Гадкий я (гет)

— Чего притих, Легендарный наш? — заявил вновь прибывший Малфой и наградил обалдевших зрителей взглядом победителя.

Пока их малая часть пыталась принять всю абсурдность происходящего, все трое Драко не сомневались: поплывшая от удивления физиономия Поттера стоит и шести месяцев Азкабана, и гигантских нотаций Грейнджер, и недетской истерики в исполнении папочки. Главный олень министерства только успел сказать: «Ты откуда, на хре...» — как свалился навзничь очкастым бревном, издав весьма говорящее «плюх!». Заклятье настигло его за мгновенье, и он распластался по полу геройской звездой, лишившись и языка, и ясного сознания. Что ни говори, палочка нового Драко была безупречна...

А палочка Грейнджер — точна, она нацелилась на него — не шутя и почти рефлекторно, излучая прямую угрозу:

— Даю тебе секунду на оправдание, или пеняй на себя! — чеканила Гермиона, обрастая искренним возмущением.

— Увы, но секунды не хватит. Так быстро ты не согласишься за меня выйти, — праздно брякнул нежданный гость и нашёл чем зацепить: — Как и спасти.

Немой вопрос повис в воздухе, никем не озвученный и насущный: спасти? От чего? Когда? Окружённая чередой «где, кого, как», Гермиона ловила себя на мысли, что этот «дракон о трёх головах» послан ей в наказание — за наивность. Когда казалось, накосячить сильней уже невозможно, кто-то дюже умный решил, что много Малфоев не бывает! Конечно, если речь шла о помощи, не только в Поттере просыпался герой, но претензий к команде засранцев скопилось так много, что впору устроить разнос.

Пока некоторые робели, распутывая в башке временную петлю, Грейнджер собирала остатки терпения, отчитывая наглого новичка:

— Совсем рехнулся или у тебя в Азкабане камера со всеми удобствами?

Она бросилась к Гарри, присела на корточки и всмотрелась в его скованное лицо.

— Если под удобствами ты подразумеваешь морской воздух и каменный пляж, то — да, — сострил виновный, подмечая, что никто не спешит никого оживлять. — Перестань, Грейнджер, Иммобилюс Дуо не смертелен, — внушал он, ловя её праведный гнев и заботу об Избранном тельце.

— Сначала ты напал на меня, — не сдерживалась Гермиона, — теперь — на Гарри. Кого ты ещё вырубишь? Министра магии?!

На что третий Драко среагировал отнюдь не восторженно:

— О, как... Потрясающе!.. В канун слушания… Да я сама разумность, — язвя, окрестил он собственную натуру, песоча дотошным взглядом обоих «родственников». — Но у любого поступка есть причины, — извернулся он.

— Твои, вероятно, в отсутствии совести, — буркнула Гермиона, добавив: — И самосохранения, — мальчишеский пинг-понг действовал ей на нервы.

Вот кто просил их вмешиваться? Уж точно не Грейнджер.

— Нет, причина куда прозаичнее, — доложил Драко III. — Неужели ты не хочешь во всём разобраться? — он указал на Драко-старшего, который клял его, видимо, на чём свет стоит. — Разобраться сейчас и без Поттера, — укол в самую суть.

Разумную до невозможного.

— А для этого надо швырять в Гарри заклятьями? — недоумевала Гермиона, начиная подозревать, что её здесь принимают за стенку. — С Гарри я разберусь, — она обвела концом палочки беспечные морды, — и с вами тоже! Ты что, сундук с хроноворотами нашёл? — шипела Гермиона на наглого гостя, подавляя желание приложить его тут же и от души. — И откуда у тебя палочка?!

— Из лавки Олливандера, конечно, — непринуждённо выдал тот. — Нет, ну серьёзно, есть маги как маги, а есть Поттер... Ему его дли-и-инный нос никогда не ломали? — с иронией спросил он. — Потому что совать...

— Думаешь, это смешно? — едва не рыча, перебила Гермиона. — Хроноворот, живо! — она вытянула руку. — Палочку тоже.

— И полцарства в придачу, — новый Драко не стал послушнее. — Если грудь покажешь, — сообщил он, и Гермиона устало взвыла:

— Тебе точно двадцать один?

— Отправь-ка своего шпиона домой, — продолжал он, — а то его ноги совсем не держат, — Драко-с-палочкой хохотнул. — Сдаётся мне, Поттер пьян, раз ему везде Малфои мерещатся, — он подмигнул своим копиям, и одна из них — самая молодая — снова начала заикаться:

— Н...нотт? — заика шагнул навстречу.

— Что Нотт? — сбитая с толку Гермиона повернулась на голос, пытаясь уловить хоть слабую логику. — А Тео здесь при чём? — она не представляла, зачем втягивать в свои «подвиги» ещё и друга.

— Как Нотт? — теряясь, пролепетал Драко-за-тридцать. Он ведь отправил Тео к Астории.

— Ты куда так вырядился? — Малфой-младший нахмурился. И усмехнулся: — Чёрт, это почти гениально!.. Грейнджер, скажи! — он вполне серьёзно ждал её одобрения.

А та лишь переводила взгляд с гостя на Гарри и обратно, приложив ладонь к груди друга и складывая в уме два плюс два:

— Но как?! — не слишком умно, только само сорвалось.

— А вот так, Грейнджер, — подхватил хитрец номер три, — зелье без когтей броненосца работает вполне предсказуемо, — Тео вытащил из кармана полупустой фиал, чем подтвердил очевидное.

— Оборотка! — Драко-старший хлопнул себя по лбу, подмечая наконец-то нюансы: та же палочка, те же обновки. — Хренова Оборотка! Блин, и правда, почти гениально... Но зачем? — он тоже «ударился в математику» со рвением Грейнджер, ища объяснений подобной выходке.

Кроме спасения его задницы, разумеется.

— Так ты за этим припёрся в Мэнор? — не удержал он, щурясь под гнётом открытий: — За волосом? А как же Амо?.. — взрослый Драко осёкся. — Для чего это всё? — он интуитивно прочёл ответ, который друг не озвучил:

Игры с Асторией.

Которые вдруг переросли в игры с аврором. Но Нотт готов был поставить все свои зелья: Поттер просто так не уйдёт.

Что и случилось.

— Блин, ты похож на Малфоя больше меня, — хмыкнул молодой Драко и похлопал друга по плечу: по фигуре они выгодно схожи. — Ну и как я на вкус?

— Это ты у Грейнджер спроси, — поддел Нотт, морща блестящий лоб. — Так я... похож на тебя? Не на?.. — он уставился на старшую копию и побледнел ещё больше, чем был секунду назад. — Чёрт, я думал... — он коснулся щеки и поискал глазами зеркало, но удостоился лишь нечёткого отражения в стекле.

Спешка хороша в ловле блох — а не в миссиях по спасению!

— Зачем вообще им становиться?! — Гермиона всё больше вязла в своих вопросах, поднимаясь с пола на затёкших ногах. — Гарри позлить? — негодовала она.

