Гамбит на троих, или Ход бараном (гет)

Проспав почти до ужина, Гермиона почувствовала себя лучше и решила выйти почитать на свежем воздухе.

Ещё учась в школе, она обнаружила этот укромный уголок в самом дальнем конце сада — позади теплиц, вдали от излюбленных мест отдыха студентов. Вот и сейчас она пришла сюда вместе с Живоглотом, устроилась на скамейке и раскрыла книгу. Но грустные мысли мешали ей сосредоточиться, буквы складывались в слова, которых она не понимала. Как говорила в таких случаях Джинни, надо срочно принять гормон радости. Шоколадные конфеты кончились, звать эльфа не хотелось, и Гермиона использовала манящие чары, чтобы призвать из своих запасов пакетик любимого магловского жевательного мармелада. Благо, окно в её комнате так и осталось открыто.

Распечатав шуршащий пакетик, Гермиона засунула в рот конфетку. Вдруг со стороны теплиц послышался хлопок, словно что-то упало и разбилось. Живоглот поднял голову и насторожился.

Судя по всему, шум доносился из того самого деревянного сарая, у которого она утром видела Поппи и Минерву. Давным-давно там были личные помещения преподавателя травологии, но потом их перенесли в одну из новых теплиц, а старое строение стали использовать как склад, где хранили ящики с землёй, запасной инвентарь и запас удобрений.

— Наверное, Филч решил навести там порядок, — решила Гермиона.

Но Живоглота это, похоже, не убедило. Спрыгнув со скамейки, он побежал по дорожке туда, откуда доносились звуки, и Гермионе ничего не оставалось, как отправиться за ним. Подойдя к теплицам, Гермиона, к своему удивлению, увидела, что снаружи дверь пристройки была закрыта на засов.

Снова послышался тот же хлопок. Внутри явно кто-то был, и этот «кто-то» был там заперт.

Осмотревшись, Гермиона заметила, что одно окно в пристройке было приоткрыто. В борьбе между разумом и страхом в очередной раз победило гриффиндорское любопытство. Достав волшебную палочку, Гермиона, осторожно ступая, подобралась к этому окну, но Живоглот опередил её и неожиданно запрыгнул внутрь.

— Стой! Ты куда? — закричала Гермиона, рванулась к двери, решительно откинула засов, распахнула дверь и замерла на пороге.

В помещении было довольно темно — через грязные стёкла свет почти не проникал. Гермиона наколдовала световой шарик и в его свете увидела нечто неожиданное и странное.

В дальнем углу из-за стеллажа выглядывала чёрная мохнатая морда, а Живоглот, выгнув спину в дугу и задрав хвост, громко и агрессивно шипел. Обладатель морды агрессии не проявлял и, видимо, решив, что ему ничего не угрожает, шагнул вперёд. Изумлённому взору Гермионы предстал обычный и совсем не страшный барашек.

«Вот уж правду говорят, что у страха глаза велики», — облегчённо подумала она.

Баран сделал ещё шаг и зацепил рогом стоящий на полке глиняный горшок. Горшок слетел на пол и разбился с тем самым хлопком, который ранее привлёк внимание Гермионы.

Дальше всё произошло слишком быстро.

Живоглот вдруг подпрыгнул и вцепился когтями в морду барана. Раздалось истошное блеяние. Баран взбрыкнул и замотал головой, пытаясь сбросить обидчика, при этом цепляя рогами всё подряд. Со стеллажа посыпались горшки, инструменты и прочая хозяйственная утварь. Один из горшков угодил в Живоглота. Кот разжал хватку, отскочил в сторону, припал к земле и замер. Баран же, почувствовав свободу, ринулся к выходу. Гермиона рефлекторно отпрянула, и он пронёсся как раз по тому месту, где она только что стояла. Выскочив из сарая на яркий свет, баран неожиданно остановился, покрутил головой и, видимо, потеряв ко всему интерес, принялся беззаботно щипать траву.

Гермиона опустилась на землю, чувствуя, что сердце колотится так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.

Из-за дверного косяка настороженно выглянул Живоглот. Оценив ситуацию, он вышел из пристройки, важно задрал хвост, победоносно прошествовал мимо сидящей на земле хозяйки и скрылся в кустах.

Продолжая пощипывать травку, баран неспешно приближался к Гермионе и вскоре оказался практически рядом. Он был небольшой, ростом всего около трёх футов, заросший густой, длинной белой шерстью, но с абсолютно чёрной мордой и небольшими черными пятнами вокруг глаз, на коленях и у самых копыт. Голову его венчали торчащие в разные стороны закрученные рога.

