витька, а Луиза продолжила беседу:

— Мне Витя о вас рассказывал. Хороший улов?

— Щуку поймал, — ответил Славка. — И мелочь.

— Щуку можно на костре приготовить, — предложила Луиза. — У нас же есть зажигалка.

— Нельзя, — угрюмо сказал Ромка. — Лесная охрана застукает — родители не расплатятся.

— Вы боитесь лесной охраны? — спросила Луиза, грациозно стряхнув пепел на коровью лепёшку.

— Я никого не боюсь, — фыркнул Славка, закурил-таки наконец свою несчастную сигарету и вернул Луизе зажигалку. — Но тут торфяники...

— И я не боюсь, — повторил за ним Ромка, — но расплачиваться-то не нам. Луиза, ты знаешь, какие сейчас штрафы за костры?

— Мой папа нас всех отмажет, — пообещала Луиза и обернулась к Витьке. — Ребята не боятся. А ты, Витя?

Витька чуть не взвыл — час от часу не легче. Только что чудом избежал драки с друзьями, так не хватало ввязаться в новую авантюру! Костры были не просто под запретом, а под строжайшим запретом, и попадись они с костром, неприятностей хватило бы надолго. И он бы ввязался, как миленький — ни один мальчик не позволит, чтобы его считали трусом, и они устроили бы поджог, и им влетело бы от лесной охраны, а заодно и от родителей — но само небо пришло к нему на помощь. В буквальном смысле. Прогремел гром, и разразился такой ливень, что о костре пришлось забыть.

— В другой раз пожар устроим, — объявил Славка. — Мокнуть неохота.

— Увидимся ещё, — тонко улыбнулась Луиза. — Кстати, Слава, у тебя есть сигареты получше? А то от этой дешёвки мне дурно.

— Мы люди деревенские, — сказал Славка. — С жениха своего тряси. Бывайте! — он подхватил свои удочки с ведёрком и припустил рысью по траве.

— Пока, народ, — попрощался Ромка и тоже удрал.

Витька вновь оказался вдвоём с Луизой под одним зонтиком. Впрочем, зонтик не спасал от косого потока воды, и оба они через минуту стали мокрые как мыши. Пышная юбочка Луизы намокла и прилипла к ногам, и атласные домашние туфли превратились неизвестно во что, но Луизу это, похоже, не волновало. Она бросила окурок, развернулась и пошла вверх по реке.

— Пойдём ко мне, переждём грозу, — позвал Витька, но как-то не очень уверенно, и от Луизы это не ускользнуло.

— Нет уж, лучше я домой, — невесело усмехнулась она. — На сегодня хватит.

— Тогда я понесу зонтик, — решительно сказал он и взялся за стальную трубку, чтобы молния попала в него, а не в Луизу, хотя страшно было до смерти.

— Пожалуйста, — легко уступила Луиза. — Держи за костяную ручку, а то вдруг молния ударит. И давай побыстрее, сейчас не до прогулок.

Он перехватил зонт, мысленно ругая себя за глупость. Вместо героизма опять получилась глупость. Так они и дошли до Луизиного дома — быстрым шагом и молча, потому что дождь шумел оглушительно.

Витька знал этот коттедж — его сдавали на лето приезжим. Снаружи он выглядел мрачно, а что там внутри, никто из ребят не знал. Из-за забора навстречу им вышли мрачные мужики в чёрном. «Не бойся, — сказала ему на ухо Луиза, — это папина охрана. Идем, переждёшь грозу у нас», но Витька помотал головой и убежал.

— Витя! Возьми зонтик! — прокричала Луиза, стараясь перекрыть шум дождя.

Он бежал, не оглядываясь. Розового зонта ему не хватало. С кружевами. Невзначай про себя отметил, что впервые слышит, как она кричит. До сих пор он слышал только её спокойный голос. Надо показать ей живую змею, чтобы услышать, как она визжит. Только вот неизвестно, кто из них завизжит — Луиза или змея.

Он-то боялся за неё, что гуляет одна, защищать её хотел, наивный! А она их всех уделала — и Славку, и Ромку, и его заодно. Дождь хлестал нещадно, громыхала гроза, а он бежал по скользкой траве и чувствовал, как в нём нарастает бешенство — настроение под стать погоде, и злиться было от чего. За один час какая-то девчонка четыре раза выставила его дураком. Даже не выставила, а аккуратно дала ему понять, что он дурак. Зажигалкой она его добила. И где такую взяла?