— Не всё в этой жизни вертится вокруг Поттера, — Тео обеспокоенно покосился на друга, лишённого клока волос, и волосам этим явно не сорок. Или сколько там Драко? Тео хотел сбить с толку героя, а в итоге — озадачил себя.

И предпочёл не молчать:

— Кроме очевидных проблем, есть некая вероятность, — голос дрогнул от сожаления при попытке смягчить удар, — что время кое-кого расщепило, — а подобное не сулит ничего хорошего. — И в башке у него мозги дедушки, рожа — папаши, а в штанах, я надеюсь, кобель.

Нотт плохо прятал свой страх за шуткой, зато с этим справлялся собранный по частям Малфой:

— Зато он приобрёл мудрость, но не маразм, — разгадав намёк, ухмыльнулся он. Время много чего намешало, оттого в мозгах путаница и гул. — А вот ты подпортил себе карму, — поверженный Поттер об этом кричал. — Поздравляю!

— Спасибо, — Тео чуть склонился вперёд. — Некоторые мечты сбываются, когда на фиг не надо. Хорошо, предки твои из Англии смылись. Они же дали на рефлексию три дня? — оба Драко кивнули.

— Теодор Френсис Нотт, это абсолютно безответственно! — подскочила Гермиона, сознавая, что Малфою повезло с другом, но не с характером.

— И абсолютно по-слизерински, — вклинился Драко, что помоложе.

— То есть находчиво, — перевёл на гриффиндорский язык другой Драко.

Грейнджер не умолкала, с укоризной глядя на Нотта:

— Оборотка? Иммобилюс? — она перечисляла проступки, будто статьи. — И что в итоге? Тео, на что ты рассчитывал?! — Гермиона старалась отрешиться от образа Драко, под которым прятался изъеденный шрамами парень.

— На как минимум одно, Гермиона Джин Грейнджер, — подхватил он официальный тон, — один Малфой завтра исчезнет, и твой Поттер ничего не докажет. И если он не предъявит хроноворот, то его глюки спишут на розыгрыш, — расписал свой план Тео. — Может, в замке нас не трое, а... сто! Что, и развлечься нельзя? Или Оборотка тоже наказуема? — съехидничал он.

Вместо бесспорного «нет» Гермиона приложила ладонь к груди, назидательно оглашая:

— Забыл? Я аврор! — она сунула руку в карман и через секунду замаячила главным: — А это — хроноворот, — она удручённо вздохнула: — Господи, Тео, есть правила!..

Нотт с трудом удержал безразличное лицо, опуская встревоженный взгляд:

— Это лишь кольца. Бесполезные железяки, — он не знал Грейнджер так хорошо, как некоторые, но знал наверняка: — Есть вещи дороже правил.

Школьные годы об этом кричали.

— За нападение на аврора тебя не похвалят, — припомнила ему Гермиона. — И как только Гарри узнает... Учти, я не стану тебя покрывать! — предупредила она, отсчитывая минуты до того, как чары спадут. Те уже бежали по телу сизыми волнами.

— Очень на это надеюсь, — не испугался Тео, чинно ступая по залу. — А разве он был при исполнении? Тогда где ордер и тому подобное? Нечаянно потерял?

— Я знаю, ты его недолюбливаешь, но не вижу причин для веселья! — осадила Гермиона. — Месяц Азкабана — меньшее, что тебя ждёт.

— Слава меня утешит, — усмехнулся Нотт. — Я же уложил того, кто однажды чуть не убил Драко, — справедливо ткнул он.

— Гарри не собирался никого убивать! — взбунтовалась Гермиона, доказывая очевидное: — Это вышло случайно...

— Как и с Кэти Белл, — Нотт не забыл линчевание Драко кучкой школьных уродцев.

— И это повод невзлюбить Гарри? — ей не верилось. У всего есть причины, но люди сложнее.

— И да, и нет, — Нотт вскинул голову. — Поттеру простили кучу ошибок, мне же не простили даже одну, — он не прятал бунтующих глаз, воскрешая нелёгкое прошлое. — Во время битвы я выбрал не Лорда, я выбрал семью!

Оттого и попёрся в Запретный лес.

К отцу.

— Никто не считает, что ты заслужил... такое, — всполошилась Гермиона, давно уяснив, что дети жестоки. И уточнила: — Ни я. И ни Гарри.

— За него не говори, — огрызнулся Нотт. — Шрамы никого не делают добрее. А я не нуждаюсь ни в чьём прощении! — Тео крутанулся на месте и тотчас... исчез.

Оставив её с Малфоями и мыслями.

— Сбежал, паршивец, — Гермиона всплеснула руками и уставилась на беспечных хозяев дома.

Без Нотта с Грейнджер спала былая воинственность и проснулась зануда:

— Тебя расщепило? — спросила она того, кто прятал глаза и, казалось, стал ещё ниже.

Но Гермиону не это пугало. Она достаточно долго прыгала туда-сюда, чтобы не воспринимать исчезновение взрослого Драко как трагедию. Конечно, страшно столкнуться с этим... впервые, особенно когда давит ответственность. Однако с каждым прыжком якобы смерть всё больше и больше напоминает обыденность, потому волновало лишь:

— Почему?

— На колбе была трещина, — Драко-старший потёр переносицу, — и это внесло свою лепту, — он не хотел откровенничать, но кто-то внутри — кто-то отвергнутый и влюблённый — решил выдать всю степень сего безумия.

Гермиона с трудом воскресила картину, когда в прошлом, в Отделе тайн, Пожирателя засосало в сосуд времени. В плену хроночар годы потекли по своим законам, меняясь прямо на глазах, после чего негодяй вполне мог претендовать на шоу Барнума-Бейли. Но маховик не сосуд, и если он повреждён... не ясно, каким чудом Малфой вообще здесь стоит.

Но стоит же!

Так что его удержало?

— Я не это имела в виду, — поправилась Гермиона, чувствуя, как вопрос отдаётся в груди диким волнением: — Из-за чего ты так рисковал?

Это куда важнее.

— По-моему, всё очевидно. Хотел увидеть падение Поттера, — он направился к холлу отрешённо-чужой. И убеждённый, что ему простят его бегство. Ему многое простят под угрозой расплаты. — Который скоро очнётся, — и Малфой скрылся за поворотом, «светя» перед Грейнджер лепреконским клеймом.

Она еле сдержала улыбку и, повернув голову, уставилась на виновника торжества:

— Рассказывай, что происходит, — скомандовала Гермиона. — И возражений я не приму. Ты... ты что, подрался? — она чуть склонилась, изучая его рукав с усердьем аврора. С кем — ясно по драным штанам.

На что Драко усмехнулся и покосился на белеющее плечо:

— Вы с Поттером как из одной психушки сбежали!

Но только он «помянул чёрта» — тот подскочил как ужаленный:

— Гермиона! Ты здесь так и стоишь?! — злиться на подругу совесть не позволяла. — Трое на одного — это фол, Малфой. Ты оборзел? — Гарри на взводе обвёл глазами гостиную.