— Откуда ты взялся? — произнесла Гермиона почти шёпотом, опасаясь снова напугать барана. — И зачем Минерва с Поппи тебя заперли?

Ответа, естественно, не последовало. Зато раздалось шуршание — барашек наткнулся на выпавший из кармана Гермионы разорванный пакет с жевательным мармеладом. Захватив подвижными губами конфетку, он начал её пережёвывать, быстро двигая челюстями и показывая мелкие белые зубы.

— А ты, оказывается, сладкоежка, — улыбнулась Гермиона.

Баран искоса посмотрел на неё, и Гермиона осмелела. Протянув руку, она дотронулась до шелковистой шерсти, провела рукой по горбоносой морде и на своих пальцах заметила кровь. Похоже, это Живоглот оставил на носу барана несколько глубоких порезов своими когтями. Гермиона растерялась — как лечить животных она не знала.

— Пойдём к мадам Помфри, попросим её помочь тебе, — с этими словами она встала и шагнула в сторону замка.

Баран не двинулся с места. Тогда Гермиона достала из пакета мармеладку и положила её на ладонь. Барашек переступил с ноги на ногу, пожевал губами, подошёл ближе и забрал конфету. Приманивая барана таким способом, Гермиона привела его в замок. В холле она убрала пакетик с мармеладом в карман и погладила барашка по спине.

— Наверное, ты не сможешь подняться по лестнице, — предположила она. — Подожди здесь, я приведу Поппи.

Но барашек, тычась мордой в карман, где лежали конфеты, упрямо следовал за ней, перескакивая со ступеньки на ступеньку.

В коридоре второго этажа они столкнулись с Помфри.

— Ну, как прогулка? — поинтересовалась она и вдруг переменилась в лице. — А он откуда здесь взялся?

— Это я привела, — Гермиона присела перед барашком, ласково потрепала его по шее и показала следы крови на мордочке. — Смотрите, как Живоглот поранил его. Вы ведь сможете залечить эти ранки? Только не прогоняйте его, пожалуйста.

— Его прогонишь, как же, — пробурчала Помфри. — Нет, ну надо же, всё-таки нашёл добрую душу, которая его пожалела. О чём только раньше думал?

— Что-то я не понимаю, Поппи, — Гермиона удивлённо посмотрела на мадам Помфри. — О чём он вообще может думать? Это же баран.

Помфри усмехнулась.

— Вот именно. Баран — он и есть баран. Ладно, — она пресекла готовые сорваться с губ Гермионы вопросы. — Веди его в лазарет. Будем лечить твоего страдальца.

Позже в Больничное крыло заглянула МакГонагалл. Увидев Гермиону, увлечённо кормившую барашка свежими листьями салата, доставленными из кухни, она ахнула. На звук из своих комнат вышла Помфри.

— Поппи, это… — голос Минервы дрогнул. — Это то, о чём я думаю?

Помфри молча кивнула.

— Но мы же… — МакГонагалл понизила голос, — мы же спрятали его.

— Я ходила туда, — мрачно ответила Помфри. — Он разгромил кладовую Помоны. Кое-какой порядок я там навела, но рассыпанную землю из ящиков и разбитые бутылки с удобрениями она нам не простит. Вот скажи, чего ему не хватало? Мы ему и траву оставили, и воду.

Гермиона слушала их и ничего не понимала. В конце концов она не выдержала.

— О чём вы говорите? Зачем вы его вообще заперли в сарае? Это милое животное, наверное, сбежало из загона Хагрида?

— Милое животное? — странно тонким голосом переспросила МакГонагалл.

— Минерва! — шикнула Помфри.

МакГонагалл осеклась, поджав губы.

— Вы что-то скрываете от меня? — Гермиона поднялась на ноги.

МакГонагалл и Помфри переглянулись. Гермиона вдруг вспомнила, что сегодня уже видела эти многозначительные переглядывания и перешла в наступление.

— Значит, так! Или вы мне сейчас же говорите правду, или я применю легилименцию! — сердито произнесла она. — Я предупреждаю!

— Ох, даже не знаю, как тебе сказать, — поспешно ответила МакГонагалл. — Дамблдор не хотел, чтобы ты узнала. Ты только не волнуйся. А лучше — вот, выпей ещё успокоительного.

Поппи суетливо протянула Гермионе флакон с зельем, и они с Минервой в очередной раз переглянулись. Помфри пожала плечами и кивнула. МакГонагалл сокрушённо покачала головой и заговорила медленно, словно подбирая слова:

— Одним словом… вчера Дамблдор побеседовал с Северусом… И они слегка… кхм… повздорили. Дамблдор обозвал Северуса… бараном.