Мелькнула мысль, что зажигалку надо было выменять на часы, а не отдавать их просто так, но он устыдился своей меркантильности. Дело сделано, часы не вернёшь, да и не стал бы он с девочкой торговаться. Он постарался прокрасться в дом незаметно, чтобы не влетело за то, что промок. Крадучись прошёл босиком в прихожую и хотел проскользнуть в душ, но возле двери невольно задержался: родители обсуждали Луизу. Она им явно не понравилась. Затаив дыхание, он стал слушать.

— Жеманная, — сказала мама.

— Ну, никакого жеманства в ней нет, — возразил папа. — Наоборот, очень умная и хитрая маленькая бестия. Знает, как правильно держаться.

— Некрасивая, — сказала мама.

— Да, страшненькая, — согласился папа. — Типичное европейское лицо.

Этого Витька стерпеть уже не мог. Он был уверен, что Луиза красива. Наплевав на конспирацию, он влетел на кухню и бросился защищать Луизу, хотя минуту назад сердился на неё.

— Зачем вы её обзываете? Она вам ничего не сделала!

Мама швырнула в раковину тарелку, и лицо её исказилось гневом.

— Да ты хоть знаешь, с кем связался? — закричала она, срываясь на визг, и Витьке показалось, что сейчас она отвесит ему пощёчину. — Не смей больше с ней водиться! Слышал? Не смей, не смей! Мне сейчас только из-за тебя проблем не хватало!

— Мила, успокойся...

Отец мягко, но крепко взял её за плечи и с трудом увлёк, упирающуюся, в комнату. Они о чем-то говорили вполголоса, а потом отец вышел один, и по комнате распространился запах корвалола. У Витьки душа ушла в пятки: он подумал, что сейчас ему устроят разнос, но отец заговорщицки поманил его пальцем.

— Есть разговор...

Они вышли в прихожую.

— Что я опять натворил? — устало спросил Витька.

— Никогда больше не приводи в дом эту девочку. И вообще с ней поосторожнее.

— Она уголовница?

— Она дочь дипломата. Понимаешь, что это значит? Ты можешь навлечь неприятности на всю семью. Это же...

Отец назвал фамилию, и Витька сел на пол.

— И что? С ней теперь нельзя дружить?

— Можно, но держи ухо востро.

Витька хмыкнул. С Луизой и без этого надо держать ухо востро, сегодня он в этом убедился. А насчет дипломатства... Понятно, откуда зажигалка — из-за границы. Ну, Луиза, ни словом не обмолвилась!

— И когда вы о ней справки навели?

— О них вся деревня знает, кроме тебя. Постарайся не волновать маму. Будет лучше, если ты совсем прекратишь эту дружбу.

На Витьку навалилось безразличие.

— Хорошо, пап. Как скажешь. Только у меня к тебе тоже есть разговор.

— Чего стряслось?

— Глиняное чучело разбилось. Я сделал Насте другой светильник. А мама выбросила. А я хочу его починить и снова поставить. Ты маме объясни, что от него пожара не будет, и что я не хочу всю семью сжечь живьём. Ладно?

В тот вечер он успел починить светильник, прежде чем им овладела Апатия с большой буквы. Не хотелось даже есть. Ничего делать не хотелось, и он рано лёг спать, не поужинав. Сквозь сон слышал мамины крики, когда она погнала Настьку укладываться.

Проснулся посреди ночи. Наверно, папа всё-таки замолвил слово за оранжевый шарик, так как из-под Настькиной двери шёл неяркий свет. В ушах звенело, и бил озноб. В полумраке вся комната, казалось, пульсирует, становясь то огромной, то ужасающе маленькой, и он сел в постели, зажмурившись, чтобы прогнать мерзкое ощущение, но оно не проходило. Так обычно бывало во время сильной простуды. Дважды в год, весной и осенью, он болел гриппом, и тогда мама с ворчанием: «Горе моё, горюшко!» поила его аспирином. После таблетки ощущение — он не знал, как его назвать — на четыре часа оставляло в покое. «Простудился», — подумал Витька, но маму будить не хотелось — в конце концов, он уже большой и сам знает, где аптечка. Надо выпить аспирин, и противное состояние уйдёт.

Он встал, закутался в одеяло, прошлёпал босиком (не хуже Настьки) в прихожую-телевизорную и включил свет. Аптечка хранилась в этажерке на самом верху, потому что её прятали от Настьки, и Витька придвинул табуретку, стараясь не шуметь, но тихо не получилось. Слабость и головокружение сделали своё дело: табуретку он уронил, причём с грохотом, и в спальне затрещал старый диван. Досадуя на себя, Витька полез на табуретку, но тут из спальни вышел разгневанный отец.