— Трое это уже оргия, — Драко присвистнул. — А вечеринка закончилась, ты опоздал.

— Где остальные? — Гарри направил на него палочку. — Ты оглох? Где другой ты... и ты?! — говорил в нём Главный аврор. Он поймал себя на мысли, что звучит это тупей не придумаешь.

— Мы ж делением размножаемся, — усмехнулся Драко и сблефовал: — Время вышло, мистер Поттер, — копируя Снейпа, заверил он, — вы ничего не докажете.

— Прям совсем ничего? — не купился Гарри. — Ты меня вырубил, — констатировал он, растягивая губы в довольной улыбке: — Спасибо, что облегчил задачу, и теперь посмотрим...

— Гарри! — осадила его Гермиона. — Прекрати. Во-первых, всё не так просто, и это не Малфой на тебя напал!

— Ага, — Гарри в недоумении хмыкнул. — На меня напал его брат-близнец, которого украли ещё в младенчестве!

— А во-вторых, может, вспомнишь, что я аврор? — не давая Гарри опомниться, отчитала она. — Повторяю, это был не Малфой, — Гермиона скрестила на груди руки. — Его палочку я узнаю! И уж точно не позволю напасть.

— А сбежать? — подловил её Гарри, без подсказок угадывая мотивы.

— Арестуешь меня? — не горя любезностью, бросила Гермиона, и Поттер даже рот приоткрыл. — Доверие обязывает к доверию, Гарри. Поэтому или арестуй, или уходи, — печально-настойчиво попросила она.

— Ты его защищаешь, — аттестовал её Гарри. — По-твоему, на меня напал кто-то другой? — Главным скептиком он перечислил улики: — С бледной мордой, дурным характером, с «Превосходно» по Заклинаниям и смекалкой на уровне... — от последнего его осенило: — Чёрт, это же Оборотка! Конечно, Оборотка, а под нею — храбре-е-ец, — степенно похвалил он, но наказания это не отменяло: — Передай, Малфой, что я его найду! — предупредил Гарри и, сжав палочку, аппарировал.

— Я только что выгнала Гарри, — выдохнула Гермиона, дав Нотту небольшую отсрочку. Она в ожидании метнулась к Малфою: — И надеюсь, твоя история стоила того.

— Боюсь, я тебя разочарую, — вполне серьёзно заявил Драко, призывая Тео спасти его. Больше некому. — Похоже, когда-то мы переспали — и всё!

Ни любви. Ни надежды.

Сердце кольнуло.

— Твоё имя бард Бидль? — ершилась Гермиона, покрываясь невидимыми иголками: — Что за обет ты дал? Он как-то связан с помолвкой?

— Не с твоей, — увильнул он, и Гермиона невольно сжалась. — Я просто дал обет не спать с Мисс Я-выйду-за-Уизела. Ни в каком обозримом будущем! — он соврал, абсолютно не думая: — А у тебя блузка расстёгнута.

Гермиона опустила глаза, и Драко поцеловал её. Поцеловал, чуть присев: нагло, со зла, мельком, почти наугад... И тут же получил по лицу — хлясь!

— Не убедительно, — Драко потёр зудящую щёку. — Теперь я и вправду уверен, что мы переспали, — съёрничал он.

— Почему ты так нелепо себя ведёшь? — Гермиона потянулась к старинной книге: — Что ты прочёл?

— Моё будущее, — предрёк Драко, отпрянув. Он прочёл очень мало, но уловил смысл. Без «зубной боли в сердце» ждать жертвы от Грейнджер — самонадеянно. — Поздравь меня, я нашёл миссис Малфой, — он указал на кольцо, связавшее его со старухой.

— И это всё, что ты хочешь мне сказать? — Гермиона побледнела, слепя разочарованием. — Тогда поздравляю!

Она ещё не оглохла. Не поглупела. Ведь если она «чуть не погибла», то на горизонте — беда, а Малфой прячет от неё истину. Но почему? Из-за Рона?

«Глупость какая!» — Грейнджер пыталась сложить все кусочки в одну картину, но чего-то явно не хватало:

Причины.

Той самой настоящей причины: для их поцелуя, для джинсов, для временного прыжка...

Гермиона сорвалась:

— А ты не пробовал быть нормальным? Не врать. Не дурить. Не хитрить. Не быть гадом. Не упоминать Рона!

— Не боись! — огрызнулся Драко, отбрасывая тяжёлый талмуд. И ревность. — Он не узнает о нас! Никто не узнает.

Вот она — истина. Ужасно горька. От которой почему-то страшно и больно.

— Тебе не нужны ни я, ни Астория, — Гермиона едва держалась от боли. — Ты женишься будто назло. Ау-у, мы не спали! — громко напомнила она. — По крайней мере, не вчера, — не в её прошлом. — Мы целовались, Драко, — Гермиона, глуша сомнения, произнесла чётко и ясно: — И я уже жалею об этом.

Она развернулась и скрылась в холле, подобно летящей птице, но Малфой нагнал её, ухватив за стремительное «крыло»:

— Какого дьявола ты несёшь?

— Отпусти. Меня, — приказала Гермиона, опять выпуская колючки. — Отпусти! Или заставлю, — она нацелилась палочкой ему в бок.

— Дуэль? Снова? — Драко и не думал слушать её — не в дюймах от каменной лестницы.

— Дуэль? — с издёвкой переспросила Гермиона, дёргая руку из тесного плена. — А по-моему, просто факт.

— И чего же ты ждёшь? — деревянный кончик упирался в ребро, но горячие мысли уже промелькнули: — Когда я тебя поцелую?

В лицо, как прежде, ударила кровь. Губы застыли, тело заныло, а в голове пронеслись стоны двух душ. Там, в саду, так много они упустили...

— Ты не понял? — в Драко зарядили Депульсо, и под заклятьем он отскочил: — Всё кончено, — известила Гермиона, даже не представляя, что вытащила на свет его демонов.

Ожидаемо злых.

— Да? — оскалился Драко. — А мне казалось, я один люблю врать, — прорычал он. — Ничего ещё не кончено! — потому что он так сказал. Их споры и взгляды правдивее слов. — Думаешь, я настолько тупой?

— Может быть, — допускала она. — Ты не способен мне доверять, — прикрыв глаза, обронила Гермиона. — Даже тот поцелуй казался честнее тебя...

— Он и сейчас такой, — попытался вразумить её Драко. — Поверь, иногда лучше солгать.

Потому что на кону — годы. Волчья клятва жестока, оттого так сложна.

— Значит, быть со мной ты боишься больше, чем потерять! — во весь голос заявила Гермиона, и Драко не пересилил обиду:

— А ты целуешься со мной и трясёшься... Трясёшься, что про нас узнает Уизел. Оттого и устроила этот цирк! — он не забыл спарринг за джинсы: — Драка на раздевание? Серьёзно? А чего сразу не секс? — он хохотнул.