МакГонагалл с мольбой посмотрела на Помфри, ища поддержку, но та отвернулась, делая вид, что изучает этикетки на флаконах с зельями.

— И? — Гермиона начала проявлять нетерпение.

МакГонагалл глубоко вздохнула и закончила на одном дыхании:

— И вот теперь у нас есть баран.

Гермиона молча переводила взгляд с МакГонагалл на Помфри и обратно, а потом переспросила:

— То есть вы хотите сказать, что это… Это что? Северус?

На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Гермиона с воплем отпрянула от барана, одним скачком запрыгнула на кровать и поджала ноги, словно боялась, что баран-Снейп бросится кусать её за пятки.

— Да как такое возможно? — прошептала она.

— Успокойся, дорогая, прошу тебя, — МакГонагалл подошла к Гермионе и присела на край её кровати. — Я не одобряю поступок Дамблдора. Мы никогда не используем подобные превращения, как наказание, но Дамблдор не стал даже слушать меня. Он сказал, что всё останется так до его возвращения.

— Значит, до завтра? — ахнула Гермиона. — Вы вообще представляете, что будет, когда Дамблдор снимет заклятие? Северус же… Нам всем… О Мерлин!

МакГонагалл развела руками и натянуто улыбнулась.

— Минерва, вы расколдовали Малфоя, когда профессор Грюм превратил его в хорька, — взмолилась Гермиона. — Пожалуйста, сделайте что-нибудь.

— Там была обычная трансфигурация. А здесь… Я не знаю, что за чары использовал Дамблдор, поэтому не смогу ничего сделать, — с искренним сожалением ответила МакГонагалл и добавила строгим голосом: — И тебе запрещаю пытаться. Ты же не хочешь сделать ещё хуже?

Гермиона отрицательно замотала головой.

— Давайте смотреть правде в глаза, — раздался голос Помфри. — Что случилось, то случилось. Изменить мы ничего не можем, остаётся только ждать и как-то пока мириться с этим.

Все трое подавленно замолчали, а баран доел салатные листья и переключился на фикус, растущий в кадке у окна.

— Ты что делаешь! — воскликнула Помфри. — Совсем что ли не соображаешь?

С этими словами она отлевитировала все декоративные растения из больничного зала в свой кабинет, а перед бараном появилась очередная корзина с травой и листьями.

— Как вы думаете, он понимает, что мы говорим? — тихо спросила Гермиона.

— Не знаю, — МакГонагалл пожала плечами. — Анимаги, например, всё понимают и помнят всё, что было с ними в облике животного.

Гермиона посмотрела на аппетитно жующего траву барашка.

— Странно, Северус никогда не любил ни зелень, ни сладости, а сейчас…

— Ничего странного, — отрешённо проговорила МакГонагалл. — Обычно я тоже не люблю мышей.

Гермиона искоса взглянула на задумавшуюся о чём-то своём МакГонагалл и закусила губу, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть со смеху.

Вечером они с МакГонагалл долго не могли договориться о том, где будет жить баран до возвращения Дамблдора. Исполняющая обязанности директора школы категорически возражала против присутствия барана в Больничном крыле или жилой комнате сотрудника, а Гермиона даже слышать не хотела о том, чтобы отправить Северуса обратно в пристройку к теплицам. Тогда МакГонагалл предложила компромисс — открыть одиннадцатый кабинет на первом этаже, где в своё время Дамблдор создал лесную поляну для кентавра Флоренца, принявшего должность преподавателя Прорицания. Гермиона этот вариант одобрила, но с условием, что останется там вместе со своим бараном. Однако попасть в запечатанный директором кабинет оказалось невозможно — это не получилось даже у МакГонагалл.

В конечном итоге Минерва сдалась, позволив своей упрямой любимице поступать так, как она пожелает. Так в комнате Гермионы появилась магически расширенная ниша, в которой талантливая ученица профессора трансфигурации создала небольшой загончик, устланный сеном. Туда эльфы поставили кадку со свежей водой и корзины с пищей для временного жильца.

* * *

В окно лился лунный свет, наполняя комнату зыбким сиянием. Баран обживал своё новое пристанище, а Живоглот внимательно следил за ним, заняв пост в ногах у своей хозяйки.

Гермиона крепко спала и снилось ей, что они с Северусом оказались в дремучей чаще. Под кронами высоких деревьев царило чародейское безмолвие, а прямо перед ними, в волшебной паутине узоров, сплетённых из стеблей и тонких листьев, пылал, переливаясь и искрясь, легендарный Цветок Папоротника.