— Ты что по ночам колобродишь? — зашипел он, и Витька спрыгнул на пол. — У матери давление, а ты ей спать не даёшь!

— Я за аспирином.

— Какой тебе аспирин, марш в постель сейчас же! Совсем совесть потерял! Соображаешь, сколько время?

Отец рассердился не на шутку, и Витька молча вернулся к себе. Когда папа злится, с ним лучше не спорить. Ремня им с Настей ещё ни разу не всыпали, но мало ли, что бывает. Это Славка и Ромка смелые, умеют ругаться с родителями, а Витька трус, он не умеет. Правда, оба друга старше его на год, и есть надежда, что Витька ещё научится скандалить. Но только не сегодня.

Витька, как был закутанный в одеяло, так и уселся в кровати, прижался к стене и сидел несколько минут, дожидаясь сам не зная чего. Может, что мама проснётся и принесет ему аспирин... Да нет, у неё у самой давление. «Эгоист. Только о себе и думаешь!» Интересно, а Луиза напоила бы его аспирином? Ему вдруг ужасно захотелось позвонить Луизе, но об этом нечего было и думать. Комната ходила ходуном. «Разболеюсь завтра, ругать будут», — подумал он. Так и заснул сидя.

Наутро от простуды не осталось и следа — только опустошение какое-то, будто потерял дорогую вещь. В принципе, так оно и было, часы упорхнули. Да и шут с ними.

Настька не бегала дрыхнуть в его комнату, самодельный ночник прижился у неё на тумбочке и маму больше не пугал. Ещё один парадокс: взрослые совсем не боятся по-настоящему страшных вещей — темноты, зубных врачей и тому подобного, зато падают в обморок при виде оранжевых шариков и тупых глиняных осколков, а из-за каких-то мифических микробов способны убить здоровую, жизнерадостную собаку. Неужели и он, Витька, станет таким же странным, когда вырастет? Тогда лучше не вырастать.

Дождь принес похолодание. Весь день Витька мёрз, вжимался с книгой в угол дивана и только к вечеру догадался попросить у мамы кофту. Мама проворчала, что в доме тепло, но кофту выдала, а к ужину сама закуталась в клетчатую старушечью шаль и закутала в костюмчик синюю от холода Настьку.

Сначала за обедом царило молчание, и это было странно и непривычно. Давясь щами, Витька впервые в жизни осознал, что они жутко кислые, и хлеб тоже кислый, и чуть не попросил вместо щей Настькиной манной каши, но не успел: мама начала его воспитывать. Шесть раз подряд она сказала ему, чтобы он не водился больше с этой девчонкой, а он кивал и соглашался. На седьмой не выдержал и вспылил:

— Да понял я, понял! Не глухой! Не буду водиться!!!

— Ты как с матерью разговариваешь! — крикнул папа, и начался скандал.

Потом мама ушла пить корвалол, Витька, не доглотав кислятину, убрался к себе, Настька подняла рёв, а папа, грохнув тарелку в раковину, включил на всю мощь телевизор. Вот и прошёл день.

Назавтра дождь утих, хотя холодно и пасмурно было по-прежнему. Приехал Ромка, кинул жёлудь в окно, и Витька вылез через забор поболтать. Сначала обо всякой ерунде болтали, об удочках и велосипедах, а потом Ромка сам перевёл разговор на Луизу.

— Девчонка эта не приходила больше?

— Не приходила. И не придёт, — угрюмо ответил Витька.

— Невелика потеря, — заметил Ромка, и Витька сразу ощетинился.

— Что, скажешь, красивая дура?

— Ни то, ни другое, — Ромка покачал головой и стал смотреть в сторону. — Не красивая и не дура. Хуже.

— Ага, дочь дипломата и потому опасна.

Витьке не понравилось, что уже третий человек назвал Луизу некрасивой.

— Не, не из-за этого, — миролюбиво сказал Ромка. — Просто она... Влипнешь ты из-за неё.

— Ты меня учить припёрся? — рассердился Витька.

— Да ладно, не злись. Светильник работает?

— Работает, — буркнул Витька.

Ромка в порядке светской беседы рассказал ему, как вчера менял розетку на кухне, не отключив электричество, и как ему за это влетело — не электротоком, а от мамы, а потом сказал, что ему надо ещё за хлебом, и уехал. Так и не поссорились.