— При чём тут?.. — её настигло смятение. — Я просто. Хотела. Сбежать, — отчиталась Гермиона, ощущая всю глубину своей лжи. Между ними хаос из чувств, но только не безразличие. И плохо, что Малфой прав: — А Рон ни в чём не виноват!

Он не заслужил такой правды.

— Так кто из нас боится огласки? — Драко скривился.

— Зря я простила тебя, — отвергая его бахвальство, призналась она. — Ты мне не нужен, — и прежде, чем Малфой успел осознать: — Мне нужен тот, другой! — полный боли и чувств.

— Потому что он тебя спас? — сорвался Драко.

— А он меня спас? — обомлела она, догадавшись: — Хроноворот! — всего секунда раздумий — и Гермиона рванула вверх по лестнице, а Малфой...

...застыл.

Он знал: плохого уже не случилось. Знал, но почему-то застыл, страшась звука её шагов и нежданного крика. Может, время нельзя обмануть и от Мунго отделяют минуты...

— Стой! — нервно одёрнул Драко. — Да стой ты, прошу. Не беги, чёрт возьми! — воскликнул животный страх, и Гермиона его ощутила.

Она обернулась:

— Господи, да что же произошло? — рука легла на перила, ноги сковало, а грудь, наверно, перестала дышать. — Это... это случилось здесь? Он ведь рассказал тебе, да?

Драко крался по тёмным ступеням, боясь спугнуть её неподвижность:

— Он не в меру болтлив.

— Тогда... — Гермиона запнулась, — почему он лучше тебя?

— Но он — это я, — слова пульсом рвались наружу. — Он это я, — повторил Малфой, — ты не сможешь этого отрицать. Именно я прыгнул во времени. И если я чего-то не сделал, то не потому что я не могу!

— Что ты скрываешь? — Гермиона следила за ним, замирая. — Я чуть не погибла? Пускай! Но сейчас ты отталкиваешь меня не поэтому, — как в незримых страницах, читала она. — Чего ты боишься на самом деле?

Но Драко молчал. Молчал с усердием осла, только теперь понимая мотивы Поттера: этот геройский сморчок не верил Малфою. И как его осуждать, если сам себе не очень-то веришь? Он застыл и прислушался — к стуку сердца, совершенно не разбирая его тарабарский язык: тикая в висках, дребезжа под рёбрами, колошматя по венам он мало походил на доброе-вечное.

Драко очнулся от быстрого «пам-пам-пам-пам» — прямо по нервам, вырывая без спроса из тяжких мыслей. Каблучки Гермионы барабанили по ушам, и до сознанья дошло:

«Она опять за своё!»

Ей нужен тот, кто не станет молчать. Грейнджер перероет весь Мэнор, а пристальца найдёт.

«Вот что за дерьмо!» — Драко никогда так быстро не бегал. Через ступеньку, галопом, срываясь на рёв. Он поскользнулся на втором этаже, подскочил с прытью козла и опять понёсся вдогонку. Ещё пару пролётов — и Драко чуть не навалился на Грейнджер, вцепившись в плечо:

— Я боюсь, — он ощущал, как горит иссохшее горло, — боюсь тебя не любить. Теперь ты довольна?

Гермиону как обожгло. Что за страсть к непростым отношениям?

— Довольна? — сверлила взглядом она, ступая в рассеянной темноте коридора. — Что значит твоё «не любить»?

— То и значит! — буркнул Драко.

— Это какой-то боггарт — не чувствовать? — Гермиона закусила губу, всё меньше его понимая.

Она сделала шаг к дверям, но Малфой не отпускал, не отпускал её нрав и сущность, не пряча своего раздражения:

— Оставь меня, то есть не меня... Блин, оставь Драко в покое!

О-о-очень мудрая речь.

— А если я не хочу, что тогда? — с вызовом бросила Гермиона. Ощущая далёкий трепет, она усмехнулась: — Что ты сделаешь? Свяжешь меня?

— Может быть, — не устоял Драко. — Но что же он такого сказал, отчего ты выбрала его?.. — кровь густела, будто от жара. — А не меня, — кажется, он тихо себя ненавидел. И даже к себе её ревновал!

— Он почти ничего не сказал, — задумалась Гермиона под треск тусклых свечей. — Но было что-то в голосе, в негромком «прости», в шорохе за дверью, что мне хотелось его... — она мерцала внутренним светом, облекая чувства в слова: — ...поцеловать.

Гермиона как подстегнула — нахал впился ей в рот, обхватив сумасбродную голову и утопая пальцами в шёлке волос. Он смял несносные губы, коснулся тепла языком и беззвучно обнажил свою власть — упиваясь. Драко поцеловал её глубже, чем той хотелось, поцеловал почти безответно, но Грейнджер его довела — отказываясь принимать истину.

— Он это я. Я!.. Чёрт! — оторвавшись, заявил Малфой — в дюйме от оплеухи...

Но её не было.

Зато посыпалось:

— Ты дурак?

— Безусловно, — дурь тоже застит и мучит.

— Ты больной?

— О, да... — Она слабела, и Драко вновь тянулся к её лицу, распаляя: — И тебе лучше не знать, что я мысленно с тобой делаю.

Он поймал её стыд, наслаждаясь. И припал к гибкой шее — под безвольное «Хам!». Пусть он хам, но способен на ласку — вот так: без лжи, без прикрас. Он способен на больше, чем думал...

Его занесло.

А Гермиону настиг призрак ветвистого сада. И этот призрак разогнал кровь, как Драко — обиды. В плену его губ и рук, его слов и дыханья, Гермиона брела за ним, в полутьму, не слыша звука шагов и голоса совести — лишь удары сердца в своей глупой груди.

Но не смолкала:

— Всё кончено, я же сказала.

Плохо, что его рука на бедре утверждала обратное, а вопрос убивал:

— Когда? — Драко приник лбом к её лбу и, огладив изгиб, заточённый в невзрачные джинсы, ухватился за хлястик.

— Сейчас, — отозвавшись не только глазами. А Малфой путал и путал мысли, сцеловывая чушь её слов.

Гермиона охлаждала его своим «прекрати», только он будто не слышал:

— Разве? — Драко влёк и влёк её за собой, не стесняясь, будто время — вот сволочь! — его подгоняло. — Поверни ручку, — вышептал он, бережно прижимая Гермиону к двери.

И несложно понять, что там, за порогом, — нет места для «нет». Там вообще мало смысла... Зато поцелуи смелей и желанья бесспорны.

— Я не умею говорить, — Драко, не глядя на джинсы, подцепил знакомую пуговицу, — но я могу показать то, что чувствую. — Он приник к её уху, чтобы опять подразнить: — На тебе, в тебе, между ног...

— Замолчи, — Гермиона краснела: он уличал её в смертных грехах. И сбросила нахальную руку, защищая остатки стыда.

Только Малфой, как одержимый, приложил пальцы к её губам:

— Дай, — провёл по ним и спустился к блузке. Но до того, как Гермиона его оттолкнула: — Дай мне на тебя посмотреть. Просто... посмотреть, — жарко вторил он, прижав застёжку лёгкой рукой.

Петли замелькали перед глазами, и Гермиона не могла поверить, что позволяет себя раздевать, открывая жадному взору полоску тела.

— Хватит, я не могу, — ухватилась она за обрывки разума, почему-то вспомнив о Роне. Тот возник тяжкой ношей, пробуждая бессильные голоса, нашептывающие, что он... никогда...

…о таком не просил.

А Драко словно ощутил чужое присутствие и почти оскорбился:

— Ты не будешь его, если станешь моей, — со страстью обронил он и наконец посмотрел в глаза пронзительно-честно: — Если ты хочешь...

Войти в эту дверь.

Конечно, можно было солгать, но сил лгать больше не было.

Гермиона, едва дыша, повернула ручку, так же едва сознавая, что это «да». Потому Драко, будто не веря, привлёк её к себе:

— Подожди.

В ответ Грейнджер стала ещё убедительней — она поцеловала его. Её желание томилось внутри дни и ночи, ночи и дни, потому прорвалось раскалённо и страстно. Дверь распахнулась, и реальность размыло: за всплеском безумства, за вздохом и взглядом, за влечением губ. Комната будто сжалась до танца двух тел, и им было тесно в мятой одежде. Туфли слетели вслед за протестами, над которыми время не властно — только мгновения. Драко стащил бесполезные джинсы, и палочка Грейнджер, брякнув о пол, откатилась к камину. Он приподнял Гермиону за талию и, отпихнув ногой шмотки, шагнул к постели, поймав со вкусом её улыбку:

— Ма-а-астер, — шепнула она, опускаясь на ноги у спинки кровати.

С оттяжкой огладила польщённую грудь и, воюя с рубашкой, отклонилась назад, как тростинка. Она прижалась бедром к бедру и стащила рваный жаккард.

— Не спеши, я... я... — полуголым Драко пытался вернуть самообладание. — Я немного того... — он на грани, и парящие в воздухе джинсы его выдавали.

Гермиона не оглянулась:

— Я тоже, — её губы накрыли припухшие губы, и все «скелеты» исчезли под шелест касаний.

Гермиону шатнуло, и он — несдержанно, будто мальчик — уложил её на постель, разводя края блузы с животным порывом:

— Хочу тебя голой, горячей, как на ладони...

Под звук нетерпенья он метнулся к тонкому лифу, обнажая и грудь, и стремление. Со всей алчностью пьяных губ он прильнул к ней — к самой вершине и, слизывая заветный стон, скользнул рукой вниз — под адски простое, извращённо-целомудренное бельё. Он проложил влажную дорожку к плечам, позволяя нескромные «па» — там, где они особенно сладки. Его дико влекло туда, где нет всяких правил — есть только потребность в её несдержанной наготе, в разврате и нежности. Драко, ведомый предчувствием, наполнил слух жадным шёпотом, а постель — слиянием тел, когда ничего уже не важно, кроме исступлённой дрожи. Он успел лишь представить, как окажется в плену её ног, и...

— Подожди, — тихо взмолилась Гермиона, — пожалуйста... Сделай ещё кое-что, — просила она, оборвав порочные мысли.

И ласки.

— Что угодно, — Драко не лгал. Он, ей-Мерлин, так думал, прежде чем раздалось:

— Сними его, — она бездумно коснулась правой руки, — сними кольцо, — чисто и слишком наивно.

Конечно, пока Драко помолвлен, он не её Драко, но Гермиона не представляла, что её просьба как хренов ледяной душ.

— Гермиона, нет, — пытался остановить её Малфой, целуя свод изогнутого плеча. — Я не могу...

— Почему? — Гермиона отвела его светлые волосы, ища в лице намёк на ответы. — Ты собираешься стать чужим мужем? — отползла, словно освобождаясь. — Несмотря на нас? — сводя края блузки, злилась она.

— Иногда мне кажется, что я ничего не могу! — скрипя зубами, выстонал Малфой и, отвернувшись, присел на постели, ограждаясь от Гермионы стеной. — Но я не ставлю условий, — упрекнул Драко, припомнив Уизела.

— А я не выхожу замуж, — привстала она, робко касаясь поникшей спины. Он обернулся на миг, выдав вздох удивления.

— Но и я не женюсь на Астории, — растирая ноги, взбрыкнул он. — Не на ней...

— И на ком же? — допытывалась Гермиона, и Драко накрыло тревожным огнём.

Выбирать сложно, но должно. Выбирать порой вообще невозможно! И плохо оттого, что приходится выбирать.

— Это так важно?! — матёрым хищником взвилось нутро, и его прорвало: — На кольце груз заклятья. Волчий обет.

Он поднялся, стоя упрёком:

— Я хочу, чтобы ты ушла, — холодно объявил он. — Немедленно.

Гермиону опустошило:

— Волчий обет? Кровавая клятва? За что? — недоумевала она, закрываясь от боли.

— За глупость, за ревность, за тягу к дерьму, — шипел Драко, оголяя, как раны, проступки. — Короче, я наломал дров и попался. Я не свободен, я обручён, и... она меня не отпустит.

И уже не важно, кто она. Кольцо что капкан.

— Зачем же ты скрыл? — Гермиону от обмана душило: Гарри наверняка знал. Нотт знал. Кто ещё?..

Тот, кто её целовал.

— Ты не можешь меня спасти, — Драко так и не протолкнул правду в глотку.

— Что значит твоё «не можешь»? — Гермиона уже привыкла к каким-то обрывкам, к недомолвкам и спорам, но не к тому, что Драко навек потерян.

— Ты не можешь принять кару вместо меня и постареть в одночасье. Поседеть, сгорбиться, покрыться морщинами, — придавленной истиной, перечислял он: — Обету нужна невинная жертва. Увы, не моя.

Жестоко и верно.

Под сенью сумбурных, бредовых и прочих дум Гермиона сползла с постели, подхватила джинсы и, забыв о палочке, побрела прочь, обернувшись лишь на пороге:

— Поцелуй ведь развеет чары, — сказав это Драко, она вдруг ощутила его боггарта — и замкнулась, повторяя, как сон: — Но ты боишься меня не любить...

— Если чувства ненастоящие, ты останешься такой навсегда, — Драко дорисовал Гермионе седин, согнутый стан, нелестную грудь и паутинки-морщины. Но оставил глаза, горькие, как сейчас, саднящие своей красотою. — Уйди, я прошу...

Сомненья его доконают.

Гермиона смотрела на Драко с безмолвной надеждой, а он ссутулился, взвыл:

— Да что я за Малфой... такой! — развернулся и сбил с полки зеркало. Оно ударилось в стену россыпью брызг, полоснув по щеке осколком. Неглубоко, но действенно.

Драко выругался и прижался кистью к порезу, бросая Гермионе отчаянно-громко:

— Что же ты, дура, стоишь? — не уходишь.

Ему страшно.

Но она, уронив джинсы, шагнула навстречу и сдалась зову сердца:

— Влюбилась, наверно, — Гермиона объяла уставшую шею и прильнула к Малфою — покорной ему.

Назло всяким клятвам.

— Скажи, что мне сделать, — Драко зарылся в её мягкие, вздорные локоны, срываясь на нерв: — Просто скажи...

И Гермиона уже просила:

— Поцелуй меня, — время у них ещё есть.

А за минуты, полные вечности, можно отдать годы.

* * *

Поместье Гринграссов отличалось нескромным размахом и фантастическим садом, полным густой зелени с разных концов мира, включая реликты, которым позавидовала бы не только профессор Стебль, но и любой зельевар магической Англии. И Нотт не считал себя исключением. Днём чистый воздух замка оглашался мирным пением птиц, но уже к сумеркам те ожидаемо дремали, попрятавшись среди порослей и в кронах деревьев, а потому услаждать слух пришлось лишь звуком шагов и скрипом чугунных петель. Нотт только успел распахнуть ворота и ступить в сад, как под ногами что-то мелькнуло, и на дорожке к дому змейкой завилял небольшой огонёк, будто показывая гостю дорогу. Он не спешил, вышагивая на здоровых ногах, и понимал, что играть с Гринграссами не самое безобидное занятие, а выдавать себя за друга — откровенный обман, который приятно щекотал нервы. Тео не прошёл и половины пути, как магический проводник закружил вверх и цветной дымкой растаял в воздухе. Ноги невольно застыли, а в голове мелькнуло одно:

«Ты это не ты. Ты — Малфой».

— Драко? — услышал он за спиной преисполненный не нежности голос.

Нотт наспех сунул руку в карман, где должен алеть пресловутый перстень, развернулся и, копируя неторопливость приятеля, выдал расслабленно и вальяжно:

— А ты ждала кого-то другого, Астория? — в вечерних огнях она смотрелась не столько красавицей, сколько сторожевой статуей.

Которая ступила ему навстречу:

— Будущего папу я, точно, не ждала, — заметила без пяти минут дочь, и Тео лишь утвердился в своих подозрениях: Астория в курсе козней Бригитты. Похоже, любовь к скользким «забавам» у них семейное. — Ты же не думаешь, что я приму тебя с распростёртыми объятьями? — колко поинтересовалась она. — Не поздновато ли для визита?

— А влюблённые часов не наблюдают, — извилисто ввернул он, — как и почти женатые.

— Вынуждена тебе сообщить, что мамы нет дома, — правда, свет в окнах замка доказывал обратное, однако Асторию это не волновало. — Да и видеть невесту до свадьбы — плохая примета, — по обыкновению, съехидничала она.

— Очень на это надеюсь, — ответил Нотт, сознавая, что ему указали на дверь, только давать задний ход не собирался. — Поговорим начистоту? — предложил он ехидне, изучая золотые переливы в её волосах и выкладывая на стол не самые сильные козыри: — Тебе не нужен отец, а мне — твоя мать, так к чему эти игры, Астория?

— А разве их затеяла я? — негодовала она. — И не моя вина, что мама тебя подловила, — Гринграсс с удовлетворением улыбнулась. — У вас, у Малфоев, своеобразные взгляды на брак, — заметила она, косясь на руку с волшебным кольцом, что так невоспитанно прятали в левом кармане. — В какой-то момент я надеялась, что уж мозги-то у Малфоев есть, — Астория усмехнулась, — но, наверно, таскать яйца, как и думать, тебе не особо-то удаётся.

— Так значит, это Малфои сами себя обманули? — с сарказмом спросил Нотт, стремясь не выдать, как мало ему известно.

— Определённо, да! — Астория хохотнула. — А что касается клятвы, то ничего личного, папа... — на французский манер вставила она, делая к «Драко» ещё один шаг. — Просто бизнес. По-моему, всё вполне закономерно: ты не спросил — вот и тебя не спросили! — ткнула она.

— Не спросил что? — недопонял Нотт. Неужели... согласия?

— С чем я люблю употреблять наглых самовлюблённых блондинов! — поддела Астория. — Очевидно, что с кольцом.

Которое она — вот зараза! — не снимет: ясно без слов. Её говорящие глаза вернее любых обещаний. Эта заносчивая гусыня наслаждалась наказанием Драко, ведь он получил её как выгодный дар — думал, что получил! — не удостоив Асторию и минутного разговора.

— Я рад, что вам так весело, мадемуазель, — Тео намеренно менял тему, в которой был не силён, — но, может, разбавим веселье чем-то серьёзным?

— Неужели извиненьями? — вскинув брови, удивилась Астория.

Только Малфои в них не сильны, это и троллю известно.

— А как насчёт маленькой партии? Во что скажешь.

Да хоть в го!..

И Нотт эту горгону прижмёт. Рисковать он пока не разучился.

— Где на кону твоя горе-свобода? — уловив суть, озвучила Астория. — По-моему, у меня дежавю, — она покосилась на родовой замок и перешла к главному: — А что получу я?

Она стояла более чем близко, потому пугала и околдовывала. Её сладкий яд сводил с ума половину Англии, когда проступал в идеальных чертах острой соблазнительной тенью, и тогда даже Нотт ощущал, как болезненна красота, если она недоступна. Астория, будто не замечая, как действует на парней, свела брови, задумавшись, провела пальцами по волосам и задержала дыхание.

— У всех есть желания... — подсказал Тео, отрекаясь от своих. — Тайные и не очень, — на что она слегка раскраснелась, — но каким бы ни было твоё, я многое обещаю...

Феликс Фелицис почти законно.

Вслед за соблазном качнуло кусты, как и бедняжку-Асторию — нежданно-негаданно она упёрлась рукой ему в грудь и, сузив фиалковые глаза, прошептала:

— А если я захочу то, о чём ты не подумал?

Тео ожидаемо застыл. И едва не отшатнулся, выдав свой страх и сомнения, что мало вязалось с наглостью Драко, оттого подхватил:

— Так мы договорились? — он готов был поклясться, что Астория зашлась чем-то опасным, отчего сонный сад ожил, залившись гамом десятка птиц. Шорох их крыльев звучал возмущением.

— А ты сыграешь вслепую? — подначивала Астория, повышая риск до уровня «невозможно». — Иначе никак. Но если ты выиграешь, я сниму кольцо... — сквозь ропот пернатых пропела она, — без всяких условий.

Сад словно стих.

— Так во что сыграем? — Нотт не давал себе передумать.

Она отступила, чуть поджала нижнюю губу и бросила почти невзначай:

— В судьбу, — и уточнила: — Камень, ножницы, бумага... — проще некуда.

Только ставки в этой игре высоки.

Очень высоки.

Нотт не мог похвастать удачей — лишь набором мозгов, потому сглотнул волнение, ненадолго прикрыл глаза, вдохнул-выдохнул и выставил свободную руку:

— На счёт «три», дорогуша...

Гринграсс ожидаемо кивнула и, приняв вызов, сжала кулак:

— Раз, два...

— Три! — Нотт выбросил «камень» и перевёл взгляд.

Перед глазами предстала открытая нежная ладонь, а слух окутал переливчатый голос:

— Да, это не ножницы, — подтвердила она и заключила: — А ты — мой...

— Что значит «мой»? — потерялся ЛжеДрако и прикрикнул: — Что значит мой, Астория?!

— Что теперь ты мой, Теодор. Я тебя выиграла, — издеваясь, она улыбнулась.

— Как ты?.. Как?.. — Нотт невольно запнулся.

Где он ошибся? Когда? Чем себя — чёрт возьми! — выдал? Под уханье совы он нащупал фиал с остатками зелья.

И Астория будто уловила его метания:

— Ты можешь выглядеть как Малфой... Вести себя как... — она неодобрительно обвела того взглядом. — И даже говорить как он, — Гринграсс воистину злилась, но выдала мягче, чем ожидалось: — Только лёгкий аромат трав на твоей коже... не спрятать под Обороткой, — её злость будто вызвала ветер, и лицо Тео обдало холодком. Астория расправила плечи и обвинила: — Так к чему эта ложь? Ради свинодруга?

— Боюсь, тебе не понять, Мисс Акула, — осклабился Тео, сознавая, что кое-чего не учёл:

Запах.

«Лопух!»

— Почему не понять? Потому что я вещь? — взбунтовалась она и скривилась: — Твой Малфой по каким-то причинам решил, что я ему подхожу, — Астория всплеснула руками, и, качнув веткой, взвился вверх лирохвост — тот ещё пересмешник. Округа наполнилась дятловой дробью и немилостью дев: — Плевать он хотел на чужие чувства! Значит, мне плевать на его проблемы, — рьяно заключила она.

И плохо, что уже не до Малфоя.

— А разве я вещь? — завёлся Тео. — Ты знала, кто я, перед тем, как сыграть, — естественно, знала. Не девчонка — лиса! Он по-малфоевски растянул губы: — И ты поставила на кон меня!

Ему не сказав.

— Но зачем? — теперь полыхнул Нотт, отчего лирохвост, каркнув, распушил перья.

— А не надо было делать из меня дуру, — гневно упрекнула Астория. — Тебя послал твой дружок, так? — на этот вопрос она не ждала ответа. — Так передай ему, что ты во всём проиграл!

Но Нотт привык к словесным реваншам:

— Как и Бригитта — с моей Амортенцией. Я сдам вас Люциусу, — заявил он, ни на йоту не сомневаясь, что зелье возжелала мамаша. — Так что Драко ей не видать!

Астория даже не дрогнула. И опять хохотнула:

— Ты думаешь, это маме нужна Амортенция? — она выставила её напоказ.

— Но не тебе ж! — выпалил Нотт и мысленно вернулся назад: — Или... тебе? — обронил он, не представляя её мотивы. — И зачем? За тобой волочится каждый второй!

— Но не ты, — бесцветно прошептала она. Так размыто, что Нотт чудом расслышал.

— Ты хотела опоить зельем меня? — как пришпиленный, спросил Тео, даже не замечая, что чары начали исчезать, оттого молочные локоны стали темнеть, расставляя в своей густоте седые акценты. — Я что... какой-то каприз? — он хотел сделать шаг, но ногу словно зажало.

— Ты считаешь меня настолько гадкой?

И мига не прошло, как:

— Да! — на эмоциях грохнул он. — Очевидно, кому-то наскучили прилипалы, и Мисс Я-получаю-всё-что-хочу решила поиметь Нотта-калеку, — Тео подволакивал ногу и наступал на Гринграсс решительно-верно, исходя пряной желчью: — Мало мне чуть не пойти на корм детоеду... меня надо сожрать первой гусыне Англии!

Участь добычи его взбесила.

Он впервые назвал «гусыней» Асторию, назвал вот так — в лоб, однако не это её оглушило, а жуткая правда, которую Тео долго скрывал.

— Тогда, в Запретном лесу... — она запиналась, — н...на тебя напал детоед? Андернахский демон? — Гринграсс содрогнулась, представив его огромную не по размерам пасть, почерневшую от засохшей человеческой крови. С гнилой плотью, застрявшей в зубах.

— Тогда я подумал, что всё — конец, — повисла мерная тишина, в которой отбивался лишь ритм безумного сердца. Тяжесть воспоминаний Тео не успокоила, а придавила, оттого лоб весь покрылся испариной. — От яда тело одеревенело, а вокруг только вонь... только боль... я даже кричать не мог...

— Прости меня, — от стыда за прошлое внушала Астория, но ничего уже не вернуть. И обидных слов тоже. — Я была такой глупой...

Нотт услышал.

Но не прислушался.

Кусты встрепенулись, и от испуга она вскрикнула, решив, что в них засел детоед: мерзкий леший с горящими жёлтыми глазами и с духовой трубкой у рта. К тому же — с недюжинным аппетитом и безжалостным нравом. Его терновые, усеянные шипами ручища не знали пощады.

— Я даже не помню, как трансгрессировал, — Тео дёрнулся на инстинктах и, стиснув палочку, обернулся на шум.

Вместо лешего на траву присел второй лирохвост, издав голосом безупречной хозяйки:

— Нотт — идиот!

И Астория побледнела.

— Это просто глупая птица, — нелепо оправдывалась она, а щёки пылали.

Похоже, хохлатый болтун перехватил пару слов и повторял, как пластинку:

— Нотт — идиот!

— А я просто игрушка, — не верил Тео, до упора оттягивая ворот и обнажая широкий шрам. — Долбаная сломанная игрушка, — бередя старые раны, провозгласил он. — И если ты её получишь... — Тео стукнул палкой по каменным мышцам, — то выбросишь.

Он усмехнулся — усмехнулся цинично и уверенно, а Астория сорвалась:

— Я люблю тебя, Хромой идиот! — слишком громко. Слишком неправильно. — А ты носишься со своими зельями и ничего-ничего не видишь.

Нотт застыл, словно вкопанный. И где-то внутри понимал, ощущал нутром, да и отчётливо видел, что Мисс Высокомерие «топает ножкой», а не слабой девчонкой тянется к нему. Потому между ними не метр, а целый мир.

— Неужели ты и сейчас этого не видишь? — чуть дрожа, спросила она. — Ты не какой-то каприз... Я давно выросла, Тео! И ты мне нужен...

Потому что видит её саму — а не личико.

— Тогда, может, стоило сказать это прежде, чем превратить меня в бонус? — съязвил он. — Или до того, как решить опоить!

— Я была в отчаянии, — поделилась она. — А в отчаянии есть немного безумия, — оно и сейчас в ней. Только Астория не сдавалась, баюкая, как ребёнка, надежду. Та притаилась где-то в углу беспомощной крохой и молила прекратить эти пытки.

— Как и в запоздалых «прости», — Тео не мог всё забыть — по щелчку.

Его увечья и любовь Астории... не вязались.

Никак.

— Ну что мне сделать, чтобы ты поверил? Раздеться?! — сердилась она.

— Мне лучше уйти, — Тео чуть не развернулся, как:

— Хочешь, я помогу Драко? — Астория колебалась. Её приправленный твёрдостью голос дал трещину.

Конечно, Тео за этим пришёл, но разве в таком виде? В обмен на доверие. Оно, как и любовь, не подразумевает условий, иначе...

...это шантаж.

— Аттракцион невиданной щедрости! — с сарказмом изрёк он. — Что значит «хочешь»? Что ты сама этого не хочешь? — подытожил Нотт. — А с чего ты решила, что я другого выхода не найду? Ты лучше меня знаешь, что Клятву может разрушить другой!

— И заодно постареть, — огласила Астория. — А ты уверен, что этот «другой» не очередной каприз Малфоя? — с намёком на былые упрёки поинтересовалась она. — Тео, ты не всё знаешь...

— Астория, нет! — остановил он её. — Сердца открывают не так. «Ты — мне, я — тебе» не работает. Никогда.

Истина неизменна.

— А что работает? — возмутилась Астория. — Прикинуться Драко?!

Один — один.

Они оба сглупили.

— Давай оставим все игры, перестанем что-то кому-то доказывать, — приближалась она, испытывая Тео своей красотою. — И просто поговорим, — Астория искала в его чёрных глазах искупление. — Ты ко мне... — она запнулась, — ты... совсем ничего не чувствуешь?

— Я не чурбан, — юлил он, — но я слишком...

— Перестань, — перебила его Астория, практически нападая: — Ты не любишь меня? — слетело её высокомерие, остался лишь страх. И он зиял незримой дырою.

— Что за вопрос? — Нотт даже палочку уронил. Она стукнула о мостовую и откатилась назад.

— Вполне человеческий, — Астория не давала отвести взгляд. Она мягко коснулась его прохладной щеки. — Я знаю, ты не солжёшь, когда нельзя лгать. Такое я не прощу. Никто не простит.

— Я не буду тебе отвечать, — упрямился он, отводя пытливую руку.

— Скажи, что не любишь меня! — ходя по самому краю, диктовала Астория. Было что-то в упрямстве Тео... знакомое, а в его любимом лице — жестокое. Печально-пугливое. — Скажи.

— Нет, — в каком-то нелепом порыве выпалил Нотт и спохватился: — Так нельзя!.. — требовать откровений.

Он так давно запрещал себе правду, что, казалось, смирился с ней.

— Знаешь что, Теодор... Детоед покалечил лишь твоё тело, — черствела Астория, отступая, — остальное ты сделал сам, — она шагнула к дому и отмахнулась почти разбитой: — Завтра твой Малфой будет свободен. А теперь уходи.

— Астория... — её боль читалась в каждом движении.

— Уходи, — непримиримо и громко заявила она. — Оставь мне хотя бы гордость.

— Астория, я же не сказал... — Нотт схватил её тёплой рукою, терзаясь законной виной.

Поверить порою страшно... но ещё страшней — потерять.

— Разве? — взрываясь, Астория вырвалась. — А что ты сказал? Что я избалованная гусыня? — скалилась она, задетая до дерзких глубин. — А ты упёртый, мстительный, бесчувственный гад!

— Горгона, — привычно и ровно.

— Индюк!

— Продуманная змея.

— Бездарный тюлень! — она швырнула в него пузырьком. Просто вспылила. Но не могла ничего изменить.

Флакон ударился о грудь Нотта, упал и разбился о гладкие камни. Зелье растеклось, заискрило, пошло извилистыми парами и разлило свой аромат подобно цветущему саду.

И без того раскалённые чувства заволокло полупьяным туманом, Нотта качнуло:

— Большей занозы я в жизни не видел, — он будто забыл про подлую ногу и опёрся ею во весь свой рост. Осколки стекла затрещали. — Зачем ты... ты разбила флакон?

— Захотела, — Астория махнула рукой, и: — Я непростительно долго тебя терпела.

— Я тоже, — Тео сгрёб её беспутным юнцом, пока в него не полетело заклятье. Он терялся в хмельных парах, но не Амортенция довлела в крови, а нереальность их близости и влажного взгляда. — Ты не можешь меня любить, — очень ласково. Очень нежно. Сдерживая дикий порыв.

— Да, наверное, — она спасала себя, потому что Нотт уже склонялся к гневным губам, а душа ещё дико болела. — Не могу. И не буду, — аромат его кожи почти сбивал с ног.

— Но послушай... — Тео знал этот тон: обиженно-лживый.

— Ты извёл меня, ты измучил, — она упиралась в покатые плечи, сражая своей правотой.

— Я твой, дурочка, твой, — напомнил он страстно и рвано. — А ты невозможна...

Тео поцеловал её — потому что иначе не смог. Астория всегда была невозможной, но теперь стала безупречно-живой — когда обрушилась на него щемящей до срыва болью. Губы жались... терялись в жадных касаниях и беззвучно внушали только одно: они держались вдали нестерпимо долго. Все обиды растаяли в горячем дыхании, оголяя два сердца, и оба забылись в своём желании — быть ближе, чем велит безудержность губ.

И быть дальше от неуютного сада.

Лирохвост затянул соловьиную трель и вмешался странно-настойчиво:

— Нотт идиот!..

Астория лишь на миг оторвалась от его губ:

— Я убью эту птицу, — и Тео услышал наконец продолжение — из клюва пернатой отступницы:

— Нотт идиот, но я люблю его.

* * *

Гермиона проснулась, расслабленно сознавая, что ночь с Драко не самый разумный поступок. Но то, что он делал, что шептал, что, не стесняясь, выводил на её коже, вряд ли отдавало меньшим безумием. И банальным сексом это тоже не отдавало, зато чувствами...

...через край.

Все откровенья о клятве, о браке, о семействе Гринграссов потерялись за негою пробуждения и там бы они и остались, если бы память не отыскала их тень среди проблесков счастья.

Гермиона провела рукой по кровати, едва встрепенулась и услышала тихое:

— Доброе утро. — Открыла глаза.

Полуодетым — в мятых штанах, Драко сидел на краю постели, смотрел на соню, непривычно родной, и вдруг вскочил, выставив руки:

— Эй, стой!.. Не надо, стой!

Гермиона обернулась и успела заметить движение палочки:

— Петрификус Тоталус!

Знакомые чары накрыли её с головой.

________________________________________

* Иммобилюс Дуо — более мощный вариант Иммобилюса по аналогии с Остолбеней Дуо и Остолбеней Триа.

От автора: Лирохвосты, или птицы-лиры — весьма интересные птицы. Они примечательны тем, что имеют превосходную способность копировать звуки окружающей среды: пение других птиц, щелчок фотокамеры, рёв сигнализации, бензопилы и многое другое.

И ещё: Барнум и Бейли — владельцы цирка, знаменитого своим шоу уродцев, но в тексте фанфика меня слово "уродцев" коробило. А в контексте развлечения на потеху зрителям оно меня более чем коробит.